Форум » Архив форума » в этом хорошем театре :) то бишь в "Сатириконе". ЧАСТЬ 9 » Ответить
в этом хорошем театре :) то бишь в "Сатириконе". ЧАСТЬ 9
Administrator: в этом хорошем театре :) то бишь в "Сатириконе" ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7 ЧАСТЬ 8
Administrator: Марина Поздняк и Агриппина Стеклова. "Укрощение"
Administrator: От зрителя "Все оттенки голубого" Сатирикон, прогон, 23 мая 2015 Спектакль с маркировкой 21+, способствующий смягчению нравов. Это, по-моему, первый случай в Сатириконе, когда +21, причем именно этот спектакль нуждается в снижении порога, его нужно смотреть ровесникам героя, то есть шестнадцатилетним. Я уверена, что Райкина привлекла не скандальность темы, не эпатаж, а желание высказаться: скандальная слава Сатирикону не нужна, напротив, опасна, и тем не менее театр на нее пошел. Если отстраниться от конкретики, увидим, что и недавняя "Кухня" была про это - про то, что для любого общества самое важное - человек, а не абстрактные "традиционные ценности", веками выработанные для того, чтобы упростить жизнь большинству. Но "Кухня" - спектакль формальный, к тому же поставленной по архаичной пьесе, "Все оттенки" намного интереснее. Во-первых, современный материал, узнаваемые реалии (драматург - Владимир Зайцев, совпадение с романом Мураками ничтожное). Во-вторых, "одинокий голос человека" был поручен тому же актеру, кто и в "Кухне" прозвучал сильнее и точнее всех, но там у него был только один монолог, да и то не главный. В "Оттенках" у Никиты Смольянинова не просто главная роль: сам спектакль по сути - это его рассказ, его поток сознания, и он с такой задачей справляется. Важно еще и то, что молодой актер выглядит, как старшеклассник, и по возрасту недалеко ушел от героя - почти ребенка, только начинающего узнавать взрослую жизнь и сильно зависящего от родителей. Актеры Сатирикона, как правило, играют неровно, на разных уровнях, но в этом спектакле точно подобраны главные исполнители. У Агриппины Стекловой - серьезная роль матери мальчика, с большим диапазоном возможностей, которые актриса использует в полной мере. Трагические сцены заставили вспомнить ее великолепную Елизавету в "Ричарде III". В роли отца - Владимир Большов и Олег Тополянский. Мне вчера достался Тополянский - очень хорошая, сильная работа. Еще отметила бы монолог учительницы в исполнении Алены Разживиной и девочку Вику - Елизавету Мартинес. Я уверена, что нарастающему кликушеству "активистов" нельзя противостоять только с помощью стеба и высокомерного снобизма, как это происходит обычно. Райкин пытается говорить с полузомбированным зрителем на языке, который может быть ему понятен и не будет вызывать сильного отторжения. Понятно, что любая симпатия к человеку, который "не как все" сейчас может быть расценена как "пропаганда гомосексуализма", и театр действительно идет на риск, затрагивая столь болезненные вопросы. Но тема, конечно же, намного шире. И неслучайно никаких специфических сцен, способных шокировать зрителей или, напротив, привлечь их, в спектакле нет. В этом смысле "Оттенки" принципиально отличаются от "юго-западной" "Комнаты Джованни" (кстати, Валерий Белякович вчера присутствовал на прогоне). И едва ли не более важными и проблемными оказываются роли родителей мальчика - людей, которые должны сделать выбор между "традиционными ценностями", сформулированными обществом, и законом природы, требующим, чтобы родители защищали и охраняли своего ребенка (не совершившего никакого преступления, никакой подлости!). Спектакль поставлен по-хорошему просто, с использованием сильных сторон Сатирикона. Он динамичен, сначала в нем много смешных моментов, с помощью которых зрителя "приучают" к теме. Нецензурная лексика, скорее всего, на премьере уйдет (хотя ее использование оправданно и создает нужный эффект). Простое, но очень подходящее к случаю музыкальное оформление - Чайковский.
Innamorata: От зрителя То, что я увидела позавчера в Сатириконе, потрясло меня и потрясло так, что потряхивало весь вечер. Я была на прогоне со зрителем спектакля "Все оттенки голубого" в постановке Константина Райкина. Это нашумевшая пьеса 2014 года, получившая кучу премий. Райкин перед спектаклем говорил вступительное слово и очень попросил, если кому-то не вмоготу, то лучше встать и просто уйти. Не надо мучать себя и актеров, а потом писать гадкие отзывы. Актеры вышли на тот уровень, когда им важен зритель и его реакция. И надеялся, что за смехом и шутками мы все же увидим духовный посыл и суть спектакля. Ведь раз мы уже пришли в театр, значит некий уровень духовности уже в нас присутствует. И да, 21+ Это не пропаганда гомосексуализма, вообще. Не защита. Не обвинение. Не давление на жалость. Не требование прав. Это о любви. Не о любви парня к парню. А о любви родителей к сыну, о любви сына к маме и папе, о любви человека к человеку, иногда почти постороннему. Никто не обещал, что эта любовь безусловная, светлая и чистая. Она такая, какой чаще всего мы и видим ее в жизни. И от этого еще страшнее Гениальные работы актеров !! Агриппина Стеклова , Никита Смольянинов и Олег Тополянский БРАВО. Вообще всей команде браво! Такой искренний, пронзительный и честный разговор о сложной теме. Час ржали в голос. Час сидели в тишине... Только слышала хлюпанье носов иногда. Если есть возможность, идите и смотрите. Ведите своих детей. Это театр в лучшем его проявлении.
Innamorata: Скетч к спектаклю "Все оттенки голубого"
Administrator: От зрителя Все оттенки голубого Вчера побывала на предпремьерном показе в театре "Сатирикон". Спектакль "Все оттенки голубого". Да да. это то о чём вы подумали. Интересно, а как вы подумали? С иронией, с ужасом, с брезгливостью или с пониманием? Вот представляете, ваш ребенкой подходит к вам и говорит "Я-гей". И что?Что будет с вами ? А каково ему??? Это очень честный, жестокий и катарсисный спектакль. Из всех жил, из всех нервов. До слёз. Да, зал рыдал.Рыдал сосед, всхлипывала подруга, и у меня тоже текли слёзы. Гомосексуализм это огромная проблема. И проблема именно в том, ЧТО приводит к нему,и КАК реагирует общество. По моему, в этом спектакле всё предельно ясно рассказано об этом. И главное, с таким талантом. Артисты играли, что называется "на разрыв аорты". Правда. И ещё спектакль не сколько про "голубых", сколько про то как испорчено общество недопониманием, ненавистью, предрассудками, которые приводят к тяжёлым последствиям. Спектакль живой, порой весёлый, но всё-таки очень грустный и тяжёлый. Огромный поклон Мастеру Константину Райкину за этот Поступок, иначе я этот спектакль не могу назвать. И да. категория "21+", конечно.
Innamorata: "Все оттенки голубого"
Administrator: Отсюда Константин Райкин шокировал геем © Дни.Ру 29 мая в театре «Сатирикон» состоится премьера одновременно леденящей кровь и бросающей в жар пьесы «Все оттенки голубого» о камин-ауте подростка. «Будьте готовы к шоку!» – предупредил гостей генеральной репетиции спектакля режиссер Константин Райкин и не обманул. Маэстро лично встречал в холле театра первых зрителей его постановки, среди которых оказался корреспондент интернет-газеты Дни.Ру. Проводив в зал счастливцев, удостоенных чести увидеть «Все оттенки голубого» в числе первых, Константин предупредил, что это генеральный прогон, а значит, возможны остановки, поправки и любые другие неожиданности. Также Райкин отдельно обратился к зрителям постарше (особенно к тем, кто приближается к пенсионному возрасту) и морально подготовил их к шоку. В спектакле немало внимания уделяется очень непростой и скользкой для нашего общества теме, а именно гомосексуализму, поэтому кого-то это могло неприятно удивить, в то время как нынешняя молодежь и не такое уже видела в современных фильмах. Однако у спектакля есть возрастное ограничение – 21+. Зрители заверили своего кумира, что изначально понимали, о чем может быть спектакль с таким названием («Все оттенки голубого»), готовы ко всему и уверены в успехе постановки, так как над ней работал истинный профи. Константин занял свое место в зале, над гостями, чтобы видеть реакцию зрителей на те или иные реплики и эпизоды. На стол перед собой Райкин положил пухлую тетрадь, видимо, для заметок. Говорят, он очень строг со своими актерами и ювелирно доводит их игру до абсолютного совершенства. При наблюдении за взволнованными и заинтригованными зрителями генерального прогона, актерами, сгоравшими от любопытства (как люди примут пьесу?), и режиссером, внимательно следившим, чтобы все прошло без сучка и задоринки, ощущалась истинная душа театра, живая и сильная. Примечательно, что обещанных остановок и поправок не было, как и антракта. Артисты без перерыва отыграли спектакль блестяще и – на взгляд обывателя – без помарок и фальши. Постановка вся пропитана тонким юмором, поэтому зрители смеялись от души. И плакали так же бурно, как и веселились. Спектакль заставляет аудиторию прочувствовать всю гамму разноплановых эмоций. Безудержная радость быстро сменяется острейшей болью и страхом. Достаточно просто представить себя на месте выросших в Советском Союзе папы-военного, мнительных мамы и бабушки, которые узнали, что их кровиночка – гей. «Это похоже на американские горки. Сначала вы поднимаетесь вверх на шутках и комичных ситуациях, гогоча во все горло. А потом вас резко сбрасывают в семейный ад… И на выходе из театра вы пребываете в невесомости своих мыслей и впечатлений», – поделился с Днями.Ру своими эмоциями после спектакля актер Владимир Иваний. Пронзительная история Владимира Зайцева о том, как желая «спасти» мальчика, сделать его таким, как все, родители фактически убивают его, прогремела в прошлом году на фестивале современной драматургии «Драма Новый Код» в Красноярске, заняв там первое место, и попала в шорт-лист престижного московского фестиваля «Любимовка». Сюжет заинтересовал Константина Райкина, и он решил поставить эту пьесу у себя в «Сатириконе», утвердив на роль мамы заслуженную артистку России Агриппину Стеклову. Главного героя талантливо сыграл молодой актер Никита Смольянинов. «Это жесткий разговор про современную жизнь, давно такого не читал. Спектакль очень удивит. Живая, талантливая пьеса, написанная в 2014 году, сердечная, эмоциональная, полная юмора и горечи. Она очень откровенно и честно освещает вопросы, которые на отечественной сцене поднимать было не принято», – рассказал обо «Всех оттенках голубого» Райкин. Создатели спектакля просят не путать его с одноименной пьесой Рю Мураками, написанной в 70-е годы. Кроме названия, их мало что объединяет. В пьесе Зайцева затрагивается сразу несколько проблем: там есть и конфликт поколений, и непримиримость разных мировоззрений, и вопрос свободы личности в современном обществе. Узнав, что сын – гомосексуалист, родители пытаются его «перевоспитать», что приводит к трагедии. Стремительно покидая зал, заплаканные зрители кланялись Райкину и говорили ему спасибо. Из театра они выходили с широко распахнутыми глазами, от обмена впечатлениями со своими спутниками отказывались, заявляя, что они в шоке и им нужно несколько часов тишины для того, чтобы все обдумать и переварить полученную информацию.
Локоны: От зрителя Довелось по оказии посетить премьеру спектакля "Все оттенки голубого" в Сатириконе. Поражен и восхищен: смелостью режиссера, честностью артистов, иронией и надрывом, смехом и горечью, — всем тем, чем наполнена эта знаковая постановка! Знаковая потому, что впервые с большой сцены прозвучала мысль о нелепости и нечестности попыток перекроить человека под мерки своего понимания "правильности" интимной составляющей человеческих отношений; о подлости стереотипов, столкновение с которыми делает из самых близких — людей, подверженных эгоистичному страху; о горечи последствий, ставших результатом грубого насилия над человеком и человеческим достоинством в абсурдных попытках некоторых людей, — не понимающих сути проблемы и не желающих приблизиться к таковому пониманию, — исключить проблему из своей жизни методом страуса в клетке с каменным полом. Об осознании собственной жестокой эгоистичности. Надеюсь, в конце концов о примирении во имя любви. Постановка впитала в себя большое число самых распространенных стереотипов, которыми обладают люди, никогда в своей "прежней жизни" не допускающие возможности появления в поле их внимания — в ближнем круге — человека, природа влечения к людям которого отличается от таковой у подавляющего большинства, стоящего под незыблемыми знаменами "традиционных ценностей". Какие-то из них вызывают нескрываемую улыбку, другие же продирают до слез. Каждый из главных героев проживает на сцене свою трагедию — ситуацию, по определению, неразрешимую никак, — и у каждого из них она имеет свой "голубой оттенок". Здесь уместно вспомнить, например, "Молитвы для Бобби", в основном из-за изменений, происходящие с персонажем Матери Мальчика. Здесь, правда, в отличие от "Молитв" не затрагивается тема религии, — да и слава богу! Мне кажется, равнодушных не было. То есть было человек 10, которые ушли во время спектакля, но из них потом четверо вернулись. Были долгие овации, кричали "браво", актеров не отпускали со сцены. Потом вышел Константин Аркадьевич Райкин, поставивший спектакль, человек, на которого, боюсь, за эту постановку еще немало грязи выльют: и за "подрыв" "духовных скреп" в угоду своим творческим амбициям, и за "отработку госдеповских гонораров", и за "льющуюся по сцены пошлость"... Но уверен, что для многих он останется в качестве человека, сумевшего талантливо показать ту неизмеримо сложную проблему, которую в нашей стране сегодня установлено на государевом уровне окрашивать в самые неприглядные, обманчивые краски. А ведь во тьме оттенки любых, не только голубых цветов становятся темными. Поэтому — благодарность за свет во имя человеческого достоинства и любви! Спасибо!
Administrator: С сайта Театра Сатирикон О НОВОМ СПЕКТАКЛЕ И НЕ ТОЛЬКО… (РАЗГОВОР С ХУДОЖНИКОМ ДМИТРИЕМ РАЗУМОВЫМ) Ученик знаменитого Олега Шейнциса рассказывает о своей работе над спектаклем «Все оттенки голубого», о современном мире и о том, что ждёт человечество в ближайшем будущем. Дмитрий Разумов – известный театральный художник – работал в МХТ, Театре. doc, театре «Практика». Оформлял спектакли в Краснодаре, Новосибирске, Перми, Омске, Эстонии, Польше. «Все оттенки голубого» – не первая его работа в «Сатириконе». Дмитрий уже сделал несколько спектаклей с Константином Райкиным: сценографию в «Кухне» А. Уэскера (2014), сценографию и костюмы в «Ромео и Джульетта» (2012), «Деньги» («Не было ни гроша, да вдруг алтын», 2010). - Дмитрий, от чего вы обычно отталкиваетесь, когда приступаете к новой работе? - Сначала от текста. Константин Аркадьевич дает мне текст, я его читаю, происходит важная встреча с текстом: эмоции, мысли, которые он вызывает. Потом я всегда погружаюсь в дополнительный материал, что-то изучаю. В данном случае немножко проще: это про нас, про современность. Во «Всех оттенках голубого» нет исторических персонажей. Но я не люблю чистую стилизацию, например, историческую – для театра это всегда скучно и не выгодно. Такой подход, скорее, необходим в кино. Для театра всегда должен быть элемент адаптации – художественное преображение предлагаемых обстоятельств, даже в современной пьесе. - У вас почти в каждой работе, даже в классике, есть отзвук сегодняшнего дня. - Да. Я – современный человек, современный художник, живу вот в этом мире. Моя цель, мое предназначение – трансляция смысла, который я нахожу в себе, в окружающем мире. Мое созерцание соединяется с работой. И все это мне интересно преобразовывать. Вот Островский, например. Есть Малый театр. А есть «Сатирикон» – всегда очень живой, энергичный театр. Само его название говорит за себя, в нем многое заложено – как будто труба, которая громко трубит. Труба не может трубить тихо. В пьесе «Не было ни гроша, да вдруг алтын» у Островского – окраина. Что такое окраина Москвы? Это гаражи. И отсюда пошло: промзона, железная дорога, какое-то мимо проходящее счастье, неуловимое время. Во всем этом живут три семьи разного материального состояния: бомжи, живущие в контейнере, есть люди вороватые – они более состоятельные, есть люди, которые живут на зарплату. Все это тоже было важно. Во «Всех оттенках голубого» мне нравится, как Константин Аркадьевич реагирует на современность, на социальность, на социальную направленность. Мне нравится его позиция. Сейчас, на мой взгляд, проблема именно в том, что у театров очень много проектов – таких штампованных, одноразовых, как стаканчики, про которые уже сразу все понятно. Сейчас театральное искусство смешивается с дизайном. А дизайн – это другое. Дизайн – это то, что радует глаз, что-то такое комфортное, приятное. Театр же – пространство мысли, которое должно будить в зрителях мысли и эмоции. - А какой образ сегодняшнего дня вы нашли во «Всех оттенках...»? - С большой сцены на эту тему никогда в русском театре не говорил никто. Про то, как мальчик осознает, что он нетрадиционной ориентации. Здесь нет никакой пропаганды гомосексуализма. Знаете ситуацию с «Тангейзером». Бред же! Это черное, это белое – так не бывает. Между черным и белым миллионы оттенков. И пьеса так называется. Мир многообразен. В искусство не могут приходить попы «от Всех русских Святых Советского района». Звучит апокалиптически. От чего мы с Райкиным отталкивались? В пьесе есть тема. Мы не хотели уходить в такой театр Док – здесь все-таки большая сцена. Мы хотели найти форму, которая будет не бытовая, но в то же время в ней бытовые диалоги, окружающая реальность. У нас возник образ. Там есть мотив Чайковского. Мы взяли структуру балетного театра, кулисную систему. Но убрали всю живопись. Это декорации а-ля «Лебединое озеро», но без живописности. В балете есть солисты, а есть кордебалет, который выжидающе-осуждающе сидит где-то в глубине. То есть, солисты и остальные. И между ними конфликт – зона непонятной энергии. И мы создавали такое: есть персонаж, и есть остальные, которые не принимают, осуждают то, что происходит с главным героем. Хотя в пьесе много документальных вещей, есть реальные события. Например, рассказ о парне из Волгограда. Ему размозжили голову кирпичом за признание в том, что он гей. Дикость! Наша цель донести до зрителя, что самое важное – это любовь, чтобы люди задумались не о войне, а о мире. Наше третье тысячелетие – эра совершенствования. Либо человечество самоуничтожится, либо выйдет на новый уровень, на новый энергетический виток. Что-то должно сейчас произойти. Это витает в воздухе. Что-то новое приходит, старое находится в агонии, но не будет сдавать своих позиций. - Как вы чувствуете актеров, которые будут существовать в ваших декорациях? Сценограф Александр Шишкин говорит: «Я хочу, чтобы актерам было неудобно в моих декорациях». - Я его очень хорошо понимаю. Для меня сценография – пространство, как предлагаемые обстоятельства для артистов. Например, у меня в «Ромео и Джульетте» определенные линии, которые требуют определенного передвижения. Возникает определенный ритм хождения в этом пространстве. Одно дело, ты ходишь по ровной поверхности, другое дело, ты ходишь по ступенькам или ходишь по этим лекальным рампам веломира в заброшенном парке, среди бетона заасфальтированной планеты. В «Ромео и Джульетте» мне хотелось поиграть в футуризм: выдуманный мир – Вселенная с игровыми автоматами. Шекспир позволяет трансформировать свой мир во что угодно. А «Сатирикон» – один из лучших театров России с гениальной труппой, которая готова на разные эксперименты – такую поискать надо. - А в новом проекте как? - Принцип такой: мы хотим, чтобы артисты практически всегда были на сцене, как балетный кордебалет, – стая, которая тебя принимает, либо не принимает. Есть и мотив «Гадкого утенка». Отсюда и лебединое озеро, и его миф. Но здесь нет хэппи-энда, скорее всего. - В пьесе же открытый финал... - Да. Но ты все равно понимаешь, что это не хэппи-энд. Думаю, Константин Аркадьевич оставит надежду, что-то вроде «печаль моя светла». Чтобы люди задумались, как легко все уничтожить. Лейтмотив пьесы – люди растеряны, потому что все меняется. Сами они этого не понимают. Толчок к признанию Мальчика – заявление родителей о разводе. Его ставят перед фактом – с кем ты? Он не знает, что выбрать и это некая его защита. Он видит выход в примирении родителей. Мне искренне их жалко. Я их называю «поколение пятиэтажек» – люди среднестатистические. Они живут в хрущевках, ходят на работу, живут от зарплаты до зарплаты. Таких процентов 90% в России. - Если бы вы ставили «Все оттенки…» где-то еще… - Было бы все по-другому. Все зависит от пространства. Сцена «Сатирикона» – она такая и от нее никуда не денешься: широкая, невысокая, неглубокая. И труппу я уже знаю. Артисты, с которыми работал, я уже понимаю их индивидуальность, учитываю ее. - Насколько вам удалось воплотить задуманное? - Это я вам скажу только после премьеры. На 100% воплотить ничего нельзя. Совершенству нет предела. Я – ученик Олега Ароновича Шейнциса, он – гений, он – мой ориентир в искусстве. Театр – дело живое, коллективное, и есть моменты, которые я не могу на сто процентов просчитать. В этом смысле, я человек процесса. Я все время что-то пробую, и «Сатирикон» дает мне уникальную возможность делать заранее декорации, проверять все это. Здесь одни из лучших условий для художников-сценографов. Я себя здесь очень комфортно чувствую. Это один из моих любимых театров. Беседу вела Лариса Чернова
Administrator: Отсюда Первые отзывы зрителей и критиков на премьеру спектакля "ВСЕ ОТТЕНКИ ГОЛУБОГО" (21+) в Театре #Сатирикон Ольга Галицкая, журналист: ""Все оттенки голубого" в Сатириконе - отличный, внятный, можно сказать, азбучный (в самом лучшем смысле), честный просветительский спектакль. Никита Смольянинов (тезка Артура Смольянинова) в главной роли 16-летнего мальчишки, который вдруг осознает, что он гей - удача. Агриппина Стеклова и Владимир Большов играют его родителей (мама-экономист, папа - военный) - это блеск. Трагифарсовые роли получились у них на ура. В общем, судя по всему, должен быть зрительский хит. Бьет по чувствам, побуждает думать и не быть упертыми одноклеточными ханжами. Разные мизулины-милоновы-яровые и озимые наверняка активизируются. Но это только добавит популярности Константину Райкину. Подтвердит его успех".
Administrator: С сайта Театра Сатирикон ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ ЗАЙЦЕВ «… в поисках вселенского Дао». Сам о себе. Владимир Зайцев, написав на спор первую пьесу «Очень бешенным зомби простреливают мозг», вскоре уволился с работы, и поехал гостить к родственникам в Красноярский край, где задержался почти на год. Занимался продажей сотовых телефонов и прочих приблуд. Написал вторую пьесу «Все оттенки голубого». Потом поехал в славный город Смоленск, где сперва был разнорабочим, а позже устроился монтажником в бригаду, занимающуюся установкой камер видеонаблюдения. Написал третью пьесу и снова уехал. Сейчас завис на границе между Европой и Азией, где непрерывно рефлексирует в поисках вселенского Дао. Владимир Зайцев ворвался в драматургию неожиданно: свою первую пьесу-пародию «Очень бешеным зомби простреливают мозг» написал на спор. И она попала в список пьес, отмеченных ридерами. А уже через год его новую работу «Все оттенки голубого» отметили на Любимовке, но «не одобрили к читке». Однако пьесой заинтересовался Константин Райкин и решил поставить ее на Большой сцене «Сатирикона». - Легко ли было переключиться от пьесы про «Очень бешеных зомби» на «Все оттенки…»? Ведь зомби вы писали на спор, а здесь, я так понимаю, был иной подход? - Легко. Между первой пьесой и началом создания второй прошло больше года. Так что, можно сказать, что переключения как такового не было. После относительного успеха «зомби» стало понятно, что можно писать следующий текст без дополнительной мотивации. - На написание пьесы «Все оттенки голубого» вас подтолкнула газетная публикация о молодом человеке, который покончил собой, когда родители отказались от него, узнав о его ориентации. Это действительно так? - Не совсем так. Да, я прочел в сети письмо того самого подростка, но никакого самоубийства не было. Насколько мне известно, он живет теперь со своим товарищем. В интернете появилось несколько статей и сюжетов на эту тему. - А до этого публикации на эту тему и разные истории вас не интересовали? - До этого точно - нет. Реакции были, в основном, стандартные, а эта ситуация – абсурднее некуда. Этот абсурд меня и зацепил. Лечить от гомосексуализма – ни за что бы не додумался. У реальности с фантазией все в порядке. - Где вы еще искали материал для пьесы, кроме публикации? Как углублялись в проблему? - В образ не входил, если вы об этом. Интернет, друзья, знакомые, что-то прочитал, что-то подглядел, что-то – из личного опыта общения с «такими» людьми. Одна знакомая рассказала несколько историй каминг-аутов, которые я потом включил в виде интервью, которые смотрит Мальчик. Вообще, я просто представил, что я вдруг поменял сексуальную ориентацию и попытался разобраться, что подвигло бы меня на этот шаг. Вот так и углублялся. - Как сами относитесь к мужчинам нетрадиционной ориентации? - Я не разделяю их взглядов и пристрастий. Хотя, конечно, это дело каждого. Нам потом всем придется отвечать перед собой и перед Господом за свое поведение, свои поступки. Но и убивать другого человека за то, что он не такой, как ты, это неправильно, не по-христиански. А у нас, к сожалению, и такое бывает. - Как к геям относятся в вашем крае (если не ошибаюсь, вы живете в селе Новое Краснодарского края и работаете животноводом)? Действительно ли в регионах к геям гораздо более нетерпимы и жестоки, чем, например, в столице или крупных городах. - Нет, я уже не живу в Краснодарском крае. К счастью, у нас большая страна и можно поездить по городам и селам. Как относятся к геям в регионах? Да по-разному относятся. Возможно, немного агрессивнее, но это, скорее всего, потому, что в регионах немногие решаются открыто заявить о своей сексуальной ориентации. Им приходится прятать свою природу, скрывать свое я. Поэтому те, кто в большинстве, думают, что они правы и не терпят инакомыслие. Как-то запутанно выразился. Конечно, мегаполисы более раскрепощены, в них уровень жизни на порядок выше остальных городов, да и количество «таких» людей побольше, а в провинции живут люди, которые получают зарплаты от 8000 рублей, у них мало перспектив для карьерного роста, зачастую им даже вечером некуда сходить. Поэтому они сидят на лавочке, попивая пивко, лузгая семки и пытаются самоутвердиться, унижая других. Откуда здесь взяться терпимости? - Есть ли в вашем городе люди, которые открыто признались в своей ориентации (не только геи, но и лесбиянки)? - Думаю, в каждом или почти в каждом городе такие люди есть. Я не состою в клубе «открыто признавшихся в своей ориентации», поэтому лично с такими персонажами не знаком. - Существуют ли реальные прототипы, с которых вы писали своих героев: Мальчика, родителей, бабушку, Бесогона, одноклассников, учительницу? - Про Бесогона, думаю, и так понятно, остальные – это, скорее, собирательные образы, вообще не люблю вводить в истории конкретных, тем более, знакомых мне людей. Считаю это неуважительным по отношению к этим людям поступком. Даже в чем-то низким. - На драматургических конкурсах ваша пьеса понравилась. А как отнеслись к ней люди, не имеющие отношения к литературе и конкурсам? Кроме профессионалов, кто еще читал вашу пьесу? - Не сказал бы, что на драматургических конкурсах пьеса так уж всем понравилась. Это выражение применительно к 2 конкурсам из 7 или 8, на которые я ее отправлял. Остальные деликатно промолчали. Кроме профессионалов читало не так много людей. Отзывы были неоднозначны. Но так можно сказать о любом произведении на свете, мне кажется. Этим мир и прекрасен, он разнообразен. Вот вам нравится фильм «Бердман»? А кому-то он не пришелся по вкусу. - Не боитесь ли вы упреков в пропаганде гомосексуализма или, наоборот, в конъюнктуре: вот, мол, такая тема не могла не привлечь внимание, не могла не понравиться на Любимовке? - Ой, боюсь, боюсь. Для меня важна история, важно качество текста. Конъюнктура? Вы про закон? Я начал писать ее до принятия закона. После того, как меня заинтересовала история. Когда он был принят, я еще не закончил пьесу и не знал, стоит ли заканчивать. Потом все-таки решил, что нельзя оставлять текст недописанным. Тут я, скорее, заложник ситуации, а не конъюнктурщик. Пропаганда? Ну, если каждый сомневающийся в выборе или смене ориентации человек увидит, к чему это может привести, и лишний раз подумает, стоит оно того или нет, значит это пьеса о пропаганде. Ни в одной строчке пьесы не написано, что быть геем хорошо. Наоборот, я считаю, что это антипропагандистский текст. А вообще, он о человеческих отношениях, о том, что даже самые близкие люди не способны понять и принять друг друга. А на Любимовке она была в списке отмеченных текстов, но не одобренных к читке. -Намеренно оставили такое провокационное название? - Первое название было еще более провокационным. Решил оставить меньшее из зол. - Ваш герой несовершеннолетний. Не было ли соблазна во время написания пьесы или после окончания работы сделать героя старше, хотя бы лет 18-ти? - Тогда бы это была другая история. Тогда бы Мальчик заявил: «Я совершеннолетний, и я сам отвечаю за свою судьбу и свои поступки». Дети до совершеннолетия немного заложники своих родителей. А родители немного заложники своих несовершеннолетних детей. - Как изменилась ваша жизнь после того как пьесу заметили на Любимовке? Может быть, вы поменяли профессию? - О, да, меня стали узнавать на улицах и приглашать на различные ток-шоу. Шучу. Да никак не изменилась. Город сменил, а жизнь не изменилась. Написал третий текст. Почти на спор. - Когда писали пьесу, вам в голову приходили какие-то другие варианты развития сюжета, другой финал? Или вы сразу почувствовали ход пьесы? - Финал практически до самого конца не был мне известен. Третью часть вообще не продумывал заранее. Знал, что Мальчик попадет в клинику, как это было в реальности, и все. И еще решил, что третья часть пьесы должна отличаться от первой и второй, она вообще такая полумистическая, мне кажется. А написалась относительно быстро. Недели за полторы. Другие финалы не продумывал, считаю, они не уместны. Открытый финал – это то, что нужно для этой истории. - Какой была ваша первая реакция, когда вы узнали, что пьесой заинтересовался Константин Райкин? - Подумал, что это какой-то розыгрыш. Наверное, так все подумали, когда узнали. - Много ли приходилось спорить, объяснять что-то Райкину как человеку совсем другого поколения? Сразу ли нашли общий язык? - Вообще не спорили. Удивился, насколько глубоко он прочувствовал пьесу, и как наши взгляды совпали на ее реализацию. Полностью доверяюсь его опыту и интуиции. Общий язык нашли легко. Обаятельнейший человек. - Предлагал ли Райкин что-то смягчить в пьесе или завуалировать? А то сейчас такое время, когда придраться и запретить что-то могут из-за мелочи. - Константин Аркадьевич предлагал завуалировать сцену поцелуя. И я с ним абсолютно согласен. Эстетически это не самое приятное зрелище, сам бы не стал на такое смотреть. А больше, вроде бы, и ничего. Еще раз повторю, что я на 200 процентов доверяю его опыту и мастерству, а если что-то нужно обсудить, я с легкостью готов это сделать. Театр – искусство коллективное. Беседу вела Лариса Чернова
Administrator: Два поста от зрителя Только что вернулись с премьеры "Всех оттенков голубого". Сегодня-завтра напишу подробную рецензию. Если коротко - первый российский спектакль об ЛГБТ-подростке как одно нескончаемое письмо-404. Люди в зале сначала ржали над типа шутками (много мата, много хейт-спича, и гомофобного и сексистского), потом все больше всхлипов стало слышно со всех сторон. Под конец даже валерьянкой запахло. Никаких протестов и провокаций не было. Единственный плакат развернули в самом конце зала и в конце спектакля - "Никита молодец" (это о ведущем актере). Зал аплодировал стоя. Райкину овацию устроили. На бис не вызывали. Когда стояли и аплодировали, повернулась к соседке слева, всхлипывающей женщине средних лет, говорю: "Знаете, сколько таких историй?" Она ответила: "Догадываюсь, что много". *********** В дополнение к предыдущему посту. Вместо рецензии пусть будут просто заметки на полях. #Сатирикон 1) Это вне всяких сомнений большое событие. И такой же большой вопрос - как же цензура пропустила? либо как могли недоглядеть? 2) Интервью автора пьесы Владимира Зайцева на сайте Сатирикона, двусмысленно-осторожное - http://www.satirikon.ru/DR/VZVVG.html. Скачать текст пьесы можно здесь - http://www.theatre-library.ru/authors/z/zaycev_vladimir 3) Я не раз бывала в Сатириконе, но пока еще я не слышала, чтобы перед началом спектакля Райкин говорил вступительную речь, напоминая зрителям, что они культурные посетители театра и на что необходимо обратить внимание, не зацикливаясь на "непростой теме". 4) Важно отметить, что эта пьеса - не для нас. Понятное дело, что не для активистов, но даже не для тех, кто внутри ситуации гомофобной травли или домашнего насилия, она для либералов из гетеро-большинства. И она исполняется на том языке и в той форме, что понятны умеренно гомофобному и умеренно сексистскому либеральному сегменту гетеро-большинства. Поэтому высоковероятно, что представителям ЛГБТ (а тем более активистам) большую часть спектакля будет смотреть тяжело - потому что она предназначена для "разогрева" несведущего обывателя. Зал-то конечно потом заплачет на контрасте, с началом третьего акта, но подавляющую часть времени вам придется сидеть в окружении людей, которые не понимают, что перед ними практически документальные сцены, а не гротеск и не комедия. Они будут смеяться над сценами семейных ссор и пьянства, над курьезами в такси, в музее и в кино, особо ржать над репликами отца-солдафона "пиздец" и "по стенке размажу нах", а фраза "я офицерррр рррроссийской армии, а сын пидорррас" сорвет овацию. Им будет весело наблюдать, как экстрасенс Бесогон вместе с Бабушкой опрыскивают Мальчика святой водой, а потом валят на пол. И когда Мальчик вырывается и убегает, это им тоже смешно. Будьте готовы к тому, что до определенного момента вам как минимум не захочется аплодировать. Однако для родителей и учителей это то что доктор прописал, по крайней мере, для первого ознакомления. 5) Это не ЛГБТ, а гей-история, написанная гетеросексуалом, глубоко в теме не копавшим. С добавлениями других гей-историй травли, избиений и смертей, которые мальчик слышит от своего первого парня и читает в интернете, которые вскользь упоминают учительница, отец и остальные, среди них, например, имена Чайковского, Уайльда, Стивена Фрая, даже смерть Влада Торнового, конечно анонимно рассказанная, а события вокруг самого Мальчика во многом развиваются по сюжету истории Ивана Харченко. Лесбиянки упоминаются три раза: один раз просто как слово, потом одноклассница отвечает Мальчику, что может ей перенять его опыт и назваться лесбиянкой, чтоб родители не развелись и переключились на нее, и в последний раз, когда она же возмущается, что ее девочка-готка поцеловала в губы, но она ее не сдала, потому что той и так туго в жизни придется (это единственная фраза о лесбофобии за весь спектакль). О бисексуалах, трансгендерах и всех остальных не говорится ни разу. Это вполне закономерно, если мы держим в уме, кто целевая аудитория пьесы. 6) Будьте готовы к сексизму. Его очень много, и его художественная оправданность почти везде притянута за уши. Между искусной авторской задумкой и элементарным незнанием можно смело выбирать второе. Радует только, что он не исходит от главного героя. Есть речь старшеклассника (бойфренда Мальчика) о девчонках, у которых голова "забита женской фигней" и которым нужно только тело, о "толстой подружке", там же мелькают "телочки, хоть целое стадо". Девочки предлагают Мальчику потрогать их грудь. Учительница говорит, что не родила детей и тем самым не исполнила своего предназначения, хотя очень сильно и доходчиво объясняет, почему. Отец пытается заинтересовать Мальчика порножурналами, сопровождая это смачными комментариями. Но больше всего поражает совершенно карикатурный образ проститутки Виолы, которую отец нанимает для Мальчика. Не буду описывать, все и так знают, какими у нас принято изображать проституированных женщин. Женщина, находящаяся в сексуальном рабстве, купленная на час, такая же жертва, как и гей, которого принуждают к этому сексуальному контакту, и уж тем более очень горько видеть ее вальяжной-раскрепощенной "жрицей любви", которая делает всем хорошо по собственному желанию. Философствование Виолы слушать невозможно, потому что по-настоящему эти женщины говорят так (если кто не знает) - http://rylkov-fond.org/blog/lichnye-svidetelstva/subb... В этот момент мне было особенно тяжко вспомнить о несостоявшемся док-спектакле о корректирующих изнасилованиях лесбиянок и о том, что кто-то из прогрессивной общественности уравнивает КИЛ с запиранием в одной комнате жертвы гомофобии и жертвы торговли людьми. 7) В третьем акте действие резко меняется. Когда Мальчик уже в клинике, люди вокруг перестают гоготать, да и вас перестает передергивать. Начинаются совершенно другие рассказы персонажей, а затем длительный монолог обколотого Мальчика с больничной койки, нарастают всхлипы, с соседних рядов слышится "когда же это кончится, я не могу этого видеть, я сейчас уйду" - неожиданно ловишь себя на некоем неуместном (?) злорадстве. И милосердие иногда стучится в их сердца, да? Думали, все это смехуечки, развлекают вас тут? Поржали? А теперь поплачьте, да побольше. И мозги включите наконец. Почему вы аплодируете сидя, как вам не стыдно? Знаете, сколько таких историй? Громко? А почему бы мне не говорить это громко - пусть поплачут. Привилегия не замечать поколеблена, как же это грустно. Только вас совсем не жалко. Имею право. Расхлебывайте сами свой катарсис. Уходите и думайте. Когда-нибудь дозреете до того, что с вами можно будет и о КИЛ разговаривать, и о секс-траффикинге, и о гендере, и обо всем остальном. Сначала смущаешься этих своих мыслей, а потом принимаешь их. 8) Идти и смотреть определенно стоит.
Петя:
Петя:
Кука: "Все оттенки голубого" click here
Administrator: Театрал Люди лунного света «Все оттенки голубого» в театре «Сатирикон» Павел Руднев Энергичный, требовательный, ответственно подбирающий слова Константин Райкин в трансляции перед началом спектакля готовит аудиторию к восприятию нестандартного сюжета. Пьеса Владимира Зайцева начинается с фразы: «Мама, я гей», – и сразу выбивает комфортную подушку из-под зрителя. Действительно наш театр ни сегодня, когда медиа и государство транслирует откровенную гомофобию, ни раньше, когда общество было более толерантно, на эти темы не заговаривал, разве что в резко пародийном духе, обряжая волосатых мужиков в женские одежды и веселясь вместе с ними. С момента постановки «Вечера с Достоевским» Валерием Фокиным театр «Сатирикон» больше не хочет быть комфортным. В работе по «Запискам из подполья» Райкин-артист вызывал зрителя на поединок, он куражился и издевался, испытывал терпение публики на том лишь основании, что природа артиста, срифмованная с природой шизоидного героя Достоевского, более всего расположена к душевному стриптизу. Артист театра делает то, что публика обычно скрывает: разоблачается на людях, демонстрируя свои душевные травмы. Константину Райкину во все годы существования его «Сатирикона» остро хотелось разоблачить расхожее стереотипное представление об этом театре как о развлекательном, «танцующем». В разные годы предъявляя такие весомые козыри, как Роман Виктюк, Петр Фоменко и Юрий Бутусов, Райкин добился своего. Параллельно, порой не очень громко, скромно, совершенствовалось режиссерское умение самого Райкина. Что-то весьма серьезное случилось на его прошлогодней «Кухне» по пьесе Арнольда Уэскера, которая начиналась как коммерческая постановка. Холодный блеск хромированной посуды – тут ее горы – ножки официанток, брутальные мужики-повары. Этакое шоу в духе «Стомп» про автоматизм несчастья и ритм счастья на конвейерной кухне гигантского ресторана. Но все менялось на последней четверти. Конвейер внезапно «ломался», и мы слышали не такт и ротор отлаженного механизма, а индивидуальные монологи, случайно произнесенные вслух, а вообще, как правило, скрываемые от общества. Неструктурированный, отчаянный монолог – мощный сгусток нервов от вчерашнего студента Школы-студии МХАТ Никиты Смольянинова. Его интонацию подхватывал Антон Егоров – взрыв темперамента на кухне, ария сошедшего с ума робота. Райкин-режиссер словно заимствовал навыки постановки российской «новой драмы» на большой сцене, помня о том, что пьеса Арнольда Уэскера относится к «молодым рассерженным», предтечам new writing в Европе. Кровь, депрессия, суицидный дух, мощнейший антикапиталистический пафос, явленный в неистовом, диком крике Алексея Якубова, директора ресторана, который недоумевает, что же еще человеку на рынке труда не хватает, коли заработок есть. «Кухня» обжигала, так как от «Сатирикона» сложно было ждать рискованного разговора об обществе потребления, о «манагерской» судьбе, о ненависти к рабскому, автоматическому труду, делающему человека слугой, придатком товарооборота. Полностью смещенная интонация театра, который редко до этого был ранящим, некомфортным в разговоре о современности. А еще зазвучала острейшая мигрантская тема: ведь на кухне Уэскера в лондонском ресторане работают по сути те же наши таджики, киргизы, буряты, которые сегодня моют, стирают, убирают, чинят унитазы, проливая невидимые миру слезы. Сегодняшнее колоссальное расслоение общества, разделение труда грозит будущими социальными катаклизмами, масштабы которых мы себе теперь и вообразить не можем, – вот о чем кричала райкинская «Кухня». На ней чувствуешь нечто вроде смущения: редко, когда такие крепко стоящие на ногах большие театры готовы сместить представление о себе. В воспоминаниях Райкина-отца есть «пылающие» строки, где, казалось бы, благополучный сатирик Аркадий Райкин оправдывается перед критиками: «До недавнего времени в наш адрес слышались упреки – где же позитивные примеры? Где положительный герой? Так много грандиозного и прекрасного в нашей жизни, а вы, товарищ Райкин, все о недостатках. Картина получается какая-то неприглядная. Каждому человеку, от которого я это слышал, а таких было немало за историю нашего театра, я внутренне желал одного – зубной боли. Чтобы заболел у него один зуб. Всего один, но сильно. Чтобы житья не давал. И побежал бы этот человек к зубному врачу. А зубным врачом оказался я. И сказал бы я ему тогда, глядя на его страдальческие глаза: чем вы недовольны? Почему у вас лицо такое перекошенное? Ну да, один зуб у вас разболелся – ну и что? А остальные-то тридцать один здоровы. Так стоит ли из-за одного зуба портить настроение себе и другим? Нехорошо, товарищ, неприглядная картина получается. Идите и ликуйте!» Очень заметно, что сегодня у главы «Сатирикона» ликующих интонаций для зрителя не находится. Спектакль «Все оттенки голубого» обрушивается, как холодный душ. Константином Райкиным владеют самые благородные цели, и это целеполагание выражается в том, что умно и точно смещается ракурс разговора. Драматург Владимир Зайцев написал документальную историю о внезапном обнаружении гомосексуальных предпочтений у подростка. Но Константин Райкин строит спектакль, который уводит зрителя от идентификации с главным героем, он предлагает посмотреть на ситуацию глазами родителей. Не что будет с вами, если природа потребует от вас нестандартных желаний, а что будет с вами, когда ваш любимый ребенок почувствует инаковость в своей неотступной половой природе. Что будет с вами, когда невозможно ничего изменить, если не прибегать к насилию, которое с неизбежностью разрушает и насильника и жертву. Одна из самых тяжелых сцен спектакля – Мальчик (Никита Смольянинов) в клинике для душевнобольных, обколотый лекарствами, деструктивный, диссоциированный, с ускользающей, мерцающей, заторможенной речью. Одетый в белое, как покойник, с отсутствующим взглядом, весь словно бы побелевший, он, опираясь о поручень кровати, медленно делает круг с нее на землю и обратно. Движения лишены человеческой осмысленности. Это насекомое, овощ, так сильно напомнивший былую работу «Сатирикона» «Превращение», где точно так же Грегор Замза (Константин Райкин) медленно умирал на белоснежной кровати, беспомощный и отчаявшийся, с сознанием одиночки, брошенного миром, Богом и своей семьей. Отец Мальчика (Владимир Большов), военный с военными же мозгами, в финале признается: «Я боюсь сына». Этот диагноз дает ту необходимую дистанцию, когда ребенок, еще вчера бывший родным, своим, оказывается отчужденным, изолированными существом. Оно. Без желаний и свойств. К чему не испытываешь никаких эмоций, кроме брезгливости и безотчетного страха. В предельно реалистической пьесе, написанной по следам реальных событий, реализуется кафкианская аллегория. Конечно, следует говорить об определенном подвиге, смелости Константина Райкина, который в наше военнизированное время говорит о том, что беспокоит его, как зубная боль. В этом есть невероятная отвага: рискуя всем, и в том числе зрителем (3-4 пары на моем спектакле, поняв, о чем спектакль, ушли, не дождавшись даже второй сцены), не побоялся напомнить, что важнейшая функция традиционной русской культуры – защищать от посягательств государства и общества маленького беззащитного одинокого человека. Это входит в основополагающие ценности, в гуманистическую традицию русской и мировой культуры. Казалось бы, банальность, но в наше время надо об этом напоминать. Звенеть в колокольчик. Спектакль Константина Райкина входит в череду произведений искусства, которые в последние годы эту тему поддержали: это и знаменитый эстонский фильм «Класс», это и не менее знаменитый документальный фильм «Дети 404» – кино, которое показывает как гомофобские законы и общественный настрой, прежде всего, бьют по самой беззащитной категории населения – детям. И если в вышеназванных фильмах основной темой становится столкновение инакового героя с подростковой жестокостью и беспощадностью, то темой «Оттенков голубого» становится родительская опека. Один психоз напластывается на другой. Мучающее подростков непонимание со стороны родителей, бесконечно далеких от тинейджерских проблем, родительская изможденность, утомленность, заброшенность, забытовление жизни – Владимир Большов и Агриппина Стеклова мастерски воспроизводят будни семьи, где потеряна любовь и доверие, нежность и – похоже – сексуальная жизнь. Домохозяйка с всклокоченными волосами, разрывающаяся между самодурством претенциозной матери и репрессивностью мужа-прапорщика. Отец, не могущий ровным счетом ничего, кроме как топить горе в водке, взгромождаться на женщину, как лось, и похмельным утром принимать беспощадные генеральские решения. Бедненькие, клацающие шлепанцы заполошенной матери и тошнотворные, разных расцветок сланцы отца только усиливают это ощущение: взрослых, раздавленных бытом, неурядицами, нелюбовью, бедностью. Поначалу им кажется, что нужно ребенку дать положительный пример семьи – демонстрировать скрепы и семейные ценности. Излечить «больного» положительным примером. Находясь на территории между пародией и документальностью, Владимир Большов и Агриппина Стеклова блестяще показывают, как мучительно дается родителям имитировать счастливую жизнь, натужно улыбаться и картонно «нежно» касаться друг друга. Там, где этих ценностей нет и в помине, из наглядной их демонстрации получается только пародия и фальшь, которую распознать обожженному, травмированному молодому человеку не составляет особого труда. Это травмирует его еще больше и становится обратным аргументом. Убивать любовь можно только из зависти. Убить любовь может только огрубевшая, ороговевшая ненависть. В финале, остановившись во гневе и истерике, героиня Агриппины Стекловой внезапно говорит ровно и спокойно, белея, как мрамор, от момента прозрения: «Не они уроды, мы – уроды». Так выглядит диагноз этого спектакля: общество, в котором нет любви, уничтожает любовь, которая этому обществу не нравится. Уроды порождают калек, травмируют детей, опираясь на не существующую даже в них самих «норму». Надо признаться, что пьеса красноярца Владимира Зайцева несовершенна и, скорее, производит впечатление яркого многообещающего дебюта, чем полноценного материала. Но недостатки Константин Райкин не скрывает, а умеет предъявить как достоинства. Спектакль «Все оттенки голубого» сделан немного как примитивистская зарисовка, где важна намеренная простота, безыскусность. Ни Райкин, ни Зайцев не усложняют психологический рисунок ролей. У героев нет второго дна, нет философского обоснования, а родители так и вовсе написаны плоскостно, как фигуры театра в большей степени, нежели живые люди (отсюда и театральные облака, которыми оформляет сцену Дмитрий Разумов). Именно так их и играют здесь: немного Арлекином и Коломбиной, которые прикинутся то хищниками, то цирковыми клоунами. В наличии и яркая подотчетная вульгарность (например, роль, сделанная Мариной Дровосековой с отвагой, с актерской предельной откровенностью – умопомрачительная проститутка, нанятая отцом для искушения мужественности сына), и мелодраматический гротеск. Или забавная бабушка (Елена Бутенко-Райкина), которая точно так же «по-клоунски» лечит ребенка инъекцией искусства. Бабушка, которую от важности раздувает как британскую королеву с культом благочестия, нормативности и всезнайства. Все это – лишь средства. А цель – ввергнуть зрителя в тот духовный ад, душевный освенцим, который разворачивается перед еще не умеющим жить ребенком и зачуханными жизнью родителями, когда их как рок настигает неизбежность. Зритель эмоционально, наглядно получает порцию предельных эмоций, чтобы в полной мере ощутить агонию и страстотерпие семьи, которых могло бы и не быть, если бы общество так рьяно не культивировало гомофобский психоз. Спектакль начинается как читка. Рассказ о том, как приходит к Мальчику запретное влечение, предпочли не разыгрывать, а прочесть. И в этом решении – вся серьезность постановки. Разобраться в проблеме, дать не готовые решения, а пройтись по проблемам, решая их по мере поступления. Труппа «Сатирикона» демонстрирует, что для каждого из артистов спектакль стал личностным высказыванием, не ролями, а гражданской позицией. Никите Смольянинову в главной роли удается, наверное, самое важное – быть естественным, остро эмоциональным в своей, в сущности, виктимной позиции. Мы видим агонию очень честного подростка, сумевшего признаться в своих чувствах родителям, но с юности погруженного в проблемы, с которыми он не может справиться. Он еще ребенок, чьи страхи – во все более и более расширяющихся глазах, оценивающих уровень проблемы и глубину наносимой травмы.
Administrator: О зрителя/arlekin "Все оттенки голубого" В.Зайцева в "Сатириконе", реж. Константин Райкин Ажиотаж вокруг "Оттенков" напоминает о временах, когда "Сатирикон" наряду с "Ленкомом" был одним из двух самых если не творчески, то финансово и статусно благополучных театров Москвы, и пока у других режиссеров (в том числе самых замечательных и талантливых - того же Сергея Женовача, например) на спектакли набиралось хорошо если до четверти зала, у Райкина да еще у Захарова наблюдались ежедневные аншлаги. Потом ситуация поменялась, и общая по Москве, в частности с "Сатириконом", где за последние годы появилось немало интереснейших спектаклей, отдельные из которых легко без преувеличения назвать "шедеврами", но все-таки фокус сместился и из центра внимания "Сатирикон" подвинулся немного на периферию. А вот опять - гром и молния. Ну понятно, что ажиотаж этот связан с темой пьесы, хотя, казалось бы, гомосексуальная проблематика и сегодня на сценах представлена достаточно широко, а еще недавно считалась чем-то более-менее ординарным. Другое дело, что геи в спектаклях оказывались либо забавными фриками (как, например, в антрепризном "Переполохе в голубятне" Нины Чусовой), либо страдающими маргиналами ("Откровенные полароидные снимки" Серебренникова в филиале театра Пушкина и далее много где еще), а драматургия в основе лежала преимущественно переводная. Впрочем, необязательно - взять хотя бы "Мармелад" с подзаголовком "пьеса про геев", довольно долго державшаяся в репертуаре "Практики", и между прочим, не будучи значительным художественным событием, тот спектакль никакой бури эмоций, ни возмущений, ни особых восторгов тогда не вызывал. А "Все оттенки голубого" еще как вызывают, что, помимо прочего, показывает, насколько изменилась ситуация. И насколько точно эти изменения почувствовал Константин Райкин, не в подвале, не в камерном пространстве и не в еще каком-нибудь гетто для "экспериментов", а на большой сцене благополучного и имеющего репутацию "буржуазного", "развлекательного" театра поставивший пьесу Владимира Зайцева. Конъюнктура тут двоякая: при желании Райкина можно как превозносить за смелость и решительность, так и упрекать в стремлении "заработать на жареном". Насчет коммерческого успеха проекта сомневаться не приходится: зал продается влет, публика спешит и рвется, в том числе "целевая аудитория" - не только геи-одиночки и мужские пары, как у Виктюка или в "Гоголь-центре", но целые стайки, по шесть-по восемь, что обычно для концертов или клубных мероприятий определенного рода, а в театре я такое впервые наблюдал, но все по закону, строго "21 плюс", и зачастую очень сильно "плюс". В то же время "на фоне обострения классовой борьбы", как говорили во второй половине 1930-х годов, опасность-то и впрямь подстерегает нынче любого, независимо от статуса и былых заслуг - оно конечно, родители Путина познакомились на концерте Аркадия Райкина, и Константин Аркадьевич в свое время подчеркивал, насколько это для него важно, но обстановка такова, если жареный шантеклер клюнет - мало не покажется. Не отбрасывая полностью все этих соображений, поскольку без них масштаб события, случившегося на сцене "Сатирикона", осознать до конца невозможно, я бы все же первым делом сосредоточился непосредственно на спектакле. К сожалению, и сам режиссер-худрук тому мешает, предваряя представление записанным на фонограмму обращением к театральным зрителям как к "духовным людям" (ведь в театр, полагает К.А.Райкин, ходят духовные люди - я-то, бывая в театре практически каждый день, а то и не по разу, знаю, кто ходит в театр, еще и оттого мне стало не по себе во время этого обращения), предупреждая, что в силу "внешней темы" спектакль "покажется необычным" и т.п., но это не должно помешать разглядеть в нем "глубинный духовный призыв"; вообще в данном кратком спиче словно "духовность" с производными употребляется чаще, чем даже в "Новостях культуры" (ну не считая разве что рубрики Нары Ширалиевой), и остается лишь удивляться, что у Райкина оно не сопровождается приличествующей в аналогичных случаях пометкой "по благословению патриарха всея руси и при поддержке министерства обороны". И это тоже настраивает не на самый лояльный по отношению к спектаклю лад. Тем не менее, при всех контекстуальных обстоятельствах, "Все оттенки голубого" - постановка во многом знаковая и значительное, причем не только как явление социальное, но и художественное. От пьесы, пожалуй, не стоило ожидать многого. Как сказал один мой хороший знакомый, смотревший "Оттенки" днями ранее меня, в том же духе писались советские пьесы о пионерах-героях, замученных кулаками - что, при некотором преувеличении, соответствует общему строю драматургии Зайцева. Герой "Оттенков" - безымянный Мальчик, в 14 лет отправленный за успехи в сочинениях на межгородскую олимпиаду и от 16-летнего соседа по нумеру ленинградской гостиницу Егору неожиданно для себя, но отчасти и предсказуемо, узнавший про свою гомосексуальность. А через некоторое время объявивший про то папе с мамой, когда родители решили развестись. Забыв про развод, папа, офицер в отставке и работник-военкомата, мама, сотрудник отдела кадров, и примкнувшая к ним бабушка-пенсионерка панически озаботились "исправлением" ребенка, которому теперь уже 16 (этот момент в спектакле чуть смазан, но насколько я понял, от "инициации" до "каминг-аута" прошло примерно года два). Ходили кино "всей семьей", чтоб продемонстрировать на личном примере образец "здоровых отношений", отправляли в музей на выставки - но всюду только "пропаганду гомосексуализма" лишний раз обнаруживали, на балет уже не пошли, вовремя вспомнив, что там "тоже все такие" и "Чайковский был из этих", вместо этого бабушка отвезла внука к "бесогону", а когда его магические пассы и заговоренная вода не помогли, отец запихал сына в наркодиспансер, где его закололи до смерти, как диссидента какого-нибудь. Гомосексуальность как таковая в пьесе обнаруживается на уровне "поцеловался с девочкой - не понравилось, поцеловался с мальчиком - понравилось" (еще немного - и будет совсем уж как в анекдоте: "бледное подобие левой руки"). От исповедальности за версту несет графоманией. информативная (по местным меркам считай ликбезовская) составляющая, преподносимая за откровение, изобилует банальностями и штампами, причем не только, "от противного", гомофобскими, но и внутригейскими - скажем, Егор подробно останавливается на том, как трудно объяснить женщинам, что гомосексуальность - это присущая личности постоянная характеристика, а не временная блажь в ожидании встречи с "той единственной" (что, впрочем, сущая правда). Пластиковые, подсвеченные изнутри фигурки лебедей, "плавающие" по сцене под чайковскую музычку (с вкраплениями в саундтрек по мере необходимости, ну конечно же, Бори Моисеева с одной стороны и Михаила Круга с другой) создают соответствующий антураж и вполне определенное настроение. Спектакль, а пуще того пьесу, легко критиковать за отдельные несовершенства, но ей-богу, редко случается, чтоб частные недостатки в целом оборачивались такой победой. Райкину удалось то, что до сих пор не получалось ни у кого и нигде - ни в "Практике", ни в "Гоголь-центре" (при том что у Серебренникова, казалось бы, чуть ли не в каждом втором спектакле мотив подростковой гомосексуальности так или иначе проявляется - и в "Пробуждении весны", и в "(М)ученике"). Во многом, конечно, это эффект, связанный с тем, что пьеса, а с ней и сама тема вынесена из подвалов и гетто в пространство не просто большой сцены, что сознает режиссер, но и в репертуар театра, который на протяжении своей уже довольно долгой истории бывал славен чем угодно, но только не остро-актуальной социальной проблематикой. Но это одна сторона, а другая - специфика собственно пьесы и постановки. В пьесе три части, и все три решены режиссером в заметно различном ключе: первая вообще стилизована под "читку" (чего опять-таки на большой сцене не бывало, не считая "Битвы жизни" Женовача по Диккенсу, но там художественные задачи совершенно иные, а социальной значимости не отыскать днем с огнем), то есть формат, типичный для документальной драмы, для вербатима, для фестивалей современной пьесы, применяется в совершенно неожиданном театральном контексте; вторая, при сохранении условности пространства и антуража - более традиционна по способу существования актеров в ним; третья - чистая фантасмагория, на первый (да и на второй тоже) взгляд вопиюще безвкусная, где мальчик-пациент загибается на койке в глубине сцены, а у просцениума остальные персонажи выступают с проникновенными монологами "в зал". И тем не менее в сочетании "читки" первой трети спектакля, эксцентричного динамизма второй и подчеркнутой статики третьей, включая и удаление мальчика (истерзанного до смерти) в сопровождении родителей на подъемнике в дыму есть, как ни странно, особый смысл, которого не обнаружилось бы, если пьесу решать в единой стилистике от начала до конца. Не говоря уже про актерские, "на разрыв", работы. За мальчика Костю выступает Никита Смольянинов, своим нервом уже давший новую жизнь Каю из "Жестоких игр" и позволивший по-новому взглянуть на одну из самых совершенных пьес выдающегося драматурга А.Н.Арбузова: http://users.livejournal.com/_arlekin_/2800668.html Родители - Агриппина Стеклова и Владимир Большов, юный, но более опытный гей Егор, лишивший Мальчика иллюзий и девственности - Илья Денискин (для меня особая, конечно, деталь, что Егор - из Ульяновска, уж не знаю, почему автор поселил его именно там... Что-то личное для Зайцева или просто хуже Ульяновска для гея места нет? с последним я бы, прожив в Ульяновске 23 года, пожалуй, задним числом согласился). Во второй из трех частей спектакля (следующих без перерыва, внахлест, не теряя темпа) актеры доводят эмоциональный градус своего состояния до такого предела, когда комедийную эксцентрику уже невозможно отделить или хотя бы отличить от мелодраматической истерики, что парадоксально позволяет в третьей чуть-чуть приглушить последнюю, вылезающую из всех щелей текста. А к тексту и его специфике волей-неволей возвращаешься постоянно. В нем много компромиссов, необходимых для русскоязычного контекста, которые в свободном мире были бы ненужными - например, общение главного героя с Егором в номере обозначено как "отрывались": понимай как знаешь, хотя любой европейский автор, наверное, не побрезговал бы интимными подробностями. Много "смягчающих обстоятельств" вроде того, что пресловутый Бесогон работает не от РПЦ, а, хотя и поминает бога всуе, как экстрасенс-частник, то есть с "оскорблениями чувств верующих" вроде тоже не должно быть претензий. И масса стилистических, языковых огрехов - начиная с того, что юный гей в пьесе зачастую говорит с пафосом старого правозащитника, заканчивая чудовищно выстроенным финальным монологом героя на больничной койке, который Никита Смольянинов озвучивает настолько удачно, насколько позволяет ему прямолинейное режиссерское решение этого эпизода. А уж насчет чаемой прогрессивной общественностью "пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних", то если на то пошло и спектакль, просто театральный спектакль, может к чему-то призывать и на что-то настраивать, то "Все оттенки голубого" скорее дают понять, что чем быть в России гомосексуалистом, легче сразу удавиться. Впрочем, с пропагандой суицида тоже все нормально - большинству вышеупомянутых представителей "целевой аудитории" с их "21 сильно плюс", давно, слишком давно вышедшей из подросткового возраста, даже такой вывод покажется запоздалым. Лично же за себя могу сказать, что на выходе из театра меня поджидала прекрасная девушка, мы немного еще погуляли, потом поехали ко мне и занимались сексом. Но главная особенность "Всех оттенков голубого" и основный их сугубо эстетический плюс - в не до конца проясненной жанровой природе пьесы. Корявый сам по себе подзаголовок "по мотивам реальных событий" (хорошо что не еще одна "пьеса про геев", как в "Мармеладе") тоже провоцирует вопросы и недоумения, начиная, например, с того, что лично я не слышал о том, чтоб кого-то насильно помещали в наркодиспансер с расчетом "излечить от гомосексуализма", и хотя в жизни бывает всякое, с трудом могу представить, чтоб папа даже со всеми своим военкоматскими связями сумел, пускай вознамерившись, подобную спецоперацию провернуть. И в этом плане, а тем более по части "психологической достоверности" поступков героя, его мотиваций, стремлений остальных действующих лиц, может возникнуть масса, мягко говоря, сомнений. Но я-то как раз вовсе не воспринимаю "Оттенки" как "реалистический" (хотя бы на уровне содержания, формы-то и подавно) спектакль, при том что в любых конкретных деталях по отдельности (включая наркодиспансер) рассказанная история может быть сколь угодно достоверной. В то же время откровенно плохо написанный, неудачный финал, наверное, был бы куда эффектнее, если б юный герой, заколотый врачами-убийцами, произносил пассажи из, скажем, "Записок сумасшедшего" Гоголя (типа "Матушка, спаси твоего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят!" и т.д.) - но крен в постмодерн обернулся бы для постановки катастрофой, чего автор и режиссер ловко и мудро избегают. Дело, по-моему, в другом, и по большому счету даже не в том, что юный герой "Оттенков" - гей, а просто он нормальный, человеческий мальчик, и эта норма, приложенная к окружающей героя животной, звериной действительности, высвечивает все ее уродство, ущербность папаши-солдафона, мамаши-клуши, просвещенной бабки и т.д. вплоть до шарлатанов-бесогонов и шлюх-моралисток (вряд ли же случайно, что драматург "дарит" самые яростные антигомосексуальные монологи проститутке, нанятой отцом, дабы "исправить" сына). Здесь "голубой" подросток оказывается тем эталоном, рядом с чистотой которого вся окружающая мерзость предстает совершенно нестерпимой, не имеющей права на существование. Говоря о "реальности" и "условности" как абстрактных категориях применительно конкретно к "Всем оттенкам голубого", стоит еще вспомнить, что на этой самой сцене "Сатирикона" без малого тридцать лет назад шли в самой первой версии "Служанки" Романа Виктюка, где непосредственно Константин Райкин принимал участие как один из исполнителей. Абсолютная условность формы "Служанок" тогда воспринималась как откровение художественное. Спустя столько лет, десятилетий даже, ну вроде бы, такие вещи, как "Все оттенки голубого" и подавно не должны никого "шокировать", а также и особо притягивать - но будь оно так, сама пьеса подобного рода оказалась бы невозможной, и постановка ее в нынешнем виде и статусе не имела бы смысла. Однако "Служанки", живые доныне уже в третьем, если не в четвертом варианте, превратились из манифеста в мейнстрим, из авангарда в попсу, тогда как немудреные, на живую нитку сметанные "Все оттенки голубого" звучат громче бухенвальдского набата.
Administrator: Отсюда (по ссылке есть фотографии) Про «это» у «этих» Двадцать один плюс: «Все оттенки голубого» Константина Райкина в театре «Сатирикон» К премьере «Всех оттенков голубого» Константина Райкина в театре «Сатирикон» ТеатрAll попросил драматурга Валерия Печейкина прокомментировать спектакль на острую тему. Бедный мальчик... Может быть, он не был такой дурной, как казался. Верно, ему было больно. Все-таки его жаль. Василий Розанов, «Голубая любовь» Днем посмотрел на Youtube запись фильма «Содом» журналиста Аркадия Мамонтова, а тем же вечером — «Все оттенки голубого» по пьесе Владимира Зайцева в «Сатириконе». Ее поставил на Большой сцене сам Константин Райкин. И вот, это и называется жить в интересное время. В России сегодня смешивается и взбалтывается такое, что в странах цивилизованных происходит только в космических сагах. Если и смешивается, то не взбалтывается. А кто на Западе лишнего взболтнет — тому кирдык. Это можно было видеть в фильме Мамонтова: чернокожий старик, честный таксист с шашечками, прячет свое мнение о геях. Российский зритель ему сочувствует. Ему невдомек, что дедушка все-таки кумекает, что он перестал быть «негром», а стал афроамериканцем из-за той же штуки, которая дала геям права — толерантности и равноправия. В обществе, члены которого сами живут и другим дают. Но вернемся в Россию. Если вы не в курсе, то у нас существует закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». По этому закону детям нельзя рассказывать о равноценности однополых и «традиционных» отношений. Геи, конечно, тоже люди, но гетеросексуалы — ровнее. Такой закон. Вероятно, это и заставило создателей спектакля присвоить ему сюрреалистическую возрастную маркировку 21+. «Все оттенки голубого» — экскурсия в гомосексуальность: вот герой, мальчик из полной семьи, у него есть мама и папа. И бабушка. Она будет лечить его искусством, водить в музеи глядеть на барокко и рококо. Но сила искусства окажется бессильной. Попробуют услуги экстрасенса-«бесогона», но — тоже тухляк. Мама будет действовать уговорами и слезами, отец — криками и, в конце концов, клиникой. Здесь парня, будто наркомана, напичкают ферментными модуляторами. И только когда он превратится в овощ, родители наконец поймут, что наделали, и повезут его домой. В самом финале есть одна неоднозначная реплика — она ставит интеллигентный знак вопроса и не дает зрителю уйти домой с полными карманами катарсиса, как с ракушками с турецкого пляжа. Зато зритель после спектакля начинает более-менее различать «оттенки голубого». Вообще, слово «голубой» несколько устаревшее. Неясного происхождения, использовалось, как правило, «не голубыми» для обозначения «голубых». Слово переходного периода. От уголовного «петуха» и бранного «******», сквозь медицинского «гомосексуалиста» к международному «гею». Произносилось теми, кто не хотел выражаться грубо или по-медицински. Теми, кто хотел сказать про это у этих… Ну, у «голубых». Но перехода к международному gay не случилось. Нас бомбануло: полуостров, санкции, стрельба на мосту. Система откатилась обратно. Вкус детства. И в этих вот обстоятельствах Райкин ставит эту вот пьесу. Ее «голубой» в названии обращен к аудитории, которая сама могла поминать этим словом «голубых». К тем, кто уже заметил, что мир не делится на черное и белое, мужское и женское. В общем-то, к интеллигенции. Которая начала произносить фразу «Пусть живут как хотят…» «…но не пропагандируют» — предложили им ее окончание. И они эту максиму слопали. Пусть это самое, только не то самое. И в этом смысле постановка Райкина — пропаганда. Такая же, какой является любой живой человек на двух ногах. «Пусть живут как хотят, но...» — пародия на христианское «поступай как должно и будь что будет». Не случайно в оттенках пьесы нет религии. Экстрасенс есть, а попа нет. Потому что религии коснешься — зубов недосчитаешься. Вот, мои соседки перед началом спектакля зачитывали друг другу избранные места из книги какого-то архимандрита. В частности, они выяснили, что поливать могилы вином на кладбище — неправославная традиция. «Лучше в себя заливать!» — заключили соседки. В конце спектакля они поднялись вместе со всем залом: уж больно их пробрало. И мальчика-героя жалко, малой же еще. А вот коснись авторы бога — поднялись бы на уши. В пьесе есть мат. В спектакле — тоже. Но голых мужиков и поцелуев нет. И это верный аптекарский расчет — не раздражать оттаявшие сердца. А то бритвочка еще недалеко лежит… Есть еще один деликатный момент. В приличном обществе это, наверное, не обсуждают. Но вот я выхожу из театра и сажусь в троллейбус — здесь можно? Со мной едут зрители «Оттенков», разнополые пары. Долго и неглупо обсуждают спектакль, а в конце вдруг задаются вопросом, «зачем Райкину это надо». Действительно интересны люди, которым надо. Не за себя, а за других. А еще интересны те, кому не надо даже для себя. Почему Райкин ставит эту пьесу, а не кто-нибудь другой? Почему, черт подери, не я ее написал? Почему те, деятели культуры, которые должны не покладая рук заниматься пропагандой гомосексуализма, занимаются пропагандой всего прочего, вплоть до сталинизма? Да потому что, как говорят просвещенные пацаны, есть геи, а есть ******** {нехорошие люди}. И у них один оттенок — серый.
Administrator: Коммерсантъ На не такого напали Спектакль о нетерпимости в театре "Сатирикон" Фото: Елена Касаткина Московский театр "Сатирикон" показал премьеру спектакля по пьесе Владимира Зайцева "Все оттенки голубого" в постановке художественного руководителя театра Константина Райкина. РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ уверен, что это одно из главных событий завершающегося и весьма драматического театрально-социального сезона. Слово "голубой" в названии пьесы использовано не для обозначения небесного цвета, а именно в том значении, которое вызывает ухмылку и презрение у большинства российского населения. А у многих, как известно, не ухмылку, а ненависть и открытую агрессию. В первых же репликах пьесы ее главный герой, подросток, признается своим родителям, что ему нравятся не девочки, а мальчики. И дальше — рассказ о том, как пробовал влюбиться в одноклассницу, как был "разоблачен" и приобщен к радостям секса соседом по гостинице на школьной олимпиаде, как страдала мать, как хлопотала бабушка, как бушевал отец, военный, как пытались вернуть на "нормальный путь", отправляя к знахарям и подсылая нанятую проститутку, как в конце концов сгубили, заперев в психушке. Не надо долго объяснять, почему Константин Райкин совершил прекрасный поступок, уже тем, что, прочитав эту живо, увлекательно (если это слово применимо к такому сюжету) написанную пьесу, решил ее поставить. А выпустив посреди почти всеобщего агрессивного безумия премьеру, да еще на большой сцене "Сатирикона", совершил поступок без преувеличения героический. Кстати, депутатам и прокурорам делать на спектакле Райкина нечего — "Все оттенки голубого" на афише маркированы максимально вообразимым возрастным ограничением, мужчины на сцене не раздеваются и не целуются, не говоря уже о большем, и никто не рассказывает со сцены зрителям о том, что быть геем — легко и приятно. Пьеса Владимира Зайцева впервые была прочитана и замечена на одном из конкурсов современной драматургии. Конечно, это не первое и не единственное сочинение для сцены о нетерпимости общества к гомосексуалистам, но такие пьесы обычно остаются достоянием фестивалей, экспертного сообщества, небольших, альтернативных театров, куда приходят люди, которые и без культпоходов выступают против гомофобии и насилия. Другое дело — демократический театр "Сатирикон" с едва ли не 1000-местным залом. Кстати, начало спектакля словно указывает на привычный формат исполнения "ненадежной" драматургии: все актеры сидят на стульях лицом к зрительному залу, с листками текста в руке — как на эскизных представлениях новой драмы. Но уже по тому, как исполнители поглядывают друг на друга, как реагируют на чужие реплики, понятно, что суховатый стиль читки вскоре будет отставлен. Усваивать уроки и вправду легче, если они преподаны в привычной, доступной для учеников форме. Честный и отчаянный спектакль Константина Райкина поставлен с ясной и благородной целью — для того, чтобы сегодняшние москвичи, отвлекшись от телевизора, ужаснулись самим себе и уровню общей нетерпимости вокруг них. Для этого режиссер сочиняет энергичное и подвижное зрелище, в котором актерские краски намеренно сгущены, а эпизоды с легкостью сменяют друг друга. "Все оттенки голубого" иронически озвучены музыкой главного "адвоката" прав сексуальных меньшинств П. И. Чайковского и даже помещены в строгую, силуэтную декорацию Дмитрия Разумова, которая напоминает оформление балета "Лебединое озеро" в самой классической его версии. Конечно, по большому счету речь идет не только об общем отношении к геям, но и о том, как легко близкие люди предают молодого героя: и тем, кто удивится, почему Константин Райкин взялся за эту тему, стоит вспомнить знаменитый спектакль Валерия Фокина "Превращение", где худрук "Сатирикона" играл Грегора Замзу, человека, не похожего на остальных и преданного собственной семьей. Здесь родителей школьника играют Агриппина Стеклова и Владимир Большов. Актеры с удовольствием выводят на сцену своих несчастных монстров, вечно ссорящихся, но иногда и вспоминающих о нежности, вроде бы желающих сыну — в соответствии с их обыденными представлениями — добра, но творящих зло. Может показаться, что сатирические сцены решены в спектакле форсированно, с излишним нажимом, но, видимо, прививка, которую стремится сделать зрителям Константин Райкин, требует амплитуды эмоций. Дав публике вдоволь посмеяться над смешными зарисовками, режиссер бросает ее сначала к отчаянному драматизму — молодой актер Никита Смольянинов отлично делает страшный монолог молодого человека, помещенного отцом в психиатрическую больницу,— а потом и к открытому мелодраматизму: осознав свою вину, родители забирают сына из дурдома, потом словно сливаются в единое семейное тело и буквально взлетают в клубах белого дыма. Финал по сравнению с пьесой смягчен и отеатрален, но и это может быть оправдано благородными задачами — во всяком случае могу свидетельствовать: женщины на выходе из зала плачут, а их спутники, даже вполне гомофобного вида, выглядят растерянными и какими-то пристыженными. Не знаю, дорого ли стоят эти слезы, но если на следующий день выплакавшие их удержатся от презрительного или бранного слова, то все сделано правильно.
Administrator: Отсюда «Все оттенки голубого». Театр «Сатирикон» Театр начинается не с вешалки, а с состава воздуха за окном, с контекста, который предлагает действительность. Мракобесные запреты, разлитая в обществе агрессия, матери, трусливо сдающие своих детей, отцы, уничтожающие свое продолжение. Именно в таком воздухе Константин Райкин поставил отчаянный и бесстрашный спектакль «Все оттенки голубого» — историю про мальчика, осознавшего себя геем и признавшегося в этом родителям. В постановке режиссер немного иронизирует над разными театральными формами – от читки (в форме которой пьеса Владимира Зайцева по понятным причинам рисковала остаться навсегда), до балета, самого «опасного» из искусств. Но при этом ни у никаких сомнений в том, что эта история — для большой сцены, ни у кого не возникает. Равно как и в том, что сейчас рассказанная в спектакле история касается каждого. «Скандальная» тема – только горячий верхний слой, под которым скрывается отталкивающий образ слепого общества, убивающего свое будущее. Не случайно мальчик по фамилии Бекетов (Никита Смольянинов) не имеет имени – убиенная душа, человек, которому не дали состояться.
полная версия страницы