Форум » Архив форума » ...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14 » Ответить
...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14
Ирината: ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7 ЧАСТЬ 8 ЧАСТЬ 9 ЧАСТЬ 10 ЧАСТЬ 11 ЧАСТЬ 12 ЧАСТЬ 13
Elena: "1900-й" в Театре им. Ермоловой Спектакль Олега Меньшикова и саму его игру вполне можно было бы назвать легкими и изящными, если бы не одно "но". Это Жизнь и Смерть, между которыми герой сделает честный, бескомпромиссный выбор. Совершенно неожиданный, не поддающийся здравому смыслу, - но ведь и сам герой личность незаурядная. И что поразило при этом больше всего: артист рассказывает удивительнейшую историю совсем просто и как бы "между прочим", и вместе с тем его хочется слушать и слушать. Это пьеса Алессандро Барикко о фантастическом пианисте, живущем и играющем на фешенебельном лайнере "Вирджиния" и никогда не покидающем свой корабль. На нем-то он и был когда-то найден: младенца попросту "забыли" пассажиры третьего класса. Трогательная история его имени, которое придумал для него старый матрос с трагической судьбой Денни Гудман: 1900-й - это год его рождения, хотя точную дату никто не знал. У него так и не будет паспорта; но самым удивительным было другое: где и когда 1900-й научился играть на рояле, и кто его научил. Это так и осталось загадкой для всего экипажа и в дальнейшем для оркестра, когда пианист занял в нем свое место. Примечательно, что повествование ведется от имени трубача корабельного оркестра, друга пианиста, роль которого и исполняет Олег Меньшиков. Быть может, его игра не столь эмоциональна и экспрессивна - какой я ее увидела, - но, повторю, она каким-то необыкновенным образом чрезвычайна интересна и заразительна. У Меньшикова наполненные "говорящие" глаза - это глаза Артиста, которыми обладают творческие, по-настоящему живущие своей профессией люди. "В глазах человека можно прочитать не только то, что он видел, но и то, что только увидит", - был убежден 1900-й и уверял в этом своего друга. Как же замечательно он сказал, - да ведь в этом и заключалась его жизнь! Он, на протяжении многих лет плавающий из Америки в Европу и обратно, никогда не бывающий ни в одном городе мира, мог рассказать о любом уголке земного шара в мельчайших подробностях вплоть до запаха улиц. И также чудодейственно, никому не понятным образом он творил невероятную музыку; и когда он заканчивал играть, создавалось впечатление, что она уходит вместе с ним и никогда не повторится... Красивейшая сцена шторма, когда со стихией пианист и трубач уносятся в вихре прекрасной музыки, создаваемой их дуэтом. И эти мгновения, проведенные на корабле, трубач вспоминает сейчас одновременно с трепетом и восхищением. И все же однажды пианист решился сойти на берег, чем вызвал неподдельное удивление у трубача, - и именно так играет этот эпизод Меньшиков. О, он даже одолжил другу свое новое пальто, чтобы тот сошел по трапу как король! Накануне об этом судачил весь экипаж: событие так событие! Но в решающий момент, 1900-й, пройдя несколько ступенек вниз, вдруг остановился. Он замер и, как завороженный, стал вглядываться вдаль - туда, где простирался необъятный город. Это мгновение длилось совсем недолго, после чего он... повернул назад и поднялся на корабль. И снова недоумение и даже разочарование: как же так, ведь дело оставалось за малым. Однако все случилось так, как и должно было случиться. "Он увидел все то, что хотел увидеть, и главное, он понял, что жизнь на земле - это не его жизнь", - объясняет трубач поступок друга. Конечно, в музыке для него все было предельно ясно: белые и черные клавиши рояля, семь нот и, кроме того, верная "Вирджиния", которая была предана ему, а он - ей. А в жизни - совершенно незнакомой ему жизни - он мог попросту заблудиться. Да, жизнь вне корабля одновременно пугала и притягивала его, но сомнения брали верх в этом нелегком выборе. Я уже слышала эту мысль, произнесенную на сцене: ее озвучил Максим в своем моноспектакле. В жизни не бывает дублей и ее следует писать набело... Набело. Но как выбрать единственную дорогу, единственного товарища, единственную женщину, - то есть как сделать свой выбор? И он продолжал мечтать, и в этом ему помогала его музыка, собственно, как и в том, чтобы с этими мечтами проститься. Боязнь жизни - той, которой живут все обыкновенные люди. Обыкновенные. Но он-то был совсем иной - и как человек, и как музыкант. У него был свой собственный мир и своя жизнь, и душа, которая держала его здесь, на "Вирджинии", и он ничего не мог с этим поделать. И я поняла: это не было малодушием, как могло показаться на первый взгляд. Когда после войны "Вирджинию" решено было взорвать по причине дальнейшей негодности, 1900-й наотрез отказался покинуть судно. Разумеется, все посчитали это чистой воды безумием, и даже его трубач, еще раз поднявшись на корабль, не смог удержать его от этого шага. Они вновь сыграли дуэтом, как раньше, - рояль и труба, - и эта музыка наполнила жизнью последние часы пианиста. Он не смог поступить иначе: он остался верен самому себе до конца, а это, поверьте, главное в жизни каждого из нас.
Innamorata: «Он в Аргентине». МХТ им Чехова, 13 декабря Воспользовавшись отлучкой театральных друзей заграницу и наличием только одного вакантного места в зрительном зале, а так же своим неуёмным желанием увидеть Розу Хайруллину вне богомоловских вакханалий, в эту субботу я с горем пополам посмотрела спектакль «Он в Аргентине» на малой мхатовской сцене. Не припомню на своем не столь большом театральном опыте настолько отвратительно ведущих себя соседей по креслу. Шумы, ими издаваемые, были не то что бы раздражающим «фоном», они не давали улавливать даже важных деталей сюжета, не говоря уж о попытках погружения в спектакль. Вежливо попросила их встать и уйти, что довольно интеллигентного вида пара, сразу же и сделала. Да и весь наш ряд уже знал, что их ждет такси… Постараюсь все же оформить некий отклик на увиденное, так как спектакль довольно странный, с великим множеством задевающих за живое вещей, но и с обилием непонятных поворотов. «… потом опустели террасы, И с пляжа кабинки свезли. И даже рыбачьи баркасы В далекое море ушли…» На опустевшей базе отдыха, под а абсолютно сухим названием «Актер», остаётся две женщины: «сестра-хозяйка» и пожилая актриса, для которой хлипкие досочки летнего домика являются последним жизненным пристанищем. Но своевольный напор и желание решить за всех все первой – ничто по сравнению с отчаяньем и последними глотками независимости – второй. Начало спектакля – постоянные, довольно комичные пререкания двух женщин, наполненные бытовыми озабоченностями. Хозяйка (Юлия Чебакова) хочет во что бы то ни стало продлить жизнь незваной, но маниакально опекаемой ею гостье (Роза Хайруллина), а та в свою очередь, кокетничая («я это не ем!», «я это не пью!») осознанно обрекает себя на голодную смерть. Крапивный суп-супчик, быстро выловленная из щей картошка – это все вранье с единственной целью – быть оставленной в покое. Что из рассказанного в своё оправдание актрисой – правда, что – выдумка, а что намертво приросшие слова ролей – неизвестно. Сестра-хозяйка же, наоборот, живет одним желанием «все и для всех»: для дочери, для мужа дочери, для матери мужа дочери… (Примечательно, кстати, что названия родственных связей в спектакле часто опускаются. Они становятся просто наименованиями родственных связей, лишая эти связи какой либо душевной близости.) Два полюса немного приблизившись друг к другу, отталкиваются с еще большим ускорением. Ну, не понять им друг друга. Как зрителю никогда не понять артиста, так и артисту никогда не понять «что такое хо-зяй-ство!» Так и продолжаются теннисным мячом перебрасываться друг другу отнекивания и обидные слова, сопровождаемые короткими, но забористыми откровениями, пока вдруг не обнаруживается между героинями кое-что общее. И вещь эта, очень страшная и неприятная, разматывает в последствии клубок более жутких совпадений. И вместе с тем – перед лицом Единого страха, даже самые непохожие друг на друга души сливаются воедино. Так же и сольются, причем в танце, директорша-тиранша и интеллигентно-артистичная актриса. Обе они – женщины, обе ратующие за счастье и покой, но каждая – своим путем. Недалеко от моего дома есть автобусная остановка под названием «Дом ветеранов сцены». И, признаться, я никогда не интересовалась, что же там – за хаотично растущими неухоженными деревцами? А там именно такое место, последний причал, для тех, кто хочет тихо и красиво, подобно Офелии или Дездемоне, уйти из этого мира; а так же и для тех – кто готов в ком-то совершенно непохожем на себя найти последнего друга и последнюю опору. Какая-то неведомая сила наградила Розу Хайруллину ни на что не похожим голосом, внешностью, походкой, манерой игры. Инопланетная и вместе с тем очень земная женщина. Её героиней проникаешься от до, и не из-за того, что она вызывает жалость, а оттого, что вся её история какая-то очень тебе близкая… Куда приятнее ассоциировать себя с ранимой, немножко сумасшедшей кокеткой-актрисой, чем с бабой в косынке поверх непослушных волос. Однако, и в каждой такой бабе тоже живет соблазнительная красавица-блондинка, запрятанная под луковые слои грязных спецовок и телогреек. Очень красива вставка с пародией на Татьяну Доронину. А вот финальное винтажное выступление стилизованной пары а-ля кабаре тоже красиво… но зачем? Нужны и слону и даже маленькой улитке подобные ярко-искрящиеся напоминания о том, что жизнь – это не только закатывание банок и мытье посуды?
Elena: "Шага" в МХТ им. А. П. Чехова Какой очаровательный, трогательный и вместе с тем умный спектакль, призывающий задуматься, призывающий внимательнее посмотреть на окружающих нас людей, стать немного добрее к близким, забыть о равнодушии к кому бы то ни было. А быть это может растение, птица, зверь и... человек. И любое живое существо вправе надеяться на каплю тепла и понимания, а когда их нет - ни того, ни другого, - нужно срочно что-то изобретать, чтобы тебя наконец услышали. Пьеса Маргерит Дюрас - это еще одна постановка на новой сцене МХТ, осуществленная режиссером Мари-Луиз Бишофберже в рамках проекта "Французский театр. Впервые на русском". Спектакль настолько полюбился публике, что он уже давно оставлен в репертуаре. Это и понятно: интересный литературный материал вкупе с прекрасным трио исполнителей. Действительно, Маргерит Дюрас протестует здесь не только против серости и обыденности, но и против непонимания и нежелания понять того, кто находится рядом. А потому главная героиня старается как может, - и в одно прекрасное утро она становится... диковинной птицей. В этом и состоит загадка необыкновенной Ренаты Литвиновой, буквально созданной для подобной роли. Она появится на сцене, точнее на заднем дворе, немного позже, - партнеры будут не на шутку "встревожены" ее долгим отсутствием, - войдя в зрительный зал она неловко поклонится и извинится. Это будет неземное, единственное в своем роде создание в изумрудно-синем переливающемся оперении и сверкающих камнях, подчеркивающих ее фарфоровую кожу. И только драные чулки будут кричать о нелепости и чудаковатости ее роскошного наряда, так же, как и этот задний двор; но главное - ее язык! Сегодня утром она придумала свой, доселе никому не известный язык - шагу. Теперь она разговаривает исключительно на нем нечленораздельными звуками; от "человеческого" языка осталось лишь "Кончено", - и то, когда речь заходит о бывшем муже. Понимает ее, да и то с трудом, только ее подруга по заднему двору - ее полная противоположность. Ксения Лаврова-Глинка вновь повергает меня в неописуемый восторг. Возможно, эта роль не столь "громкая" и "помпезная" по размаху, как роль Полли Пичем в "Трехгрошовой опере", - но как ее может сделать истинная актриса! Такой неприметный, взъерошенный воробей, любящий искупаться в дорожной пыли, - абсолютный антипод "царственной" птице Литвиновой, - но при этом дерзкий, задиристый, драчливый и... очень ранимый. Что общего между этими женщинами? Одиночество. Равнодушие близких людей. Мсье Поль Игоря Хрипунова, держащий путь в Монте-Карло и решивший заправиться неподалеку от птичьего двора, попадая в их пространство, не может понять ни одну, ни другую. Но несмотря на "шаганский" язык, диковинная птица нравится ему, а ее подруга, пытаясь "перевести", обижается и ревнует: ей становится больно. Оказывается, Поль знаком с птицами не понаслышке: как-то к нему залетела одна, и он научил ее разговаривать. "Говорящая" птица получилась. Но ее "язык" мало кто понимал, включая самого Поля, и однажды он ее выпустил. А у подруги птицы одно время жил... настоящий лев. Да, она могла позволить себе такую прихоть, которая также имела весьма грустные последствия. "Интеллектуалы", - почти беззвучно выдохнет Литвинова-птица в ответ на их рассказы, - и вдруг как-то вся съежится, нахохлится, сожмется, уйдет в себя. И замечтается: морское побережье, ветер и воздух, которым она не может надышаться. Ее подруга тоже захочет прикоснуться к мечте, но, едва она дотронется до нее, - мечта исчезнет. Эту пьесу Дюрас относят к жанру абсурдизма - вероятно, так оно и есть. Однако абсурд в ней лишь на поверхности, он "выставлен" наружу. Но если чуть внимательнее присмотреться, заинтересоваться, проникнуть вглубь, - а актеры, бесспорно, позволяют это сделать, - то, что хотела сказать мадам Дюрас, можно понять без особых проблем.
Ирината: FIGARO. СОБЫТИЯ ОДНОГО ДНЯ. Театр Наций. 22.12.14. Прочитав когда-то рекомендованную книгу Гранделя о жизни и творчестве Пьера-Огюста де Бомарше, я была поражена и очарована резвостью ума и многогранностью талантов этого человека. При этом пьесы его мне никогда не нравились (а третью часть трилогии о Фигаро, «Преступная мать, или Второй Тартюф», я со скукой бросила читать почти сразу). Впрочем, и популярный «Безумный день, или Женитьба Фигаро» мне тоже не особенно по душе: слишком уж в пьесе, а, соответственно, и в сценическом действии, все получается небрежно: ниточки характеров и ситуаций выплетаются в какой-то незаконченный узор; действие то скачет, то тормозит; легкость слов вдруг отягощается философией – при этом философистика плохо «вмешивается» в происходящее, словно масло на воде. Впрочем, все главные роли здесь бенефисные, и играют обычно Фигаро, Сюзанну, графа и графиню «первачи» труппы. Когда-то в Сатире «фигаровый» узор все же удалось сплести – получился тогда прекрасный спектакль с Андреем Мироновым в заглавной роли (ну, кто ж из нас его не видел – все больше в видеозаписи, конечно). Остальные постановки… ну, я не знаю. Впрочем, не люблю, а вчерашний спектакль в Нациях – это третий мой «Фигаро» в этом сезоне (Ленком, Пушкина); а в конце января еще и в Вахтангова пойду. Как «пойдет» спектакль театра на Арбате – не знаю, говорят, там все «заточено» на Максима Суханова/Альмавива. Пока же ни очаровательно «свежая» и изящная постановка в Пушкина, ни порядком расшатанные временем спектакли Ленкома и Наций сильного впечатления не произвели. Вчера вот, например, я расстроилась не только расшатанностью спектакля, но и актуализацией его текста – а именно, упрощением и огрублением его. Наверное, персонажи, проживающие теперь не в графском поместье, а в «хрущевке» с дешевой мебелью, и должны говорить «весомо, грубо, зримо»… но таки это «Фигаро» играется, а не «Наташина мечта». Зачем же уж совсем переводить текст на язык подворотен… Кстати, вот это упрощение подвело пару раз и Фигаро/Евгения Миронова. Текст, особенно в части монологов главного героя, и правда очень актуален. Настолько актуален, что после фразы одного из монологов Миронов сделал паузу на реакцию зала… бросил взгляд в публику… народ безмолвствовал. А почему так произошло? Да потому что все устали от глупого «бла-бла-бла», несущегося со сцены, и в него уже не вслушивались. Вот интересно: как выглядел спектакль 8 лет назад, когда был поставлен Кириллом Серебренниковым? Наверняка ведь в нем были и интересные смыслы, и свежие режиссерские кульбиты, и потрясающая актерская игра… М-да… Пожалуй, и правда: спектакли, которые идут уже долгое время, надо либо регулярно отсматривать и «подтягивать» (даже за счет режиссерской «плетки», невзирая на высокий ранг актеров), либо закрывать, чтобы они не снижали, упрощая, общий уровень театров. Монологи в «FIGARO» получались практически у всех (Миронов – вообще удивительно хорош; да и Хаев/Альмавива очень даже неплох). Но как только актеры начинали взаимодействовать… Ну, прямо нелюбимая мной антреприза получалась: каждый сам по себе, в своих собственных ритме и тональности… хорошо, хоть не сбивали друг друга с ног, перемещаясь по сцене. Нет, я не могу сказать, мол, вчерашний вечер в театре выглядел, как ужас-ужас. В меру хорошо, ибо все же собраны на сцене ИМЕНА: Бомарше, Серебренников, Миронов, Ахеджакова… Даже просто сделать зарубочку в личной театральной истории – я саму Ахеджакову на сцене видела, завидуйте!.. Значимая зарубка получилась, согласитесь. Но чтобы я второй раз в театр рванула, дабы ее игрой насладиться… Нет, одного раза вполне хватит. Перечли «Женитьбу Фигаро» - и хватит. В следующий раз мысли черные будем изгонять другими постановками. Хотя бы и в тех же Нациях.
Ирината: Странная история доктора Джекила и мистера Хайда. Театр Моссовета. 24.12.14. Очень интересная для меня тема. Что будет, если Тень не будет знать свое место – сможет ли выжить Ученый, ее потерявший. Через сколько времени погибнет мир, если в угоду Свету ободрать с Земли все тени. Где грань, за которой Страж-Птица прекратит определять любое деяние, как преступление. Имеет ли право Художник прекращать саморазвитие, делая основой своего существования славу и деньги… Все это литературные примеры, в которых, как и в истории Джекила и Хайда, решается вопрос отделения зерен от плевел – а в любом разумном человеке есть и то, и другое. Да и вообще: имеет ли право человек разумный уподоблять себя Всемогущему Богу, решая, что истинно (а потому должно всячески взращиваться и совершенствоваться), а что ложно (и потому подлежит немедленному уничтожению). Да, тема интересная, но… В программке не указан год выпуска спектакля, но рецензии на сайте Театра Моссовета относятся к 2005 году. Почти 10 лет со дня постановки; причем это не психологическая драма с тщательно вывязанными петельками и крючочками смысла, а всего лишь мюзикл – жанр этот всегда упрощает и облегчает литературную основу. Я не говорю о текстах, которые выпеваются со сцены – после некоторых рифм смех душит в самых «драматических» местах постановки. Но и без того, от изящного романа Р.Л.Стивенсона в данном случае оставлена лишь схема… Но это, повторяю, жанр такой. К тому же за 10 лет спектакль, очевидно, подразболтался. Смотреть его в первый раз, не имея пристрастий ни к данному автору, ни к звучащей музыке, ни к конкретным артистам – сложноватенько: гигантский зрительско-театральный опыт позволяет (увы!) видеть все провисы, несоответствия и актерские «и так сойдет». Впрочем…С мюзиклами и опереттой у меня странные отношения. Вроде бы это не самый мой любимый жанр, однако смотрела я добрую половину того, что идет в Москве и Питере (к тому же многое – неоднократно). Так вот: да, не самое любимое, но практически каждый раз спектакль, сыгранный в этих жанрах, дает мне мощную энергетическую подзарядку. Так и вчера: спектакль – отнюдь не само совершенство, выше всяких похвал, а после его окончания немедленно захотелось… нет, не совсем повторить. Но – посмотреть эту постановку с Анохиным в заглавных ролях (потому что билет приобретался именно на спектакль с ним… а смотрели с Домогаровым). И – посмотреть другие спектакли с участием того же Анохина. Возможно, осуществлю. Что до вчерашнего участия в спектакле Домогарова – замена меня не расстроила, ибо при первом просмотре спектакля в малознакомом по труппе театре, состав не особенно важен. К тому же Домогаров приятен: вальяжный волоокий красавец, талантлив, к тому же определенно более известен, чем Анохин. А потому его присутствием в просматриваемом спектакле можно даже хвастаться. (К тому же Домогарова несколько дней назад видела на видео-арт проекте #богимои#героимои – на фуршете и в зале, в шаговой доступности. Понравился: действительно, вальяжный и волоокий. Красавец. Вчера убедилась: да, талантливый). В общем, вчерашний спектакль не слишком раскрыл интересующую меня тему (а помните, как в финале «МиМ» качался на Таганке маятник: от Святого - к Демону, от белого – к черному, от счастья – к беде… ровно так качался, отмечая равнозначность обоих полюсов; тоже вот вспомнилось). Но положительной энергетики добавил. Еще из очень приятного: Анатолий Адоскин в роли епископа Бейсингстока. А что вы думаете: если ты начала ходить в Моссовета чуть не 40 лет назад, то и по сей день радостно видеть на сцене запомненных и полюбленных еще тогда артистов. Из неприятного. Уже не в первый раз натыкаюсь на непозволительную, отвратительную грубую строгость персонала Театра Моссовета, работающего на рассадке. Да, я понимаю: я грешна желанием театрала смотреть спектакли с хороших мест, но по возможности за небольшую стоимость. Это объяснимо: с галерки спектакль не дает полного впечатления… Купить билеты на хорошие места? Без сомнения, я бы это сделала, если бы при своем небогатстве посещала театры… ну, скажем, раз в год: накопила и купила. Я же посещаю их 10 и более раз в месяц (каждый раз честно отписываясь об увиденном). В общем, я могу назвать десятки театров, в которых, после твоей интеллигентной просьбы, тебя посадят на свободное хорошее место. Назову с десяток, в котором с сожалением скажут о переаншлаге… и, тем не менее, при первой же возможности, пойдут тебе навстречу (или закроют глаза на твою «самостоятельность»: тихо вошла, села с краю… по первому же требованию законных обладателей мест – переместилась). Единственный театр, где при аналогичной ситуации мне просто грубили – это Моссовета. Вот и вчера: и в партере до конца были свободные места, и бельэтаж был заполнен едва на две трети)… но пересесть нам не разрешили. И сделали это (повторяю!) очень грубо, имхо, с понятием ТЕАТР несовместимо. Поскольку такое случается не в первый раз, считайте это антирекламой Театра Моссовета. Ибо очень плохое – практически на входе – не до конца перекрывается потом и хорошим спектаклем, и очаровательным фойе, и книжным лотком с интересным подбором литературы.
Innamorata: «Figaro. События одного дня». Театр Наций. 22 декабря Признаться, вчера в сердцах хотела озаглавить свой отзыв «F*ck you, Figaro!» А потом подумав, решила, что, в общем-то, и не надо никого так грубо ругать. Хороший вечер в хорошей компании, на прекрасных местах, да еще и с открытием для себя новых имен. Ну, не новых конечно, ибо кто же их не знает? Лия Ахеджакова, Авангард Леонтьев, Евгений Миронов … Была скорее своеобразная радость первой встречи. История предприимчивого баловня судьбы превратилась в историю личного помощника Большого Босса. До сих пор не понятно, откуда в данной версии спектакля взяться свадьбе, когда ни Фигаро, ни Сюзанна даже отдаленно не пытаются играть в любовь. Целуются, танцуют, кричат «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ», но химии-то нет. Выходит, и вся суета на ровном месте. И именно – суета, бег наперевес с дрелями, аккордеонами, гитарами, цветочными горшками, а раздвоенный Базиль вообще нещадно меня раздражал. Да, безумный день! Но когда безумство превращается в бесконечную круговерть слов-прыжков-танцев! Тяжело. А с другой стороны, некоторые сцены, наоборот, беспомощно «висят»… Евгений Миронов оказался в достойной огранке. И даже яркий прием отсечения его от остальной труппы красным занавесом не произвел впечатление какого-то сознательного Выделения героя. Он – менеджер, белый воротничок-управленец, каких миллионы, может, по этому безликость тут переборола харизму. А вот финальный wink – чисто по-фигаровски был очень хорош! Вспоминая когда-то давно отшумевший новогодний теле-мюзикл, в голове крутилась песенка «Как невыносимо быть Керубино». Александр Новин вот например, замечательно сыграл «молодого повесу». И комизм присутствует, сквозь который очень хорошо читается юношеская страсть и еще не искорененная инфантильность. И сыпятся за это на голову ненасытному помощнику кондитера разные напасти, гнев графа, страх быть сосланным в армию. Подкрашенная армейскими подробностями сцена - не от сюда и не понятно откуда тут взялась. А "понаехавшее" сюзаннино "пОняла - не пОняла"? (Вот например актуализация у Богомолова это всегда так точно, что эпохи не разделяются, а сливаются воедино во вневременную историю, а тут какой-то абсолютный раздрай ) Но как жужжит бритвенная машинка в принципе очень даже было и забавно... Виталий Хаев в роли нового русского графа грубоват, самодоволен, в общем, среди прочих больше всех похож на мольеровского персонажа. А вот графиня Розина (Юлия Свежакова) не понравилась совершенно. Не было в её жеманно-томной манере никакой вкусности, кроме тонкого надоедающего голоска. Хотя! Очень интересны были её «уходы» в энциклопедические повествования в самых напряженных моментах. Конечно же, надо обязательно задаться вопросом «Что есть музыка?», когда перед тобой раздетый юноша, который ждет лишь "зеленого света"… Нет, смешного, конечно в спектакле много. Но это юмор в лоб, нетонкий и неумный. Зачем-то донельзя упрощены монологи Марселины (Лия Ахеджакова), которые даже не сводятся к общему смыслы «Все мужики - козлы», а звучат также грубо и необусловлено просто. А ведь какой красивый текст могла бы произнести эту мудрая и одновременно неопытная дама? Сам спектакль оказался "очень не очень", но как ни странно, он как на тарелочке преподнес мне одно воспоминание. Был среди моих друзей один такой вот "Фигаро", даже внешне очень похожий на Евгения Миронова и все дни, проведенные около него автоматически становились безумными. Такой тип человека, конечно, очень нужен обществу - вечный двигатель, не известно из каких недр берущий свою энергию, но с оговоркой - что энергию эту он направляет в исключительно правильное русло.
Elena: "Похождение" в МХТ им. А. П. Чехова Точнее, на сцене МХТ - это спектакль "Табакерки". Ох, помирать буду - не забуду, как Безруков играл Чичикова! Я не знаю, да собственно и не хочу знать, каким образом молодой да ранний Миндаугас Карбаускис "учил" его "делать" Павла Иваныча, но результат, а вместе с ним и впечатление превзошли всяческие ожидания, - даже несмотря на то, что я впервые увидела Безрукова на сцене. И пусть искушенные ценители воротят носы и хулят и спектакль и Безрукова вместе с ним, я, увидев все своими глазами, придерживаюсь категорически иной точки зрения. У каждого из нас субъективный взгляд на что-либо, и в творчестве этот взгляд или суждение - как хотите, - способен проявиться особенно ярко и полярно. Сатира, переходящая в сарказм, - это ли не Гоголь? Так вот Карбаускис и взял за основу эти качества классика, сделав остроумный, легкий и искрящийся спектакль, насколько это возможно по определению самого понятия "театр". Это одно. И второе. Да, режиссер не стал "заморачиваться" на лирических отступлениях и философских рассуждениях, коим отводится значительное место в самой поэме, - не знаю, в силу чего - возраста или своего собственного прочтения и видения, - однако свое мнение на тему загадочного "российского кода", зашифрованного в "Мертвых душах", Карбаускис все же успевает высказать в финале, в котором и расставляет все точки над "i". Бесспорно, акцент здесь сделан - и не напрасно! - на бенефисные роли прекрасных драматических артистов, и своих персонажей все без исключения подают вкусно, заразительно, предварительно приправив их разнообразными специями. Безруков во главу угла ставит убийственный гротеск, доведенный до максимума; временами кажется, что его Чичиков таки "закипит" и "задымится" - невероятный, мощнейший поток энергии, льющийся в зал обильной рекой! И вновь не соглашусь с критикой: "ни единой мысли, ни крупицы чувства - артист любуется собой любимым". Несомненно, главное - это перевоплощение, как внешнее, так и внутреннее. Так вот Сергей проделывает и то, и другое. Он находит характер и вместе с ним ритм жизни своего героя. Он абсолютно не остается самим собой: перевоплощается, придумав необычные повадки, ужимки, своеобразное поведение, словом, все то, что отличает людей друг от друга. И самое главное - он любит свою роль, а значит, любит себя в этой роли, - а это совершенно необходимое условие существования в творчестве, не имеющее ничего общего с самолюбованием. Ведь Чичиков по сути этакий хамелеон, подстраивающийся под каждого своего "поставщика", и в конечном итоге отображающий его характер; то бишь Чичиков, с одной стороны, "современный приобретатель", как в самом начале он сам себя именует, грациозно стряхивая грязь с руки, а с другой - совсем недалеко ушел чисто в человеческом плане от продавцов мертвых душ. И в первую очередь органично выразить все эти черты актеру позволяет неограниченная, беспредельная, переливающаяся, словно ртуть, пластика вкупе с блестящим гротеском. Белокурый "херувим" Манилов, единственный отдающий в дар умерших крепостных, страстно сливающийся в долгом и глубоком поцелуе с супругой - высокие отношения! - пожалуй, у этого безобидного человека лишь один "грех": он дымит трубкой. Алексей Усольцев подает его возвышенным мечтателем, пекущемся о всеобщем благе, - и вот уже сам Павел Иваныч, который минутой раньше никак не мог "приложиться" к ручке госпожи Маниловой по причине взаимной любвеобильности этой четы, буквально парит между ними, округлив невинные глаза и придав им выражение полной безмятежности и абсолютного одобрения маниловских устремлений. И если с Маниловым вроде все "по книге", то Собакевич поначалу оказался для меня полной неожиданностью. В фильме Михаила Швейцера этот образ воплотил Вячеслав Невинный - тучный тугодум, толстокожий, непробиваемый, видящий все исключительно в темном цвете, поносящий и подозревающий всех и вся. И Собакевич - Борис Плотников, внешне лишь отдаленно напоминающий его жилетом из "собачьей" шкуры, в котором он царственно восседает в ожидании приезда потенциального покупателя. Однако прыти Павла Иваныча придется несколько охладеть, едва он увидит перед собой практически непреодолимую скалу - именно таков этот "поставщик", дозированно извлекающий из себя каждое слово в ответ на вконец отчаявшиеся "выпады-кренделя" несчастного Чичикова. Что ж, торг вполне уместен и Павел Иваныч мигом становится серьезным и строгим как никогда - еще бы, такому ВИП-продавцу нужно соответствовать, даже невзирая на то, что клиент всегда прав. Если честно, то именно эпизод с Собакевичем мне понравился больше других, несмотря на то, что безруковские "трюки" совершенно равноценны по значимости и выражению на протяжении всего действия. Здесь он особенно "перекраивается": унижаясь, семенит на носочках, нервно дергает "балетными" ногами и даже в порыве такого, казалось бы, близкого "фиаско" - упертый Собакевич не хочет упустить своего, - пытается удрать от греха подальше, вцепившись в свой портфель, - однако в конце концов стороны "договариваются" и Чичиков глубоко выдыхает: успех! Следующий визит нанесен Плюшкину, который, как и Собакевич, неожиданно "выбивается" от привычного восприятия этого персонажа. Я вновь вспомнила Плюшкина-Смоктуновского, совершенно завораживающего своей мистикой - этакую ведьму из "Вия" того же Гоголя. А тут пышущий упитанностью, румяный, добродушный толстяк, пусть и старик, и именно на этом великолепном "несоответствии" Олег Табаков делает упор в своей игре. Он также патологический скряга, также причитает о прожорливости мужичья и о внуках непутевой дочери, которые тянут к нему свои ручки в надежде, что он что-то в них положит. Однако его жадность и прижимистость абсолютно бесхитростны, и во всем его характере есть детская непосредственность. Что ж, и такой Плюшкин даже очень имеет право на существование. Ноздрев - Евгений Миллер - прямо-таки хрестоматийный Ноздрев, - и великолепный дуэт с Безруковым получился. И самое интересное: в отличие от "мимикрии" с Собакевичем, в схватке с Ноздревым Чичиков сумел постоять за себя, поставив на место распоясавшегося хулигана и выйдя поистине победителем после знаменитого "шашечного разбора". И заключительный дуэт - Чичиков-Коробочка. Ольга Блок-Миримская - яркая, сочная, самобытная; органичная как в народном фольклоре, так и в своем чрезвычайно "эротическом" наряде. Что ж, вдова Настасья Петровна еще вполне привлекательна и к тому же полна сил, - вот и Чичиков уже не знает, как избавиться от нее и улечься наконец спать. А какую песню она вдруг затягивает! Органика ее идет и дальше, проявляясь в феерическом недоумении по поводу "мертвечины". Однако она пробует слабо протестовать, боясь упустить собственную выгоду. А ведь именно Коробочка тотчас побежит в губернский город N. навести справки о "рыночной стоимости" подозрительного товара, дабы не продешевить, - и тем самым вместе с Ноздревым сдаст Чичикова с потрохами. Обязательно скажу о прехорошенькой во всех отношениях Яночке Сексте, исполнившей почти все женские роли, причем самых разных фактур и возрастов - Манилова, Фетинья, губернаторская дочка, ключница Плюшкина, - весьма и весьма недурно. Даже скажу, что Сексте стала настоящим украшением этого вкуснейшего лакомства! Сценография Сергея Бархина отчасти напомнила наши "Тополя", и прежде всего своей "подвижностью". В начале спектакля сцена плотно закрыта серой "обшарпанной" стеной, но с началом чичиковского путешествия и нанесения визитов она будет раскрываться и отодвигаться в разные стороны, тем самым как бы углубляясь вовнутрь сцены все больше и больше. И наконец финал - у самого задника, в центре за сценой мы увидим трех прекрасных живых лошадей вороной, гнедой и серой масти. Эта птица-тройка Карбаускиса никуда не мчится и не торопится: она тихо-мирно поедает заранее приготовленное сено, с нескрываемым недоумением поглядывая на подлинных "мертвецов", - ибо все помещики на сцене спят мертвецким сном. Да-да, все они сидят - кто к нам лицом, кто - в пол оборота, а кто и отвернулся совсем - все они впали в полное забытье! И только маленький мальчик Павлуша Чичиков бодрствует: он бегает меж ними, пытаясь их "оживить". Однако это финал, в котором режиссер предельно ясен: Русь, погрязшая в непроходимых дорогах, погрязла и в своей бездуховности; и ей просто жизненно необходим грандиозный ум, чтобы разбудить ее от этой вселенской спячки.
Elena: "Мертвые души" от Гоголь-центра на сцене Театра им. А. С. Пушкина Перед тем как рассказать об этом удивительном спектакле, я считаю необходимым сказать пару слов о недавно ушедшем от нас Алексее Девотченко, исполнявшем в "Мертвых душах" роль Плюшкина. Мне довелось видеть его на сцене лишь однажды - в "Зойкиной квартире" в МХТ, где он сыграл Обольянинова, и, как мне кажется, был совершенно "в своей тарелке" в этой роли страдающего бунтаря и, собственно, актером он был превосходным. Вероятно, с Кириллом Серебренниковым у него сложились весьма продуктивные, если так можно выразиться, творческие отношения, и остается только глубоко сожалеть, что все так оборвалось - страшно и неожиданно. Ирина, я позволю себе вас дополнить. Кирилл Серебренников не просто "интересный" режиссер. Это самобытный, ни на кого не похожий мастер, обладающий широчайшим диапазоном, всегда имеющий свою позицию и готовность ее отстаивать. Он не боится рисковать, и главное - быть непонятым, а потому его спектакли всегда вызывают бурю самых разных эмоций. Этим он очень близок Юрию Бутусову. "Мертвые души" - визитная карточка Гоголь-центра, руководимого Серебренниковым, и его прочтение только лишний раз подтвердило мое мнение о нем. Об Александре Маноцкове мне следовало сказать еще в "Трехгрошовой опере": ведь несмотря на музыку Курта Вайля, он дирижирует оркестром и является музыкальным руководителем этого спектакля. А в "Мертвых душах" Маноцков выступает уже в роли композитора, и его музыка здесь позволила мне вспомнить нашего дорогого Сергея Курёхина - ибо она взрывная, местами необъяснимая и авангардная, но - и это главное! - как здорово на нее лег гоголевский текст! Пожалуй, музыка спектакля - одна из главных его фишек, а поющие у микрофона актеры - продолжение музыкального творчества самого Серебренникова. Стоит отметить, что здесь режиссер выступил еще и как сценограф и художник по костюмам, очень точно, в контексте спектакля одевший своих героев. Практически все актеры, кроме, пожалуй, Сергея Сосновского, мне неизвестны, но какие же они интересные и неожиданные в своих ролях! Чичикова играет Семен Штейнберг, и делает это, по-моему, тонко и очень "по-своему". О, в самом начале его "самооценка" принижена, и иначе как "червем" он себя не называет. Однако к предприятию своему он подготовлен основательно: обзавелся дипломатом с пишущей машинкой, которая поможет ему в дальнейшем учете. Этот Чичиков, как ни странно, вовсе не подстраивается под своих "партнеров по бизнесу"; напротив, он в своем роде обособлен от них, всячески их остерегается, смотрит недоверчиво и в итоге попросту сходит с ума аккурат после приема у губернатора. А как тут не сойти: ведь все помещики оказываются... теми самыми мертвыми душами, выстроившись в ряд и участвуя в перекличке, которую им устраивает Павел Иванович. Своеобразно найдено решение со временем, в котором происходит действие: его попросту нет. История произошла вне времени и пространства, о чем говорит и единственная декорация в виде картонной коробки, и совершенно "неопределенные" одежды подавляющего большинства действующих лиц. Но в целом это создает законченный и лаконичный вид всего спектакля. Женские роли здесь также исполняют мужчины; по мнению режиссера, это "жесткая история", в которой отсутствует лирика и любовь. Я его прекрасно понимаю; и вот такие бесполые, мужеподобные и в то же время с претензией на женский ум, повадки и поведение "героини", странные, обескураживающие, даже пугающие поначалу, - но все они в органике спектакля. Еще нужно отметить, что у актеров здесь "множественные" роли и они мгновенно трансформируются из одного состояния в другое, причем это могут быть мужчины, женщины, дети и даже... животные. Интереснейший "паноптикум" получился, ни на минуту не вызывающий скуку, дающий серьезную пищу для ума и полностью оправдывающий свое название. И эта задумка режиссера не будет покидать ни главного героя, погружающегося в "общество", ни самого зрителя, наблюдающего это погружение. Вот Манилов, "щепетильно" сыгранный Антоном Кукушкиным, - легонький, подвижный, приторно-обволакивающий и даже что-то нашептывающий своему гостю. Он и супруге своей источает сладости и любезности, да вот только Манилова не ровно дышит к внезапно нагрянувшему Чичикову, откровенно "игнорируя" мужа. Илья Коврижных - натуральная "мадам Манилова": и внешний вид, и походка, а какие манеры! Что ж, Чичиков польщен настолько, что не знает, как перейти к делу. А тут еще крутятся-резвятся маниловские детки с труднопроизносимыми именами и совсем не детскими забавами. Однако все "по тексту" - и Чичиков следует дальше. Коробочка Олега Гущина - это что-то совсем великолепное. Пожалуй, из всех гоголевско-серебренниковских женщин - это чудо-юдо что такое. О том, что вдова хочет забыть, но никак не может, "особь мужеского полу", я, вероятно, не расскажу - это надо видеть и слышать. Но вот когда начинается торг, - ох, какие приемы включает этот артист, как работает! И неуверенность, и боязнь прогореть, и вляпаться в дурную историю, и сомнение, сомнение... доводящее бедную женщину практически до упадка всех ее "женских" сил. Смаковать можно все - от поворота-наклона головы и манеры говорить до, собственно, дуэта с Чичиковым. Да, здесь еще вертится под ногами Фетинья, - а это ни много ни мало Сергей Сосновский! Впрочем, его звездный выход еще впереди. Далее - добрый малый Ноздрев, - именно таким его подает Михаил Тройник. И все бы ничего, но пацан конкретно погряз в пьянстве и загуле, и подтверждение тому - последняя пара тренировочных, которые он со слезами в голосе демонстрирует опешевшему Чичикову. А как собак любит! Выскочившая свора окружает Павла Ивановича со всех сторон, что приводит его в полнейшее замешательство. От подобного дара он, конечно, открещивается, как может, ну а от сеанса одновременной игры с теми же псами - как можно! В заключение он будет-таки жестоко избит вконец взбесившимся Ноздревым, освободившимся от своих последних тренировочных, и еле-еле ноги унесет - теперь к Собакевичу. Михал Семеныч с приветом от Тупольски и Ариэла; и хотя пыток от него Чичиков "не дождется", лампой в глаз получит и весьма основательно. Собственно, весь торг с Собакевичем превратится в допрос с пристрастием, и ассистировать ему в этом поможет жена Феодулия - известный мне по "Зойкиной квартире" Евгений Сангаджиев. Однако вконец обалдевший Чичиков снова выйдет победителем - его условия приняты - и это главное. Ну и вершина всего морока, в котором увяз главный герой по самое не балуй, - "бережливый хозяин" Плюшкин. Ведьмак так ведьмак! И снова все по Гоголю: до чего дошел человек, во что превратился. Чичиков в натуральном морге: на столах лежат трупы мужиков с бирками на пальцах, которых благородный старик уморил голодом. Сам старик передвигается с огромным трудом и все норовит облокотиться на того же Чичикова. Да, интересно, как его играл Девотченко, но и Сосновский велик! Пожалуй, ближе всех к "оригиналу", если вспомнить Карбаускиса. Вроде бы он ничего не накручивает, не хлопочет лицом, не активен в жестах; и говорит-то еле-еле - по-моему, жалобно мычит, - но результат! Это надо видеть, и я это увидела. Итак, Чичиков Семена Штейнберга оказывается в непонятном, сюрреалистическом мире, в который он, однако, попадает по собственной воле со своими определенными интересами. И мир этот его пугает; и при всем желании понять его, ничего, кроме отторжения, он не вызывает. Недаром герой изо всех сил будет пытаться спрятаться в деревянном ящике-гробу, чтобы освободиться от всего увиденного и услышанного. "Оставим город, где люди не пользуются воздухом", - споет на балу Дама приятная в исполнении очень талантливого Никиты Кукушкина. Действительно, дышать в этой картонной коробке становится все тяжелее, и это прямо влияет на душевное состояние Павла Ивановича. Последний вопрос "Русь, чего ты хочешь от меня?", исполняемый всем вышеперечисленным хором, добивает его окончательно: на него бедный Чичиков ответить уже попросту не в состоянии.
Ирината: Сирано де Бержерак. Театр на Малой Бронной. 08.01.15 Забавно: Малая Бронная – не самый посещаемый мною театр, а вот второй год подряд первый спектакль новогодья случается у меня именно здесь. А вообще – год у меня начался волшебно: я ела, спала, а территорию квартиры покинула всего пару раз, дойдя до ближайшего универсама… Сегодня же вечером все сложилось так, что ввечеру выскочила – добежала – счастливо посмотрела спектакль с 1 ряда. Счастливо – потому что спектакль понравился вообще, а несколько артистов откровенно порадовали мощной игрой на крупных планах, попутно разрушив стереотипы о том, что раз актер сериальный или антрепризный – то ждать от него высокого класса игры в театре не следует. (Кстати, сама понимаю, что подобные мысли глупы, ибо я постоянно хожу, например, в РАМТ и вижу, как прекрасно играют на сцене Уварова и Красилов… а вот поди в ты: никак из собственной головы стереотип не выкинешь). Сегодня в спектакле, поставленном Павлом Сафоновым (именно этот режиссер подарил мне счастье РАМТовского «Приглашения на казнь»), главные роли – Сирано и Роксаны – играли Григорий Антипенко и Ольга Ломоносова. И играли они, скажу я вам, просто прекрасно. При этом у Антипенко была большая сложность игры из-за большого накладного носа – вся лицевая мимика была им перекрыта. А оттого – играли почти что одни глаза… и это было просто замечательно. И еще у Антипенко оч.красивые кисти рук и жесты…я, например, могу назвать всего несколько актеров, движения пальцев которых притягивают взгляд, и он – один из них. Пересказывать историю ростановского Сирано нет смысла: произведение входит в круг знания цивилизованных людей. Единственное: смотрела я сегодня на героя и думала: чего в нем больше – гордости или гордыни? Пожалуй, что и гордыни… Бог наказал его за это одиночеством – пусть даже в окружении друзей и знакомых… Но и Сирано наказал Роксану – страданием… А Кристиану, если бы парень не погиб так «удачно», пришлось доживать свой век с чувством неполноценности и вечным ощущением позора… Кстати, Дмитрий Варшавский, игравший Кристиана, мне тоже понравился. И играл хорошо, и по фактуре был выбран на роль идеально: такие лица и правда притягивают к себе женские взгляды – ими хочется любоваться глазами… да и губами тоже. Понравился Рагно (Александр Бобров) – просто молодец, как играет парень! И еще: уже подзабыла пьесу: очаровательное пересечение с другим драматическим произведением, «Кабалой святош» Булгакова получилось: в последней сцене выясняется, что он служит ламповщиком – у Мольера. Ну, и де Гиш у Ивана Шаболтаса хорош… впрочем, актер этот мне нравится при всех его появлениях, во всех спектаклях. В общем, хоть и не очень вдохновенный отзыв у меня сегодня получился, но спектакль и правда хорош, и рекомендую я охотно его к просмотру рекомендую.
Ирината: Идеальный муж. МХТ. 09.12.14. Второй театральный вечер в наступившем году – и второе большое зрительское удовлетворение. Сначала отступлю чуть назад: про «Сирано» на М.Бронной написала вчера без души и очень сжато; причиной тому – серьезный сбой в компьютере: попробуй напиши что-нибудь умное, если поверх всего одна мысль: уйдет всё на половине фразы или удастся хоть что-то написать… На самом деле, малобронный спектакль очень хорош, и я с удовольствием посмотрю его еще раз (пригласив с собой друзей), и уж тогда напишу так, как следует писать о понравившемся. Сегодня был «Идеальный муж», спектакль я смотрю не в первый раз. Каждый просмотр – для меня событие огромной важности, особенно сейчас, когда, по разным причинам, на время или навсегда ушли из репертуаров хороших театров многие любимые мною спектакли… Впрочем, «Идеальный муж» - это не вынужденная замена, это спектакль первого ряда. Для меня. Говорю об этом, ибо во втором антракте встретила в фойе своих знакомых с Таганки – недоумевающих увиденным, ибо, кажется, с самого начала были они настроены на это самое недоумение. Поговорила. Что-то рассказала. Жаль, не пересеклись после финала: возможно, мои слова их все-таки перенастроили на понимание постановки. Что касается меня, то сегодняшний спектакль был очень мощным по энергетике – даже в небольшой ее перебор, ибо к первому антракту немного заболела голова… Потом выровнялось, и пошло-покатилось так, как требовалось… несмотря даже на небольшой технический сбой в финале… Дважды записала в блокнотике сказанные со сцены фразы (ого! я уже могу «выныривать» из действия и что-то записывать!). Вот тут небольшое предисловие. Режиссерское образование и несомненный талант Константина Богомолова переплетаются с его значительными литературно-филологическими знаниями и «чутьем» к слову. Вот я повторяю просмотры этой постановки… и раз за разом понимаю, что недослышала, пропустила какую-то фразу, показавшуюся сперва фоновой… а она как раз многое определяет. Поэтому, за отсутствием у меня свободного времени (да и таланта) даю идею театроведу или филологу: а раздергайте-ка вы вот эти богомоловские «сочинения на тему» на отдельные частички, да попытайтесь додуматься, почему ЭТО соединено именно С ТЕМ – чтобы все могли удивиться тому, из каких текстовых ниточек сплетены это его удивительные спектакли-«ковры». Так вот, записанные мною фразы банальны…но, мне кажется, они оч.многое определяют в спектакле: «Любовь – только ради нее стоит жить, стоит умирать» и «Человек хорош, когда он счастлив». Я уже много раз писала о том, что это спектакль именно о любви. Да-да, той самой, которая сваливается на тебя совсем нежданно – и грозный киллер Кондратий Могила превращается в нежнейшего любовника… И пусть его сердце отдано не нежной даме, а «министру резиновых изделий»… но ведь это любовь не придуманная, настоящая, ради которой человек полностью меняет себя Еще одна попытка изменения – в том самом коротеньком танце, когда Лора и Лорд вспоминают каток на Патриаршьих… это было близко-близко к настоящей любви, ради которой стоило жить. Но – не сбылось, оставив герою только возможность умереть. От любви. А сегодняшний спектакль – да, он был хорош, он традиционно вывернул и выполоскал мою душу… Только… Ну да, порадовало меня (и весь зал) изменение в третьей строчки песенки про снегопад, которого давно не знали здешние места – «а рубль не знал и падал»… Пусть будут и другие изменения. Я уже привыкла обходиться без стриптиза Гертруды Терновой под «Любэ». И то, что девушка на лонже служит не распятием, а живой кинокамерой… ладно, переживем! И НЕ нагота мальчика Мейбла вместе с его исчезнувшим красным автомобильчиком… пускай себе! И даже утраченность ответа на вопрос: «Кто управляет миром» пережить можно… Но – пожалуйста! – верните в спектакль… мат! Пусть нельзя, но – верните! Ибо <дальше ханжи пусть не читают!> для сочетания «речная гладь» в данном случае наилучшей рифмой является короткое и жёсткое «блядь» И – цитирую А.Шендерову из журнала «Театр»: «…возносил на романтические высоты и бросал в пучину попсы; начинал фразу с байроническим пафосом, а заканчивал низвержением в обсценную лексику: «Одиночество в юности (пауза, интонация вверх) дает крылья, но одиночество в старости — это (интонация резко вниз) п..дец». Теперь же на этом месте интонация тоже идет резко вниз… но при произнесении глупейшей фразы-дублера упадает в энергетическую яму, из котором актеры довольно долго выбираются… Еще: я так радовалась весь спектакль, что изображение на экраны идет без малейших сбоев… что, кажется, сглазила: засбоила она в сцене самоубийства Лорда. И никто не увидел страшное «всё на продажу», когда крупным планом снимается то, как взрезается вена на руке… И вообще: сцена самоубийства длилась сегодня дольше обычного… ну, мне-то это радость: хоть на немного продлить любование любимым актером… Подруга мне написала, мол, хорошо бы Лорд вообще не застрелился… В общем, я тоже, как кинозрители 30-х годов, мечтаю иногда, чтобы Чапаев в Урал-реке не утонул… Но – однажды на моем зрительском веку подобное чудо в МХТ уже свершалось: из-за технического сбоя в живых остался Алексей Турбин (спектакль вынужденно закончился за пару минут до его гибели)… Дважды такое, увы, вряд ли произойдет… Фото: Галина Фесенко
Ирината: Мольер «Тартюф». В Школе Клоунов. Театр Эрмитаж. 10.01.12. «Школа клоунов» - это такая небольшая сценическая площадка, которая, из-за предстоящего ремонта, одна сейчас функционирует в Театре Эрмитаж. Когда-то Михаил Левитин хотел так назвать свой театр… не получилось. Получилось только сейчас, и то лишь с малым помещением Театра… а мы, помнится, гадали, фотографии каких клоунов с мировыми именами закроют проемы окон в этом пространстве. Спектакль поставил Алексей Левинский, спектакли которого не похожи на спектакли других режиссеров. Чем? Тем, что это спектакли Алексея Левинского. Объяснить не смогу, наверное, но те, кто его постановки видел – меня поймет. Спектакль смотрю во второй раз (первый – прогоном). Он славный. Помимо постановки Левинского меня в нем радует текст – играется именно тот, который я знаю наизусть, с любого места. Текст прекрасный – по мне, так это лучшая пьеса Мольера. Еще – при том, что играют все замечательно, для меня это спектакль двух артистов: Станислава Сухарева (Оргон) и Евгения Кулакова (Мольер). Спектакль состоит как бы из трех частей – играются «мольеровские» времена, потом – некое условное «советское» время» и – то, в котором живем мы. Впрочем, время можно принять за единое, неделимое – наше, а две предыдущие части списать на «театр это, театр»: не случайны же несколько раз возникающие поклоны персонажей и классические ремарки, вслух произносимые. Но – чем бы ни было действие: хоть театральной фантазией, хоть реальностью, объединены они восторженной доверчивостью хорошего (хотя – не самого умного) человека – Оргона и… …хотела написать «Тартюфом», дав ему такую же краткую характеристику, как Оргону – а не получается. Можно охарактеризовать его мерзавцем… но это будет слишком просто. Тартюф – это самая гадкая ипостась мерзавцев: он очень умело рядится в хорошего, доброго и скромного человека. Он их породы воров, крадущих потихоньку самое ценное – то, потеря чего ударит больнее всего. Крадет - а потом наиболее вдохновенно и искренно жалеет пострадавшего. Поймать его нельзя (если только на месте преступления – и то обведет народ вкруг пальца): до последнего все будут уверены в его стопроцентной честности – доказать обратное невозможно, а тот, кто попытается это сделать, сам будет обвинен во всех смертных грехах… Евгений Кулаков играет Тартюфа тихо-тихо, как бы шепотом. Этакий подлец с добрыми глазами, незаметными жестами и мимикой, сводящейся к легкой полуулыбке. Чудесно играет. Он так мощно «переигрывает» всё семейство Оргона (здесь я имею в виду не актерское преимущество, а превосходство данного персонажа над всеми остальными), что чудесное спасение оказывается воистину ЧУДЕСНЫМ: понимаете ли, у самого Государя нашлось время и желание разобрать зерна от плевел и вынести справедливое решение. К сожалению, в реальности такого практически не бывает: бьют тех, кто (по глупости, резкости характера или желания справедливости) подставился под удар… а похожие на тень иль паутину, тихие и малозаметные тартюфы успевают отойти в сторону, да и переждать там «горячие» времена – тратя время на перелистывание страниц книжицы… Кстати, Оргон заглянул ему через плечо, поинтересовавшись читаемым. Глядишь – и простит старого друга…
Ирината: Луизиана. МХТ. 11.01.14. Печально: трехдневная театральная эйфория, связанная с просмотром трех совершенно разных, но при этом замечательных спектаклнй, была сведена на нет вчерашней мхтовской премьерой. Я даже не говорю, что это был плохой спектакль – это был спектакль совершенно НИКАКОЙ. И – всего лишь второй раз за мою многолетнюю театрально-зрительскую карьеру мне хотелось встать посреди действия (оно идет 2 с лишним часа без антракта), выйти из зала и обрадоваться обретенной свободе. Потому что к концу первого часа спектакля мне уже сказали всё – при этом не сказали ничего. Во-первых, слово «никакой» относится к пьесе. Ее невозможно не только резюмировать несколькими фразами (про что), ее невозможно даже пересказать: так много в ней лишнего, необязательного, пустословного – при том, что в ней нет главного, за что можно зацепиться ухом, взглядом, а лучше, конечно, душою и сердцем. В основе пьесы – реальная история гибели прогулочного теплохода «Булгария» в Татарстане. Теплоход, очевидно ради изяЧества и заманухи, переименован в «Луизиану». Впрочем, самой катастрофы в пьесе нет: от нее осталась неясная тень (ключевое слово – «неясная»). С бедой косвенно связана чиновница среднего уровня Маринина и некое семейство, потерявшее сына/пасынка. При этом факт конкретной трагедии (потеря ребенка!) завален в постановке таким немыслимым количеством событий и фраз – зачем произошел тот или иной разговор? почему произошла та или иная встреча? кто виноват и что делать? – что несчастный парнишка как бы и вообще перестает существовать… становится необязательным… а чтобы про него напомнить, его мать заставляют выморочно играться с игрушечным младенцем – и потом демонстративно выбрасывать куклу. А потом, еще более выморочно, показана сцена пожирания игрушечных (якобы – живых) детишек окровавленными ртами правых и виноватых персонажей, пригрезившаяся героине (той, что чиновница) во сне. Режиссер (Глеб Черепанов) пишет в предисловии к программке, мол, очень важная тема для сегодняшнего дня, ибо «любой наш маленький поступок влечет за собой цепь событий, которые невозможно предугадать». Согласна. Всё правильно – нам не дано предугадать, потому, по возможности, надо делать только хорошее… Я только не поняла, почему я и другие зрители, присутствовавшие вчера в зале, должны непрерывно, по-гроссмейстерски, на сотни ходов, обдумывать каждое свое слово и движение? И почему такого обдумывания не произвел Черепанов, поставивший очень слабый спектакль по слабой пьесе – и затративший наверняка немало материальных и человеческих ресурсов на постановку, которая однозначно снизит средний уровень идущих в МХТ спектаклей. (Я уже молчу о том, что вчерашний скучный театральный вечер я могла бы провести по иному – несколько улучшив свое собственное существование, а через него – сдвинуть к лучшему, пусть на наноединицу, то, что происходит в мире… если верить тому же предисловию – незнание этого режиссером не освобождает его от ответственности за мою судьбу). В пьесе (и в спектакле), по сути, нет хороших людей… При этом те, кто явно заявлен «проложительным» - например, Андрей, сын героини или Тамара, мать погибшего мальчика, на самом деле оказываются премерзостными существами. А поскольку случайностей в мире не бывает, то и свела их судьба не случайно – и не от ли Андрея ли (а вовсе не от мужа) беременна в финале героиня (может, не зря он объединяет нежность и пощечины)? Кстати, чуть раньше «положительная» Тамара свекровь больную придушила: ну, надоела ей старушка – вечно старая дура воды попить просила… Аналогично «очарователен» и Андрей (в финале он всех, кто на сцене, вымажет кровью – мол, все в крови… при том, что у самого-то руки – по локоть в ней). Жить в ненависти и желании отомстить матери – за что? Только за то, что та была одним из сонма чиновников, косвенно виноватых в трагедии (ее подопечные плохо знали законодательство и правила техники безопасности). Ну, да, не без греха. А значит, самый родной человек считает себя вправе добить не самую сильную, одинокую и растерявшуюся женщину (буквально добить – спектакль начинается с поминок по Марининой, на которых сын тоже грубит и хамит). В общем, не знаю, с какой целью поставлен на сцене МХТ спектакль с участием прекрасных артистов (Добровольская, Сосновский, Чекмазов, Борисова….), в котором неумело пытаются всех обвинить, сунув носом в грязь. Ну, да: чиновники должны быть более профессиональными и честными (кстати, по тексту – Маринина не берет взяток). Матери должны лучше воспитывать и любить своих детей, а дети – матерей. Нельзя изменять мужьям. Не следует пожилым и богатым жениться на юных грудастых дурах. Не надо отбивать мужей у жен – особенно если у последних беда… Брррр… столько всего правильного в этом спектакле. И совершенно бездушного. Хотя не верю, что режиссер был неравнодушен ко всей этой дряни и ерунде. Иначе даже не взялся бы ставить этот спектакль, пытаясь из плохоньких кусочков текста гнилой ниткой сшить «нетленку» для сцены Московского Художественного Театра. Кстати, на такую же гнилую нитку сшиты Черепановым и «Птицы» в Эт сетера… А вот «Кролик Эдвард» у него получился славным спектаклем. В феврале схожу на «Контрабас». Возможно, сделаю окончательный вывод о том, кто есть Глеб Черепанов: профессиональный режиссер, у которого пока, по молодости, не всегда и не всё получается хорошо. Или он автор скороспелых сценических произведений, которые… в общем, не знаю, как в них играется актерам, а вот мне вчера было стыдно смотреть постановку… ps Из понравившегося в постановке – сцена, в которой Толик (Э.Чекмазов), погибший муж Марининой (М.Добровольская) встречает ТАМ умершую супругу. Хорошо они встречаются, по-человечески… И, между прочим, объяснила я для себя фразу их сына про то, что, мол, мать ждет ад. Не оттого ад Маринину ждет, что та была через край грешна – а потому что муж ее в другом месте оказаться не мог: он же с собой покончил… Вот и встретились. Кстати, только при встрече с мужем скинула Маринина свое вечное черное одеяние. Зачем оно, вместе с черными сапогами, было на ней на тропическом пляже, где сидела она рядом с яркой, декольтированной товаркой… Впрочем, из другого костюмно-непонятного: почему та же товарка на поминки тоже пришла яркая да декольтированная?
Ирината: Нюрнберг. РАМТ. 15.01.15. Неожиданная возможность во второй раз посмотреть спектакль пришлась очень кстати: понимала, что для подобных спектаклей повтор необходим, но всё никак не могла на него выбраться… Тем более, что первый просмотр «Нюрнберга» дался мне нелегко. Сейчас было легче. И не потому, что спектакль как-то изменился (например – к лучшему). Нет. Дело в том, что постановки А.Бородина (да и большинства других режиссеров, ставящих в РАМТ) не требуют послепремьерной доводки. Они сразу ладно скроены и крепко сшиты – кстати, видимо, в этой ладности и крепости и заключается «секрет долголетия» многих постановок этого театра. В данном случае, к октябрьской премьере спектакль был полностью настроен… А мое удивление им связано, скорее, с неожиданностью того, что я увидела. Режиссура Бородина, сценография Бенедиктова, музыка Плежэ, актеры – без малейшего исключения! – всё было очень и очень хорошо, но… РАМТ опять удивил меня, соединив составляющие неожиданным для меня образом. За прошедшие месяцы всё, что заложила премьера в душу, сердце и черепную коробку, понемногу улеглось. К театральным впечатлениям были добавлены реальные – мы с подругой съездили в Нюрнберг и собственными ногами потоптали ту мостовую, что и персонажи пьесы и спектакля. Стало легче – но не намного. Возможно, тут дело в том, что, при совершенно идеальном исполнении произведения его тема… ну, как бы сказать? Совершенно «не моя». И дело тут не в том, что я не хочу брать в голову какие-то очень актуальные и своевременные проблемы… Напротив: я очень много о подобном думала, сопоставляла… но так и не пришла к общему знаменателю с самой собой. Большую часть своей жизни я провела в стране, где в мыслях допустимыми были только два цвета: черное и белое. Даже малое их смешение (молчу уж о возможности добавления каких-то иных красок) причислялось к крамоле и практически не допускалось. Но я и тогда плескала краску из стакана на карту будней, постоянно недоумевая по поводу того, что было раз и навсегда канонизировано… Я и сейчас ставлю каверзные ответы, не находя на них нужного вопроса… Потому и стопроцентно отторгаю темы, связанные с политикой (современной или прошедших времен): там безоттеночные краски враз и навсегда решенных вопросив. К спектаклю. ГДЕ та черта, за которой заканчивается, например, патриотизм (конкретного человека, нации) и начинается мерзость, за которую тебя будут судить Бог и люди? КАК можно предугадать, чем отзовется наше слово? ПОЧЕМУ естественное для каждого чувство самосохранения должно отступить, выдвигая в авангард СМЕРТЕЛЬНЫЙ героизм? ЧТО должно быть в приоритете: воспоминания о прошлом или мысли о будущем? Что можно простить и забыть; о чем нужно помнить всегда, при любых обстоятельствах? «Не простить бы тогда, не забыть бы, и не потерять»… В финальном разговоре Хейвуда и Яннинга вроде бы ставится точка над “i” – внятная и окончательная. Но… легко быть философом на бумаге (или на театральной сцене) – а как быть в жизни? Каждый ли сможет определить ты минуту, в которое еще вполне терпимое «хорошо» бесповоротно превратится в грязное «плохо»? И если такое уже произошло – нужно ли хоть кому-то «возвращение в обратно». Да, это нужно для снятия плесени с собственной души, но ведь практически никто не заметит даже этого очищения… оно мешает и другим жить по-прежнему… с плесневым налётом. В общем, ВСЁ в этой жизни не объясняется внятной и неизменной таблицей умножения… И слово «вечность» не всегда получатся сложить… особенно, если жизнь предложила для этого совсем другие буквы. И я наверняка еще не раз посмотрю этот спектакль – но лишь как замечательное произведение театрального искусства, а не как повод для полного переворота в мозгах их края в край. Тем более - мне кажется, что и трактовки, данные в постановке, не помогут мне с нахождением внутреннего общего знаменателя… Впрочем – кто знает… PS На тему недопустимости насильственной стерилизации… Только вчера по телевизору: нашлась женщина, бросившая в подъезде маленького сына. Она только что вышла из тюрьмы (сын воспитывался в тамошнем детском саду). И сразу загуляла: ребенок ей мешал. Это уже третий ребенок, которого она бросает. Я не делаю вывода… смотрите и думайте сами… PPS Совсем о другом. Подумала вчера: Евгению Редько не надо разрешать играть роли отрицательных персонажей. Ибо он настолько убедителен и харизматичен…Кто бы ни убеждал нас – Белинский ли, Рольфе ли… В общем, одного монолога достаточно, чтобы повод для переворота в мозгах все-таки произошел. Хочу, чтобы это происходило только в хорошую сторону. Фото: Мария Моисеева
Innamorata: "Нюрнберг". РАМТ. 15 декабря Уже январь перевалил за середину, а у меня только первая рецензия за 2015 год. Зато на какой спектакль! Причем, поход на него получился совершенно спонтанным. Спасибо за блоггерский поход, pro_ramt! Мне спектакль очень нравится. Еще с премьеры – ничего практически в нем не оттолкнуло и не отвадило от желание смотреть еще и еще. Тема – вечная. Вообще, слепой, я бы даже сказала тупой, тотальный патриотизм – штука страшная – подминающая, как танк, под себя слабые зеленые ростки рациональности, человеческого выбора и свободы. А с другой стороны, единственный инструмент на пути к победе это повиновение, режим и дисциплина. В этом и был (да и сейчас им же остается) козырной туз в немецком государственном рукаве. Смотрю «Нюрнберг» без дележки на хороших и плохих. Единственное что, так это судья Хейвуд (Александр Гришин) – это добро с мечом в руках (обязательно с мечом – он же правосудие). Но в то же время, меч он держит некрепко и дрожащими руками, но не роняет. Очень уж много в персонаже чувствительности, сострадания. Он живет и поступает от сердца. (Для этого ему и даны теплые отношения с фрау Бертхольт) В противоположность ему непоколебимая сталь и упрямство полковника Лоусона. И находясь в принципе на одной чашке весов, то есть видя в черном-черное, какой разный у них подход к процессу. Так же не «черен» и Евгений Редько в роли защитника Рольфе. По сути являясь настоящим адвокатом Дьявола, он находит неопровержимые доводы и лазейки для (Казалось бы! Какое может быть оправдание таким чудовищным действиям!) смягчения приговора. Может так быть и не должно, но и в Эрнсте Янинге – Илье Исаеве я не вижу того, что видеть должна. Ну не могу я сказать, глядя на него: «АГА! Вот он, гад, нацист, душегуб!» И когда он произносит свой монолог раскаяния я, признаться, сама мысленно гуляю в окружающей его уличной толпе. Сейчас народу не нужно никаких раскаяний, горячих слов, уверяющих и правоте тех или иных. Над ними теперь уже – чистое небо, вместо воя сирен – веселые песни. И действительно неважно, сколько душ было когда-то загублено: сотни или тысячи. Все уже давно понятно. И когда я говорю «понятно» - не машу рукой, стараясь уйти в дебри дальнейшего описания событий, а немножко стопорюсь и прикидываю на пальцах эти числа, верчу в голове возможные варианты «а что, если бы…» Да только «если бы» не будет никогда. Как обычно, статистика говорит за людей и «любимый фильм» полковника Лоусона – единственное, наверное, место в спектакле, когда действительно по спине пробегает холодок. Хоть нам их и не показывают, но рефлекторно вспоминаются эти страшные мельтешащие кадры военных хроник, которые все видели еще в школе или в тематическом кино. Боль, кровавые страницы истории, которые, слава Богу, уже перевернуты… Но которые крепко засели и в памяти и в сердце. Спасибо РАМТу за то что он обращается к такой важной и нужной теме – это во-первых. А во-вторых, чисто визуально (вопреки выбранной картинке), «Нюрнберг» - не скучная и не чисто образовательная история. Это очень живой и яркий спектакль с потрясающей сценографией, режиссерскими находками и работами актеров. Образ немецкого ресторана-кабаре хорошо известен и легко узнаваем по зычным песенкам, пивным кружкам, ретро-микрофонам, официантам, вытянутым в струнку. Именно на этом тесте и замешан международный нюрнбергский трибунал. С озвучанием вменяемой подсудимым вины делается заказ на еду и напитки, с объявлением приговора – оплачивается счет. Только расплата происходит не деньгами, а годами тюремного заключения. Адвокат, передавая слово оппоненту усядется у стойки и попросит кофе и газету; свидетели будут прихлебывать суп и опрокидывать рюмки со шнапсом; и весь этот кабак будет говорить и спорить о самом страшном, что случилось с планетой за все время её существования. В этом не виноваты не метеориты, не извержения вулканов, не глобальное потепление, а люди – существа пострашнее стихий и природных катаклизмов. фото: Михаил Свешников
Ирината: Фронтовичка. Гастроли екатеринбургского Коляда-театра в Центре на Страстном. 18.01.15. Так получилось, что из всех Коляда-гастрольных спектаклей этого года я, скорее всего, попадаю только на «Фронтовичку». Выбрала этот спектакль, исходя из программки: Василина Маковская, Олег Ягодин, Антон Макушин, Сергей Федоров, Тамара Зимина – это те актеры, которых я всенепременно хотела увидать хотя бы раз. Всё равно, в какой постановке. Сама по себе «Фронтовичка» - история достаточно простая, линейная, похожая на пересказ какой-то бытовой истории из «раньших» лет. Нечто подобное бабушка могла бы рассказывать внучке – то задерживаясь на малозначимых подробностях, то обрывая ниточку повествования в самом интересном месте. Но спектакль получился очень хороший – за счет мощной энергетики, присущим постановкам Николая Коляды и присутствию на сцене прекрасных актеров, которые могут многое и не боятся ничего. *** Это история фронтовички, Марии Петровны Небылицы, приехавшей на Урал к матери мужа… нет, не так. Если я начну пересказывать эту историю, то той самой бабушке и уподоблюсь. Да, приехала. Да, была принята. Да, стала преподавать хореографию детям в Доме культуры. Да, жених вернулся с другой… Эдак я всю пьесу Анны Батуриной «перепишу» своими словами… В общем, это просто история жизни человека, в которой есть неизбежные взлеты и падения, моменты огромной любви и такой же всепоглощающей ненависти. Есть в ней встречи и расставания с людьми славными, есть, к сожалению, и пересечения с дрянью. Все это – под почти непрерывную песенку «In der Nacht ist der Mensch nicht gern alleine» - «Ночью никто не любит оставаться один», и, даже когда песенка не звучит, на экране мелькают кадры красивой экранной жизни, которые отлично «пересказываются» фразами смотрящих: «Какая красивая – вот блядища - у него нож – он ее убьет». Красивая жизнь и завершается красиво… А в послевоенной реальности, хоть ты смени потную гимнастерку или выцветший халат на нарядное платье – все одно останется в зубах «Беломор», а вместо кровати придется спать на рассыпающихся чурбачках-полешках… И постельная сцена – под музыку-музыку-музыку, звучащую с долго молчавшего экрана… Это сцена страсти…а у страстных любовников – застиранное нелепое исподнее и шерстяные платки под одеждой (для тепла)… а у него еще – хронический насморк… Но все равно: какая красивая – вот блядища - у него нож – он ее убьет… Убьет. Или – почти убьет. А потом будет тем же ножом взрезать консервную банку и жрать тушенку… Жизнь каждого человека – это дорога, с которой не свернешь: путь этот придумывает не сам человек. Но – то подтолкнет на этом пути в спину теплый и добрый ветер, то нога подвернется на неожиданной колдобине… Не случись войны, закончила бы Маша Небылица хореографическое училище… может, и танцевала бы в балете счастливо вот с тем Принцем, что пытается сейчас сделать фуэте на костылях, да на единственной своей ноге. Не объявись Мария в этом городке – так бы и росли там замурзанные послевоенные детишки, коим знать было бы не суждено, что такое музыка Бетховена, и что в далеком городе Ленинграде можно выступить под настоящий оркестр, да еще грамоту за это получить. Если б не встретилась в конце войны Матвею Шурочка – девушка с «чистыми ногтями», может, и прожил бы он с Марией долго и счастливо. Если б не решились девушки ехать к далекому океану, не пересеклась бы героиня в поезде с голубоглазым»… …и сколько там еще у нее будет в жизни этих «если». История, конечно, не терпит сослагательного наклонения… но – сколько разных дорожек разбежится перед героиней после того, как погаснет, и снова вспыхнет, и вновь погаснет свет… а она все так же будет стоять напротив то ли - всего лишь старого фронтового друга… то ли – будущего мужа. Которому то ли - на соседней станции сходить надо, то ли – долго-долго с ней рядом ехать. *** Хороший спектакль.
Ирината: Берег утопии. РАМТ. 17.01.15. Я много раз уже смотрела этот спектакль. И, поскольку имею привычку «проговаривать» свои театральные впечатления письменно, много раз о спектакле писала. В писанине моей было все: от эмоциональных выплесков (всегда положительных) до попытки пусть поверхностного, но анализа. Вчера привела на спектакль театральную подругу, которая, как выяснилось, еще не видела «Берега». Может быть, она сама захочет о постановке написать… поэтому сейчас я транслирую только ее удивление: неужели спектакль поставлен в 2007 году? Как тогда ему удается не «провисать» ни в одной сцене, как это бывает с многолетними театральными произведениями – да еще при таком объеме действующих лиц и играемого текста? У спектакля вполне премьерный вид… Причина того, что подруга моя посмотрела РАМТовкую постановку только сейчас – ожидаема: спектакль начинается в 12 часов дня, заканчивается в 10 вечера… то есть, с учетом перерывов и антрактов – в театре надо провести 10 часов… Так вот, вторым удивлением знакомой театралки было то, что, по прошествии столь значительного времени, абсолютно не чувствуется физической или эмоциональной усталости… При этом – ну, хорошо: мы сидим и смотрим… но ведь и у РАБОТАЮЩИХ актеров до самого конца усталости тоже не ощущалось: ни один – от главных персонажей до массовки – не позволил себе «сбавить градус» игры. Кстати, о массовке…Работает она просто сказочно – это просто идеальный механизм… при этом каждый из появляющихся на сцене на мгновения – человек с живой интонацией и индивидуальным характером… Теперь я про свои впечатления. Спектакль идет много лет, и, естественно, без замен в составах обойтись невозможно. При этом смотришь на ту же массовку и радуешься: стулья таскают, столы накрывают или просто по диагонали сцены пробегают… боже ж мой – да это все те же, кто 7 лет назад был в статусе «начинающего», а теперь уже – Звезда… и не только РАМТа… а таскают-накрывают совершенно от этого дела не отлынивая. Что до прочих замен – кого-то из новичков я приняла безоговорочно; кто-то еще ищет себя в постановке… а кто-то, увы, кажется, и не найдет его никогда… Пальчиком не показываю: знаю, что и внутри театра, и среди нас, зрителей, есть понимание того, кто есть кто… а также понимание необходимости (увы!) замены исполнителя… Еще. Очень нравится отношение театра к зрителям, пришедшим под его крышу на целый выходной день. Конфетки-бараночки под чаи из самовара в фойе – совершенно бесплатно… Как и яблоки в первом антракте – ты понимаешь, что грызешь аналогичные тем, которые едят люди в сценическом Прямухино. Зрители из постоянных не только приходят в театр со своими бутербродами (и котлетами!). И театр (какие молодцы!) оч.благосклонно взирает на перекусы в фойе), но и приносят в сумках свои кружки, чтобы не пользоваться одноразовыми стаканчиками, а– гулять, так гулять! - 10 театральных часов, да со всеми удобствами! Вообще – мне нравится, что за время спектакля зрители (кстати, я помню, что на премьерных спектаклях зал к третьей части оголялся чуть не на четверть; сейчас же – найти хорошее свободное место в партере до самого финала практически невозможно)… так вот, за часы, проведенные в зале, зрители настолько «врастают» в действие, что возвращение Бакунина встречают восторженно – словно это не человек из XIX века, а родной и любимый дядюшка после долгой разлуки вернулся домой. Обожаю детей, играющих в спектакле наравне со взрослыми, профессиональными артистами. Каждый раз просто потрясаюсь, насколько все они – от малышей до подростков – встроены в спектакль… словно и они – профессионалы, не позволяющие себе и партнерам ни гранулы миллиграмма халтуры. В общем, удивительная постановка! Которой – дай Бог долголетней счастливой сценической жизни!
Lyra: Нюрнберг. РАМТ. 15.01.15. Кроме двух временных основных слоев, года суда и времени, в котором происходят события, наиболее существенным является третий, абстрактный слой – «Воспоминание – ассоциация», в котором прошлое и настоящее объединяются и перемешиваются. Именно на нем и строится все мое восприятие спектакля. Итак, под фортепианный аккомпанемент в ресторан входят метрдотель, бармен и кельнеры. После них появляются подсудимые и Хейвуд. При этом нужно видеть взгляд Хейвуда, брошенный на подсудимых – горечь и неприязнь. И насмешка в глазах этих дьявольских судей, вновь оказавшихся на свободе. Хейвуд (Александр Гришин) возвращается в Нюрнберг спустя какое-то время, и все, что он видит, невольно ассоциируется у него с тем самым судом. Первую такую ассоциацию нам показали сразу же – это Яннинг в форме метрдотеля, который куда-то исчезает, когда начинается допрос подсудимых. Министр юстиции, он имеет высший ранг среди обвиняемых, и именно он управляет кабаре. В его подчинении несколько кельнеров (четыре!) – каждый соответствует лицу, сидящему на скамье подсудимых (и каждый аккуратно выполняет свои обязанности). Вот только вместо судейских мантий на них бордовые жилеты и фартуки. Простая арифметика, правда, говорит, что есть пятый официант – Мишаков. Он держится особняком, но он определенно во всем этом участвует. Может, это Рольфе? Не знаю. Я практически уверена, что Хоффштеттер – это Баландин. Когда допрашивают Рудольфа Петерсена, его окружили и сами подсудимые, и официанты. Но при этом только у Баландина во взгляде читается торжество, злобная ухмылка. Это страшно! А вот, допустим, бармен-Керин смотрит на Петерсена с теплой улыбкой. Чуточку снисходительной, возможно. И главный вопрос в этих ассоциациях – ву ист бармен? Я очень пристально наблюдала за ним. За тем, на кого он реагирует, на какие слова, но так и не смогла сразу уложить это воедино. Четко прослеживается связь между ним и Яннингом, что привело меня к мысли, что он может быть «совестью» Яннинга. Потом в глаза бросилось, что Керин материализуется где-то рядом или вслушивается именно тогда, когда говорят о судьбе немецкого народа, что заставило прикинуть – а вдруг он является воплощением этого самого немецкого народа.. Помню, были мысли о суде небесном, что этот безмолвный наблюдатель здесь играет отнюдь не второстепенную роль. Но кто нас самих судит в первую очередь? Да мы же САМИ себя и судим! Мы же знаем, что все это происходит в голове у Хейвуда, поэтому и бармен – это Хейвуд! Пазл сложился! Для меня, по крайней мере. Именно бармен-Хейвуд уравновешивает для меня эти временные пласты. Дальше все получается очень символично: Яннинг был министром юстиции, занимал высшую должность. Здесь же главная роль у Хейвуда (хочет он того или нет) - все зависит именно от него. И оба они стоят за трибуной, в данном случае – барной стойкой. Хейвуд турист в Нюрнберге и до некоторого времени никуда не сворачивал с дороги, ведущей из дома в зал суда. Но как только фрау Бертхольт выводит его на экскурсию, у Керина в руках появляется фотоаппарат. «Я даже не подозревал, какой я провинциал», - Хейвуду интересна культура Германии, а воспоминания превращаются в эдакие фотокарточки. И еще одна мысль, одна ассоциация, от которой я не могу отделаться еще с прогона, что алкоголь – это и есть правосудие. Только кому-то его незаметно, но насильно вливают в глотку, напаивая до бессознательного состояния, а кто-то пьет его, торжественно поднимая бокал, словно только что произнесли не приговор, а тост. Про Хейвуда хочется написать отдельный пост, но ограничусь парой предложений. Он здесь самый одинокий человек в Нюрнберге! Он один против всех. На него оказывается колоссальное давление со всех сторон. Лоусон (Морозов) напирает на него как танк. Рольфе (Редько) с ним ведет откровенную мини-войну. Эти взгляды, эта ухмылка, с которой он оглядывается на Хейвуда после каждого своего весомого аргумента. Рольфе прекрасно понимает, что если раздуть проблему до общемировых масштабов, то крыть Хейвуду будет нечем. Нельзя же осудить всю Германию! Да тут еще и русские оказались хороши, и Ватикан, и Черчилль. Со стороны коллег поддержки тоже практически нет. Никому уже не хочется ворошить прошлое – пустая трата времени и сил. И даже очаровательная фрау Бертхольт пытается им манипулировать. И вот эта рохля, этот провинциальный окружной судья выносит приговор. Вопреки всем – своим, чужим. Он верен себе. Своим представлениям о человечности. Он знает, что преступники все равно выйдут на свободу через несколько лет, но он поступает ПО СОВЕСТИ. Оттого и эта горечь при вынесении приговоров. Каждый приговор – щелчок костяшек на счетах. А бармен, как и Хейвуд, больше не смотрит в сторону осужденных. Я очень благодарна РАМТу за «Нюрнберг». Это единственный театр, который касается крайне важных жизненных вопросов, преподнося материал без пафоса и нравоучений. Зритель сам должен сделать выводы. И еще «Нюрнберг» настолько красивый, объемный спектакль, что хочется иметь гораздо больше, чем одну пару глаз, чтобы уследить за всем, что происходит на сцене – перемещением официантов, прекрасным танцем Саши Розовской с Алексеем Бобровым. Хочется наблюдать за Рольфе, прогуливающимся где-то на заднем плане.. И ни на секунду не хочется отводить глаз от Александра Гришина!
Innamorata: "Пристань". Театр им. Е. Вахтангова. 22 января 2014 Про этот спектакль нужно писать с неумолкаемой благодарностью в каждом слове. С благодарностью за то, что удалось краешком зацепить это Настоящее чудо, успеть... Я отношу себя к людям с синдромом "золотого века" - желающим жить эпохой ранее. В эпоху, когда молоды были Этуш, Шалевич, Лановой, Максакова, Борисова (здравствуйте, однофамилица!) Но если машина времени еще не изобретена, то изобрен театр - магическое место, которое пусть на короткие 3 часа, но мечту твою исполнит. Ты услышишь как красавец-рыцарь-кавалер Лановой читает прекрасные стихи, как ловелас-Этуш кокетничает с дамочкой... В одном из последних интервью (темой которого был, кажется, МакДонах) Константин Райкин, упоминая вахтанговский театр, демонстрировал какие-то ироничные высокопарно-претенциозно театральные взмахи руками, заключая в них самую суть театра на Арбате. Он описывал его в возвышено-пафосном ключе, мол, ну... сами понимаете... Вахтанговский! Отчасти это правда: в сценографии как раз "Пристани" типичные классические помпезные детали: хрустальная люстра, снег, который придаёт любому действиию драматичности, белые паруса, полоскаемые ветром с медиа-проекцией на них тех, кто нашел свою пристань в лучшем мире. Спектакль был поставлен к 90-летнему юбилею театра, отсюда и его форма - своебразный бенефис для Корифеев - для тех, кто жил в моём "золотом веке". Безоговорочно благоговея перед Великими, но, признаюсь, совершенно неоднозначно относясь к данной постановке, глаза мои засветились и руки поспешили унять часто забившееся сердце, когда я услышала трио молодых итальянцев-новообретенных сыновей сеньора Доменико Сориано (Евгений Князев - моя вахтанговская любовь), ... ну а потом "Dicitencello vuie" и Марио Ланца . "Когда нечего сказать, говорят: молодость, молодость..." А хорошо ведь, что они на сцене вместе - 3 поколения бок о бок, смотрят друг на друга с одинаковым восторгом и уважением. Не имею права сравнивать, ведь зареклась писать обо всем только с чувством глубокой благодарности и восторженного пиэтета, но мужская плеяда мастеров мне понравилась больше. А особенно, Василий Лановой. У него нет прописанной роли, он просто появляется несколько раз на сцене и ... просто читает Пушкина. Вот что еще нужно? Невероятная стать, Голос, Фрак и Пушкин. Тут прорывается изнутра синдром уже Стендаля. Звучит "Вакхическая песнь": и на словах "И юные жены, любившие нас!" Евгений Князев уступчиво позволяет сесть Лановому рядом с женой - Ириной Купченко... Дополнительный налет горечи придает спектаклю то, что у него есть уникальная возможность - со временем он постепенно сокращается. Уже нет в нем двух новелл, как к сожалению нет с нами и блистательных актеров ... Ушли "Темные аллеи" с Юриейм Яковлевым (Никогда я этот голос не услышу... ) и "Благосклонное участие" с Галиной Коноваловой. Вот такая вот буря у тихой пристани. Жестокий символизм о "последней пристани" напрашивается сам собой. Для Яковлева и Коноваловой это были последние роли... Не хочется мириться с тем, что актеры выходят на сцену, зная, что этот спектакль станет последней пристанью и для них. Надеюсь, что подобное название дано спектаклю не по этому, а потому, что "Пристань" - это как завершающий этап чего-то: здесь, например, многолетней сценической работы, череды спектаклей, который рано или поздно приходит к Венцу - такому спектаклю как "Пристань", где "чистая чистота" катарсиса переливается и плещется в каждом жесте и звуке, восславляя этот бездонный и безграничный океан - Театр.
Ирината: Гаргантюа и Пантагрюэль. Театр Наций. 24.01.15. «Хулиган и богохульник», - так обозвала режиссера, Константина Богомолова, моя старая театральная приятельница. Сказала она это не в осуждение, но и не с восторженным фанатским придыханием. Просто – констатировала факт. И, в общем-то, я с ней согласна. Хулиганство – это полностью снять трусы с Павла Чинарева; вывести на сцену, в числе прочих действующих лиц, свежую дымящуюся Какашку; подробно объяснить, где, как и с какими последствиями «мы ссали»… ну, и прочее. Богохульство – это, например, произносимый сказочником Гомером Ивановичем текст о безразмерно длинной родословной великанов (по сути, последним в списке оказался Пантагрюэль, так и не нашедший себе невесту), «перепирающий» на театральный язык библейское «Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама». (Сцена, кстати, прекрасная; я всегда в ее конце тихонько говорю «ух!» и смыкаю ладони благодарными аплодисментами потрясающему Сергею Епишеву). Впрочем…осмелиться говорить со сцены исключительно о телесном и оскопить книгу Рабле, в которой открыто и без обиняков говорится о самом-самом-самом… ээээ… о том, о чем вслух не говорят… В общем, если произведение причесывать и облагораживать, то, пожалуй, и вообще не стоит его не то, что на театре показывать – издавать не нужно. Тем более, что Какашка получился очень трогательным и очаровательным, а за милую песенку про «первое хочу, первой нельзя» ему можно даже пованивание простить… А вообще – понятие «естественно = не стыдно» в наибольшей степени нормально для двух возрастов. Вот бежит малыш без штанишек – и только умиляешься его детской наивной наготе. Вот древний старик – и все равно, украшен ли чем-то его гульфик, главное, чтобы чистота была соблюдена за счет правильной «подтирки». Этими двумя возрастами, как и реальная жизнь, «закольцован» спектакль Богомолова. Он начинается со сцены рождения Пантагрюэля, а заканчивается тем, что «все великаны умерли»… да еще, словно замочком, скреплены начальная и финальная сцены смертью матушки малыша, которую он никогда не увидит, но которая будет постоянно ему сниться… Но – между рождением и смертью будет ЖИЗНЬ. И все пьют ее по-разному: кто – как ключевую воду, кто – как изысканное вино, кто – как горькую отраву. И права Бакбук, жрица Божественной Бутылки: не говорите, что Бог Вас не предупреждал о том, что вкус жизни для каждого будет индивидуальным – но именно таким, каким себе его представишь. Посему – TRINK, пей жизнь со всеми ее радостями и невзгодами, почаще вытягивай шею для того, чтобы вкус счастья мог длиться, и длиться, и длиться… А то, что все великаны умерли… Что ж, такое неизбежно происходит и с великанами, и с жителями Маленькой Страны. Но ведь жизнь была. И… в общем, я говорю только за себя… меня радует, что к моменту старческого поиска идеальной «подтирки» во мне будет и воспоминание о – пусть совсем недолгом! – но все же путешествии между некими интересными жизненными островами, на которых встречалось мне много нестандартного… И, может быть, у меня еще хватит времени для того, чтобы увидеть Фонарию с ее волшебными феями и единорогами… И – смогу я сойти на Остров Истины, прежде чем океан жизни волнами навсегда смотет мои следы… ps Кстати, в субботнем спектакле роль Розы Хайруллиной сыграл сам Константин Богомолов. Получилась из него очаровательно кокетливая и женственная парижская дамочка. И Тоска в комплекте с Тьмой тоже вполне удались. А вот Наташка (с которой «по двору идем») была какая-то квелая… И еще: заставив актрису долго сидеть, бессмысленно глядя в стену, не стоило бы себя в этой сцене подстраховывать чтением книжечки и веселым посверкиванием глаз – в зал, на публику.
Innamorata: "Вишневый сад". Гастроли "Коляда-театра" 23 января 2014 Если в спектакле «Вишневый сад» речь идет о России в общем, то весь он, что называется, стереотип на стереотипе и стереотипом погоняет. Водка, медведи, развеселые песни, валенки, бабы румяные, мужики пьяные да матерящиеся. И неотстающая полимерная промышленность в виде несчетного количества пластиковых стаканчиков олицетворяющих собой вишневый цвет. И сквозь эту яркую праздность и разгул прорывается Чехов. Чехов важный, чисто звучащий и, как обычно, проповедующий простые истины, о том что «в человеке все должно быть прекрасно» . Да так он это говорит (устами вечного студента) что не только понятно это театральной дамочке, но и слесарю с автомехаником. Спектакль про то, как из рук любого человека может уползти самое ценное, самое родное. «Что имеем – не храним, потерявши - … и хрен с ним!» С одной стороны – это прекрасная черта человечества – приспосабливаться. В том числе – и к лишениям. Но с какой неистовой болью происходит этот процесс отрыва от себя чего-то дорого! Будь то потеря близкого человека, сердечной привязанности или, вот, родового имения с прекрасным вишневым садом. Но с другой стороны, не на кого пенять – т.к. для сохранности сада-любви-друга-здоровья не сделано было ни-че-го кроме жалких попыток (выдать приемную дочь за богатого помещика). А в остальное время: праздность, «целование березок», слезы в стакан и танцы до полузабытья. Типичная черта русского человека неистово чего-то хотеть, но вот если для этого «чего-то» нужно еще и что-то сделать, тут статус «СРОЧНО» с хотелки автоматически снимается. Привыкли кушать в рэсторанах, заказывать новые платья, гулять и веселиться – так и будем вплоть до разорения. По-другому не умеем, как «немцы» не бережливы, не экономны. В противопоставление этому пьяному хороводу бездельников очень быстро находится делец, который понимает что к чему. И думает он быстро и разъезжает по делами, выведывает, узнает, высчитывает и расчитывает. А приезжает и говорит, мол, пока вы там хороводы водите да вареными яйцами стукаетесь, такие как мы - во время «куем железо не отходя от кассы» и выходим победителями и обладателями того, чего вы, дорогие мои люди, лишились. Олег Ягодин (Лопахин) ну ооочень хорош! И отрицательным его не назовешь, потому что нет в нем ничего плохого. Есть просто смекалка, деловая жилка и трезвый взгляд в будущее. Не будет он задумчиво, на локоть щекой опёршись, вопрошать: «Куда ты мчишься, Русь-Тройка?», потому что такие как он (вот только, в зэковских телогрейках, кстати!) этой «тройкой» управлять будут, ехидно посмеиваясь. Сквозь щепки срубленных деревьев, сквозь затоптанный сапожищами вишневый цвет пойдут они в будущее, куда толпы гуляк с медведями да водкой не дойдут и вовек. Прямая лубочная «русскость» немножко не моя тема, и не скажу, что мне близок такой стиль, но одного спектакля катастрофически мало, чтобы судить о театре вцелом. Но приятного лично для меня в спектакле было много. Заевшая на два дня «ЛюбаЭХрусаякоса!», чеховское "незапиканное" попурри, гротесковые броские костюмы… А главное - актерский ансамбль в целом был очень сплоченный - видно, как вытягивали сцену все вместе (когда подвели дверные петли) - и это здорово!
полная версия страницы