Форум » Архив форума » ...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14 » Ответить
...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14
Ирината: ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7 ЧАСТЬ 8 ЧАСТЬ 9 ЧАСТЬ 10 ЧАСТЬ 11 ЧАСТЬ 12 ЧАСТЬ 13
Ирината: Вишневый сад. Театр им.Пушкина. 29.01.15. Прогон. Спектакль странный. В антракте я подумала: очень неплохо, но – одноразово. То есть посмотрела, окультурилась, несколько слов написала… забыла. К финишу пришла в другой мыслью: надо будет пересмотреть. Через полгода, а то и через год: к тому времени постановка «обомнется», «швы», возможно, сгладятся и не будут так резко бросаться в глаза… А пока «сыровато» немного, что ли… Есть другой вариант – почему спектакль не «зацепил». Прочла в фейсбуке у хорошего театрального фотографа, мол, это – «типично мирзоевский спектакль». В общем-то, я совсем плохо знаю творчество режиссера Владимира Мирзоева. Он тоже ставит «нелинейно», явно вкрапляя в ткань сценического повествования какие-то очень важные знаки…а я их, к сожалению, явно «считываю» не до конца. Например, только развернувшись на выходе из зала, я увидела «одну веСЧь», а именно чучело чайки на осветительных приборах. Тут же вспомнила, что среди подарков, заполнявших именинную коробку мальчика Гриши (или это – Бобочка, а Гриша тот, второй?) был и ножичек с множеством лезвий («это в ушах ковырять, это ножнички, это ногти чистить») и, кажется, еще и карандашики… И еще показалось, что Симеонов-Пищик, раздающий долги Раневской, Лопахину, Епиходову и Трофимову, а затем собираясь к Знойкову и Кардамонову, лишь потому не произнес фамилий Сорина, Прозоровых и Заречных (которым тоже должен), что вывел их в многоточие… Где-то это всё рядом . Только для кого-то вокзал далеко, а кому-то он очень даже близко. И одного раздражают «буфеты, отбивные котлеты», а другие с удовольствием ездят в эти буфеты завтракать. А еще времена рядом (какие-то сто лет – разве это срок для истории!), оттого рядом с платьем «из раньших времен» - что-то вполне современное… то ли для дачи, то ли для дискотеки… Лопахин, так вообще во вневременном прикиде: и длинное черное пальто с большеполой шляпой, и льняной пиджачок – он для всех времен сгодится… И люди, и времена пересекаются, переплетаются. Может, от этого переплетения в спектакле знак, словно бы взятый с японской фигурки, где дети в прятки играют: открытые глаза – это настоящее, один глаз прикрыт – прошлое, и совсем зажмуренное – будущее. Глаза пальцами-ресницами «моргают», вроде бы смотрят… ан нет: никто ничего не видит… кроме Лопахина – да и тот недолго глаза открытыми держит. Ну да, конечно: «мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь». Дело в том, что жить «после них» будет вот это быдло – «брат мой, страдающий брат…». И – да, страдания их перейдут в радостную хамскую забаву… какое уж тут благословение живущим… В общем, надо будет и правда посмотреть повторно, а не придумывать за режиссера что-то свое… Посмотрю. Тем более, спектакль по большей степени красивый и с интересными придумками. Начиная с первой сцены, когда Лопахин говорит о том, что – читал книгу, а ничего не понял… Только книга-то, которую он читал – ничто иное, как «Вишневый сад» Чехова… Кстати, Александр Петров, Лопахина играющий, очень интересный актер (чтобы понять, кто это, скажу, что он в Ермоловском играет Гамлета). И Шарлотта у Веры Воронковой прекрасная. Вот, пожалуй, она, как и Лопахин, в двух временах существует… только если он почти полностью – всегда на месте, то ей ни в одном времени не живется сладко. Гаева вчера играл Максим Виторган. Хорошо играл. И – вот эта чаплиновская интонация в конце. И – безразмерно долгие монологи ни о чем: например, об идеалах добра и общественного самосознания (это к «многоуважаемому шкафу»), сдувая при этом с ни разу не читанных книг столетнюю пыль… Виктория Исакова/Раневская великолепна: как стоит она, вытянувшись в струночку и ожидает известия об исходе торгов, тогда, как все радуются представлению Шарлотты. Сергей Миллер/Епиходов - совершенно неожиданный. И очень хороший – одна сцена с мухой в квасе чего стоит… По актерам вообще нареканий нет: в спектакле хороший ансамбль, в котором все могут профессионально солировать. Сценография… ну, это из разряда «надо еще думать». Потому что время от времени что-то «выпадает»… а может, оно и на месте, только я и этот «знак» пропустила. И по музыкальному оформлению думать надо: почему звучит то, а не иное. А музыка, кстати, «живая», это дорогого стоит. В общем, вкратце вот так получается. Почитаем-посмотрим, что и как в спектакле другие зрители увидят. А там я и сама повторно посмотрю. Уже с некоторым пониманием того, что в первый раз недосмотрела или недопоняла.
Ирината: Безумный день или Женитьба Фигаро. Театр им. Вахтангова. 31.01.15. Не так давно написала, что пьесы Бомарше мне никогда не нравились – а вот поди ж ты: вчера у меня случился уже четвертый «Фигаро» за год. При этом еще одна забавность: посмотрев практически встык «Вишневый сад» в Пушкина и «Безумный день» в Вахтангова, я в два раза удлинила личный список просмотренных постановок Владимира Мирзоева. Когда-то (давно!) была буквально влюблена в мирзоевский «Тот этот свет». То же касается дня сегодняшнего, то обе свежие постановки я могу определить, как «неплохо… да, в общем, неплохо». Но не более этого. Во вчерашнем спектакле не понравилась его антрепризность. И даже не с точки зрения актуализации текста Бомарше… Тут как раз все в порядке: если этот текст не актуализировать, то он совершенно несвоевременен, а оттого скучен. Антрепризность была и в плохонькой декорации (скрипящие столы на колесиках – это вообще ужас-ужас), но главное, в том, что в спектакле не было ансамбля. Этакой аппетитной сочной «котлетой» выглядел Максим Суханов, вокруг которого легко и необязательно порхали «мухи» других персонажей. Мухи были отдельно, котлета – отдельно. Возможно, если бы Фигаро и Сюзанну играли Бичевин и Бердинских, это «отдельно» не было бы столь заметно… но вчера был другой состав. Конечно, смотреть на игру Суханова было истинным удовольствием. Те более, что именно его персонажу, Альмавиве, были доверены все актуализационные отсебятинки. И он потрясающе с ними работает. Это очень здорово, и если бы весь спектакль был спектаклю не было. Но тут: гэг + гэг + пошли зачем-то потанцевали (и сразу про еще один огрех: чтобы потанцевать, всем надо зачем-то переодеться в черное трико – половина персонажей делает это прямо на сцене, причем в ткань постановки сие переодевание не встроено никак). Впрочем, в действие никак не встроено, но при этом смотрится прекрасно, долгое «барабанное шоу». И практически все песенные номера хороши (хоть их большая часть – тоже вставные номера… и во втором спектакле Мирзоева, будь то Россия или Франция, я слышу испанские тексты… надо бы понять, к чему это). В общем, после просмотра «Безумного дня» состояние, как после чтения желтой прессы: безусловно, интересно и занимательно… но чувствуешь себя человеком, употребляющим осетрину второй свежести. Хотя сам по себе Максим Суханов – это уникальное явление. И видеть его на сцене, безусловно, радостно. Наверное, именно ради наблюдений за замечательным артистом судьба и привела меня вчера в театр. (И напоследок. Оказывается, кошмаром в зрительном зале могут быть не только телефонные звонки и светящиеся СМСками мобильники, но и мужья, которых жены обязали окультуриваться. Вот как раз сзади меня сидел один такой… Сидел тихо-тихо, и, судя по всему, просто спал с открытыми глазами. Потому что на каждое оживление в зале он реагировал громкой фразой: «Что он сейчас сказал?» - и супруга ему коротенечко пересказывала только что сыгранную сцену своими словами).
Innamorata: «Стеклянный зверинец» . Театр Наций. 29 января Марина Неёлова блистает, доводя одних зрителей до восторга, других - до трясучего бешенства. Вся эта сахарная пытка суетливой любовью для меня находится далеко позади происходящего во втором действии. Оно ближе, как говорится, к телу... и к душе. К застенчивой Лауре приводят молодого человека, который оказывается … Кем и для чего он оказывается в этом доме, каждыйзритель поймет по-своему. Миссия его - растрясти Лауру для дальнейших смелых действий по жизни или же навсегда убить в ней «единорога»? Актриса, играющая Лауру – Алла Юганова, говорит, что конец спектакля даёт ее героине надежду, открывает новую дверь. И действительно, Лаура так добродушно обнимает на прощанье мистера О'Коннора, что можно подумать, что она его благодарит. Но почему тогда потом она так горько улыбается, с таким плохо скрываемым отчаяньяем и опущенными руками смотрит в зал полными слез глазами? Раньше у неё был хотя бы Стеклянный Зверинец, но пришел человек, увидел… И следующее утро (как и отпущенное число последующих) в семье Уингфилдов начнется с очередного рассказа миссис о кавалерах-миллионерах... Есть такие мамаши, которые еще в раннем детстве излишне румянят собственных маленьких дочерей и обвивают их розовыми облаками рюш. Они уверены, что флирт и кокетство нужно воспитывать с ранних лет. Услышав один раз подобную позицию от вполне адекватных людей, я подумала, а, может, это и правда норма? Ведь единственное предназначение женщины ... В общем, разумное зерно должно быть во всем. И желание, чтоб дети были счастливы - вполне понятно. Но надо, чтоб дети это счастье себе сделали сами. Оно не зависит от правильного пережевывания пищи, курсов стенографии и прочих бытовых "нужностей", в коих миссис Уингфилд видит основу долгой и счастливой жизни. Когда она пускается в свои истерические тирады и пускает в ход театральные ужимки и прыжки (её надо надушить сладкими духами для большей степени отвратительности), ладно - актеры, ТЫ чувствуешь себя взбешенной и готова вмешаться в скандал. Лауре, из-за некоей неполноценности и жатости сделать это тяжело, а вот сын Том еще может ответить этой... старой отвратительной ведьме. "Стаааарой?!" Но все равно потом в знак уважения или просто по правилам унизительности своего положения, он пойдет мириться с матерью, потакать её прихотям, продолжать ходить в кино... А точнее, не в кино, а ... туда - на второй этаж сценографической постройки, где есть звезды, луна (загадайте желание!), музыка, ангелы, где в протяжном миноре звучит виолончель...
Ирината: Участь Электры. РАМТ. 30.01.15. Спектакль этот со дня его премьеры я видела раза три. Так и не полюбив его… Причина – сокращение трилогии О’Нила до изящной схемы, коротенького пересказа, где совсем мало места осталось для эмоций… Едва актеры начинают не сухо пересказывать содержание, а жить в предполагаемых обстоятельствах – так словно бы раздается казенная фраза: «Ваше время истекло». И сцена быстренько сворачивается, ибо следующая уже нетерпеливо готовится к выходу… Но – я не оставила спектакль в числе «одноразовых, для общего окультуривания», ибо в нем есть для меня три привлекательных магнита: Российский Академический Молодежный Театр с его разноплановым, но всегда интересным репертуаром Сценография С.Бенедиктова: трансформер-дом семейства Мэннонов и огромная белая луна над ним – это потрясает и завораживает Прекрасная игра всех актеров; при этом я еще и выделяю среди них самого своего любимого: Евгений Редько играет Орина. Однако – смотреть-то я спектакль смотрела… а все-таки не слишком любила его за сухость при одновременной растянутости некоторых сцен… да и за общую «черноту» этой истории, в которой были виноваты, а оттого приговаривались к гибели все – не только взаправду виноватые, но даже и правые… И вдруг… В общем, первая в этом сезоне (из-за гастролей, в т.ч. дальних) «Участь Электры» настолько легла мне на душу, что – хоть по возможности сразу беги ее вновь пересматривать. Возможно, это эффект долгого отсутствия спектакля на родной РАМТовской сцене – и зрители, и актеры по нему соскучились, а потому смотрели и играли с большим энтузиазмом. Но, скорее всего, тут другое: в конце прошлого сезона на роль Эзры Мэннона был введен Илья Исаев. По сути, роль очень небольшая: две сцены в 1 действии; в конце второй этот герой умирает. Но, кажется, произошло театральное чудо: действие, которое раньше казалось безразмерно растянутым, теперь стало пролетать в мгновение - заряжая зрителей сильнейшей энергетикой ожидания: а что же будет дальше? К сценической условности прибавился жизненный реализм… В общем, спасибо актеру… точнее, спасибо всем актерам. Они и раньше играли замечательно (это же РАМТ! тут плохо не играют никогда – не принято!), ухитряясь в отведенные им мгновения наполнять жизнью предложенную схему постановки. А теперь, когда крохотная прореха, что была в начале, умело и незаметно заделана – ах, что за чудо спектакль получился! Он по-прежнему тяжелый и «черный». Герои его (те, что составляют семейство Мэннонов) – словно волки, попавшие в капкан: еще жив, но… не выберешься, даже если лапу себе отгрызть… не всякий на то решится, да и кровью истечешь… За три сценических часа под огромным белым «солнцем мертвых» погибнут четыре человека… и еще несколько смертей окажется «за кадром». Всё в этом доме Мэннонов погибает – словно белоснежные цветы, которые в финале оборотятся в черную гниль. Страшный дом, из которого не смог вырваться, чтобы выжить, Орин. И Судьба, вложившая в уста Лавинии имя Адама, чтобы спасти Питера, не дать ему сгинуть в свете страшной черной свечи, на свет которой, словно завороженные, стремятся люди, оборачиваясь Мэннонами… и погибая. PS Еще. Дом Мэннонов украшен… нет, не украшен – завешен огромными портретами членов семьи. Так вот: тот, что представляет Исаева/Эзру в судейской мантии, словно и правда выходит из стены… да еще и лицо его как бы меняется, презрительно искривляя губы… Сильное дополнительное впечатление…
Innamorata: «Старшая сестра». Et Cetera. 5 февраля 2014 За последние месяцы я посмотрела три спектакля по пьесам Александра Володина: «С любимыми не расставайтесь» в МТЮЗе, «Фокусник» театра Эрмитаж и вчерашнюю «Старшую сестру» в малом зале театра Et Cetera. И я, то ли к сожалению, то ли без него могу сказать, что все эти спектакли очень похожи друг на друга. Антураж эпохи, один драматург, простые НЕпростые отношения обычных людей… Но это словно три серии одного сериала. Хотя, наверное, только в «Фокуснике» есть то, за что я могу полюбить театр всеми силами души, со всем энтузиазмом, со всем исступлением и т.д. Там есть не только основополагающая « штора», но и легкая тюль, которая, колыхаясь, обдает тебя невесомыми приятными волнами. А в «Старшей сестре вчера» было уж очень все… бытово. Мне мешали предметы: особенно чайные чашки и комнатная ширма-перегородка. Но очень понравилось решение с кинозальными креслами и «Войной и миром» на экране. И качели - как некий символ присутствия в жизни чего-то нематериального, безрассудного, нестабильного. Хотелось чтоб кто-нибудь запрыгнул на эти качели (и с криком «Отпустиииии меняяяяяяя!» стал раскачиваться) и полетел-полетел… Но деревянное сиденьице – лишь полочка для безделушек - не унесли крылатые качели никого «выше елей», а остались тут, внизу – бытовым практичным предметом, который исполняет свое назначение полки-подставки, когда призвание его – летать! Об этом и история девушки Нади – Старшей Сестры. Она выбирает стабильную работу на стройке для блага собственной сестры вопреки желанию стать актрисой. Когда она радостно восклицает: «Во мне что-то есть!» Я увидела не искру артистизма, а какую-то положительную характеристику, которую грех не упомянуть в резюме. И «Я –Багульник!» звучало как-то не… кустисто-развесисто. Ей остается только лишь мечтать о красивом пересечении той широченной Лунной реки, о которой поется в гимне, да, наверное, эту песню можно назвать гимном – всех чудаков-мечтателей. Moon River, wider than a mile, I'm crossing you in style someday. Ссылаясь на вышесказанное, хочу сказать, что сполнительница главной роли (Мария Скосырева) мне не очень понравилась. Если не получается лучше Дорониной (а это утопия), то нужно играть совершенно по-другому. Я, например, уловила много знакомых интонаций. Ну, каюсь, не пронял меня этот образ совершенно – всякое бывает. Немного эксцентрики, жертвенность, постоянное «счастье в труде», воспоминания из детства затонувшие в грустном счастье – но все это лишь озвучивалось, как ремарка автора в тексте,… а в глазах-то не было этого. А вот в глаза сестры младшей (Екатерина Егорова) говорили постоянно и о многом: о несбывшейся мечте, о девичьем счастье, обиде, разочаровании… Спектакль - 50/50. Что-то совершенно очаровательно – заставляло улыбаться то и дело, а что-то мне казалось абсолютно чужеродным и преувеличенным. Мужской ансамбль на порядок магнитичнее женского. Очень здорово в разных ролях задействованы актеры. Алексей Осипов, например, замечен аж в трех! И, господи, какие же они все разные и прекрасные! А превращение Татьяны Владимировой из пугающей главы парткома Октябрины (до сих пор трясет меня от этого имени) в смешную девчонку Нелю – это троекратное браво. Хорош и дядя Митя - Иван Косичкин. «Я старый солдат и не знаю слов любви» - это не про него, как он любит своих девочек! С такой грубой нежностью он гладит их по волосам и отдает-отдает-отдает и себя и сбереженные «десятки». У меня одна непонятка по пьесе: чего уж такого страшного углядели родственнички в ухажоре Лидочки – Кирилле? Серьезный парень, книги, походы, страсть к учебе, ну чуть больше стремления к свободе, чуть больше юношеской философии, но выставляли его за дверь, будто он какой-то хулиган с большой дороги. В общем, проникновенный спектакль с добрым театральным финалом, с милыми сердцу узнаваниями и личными ассоциациями, но – не более, к сожалению.
Ирината: Старшая сестра. Театр Эт сетера. 05.02.15. Хороший спектакль. Очень хороший, потому что – добрый. И настолько узнаваемый и правдивый во многом и основном…что – если появляется крохотный сбой в неправду - сыпется целая сцена… Вот, например, никогда школьница той поры не села бы учить уроки в белом, парадном фартуке. Или – плюшевая игрушка не могла оказаться в песочнице… тем более, такой старый, потрепанный, а значит – любимый мишка. Да и девчонок, танцующих твист, никогда не показали бы в официозных «Новостях дня»… Правда, тут же, рядом – совсем взаправдашное: поцелуйчики в кино на последнем ряду… сели-выпили-попели во дворе…прикнопленные к шкафу артисты… зеленая тетрадка на 12 листов (всегда заканчивались в самый неподходящий момент!), киножурнал, с которого начинался любой фильм (если сильно везло, это был «Фитиль»)... Вообще, интонации, пусть не непрерывно (это все-таки театр, а не путешествие на машине времени!) были из тех, «раньших» времен… Да. Хороший спектакль. Хотя… ну вот что делать: фильм по пьесе Володина, с Татьяной Дорониной в роли Нади Резаевой, стал абсолютной классикой, неким эталоном. Поэтому Мария Скосырева была прекрасной Надей, но рядом с ней тенью стояла доронинская героиня… При этом иногда актриса просто сливалась с той кинематографической тенью, и это естественно, ибо человек (актер!) интуитивно стремится к идеалу. Иногда игралось свое, отличное от… это было замечательно, но, увы, не совсем идеально. В общем, из женских ролей мне абсолютно и безоговорочно понравилась Татьяна Владимирова, одинаково великолепно сыгравшая и жуткую тетку из партийной комиссии, и «колдунью», которая готова озаботиться счастьем любого человека… а вот себе помочь не может, так и живет в нелепости, бедности и – доброте. (Прекрасная сцена: Неля-колдунья рассказывает Наде, как прекрасно та играла во втором акте… да только в том акте актриса занята не была). И все-таки вчерашний спектакль во многом для меня сделали мужчины. В первую очередь это Алексей Осипов, сыгравший несколько ролей. И насколько же индивидуален он был в каждом своем появлении! Замечательный Огородников… кстати, и в пьесе, и в других постановках он «пострадавший» от выдумок Нади… а вот в этом спектакле у него и правда с ней какие-то отношения есть… скорее всего (по тем временам!) просто симпатия, приправленная редким переглядыванием, и еще более редким, как бы случайным, касанием рук… Но – не случайно он на несколько мгновений задержался в ее квартире… и потом – это «Надя, Наденька» при неудавшейся попытке возвращения. Еще Осипов сыграл «моряка», пьющего, наглого и слабого одновременно, до дрожи боящегося строгой своей супруги. А еще был Володя – совершенно нелепый, зажатый при первом появлении. И потом, при втором приходе в квартиру Резаевых, спустя 10 лет, совсем другой. Кажущийся раскованным – а внутри та же самая интеллигентная робость. И, кстати, насчет сценической правды… есть сомнения, что Володе разрешили бы инженерствовать с такой «хипповской» прической… но вот примерно в те же времена у меня была почти такая же безрукавочка, как у него и Нади.. джинсов у меня не было, зато я таскала широченные ярко-оранжевые брюки, привезенные из заграничной командировки отцом… Очень понравился мне этот артист. Он, а еще дядя Митя Ухов, сыгранный Иваном Косичкиным. Я хорошо помню его Гамлета и Хлестакова. Тут роль попроще, да еще возрастная. Но играет Косичкин прекрасно – и этот его характер – потрясающий коктейль, в котором страшная упертость и порядочное тугодумство перемешаны с искренностью и добротой. Хороший дядя Митя у него получился. (И, кстати, суетливый Аркадий в очках с толстенными стеклами – это еще один образ, явленный артистом к конце 1 действия – тоже очень хорош). Спектакль рекомендую к просмотру. Ибо – как уже говорила – он очень добрый. А доброта – это именно то, чего сильно нам всем сейчас не хватает… Фото: Олег Хаимов
Ирината: Дар. Мастерская Фоменко. 07.02.15. Смотрела постановку в третий раз. У меня ее восприятие пошло «по нарастающей». То есть, если сначала это для меня был просто очень хороший спектакль, то вчера очень-очень захотелось, чтобы стрелки часов волшебным образом перекрутились назад, на 7 вечера и… «всё сначала, ну и ну, всё сначала!». Я очень люблю этот роман Набокова. И даже не перечитываю его регулярно, а – просто достаю книгу с полки, открываю ее на любой странице и… заворожено зависаю над прелестью волшебного переплетения слов. «Дар» в Мастерской Фоменко – это тоже волшебное переплетение. Слов. И сцен. И музыки. И прекрасной актерской игры всех, кто выходит на сцену. Этот спектакль, при всей его абсолютной реальности и задоре молодых артистов похож на счастливый сон… на радугу, в которую ты, словно отец героя, вошел… и зачарованно застыл… Забавно сыгранный «террариум единомышленников» (писателей и поэтов), как и реалии «немецкой» жизни героя – это та самая серая явь, которая оказывается вокруг в тот момент, когда ты выходишь из радуги. Но… невозможно «жить в обществе и быть свободным от общества», однако и здесь можно найти определенную прелесть… Можно, например, несколько отстраненно позабавиться дележом должностей в писательской «верхушке». Или – однажды узнать, что на твоем выступлении, которое, по сути, было провальным, был слушатель, что влюбленно запомнил его до гранулы миллиграмма. Или – раз уж жизнь в реале не раскрашивается яркими красками, а «божественный укол» вдохновения пришел к другим поэтам – можно сочинить беседу (ах, какую прекрасную беседу!) с тем, с кем общаться очень хочется… а не суждено. Но всё-таки основной якорь, что удерживает в жизни – это воспоминания о счастливом пережитом. Тут и полузабытые двустишья о бабочках, и легкий скрип качелей, и смотрящий на часы отец, и закатившийся под комод мяч, и «рождественская скарлатина или пасхальный дифтерит». А еще есть мама и сестра, волей судеб закинутые в другой город, и даже другую страну. И ожидание возвращения отца: ведь и правда никто достоверно не сообщил о его гибели. Потом будет и любовь=взаимопонимание, для возникновения которой судьба положит на видное место голубое легкое платье кузины Раисы… Но главное – это, конечно, творчество (не случайно же герой, подхваченный волной вдохновения, так и не узнает, в каком костюме была его любимая на маскараде). Творчество – которое способно воскресить «ушедших дальше, чем за море». И – перемешать, переделать людей так, чтобы и они все, и действия, ими производимые, смогли соединиться в единственно возможную, гениальную картинку паззла. А потом – поднять самого автора, и понести его туда, вверх… вверх…ВВЕРХ! Превосходный спектакль. Однозначно – буду его еще пересматривать. Только тогда уже с записной книжечкой и карандашиком в руке, делая пометки-памятки на самых замечательных местах и фразах, на самых точных или парадоксальных интонациях. Потому что этого в спектакле так много, что, вознесясь в воздушном потоке восторга, вниз практически не опускаешься. Так и рассматриваешь и сценическую, и свою собственную жизнь с высоты. Через разноцветье чудесной радуги. PS Говорят, что этот год позиционируется, как “Год литературы» (для большинства моих знакомых этот «год» длится всю жизнь). Но забавно, что первое слово, которое звучит в спектакле, это именно ЛИТЕРАТУРА. И еще: прекрасен в спектакле Литературный Критик… или это – второе «я» поэта?.. или это его Муза? Да, чудоковатая и смешная… Но что мы, по суди, знаем о них, о Музах, дарящих вдохновение и восторг, оберегающих и поднимающих вверх своих подопечных?..
Lyra: Участь Электры. РАМТ. 30.01.15 Начала писать этот отзыв, но не уверена, что смогу довести его до конца. Я пока сама не поняла, до какого состояния меня довел этот спектакль. Радость оттого, что я наконец увижу Электру, которую я не видела уже больше года, сменило чувство полного опустошения. Будто дом семейства Мэннонов обрушился на меня и похоронил под руинами. То, что я хочу пересмотреть Электру, я заявила тут же, как вышла из зала еще год назад. Целостного впечатления я тогда не получила, т.к. зал состоял из зрителей, которых просто хотелось схватить за уши и выволочь вон. В этот раз с залом повезло, да и с местами тоже. Хотя было даже слишком близко. А находиться рядом с Мэннонами не самое большое удовольствие в жизни. Невольно отстранялась, впечатываясь глубже в спинку кресла. Все уже сказали, и я тоже не могу промолчать – какой же замечательный Эзра Мэннон у Ильи Исаева!! Тебе не нужно лишний раз объяснять, что он уважаемый судья, нелюбимый, властный муж, обожаемый дочерью и презераемый сыном отец. Это видно, это чувствуется. И присутствие Эзры Мэннона ощущается даже после его смерти – его потрет наблюдает за обитателями дома. И за зрителями тоже. Мне было ужасно сидеть под этим взглядом, хотелось закрыть его простыней (привет «Портрету») или отвернуться, но в то же время я не могла овести от него глаз. Брр.. И особняком Мэннонов я была словно загипнотизирована. Огромный живой организм, который был рожден, построен на ненависти. Который пропитался чернотой, и который вселяет ее во всех, переступивших через порог. Если ты стал Мэнноном – будь готов разделить их участь. Огромная черная дыра – вот с чем у меня ассоциируется этот дом. Способный только поглощать. Кристина еще пыталась вырваться из него, но Лавиния - Мэннон на 100%! Может быть не сразу. И дом поглощает ее. А она мечется по нему, не в силах вырваться наружу. В итоге совершенно в нем запирается, не позволяя даже холодному лунному свету проникать внутрь. Орин отличается от сестры. В нем все же есть свет. Он даже мне на мгновенье напомнил Цинцинната. И именно он открывает ставни, а свет в его присутствии становится теплым. Игра Евгения Редько меня честно говоря поразила. Я к нему такому не привыкла. Абсолютно мэнноновское хищничество сочетается с какой-то робостью, даже мягкостью. Совершенно сумасшедший коктейль, делающие его персонажа наиболее интересным. Я тут пыталась разобраться, почему этот спектакль не входит в список самых любимых и пересматриваемых, хотя есть за что: завораживающая сценография Бенедиктова, режессура Бородина, совершенно потрясающая музыка Натали Плэже! Кстати, музыку в спектакле я начисто забыла, и когда я услышала вальс (или что это), а потом марш с отбиванием ритма прикладами ружей - это было волшебно!! Так вот, вся моя проблема в восприятии «Участи Электры» заключается в том, что я СОВЕРШЕННО не могу понять героев! Этим людям невозможно сопереживать. Ненавидеть, желать кому-то смерти - это еще полбеды, это свойственно многим людям, но Мэнноны же идут до конца! Спокойно, с чудовищным равнодушием устраняют припятствия на своем пути. И от этого действительно бросает в дрожь! И написав все это, я поняла, что опять хочу на «Электру». Не сейчас, может, в марте. В этом спектакле столько всего, что хочется рассмотреть получше – как трансформируется дом, как цветы обращаются в прах, как луна появляется и зависает над домом, как внутренне меняются герои.. И напоследок тот самый потрет Эзры Мэннона. Холод пробирает от этого взгляда!
Ирината: Добрый человек их Сезуана. Театр им. Пушкина. 04.02.15. Считаю этот спектакль одним из лучших в театральной афише Москвы. Отношу его к лучшим из виденных постановок Юрия Бутусова; ставлю на 3 место после однозначного и безусловного лидера – «Макбет» в Сатириконе, а также сатириконовской же «Чайки». Только недавно отряхнула с ног прах старого спектакля Таганки, который знала наизусть и видела почти со всеми исполнителями; в бутусовской постановке мне прежде немного мешала аутентичность перевода основного текста, смешанная с неаутентичностью текстов зонгов. В театре Пушкина мне однозначно нравятся исполнители всех главных ролей – но безусловным лидером тут является А.Матросов, играющий Ванга. Влюблена. Буквально – влюблена! Второстепенные персонажи чуть менее внятные… но тоже неплохи. Оркестр на сцене – потрясающе! Масса замечательных моментов, например, дождь из риса, утренние велосипедисты, висящие в воздухе деревья без корней. Или – отчаянный танец «собаки» Шуи Та на пустой сцене, где только танцующий, да… и правда – серый пёс. И вообще: замечательно, что в спектакле - превосходный и абсолютно узнаваемый стиль Бутусова, но в то же время действие идет без «сумасшествия», как бы выровнено (на высочайшем уровне!); каждый энергетический всплеск тут подготовлен логикой, оправдан и, отчасти, ожидаем. Фантастически прекрасный и страшный финал. Теперь немножко моей любимой мелкой философии на глубоких местах спектакля. Еще на таганской постановке подумала в какой-то момент: почему водонос Ванг – почти что исключительно он один! – видит Богов? Ведь это прерогатива юродивых… Впрочем, Боги на Таганке, при всей условности действия, были реально-человечными, так что видеть их мог любой… Мог – но не хотел. А вот в спектакле Бутусова Боги совершенно бесплотны. Во-первых, они буквально «триедины»: на сцене появляется одна маленькая странноватая девушка со стигматами на руках и ногах, замотанными грязными окровавленными тряпками – раны эти омывает драгоценной водой Ванг. В сцене, где он же выволакивает на сцену мертвого (и одновременно – неумирающее-воскрешаемого) Бога, рана появляется (и омывается) под ребрами. Юродивый Ванг смотрит на Богов внутренним взором, видит невидимое.. не случайно же в моменты этого внутреннего «видения» он и себя «видит» здоровым и красивым… «Боги» появляются несколько раз. Это – и обнимающий голодную собаку голодный малыш. И – беременная женщина, которая смотрит на себя в зеркало. И – ее же внутренний голос, утишающий ежечасную тревогу: а что будет с ее ребенком и с ней, когда она родит? Это – любящая невеста на собственной свадьбе. И – «справедливый судья», разрешающий призывать «двоюродного брата» (этакое «второе я») раз в месяц. Богам (даже эфемерно-несуществующим) трудно жить в Сезуане (город это или планета), которым управляют несправедливо, который должен умереть. Богам самим легче умереть… чтобы потом воскреснуть в образе малыша, или счастливого доброго человека, или женщины, ожидающей рождения ребенка… Жаль, что счастливых и добрых людей на свете так мало. И почти не в кого воскресать… И несть спасения… Или – спасение есть, пока есть в Сезуани и других городах Ангелы Предместий, способные поделиться горстью риса и сигаретой.
Ирината: Идеальный муж. МХТ. 11.02.15. «…Такие, как вы, говорят: роза прекрасна, змея отвратительна. И вам неведомо, что роза и змея — нежнейшие друзья, по ночам они принимают облик друг друга: щеки змеи отливают пурпуром, а роза посверкивает чешуей. Увидев кролика вы восклицаете: «Какой милый!», а увидев льва: «Какой страшный!». Откуда вам знать, что ночью, когда бушует буря, кролик со львом сливаются в любовных объятиях и кровь одного смешивается с кровью другого. Что известно вам об этих ночах, когда святое становится низменным, а низменное — святым?» (с) Вчера изменила физическую точку зрения на спектакль. Раньше (а смотрела я «Идеального мужа» отнюдь не в первый раз) это были различные ряды партера; теперь я сидела на 1 ряду бельэтажа. Оттого точечный взгляд на спектакль сменился панорамным. К тому же экраны оказались на уровне глаз, на сцену смотрела как бы через них – удивившись полному логическому несоответствию видимого и слышимого в «Красном коне»: текст преподносится, как прекрасная, тонкая и сладкая боль, картинка же, с помахиванием гривой золотой и проч. – стопроцентный стёб. Впервые увидела, как ушла в смерть счастливая Маша Сидорова, и в отчаянии склонился над ней мальчик Мейбл… Сверху наблюдала, как в этот миг весь партер задвигался, привставая… Еще увидела, что Роберт Тернов произносит текст Юкио Мисима («Маркиза де Сад»), вынесенный в эпиграф, стоя рядом с возлюбленным Лордом на краю бездны. Перестановка декорации? Да! Но – в этот же провал опустится, вальсируя, Дориан Грей, влекомый вниз страшным спутником… Да-да, этот текст произнесет Министр резиновых изделий г-н Тернов. Он же – бывшая «шестёра» Тузенбаха. Человек, рвущий, словно Тузик из анекдота, грелку. Охотно поющей песню про жопу. Проводящий свободное время с министрами «газиков и нефтянки». Игнорирующий логопеда. По-бабски обжирающийся пироженками… Но всё ли так просто, если в бытие распальцованного ублюдка вдруг врывается – Мисима? Или – каким образом через столетия, в день смерти Пушкина, дошла до киллера Кондратия Могилы (он же – Лорд, звезда шансона), волна, заставившая его пожелать предсмертной морошки? Всё в жизни просто и понятно… и в то же время сложно и совсем непонятно. Роза неожиданно начинает посверкивать чешуей… а посиделки бандюков в кафе «Аист» на Бронной, перед очередной разборкой, обернутся прекраснейшей сценой из чеховской пьесы… а потом, спустя полтора десятилетия, превратятся в интеллектуальные беседы «тех, кто правит миром». …И все-таки я опять подумала, что это спектакль не о политике, это не антиклерикальная постановка, не пропаганда секса в «теплой и дружественной обстановке» с представителем единого с тобой пола… Это – про любовь, замешанную в жизнь, политику, искусство, bablo и нетрадиционные половые отношения. Любовь, которая растет их сора и мерзости… и превращается в чистые чувства и искренние слова (этот Стокгольм и Елец, и снеговик, слепленный на Новый год… как это всё смешно и – до слез прекрасно). Это - то чувство, когда, полюбив, человек избавляется от страшной глубокой зависимости – желанию убийства, как искусства. Святое становится низменным, а низменное – святым. И когда пропасть, разверстая у ног влюбленных, становится непреодолимой – кровь одного смешается с кровью другого… И не случайно последние слова, сказанные в спектакле, это повтор того, что произнесла Джульетта, целуя в губы мертвого Ромео… Да, пьеса Шекспира/Рэтланда играется уже многие столетия – но у страстно и безнадежно влюбленных нет ни возраста, ни пола, ни социального положения… Потому что Любовь – если она настоящая, а не вымороченно-придуманная – она для любого огромное счастье… и безразмерная печаль. Жители двадцатого столетия! Мы забыли, бранясь и пируя, Для чего мы на землю попали – Аллилуйя любви, аллилуйя! И именно любовь – к мужчине, женщине, Родине… даже к деньгам – и есть основная движущая сила всего на свете: политики, искусства, быта… Да – «государства любовь образует»… А НЕлюбовь их разрушает…
Innamorata: «Театральный роман (Записки покойника)». Мастерская П. Фоменко.10 февраля 2014 Очень здорово, когда театр тебя чувствует; когда спектакль слышит, что в голове вооот той девушки в 4м ряду пляшут какие угодно мысли, только не те, с коими спектакль надо смотреть и, значит, ей надо помочь, направить в нужную сторону. Вот так я сидела, безусловно наслаждаясь игрой и Кирилла Пирогова и остальных участников ансамбля фоменковских артистов, но была явно где-то «во вне». Думала о своем ровно до того момента, пока меня не вписали в спектакль, наделив новым именем и профессией Показывая начинающему драматургу Максудову театр, Петр Петрович Бомбардов (Никита Тюнин) проводит экскурсию по портретной галерее (указывая на лица зрителей в зале), где с Мольером и Гольдони запросто соседствуют Екатерина Вторая, заведующий поворотным кругом в театре... и я (почувствовах руки у себя на плечах) – заведующая женским пошивочным цехом Бобылева. И все! Не передать, насколько мне после этого стало интереснее смотреть! Эгоистичный, конечно, подход, но я просто обожаю такие внезапные внедрения в волшебное пространство спектакля. (Как вчера, например, Сергей Чонишвилли пожал зрителю руку) Вообще, вопрос внедрения в «театр» - это и есть практически основная тема спектакля. Практическая, потому что соседствует с совершенно иной темой – поиска себя и своих «форм», творчества, самореализации в писательстве. Процесс проникновения в сложнейший организм со сложившимися, порой парадоксальными порядками, всегда труден. Успех - если ты мыслишь с представителями данной сферы одинаково, а если не одинаково... то первое время ты будешь смотреть на них с недоверием, удивлением, шоком, а потом - они на тебя. Как на больного. Переделав "таксебешный" роман в пьесу, драматург попадает с ней в Независимый театр. Знакомясь с его сотрудниками ближе, Сергей Леонтич понимает, что... "рутинеры захватили первенство в искусстве", но нет, он не бастует, он недостаточно силен для битвы с этими прекрасными театральными небожителями. Это актеры и актрисы, администраторы, режиссеры, директора с секретаршами и прочие-прочие. Секретарши - хороши! Особенно любимая Мадлен Джабраилова, отрывисто перебирая бусы, словно выражая этими звуками мнения начальства, завершает любые споры. А Галина Тюнина понервнее, посердобольней, но тоже классно посылает "своих" по адресу - за контрамарками. Первый директор театра (второй вечно где-то в Индии, в непонравившейся Калькутте) Александр Василич (Максим Литовченко) - отсыл к Станиславскому, и какой! Вообще, надо иметь большую смелость - чтоб так ловко и добро посмеяться над театральным основоположником. Недавно я честно пыталась читать "Работу актера над собой в творческом процессе воплощения" - сдалась на половине, потому что смогла понять только лишь то, что все прочитанное неимоверно важно, а вот вникнуть в закономерности системы показалось непостижимым. В спектакле такие же чувства испытывает и Максудов, пришедший на читку к завернутому в плед, болезному директору. "Ну-с, продолжимте." Кирилл Пирогов для меня всегда теперь «немножко» Чехов. И вчера, когда все кружилось вокруг читок-актеров-пьес в голове проявлялась фотография «Чехов читает «Чайку» актерам МХТ». Магнитический артист, очень тонкий, лиричный, ме-лан-хо-личный. Параллельно он является и со-режиссером, поставившим в конце этой истории красивое многоточие. Ведь когда закрывается одна дверь, где-то открывается другая. И на уже исписанных листах отвергнутой пьесы обнаружится быстрым почерком оставленное "Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город..."
Ирината: Бал в Savoy. Мосоперетта. 12.02.15. Смотрела спектакль во второй раз (в первый – премьерой). По моему скромному, и, конечно, отнюдь не профессиональному мнению: на сегодня «Бал» - лучший спектакль Мосоперетты (Это при том, что не вношу в список мюзиклы и… по поводу потери «Фиалки Монмартра» я теперь буду горевать до конца моей театрально-зрительской жизни). Но вот чем хорош «Бал». Во первых, мелодии оттуда «на слуху», легко запоминаются и потом с удовольствием «помулыкиваются». Или ритмично отстукиваются, ибо в спектакле много прекрасного степа. Во-вторых, декорации (условная Венеция, завершение карнавала!) и костюмы на героях превосходны: много яркости, не меньше романтической нежности… а уж то, как мужчины в этом театре умеют носить фраки и смокинги… оооо… Это же сплошное удовольствие – на них любоваться. В-третьих. Мне очень нравится, что «Бал» - это не история условных графов и маркиз. Это – про богему. То есть <спойлер!>: писатель с мировым именем вмиг, и взаимно, влюбится в певицу с мировым именем, экзальтированную девушку-композитора, после некоторых недоразумений, начнут опекать импресарио и нотный издатель, и даже простой официант окажется не таким уж простым: танцует и поет он не хуже вот этих – которые с мировым именем. В-четвертых, представляемое на сцене действо не настолько известно, как то, что происходит в «Сильве», «Марице» или «Летучей мыши». Посему – если ты не глубокий знаток жанра, в первый раз будешь смотреть с мыслью – «а что же будет дальше?». Девушка N., например, в антракте спросила: куда делось колье героини… впрочем, тут же сказала, что оно всенепременно найдется и всё закончится хорошо – «ведь в комедиях положений всегда все так и заканчивается». Все правильно: по сути «Бал в Savoy» - это и есть комедия положений, где нелепость накладывается на нелепость, все закручивается в некий гордиев узел… а потом выясняется, что и меча не нужно, чтобы его разрубить: потяни за кончик ниточки, всё и распутается. Да-да, комедия положений… да еще приправленная опереточной поверхностностью и условностью. В общем, колье, конечно, найдется… Но вот <спойлер!> зачем писателю понадобилось переодеваться в официанта…ибо потерянную певицей меховую накидку он мог бы вернуть и без всякого личного маскарада (обойдясь исключительно венецианским). Впрочем, тогда бы не случилось путаницы… в общем, и оперетты бы не было. Хотя – под либретто «Бала» еще можно подвести какую-то логическую основу, списав все на богемные причуды… но, честно скажу, основа эта будет совсем непрочной. Ну, и Бог с ним! Главное – со спектакля выходишь в настроении восторженно-лёгком, хочется громко петь – несмотря на отсутствие голоса, и кажется, что все люди вокруг – это люди с добрыми лицами. А если учесть, что сидели мы прекрасно (и спасибо за то хорошему человеку), да и зал этого театра очень удобен и красив – то… в общем, завидуйте: через неделю у меня в там же «Вольный ветер», премьера.
Ирината: Записки покойника (Театральный роман). Мастерская Фоменко. 10.02.15. Свои заметки о спектакле, посвященном Его Величеству Театру (Великому и Ужасному) начну с искренней благодарности всем тем, кто в Мастерской Фоменко работает. Это театр гостеприимный - хотя бы потому, что в нем уютно, и спектакли смотреть удобно с любого места в зале. Здесь по-доброму, несмотря на рабочую занятость, помогут с входными знакомым, студентам, пенсионерам. Да и билеты тут на любой доход: за какие-нибудь 100-200 рублей не «под купол цирка» загонят, а дадут возможность посмотреть с места весьма приличного. А будет возможность, так и еще поудобней пересадят. Каждый раз с ужасом вспоминаю театр Моссовета, с его громко орущими тетушками на рассадке в зале, кои умеют только «гнать и не пущать» - у Фоменко же на 2-м действии меня посадили так, что Максудов и я – оба были в гостях у Ивана Васильевича, на расстоянии вытянутой руки ему внимая. В буфете этого театра неплохой кофе и хорошая выпечка; с юношами и девушками, продающими программки, можно хорошо побеседовать на интеллектуальные темы. Из окна фойе панорама потрясающая открывается. Выставки интересные бывают… Я уж молчу про то, что, хоть за кулисами этого театра я не была никогда, но наслышана из первых уст, что у Фоменко отношение к актерам и персоналу (своего и пришлых театров) очень человеческое. В общем, люблю этот театр, и тех, кто в нем работает. И спектакли здесь большей частью славные. Вот – булгаковский «Театральный роман», поставленный Петром Наумовичем Фоменко, допоставленный Кириллом Пироговым, который и играет в спектакле главную роль – Сергея Леонтьевича Максудова. История человека талантливого, но обычного, жизнь которого вдруг свернулась пружиной (и время в ней свернулось – вон как летят месяцы!), да и вбросила его в театральный мир. Пусть это про кино, но – «кто в этот мир попал, навеки счастлив стал». Это безумный, безумный, безумный, безумный мир, где наровно существуют живые люди с самыми разнообразными характерами и привычками, и те, кто давно ушел «дальше, чем за море», а также тени тех, кого не было никогда – тех, кто рождается творцами «из миража, из ничего» на время спектакля – но живет потом не умирая, вечно… Да, в этом мире не всем будет хорошо. Но если ты с одного взгляда влюбился в белую лошадь из декорации… или в искусственный свист птичек за кулисами… Всё. Ты пропал. И тихая-мирная жизнь летит кубарем, и фантазия становится твоей реальностью, и не будет запаха слаще, чем запах грима, да еще пота – после тяжкой актерской работы… И в этом мире можно умереть совсем взаправду – даже без выстрелов, а – заколовшись кинжалом… и кровь будет темной лужицей натекать из виска… Да – «я умру, я скоро умру»… Но когда эти слова звучат в волшебном театральном мире, предчувствие скорой гибели – всерьез… и в то же время немного понарошку, потому что - Наиболее важен в трагедии для меня акт шестой: воскресение из мертвых венчает убийства на сцене, поправляют парики, тряпки, вырывают нож из груди, снимают петлю с шеи, погибшие выходят вперемежку с живыми лицом к публике. Кланяются в одиночку и вместе: белеет ладонь на пронзенном сердце, трепетно раскланивается самоубийца, отвешивает поклоны отрубленная голова. Кланяются попарно: бешенство под руку со смирением, жертва блаженно уставилась на палача, бунтарь безобидно встает бок о бок с тираном. Попрана вечность носком королевского башмачка. Развеяны выводы полями шляпы. Непоправима решимость завтра начать все сначала. Шествие гуськом сгинувших еще до финала, то есть в третьем, четвертом и между актами. Чудесное возвращение пропавших без вести. Мысль, что за кулисами они терпеливо ждали, не снимая костюма, не смывая грима, трогает меня больше, чем тирады трагедии. Но поистине вдохновляет падение занавеса и то, что видно еще в узком просвете: вот одна рука устремилась к брошенному цветку, вот другая поднимает выпавший меч. И тогда уже третья, невидимая, выполняет свою повинность: стискивает мне горло. (с) Вислава Шимборска …И тогда, за минуту до смерти, тьма падет на ненавидимый прокуратором город. И из нового миража, из нового ничего – вдруг возникнет чей-то лик, и обретет плоть и страсть… А значит – всё сначала, ну и ну! Всё сначала!!!
Innamorata: «Идеальный муж» МХТ им. Чехова. 11 февраля «Идеальный муж» - это круто. Это очень смело о важном и смешно - о глупом. Какой сильный эффект достигается, когда, например, слова об однополой любви сумблимированы страстной и всепоглощающей любовью двух мужиков к Родине. И признания эти звучат куда как правдивее, чем восхваляющие Россию дешевые песенки. Всем бы так любить. Убеждена, что Россию в спектакле любят не настолько, насколько красноречиво и самозабвенно о ней говорят и поют. Страна волшебных, сказочных берез, Душой тебя, а не аршином мерю, Пою тебя, люблю тебя до слез, И всей душой в тебя, как в Бога верю! Любят её исключительно за «что-то»: за высокую должность, статус "звезды", за выгодный круг общения, за различные незаслуженно получаемые «блага», за отсутствие проблем, за «снег», за шикарную квартиру в центре Москвы, за стабильное начало любимого ток-шоу... Но так чтобы ВООБЩЕ – истинно и беззаветно, чтоб завтра с утра встать и пойти насмерть – за страну, за Родину, за Сталина – такого нет. Может быть приверженец такого взгляда - только папа Лорда , который прошел от Брянска до Берлина, да и то – захочет ли он любить страну, которая сделала из его сына того, кого сделала? Это для миллионов поклонниц он - Лорд, Бог и Пушкин Александр Сергеич, а для отца – это праздный мот, который не нажил ни семьи, ни профессии. Оттого мы и слышим «Сэээр, если вы завтра не познакомите меня со своей избранницей, то я Вас познакомлю – со своей» «Идеальным мужем» заслушиваешься и засматриваешься. В спектакле вещизм во всей своей практически ощущаемой материальности присутствует лишь словесно. Описание комнаты шикарного отеля на Лазурном берегу, меню из ресторана «Пушкин», детальное описание Маши Сидоровой, монолог Дориана грея – ода вещам, одеяниям, драгоценностям – рассказаны с картинной точностью, что говорит о поразительном умении Константина Богомлова плести ослепительную паутину слов, от которой действительно слепнешь – как красиво сформулировано, как точно сыграно. Своё чисто-бложное поздравление с прошедшим Днем св. Валентина я начинала и заканчивала словами из спектакля. Какими – неважно, ведь они же все там про любовь! А если не брать вселенскую важность Сильного чувства за основу повествования, то стоит рассказать об одном моменте, который – если настигнет грусть, стоит просто вспомнить и как-то, знаете, сразу «отляжет». Роберт Тернов удаляется ночевать в Кремль, Томми-Липучка гламурно затягивает «А ты такой холодный, как айсберг в океане» и тут Роберта Кузьмича просто накрывает: слезами, обидой, ненужностью. Он, бедненький и несчастненький, как самая классическая интернетом высмеянная девочка-ванилька тянется за… эклером. Сладкий крем перемешивается с солеными слезами, сахарные эндорфины поступают в мозг, еще пара укусов… и вот уже мысль о том: «НУКАКЖЕТАААК?!» сменяется на: «Хмм… какая вкусная пирооженка!», вот уже ко рту приближается второе лакомство, омнономном, пара вздохов облегчения и мысли Тернова занимает лишь эклер: жирный, вредный, но такой вкусный, спасительный! Еще и зрителя им надо подразнить, мол, вон уже время к 23 приближается, вы все диетничаете, рафинированные вы мои, а у меня эклееерчик есть и ничегошеньки меня в этой жизни больше не огорчает! И так ему хорошо от этой калорийной сладости, что и тебе становится хорошо, как будто сама этот эклер и съела. Браво Алексею Кравченко! Браво! Финал у истории, конечно, грустный, но эта сцена (проигрываемая каждый раз за сценой вживую?) просто обморочно смешная! Возвращаясь к любви, можно спокойно по цепочке расписать кто – что любит и, наверное, замкнуть круг. Кто например, кроме Остапа Бендера признается, что не любит деньги? Вот Гертруда Тернова их просто обожает. А что еще ей остается любить, собственно? Очень жаль, что образ Гертруды абсолютно растворился в спектакле, как кристалл сахара в воде и не видно его, не слышно, так… даёт некий привкус. А раньше, в исполнении Дарьи Мороз, я Гертруду обожала! А теперь и роль усекли и исполнительницу поменяли. А насколько был крут тот брутальный стриптиз под нетленку группы «Любэ»! Впрочем, исполнительница новая (Надежда Жарычева) только-только попала в этот сумасшедший спектакль, его надо распробовать и потом отдать ему весь свой "вкус" и талант. Все остальные "вкусовые добавки" - это наслаждение тотальное. Игорь Миркурбанов, Марина Зудина, Сергей Чонишвили, Александр Семчев, Максим Матвеев – вроде бы персонажи отталкивающие и отрицательные, и каждый из них в разной степени фальшив, порочен и самодоволен, но то ли оттого, что мы привыкли к таким типажам в реальной жизни, то ли потому что артисты обаятельные донельзя – любишь всех и каждого. И спектакль любишь, который драйвовый как рок-концерт и лиричный как мелодрама. Как жизнь, которая была бы так грустна, если б не была такой смешной.
Ирината: Вольный ветер мечты (джаз-фантазия в 2-х действиях). Мосоперетта. 20.02.15. Прогон. Собственно говоря, это скорее не спектакль, а концерт, основанный на популярной музыке Исаака Дунаевского. Вернее, очень условная сюжетная линия есть: компания неких молодых людей, вдохновленная передовицей «Правды» о необходимости создания советской кинокомедии, таковую начинают создавать. В общем, хотя фамилии действующих лиц несколько изменены, считывается реальная история создания фильма «Веселые ребята». И я, прошедшая зрительскую школу Таганки и университеты Театра Эрмитаж, читала и слышала об этом неоднократно от самых разных людей… Так что, несмотря на полное и радостное погружение в опереточную атмосферу (но об этом – потом), все время в уме отделяла зерна от плевел: то есть реальную основу от музыкально-комедийных напластований и вольных (как ветер) напластований. Кое-что просто выводило из себя: ну, хорошо: китобои из «Белой акации» 55-го года вполне могли неким этюдом возникнуть и в начале 30-х… Но каким образом советские кинематографисты узнали, что через 10 лет в далёком заграничье будет снята «Девушка моей мечты»… простите, но это уж никакой опереточной условностью не объяснишь. Зато – я это знала, этого ждала, но в то же время удивилась тому, что это в спектакль вошло. Ведь во время съемок веселой кинокомедии произошло трагичное: был арестован один из сценаристов, Николай Эрдман (по либретто – Николай Балтман). Арест происходит и на сцене - и это было сразу (по либретто и по жизни) вынуждено забыто: мало ли, каких врагов народа за какую антисоветчину отправляли в дальние холодные края… Все равно продолжало шагать вперед комсомольское племя – ведь они такими родились на свете, что не сдаются нигде и никогда. В общем, я начала со спойлеров… А что до спектакля – так он мне очень понравился. Во многом это потому, что я выросла на классике советской оперетты. Даже если не брать во внимание, что многие мелодии пришли в «Вольный ветер мечты» из кино; а уж сердце, коему не хочется покоя или в тюх-тюх разгоревшийся утюг – это из сто раз смотренного и наизусть знаемого. Но ведь и остальное слышала многократно и в том же самом зале Мосоперетты (не на Дмитровке – на Пушкинской!), и с пластинок, и в телевизоре. (Надо сказать, что «мы ли Филиппинами не плыли» неделю до прогона во мне звучало – а когда я «Вольный ветер» в последний раз смотрела… лет 20 назад). К тому же (повторяю) реальная история, представленная на сцене, мне хорошо была известна – и интересна! У меня, в общем, нет нареканий как в вокалу, так и к актерскому воплощению актеров на сцене – все как раз соответствует условностям жанра. И ОЧЕНЬ понравился Дмитрий Шумейко в роли оператора: тут и с вокалом все в порядке, и с комедийно-драматической составляющей. Что до декораций… Мне немного мешало неподвижное колесо обозрения у задника – вот если бы оно где-нибудь в финале не только засверкало огнями, но и закрутилось… Мне, правда, в ответ на бурчание ответили, что это был бы повтор захаровских «Жестоких игр» (хоть и в другом контексте). Ну, хорошо: не хотите повторов, тогда прекратите героинь по сцене на рояле катать… к тому же здесь это совсем не к месту. В остальном – понравилась и желтеющая листва, и горящие фонари – и то, что все это переносится на экран… Понравилось, как пивная бочка в момент оборотилась в красно-белую кока-кольную тару… Экраны вообще – очень хорошо. Особенно вначале, когда под сумасшедшее соло на рояле кадры из кинофильмов начали переплетаться со старой кинохроникой… И знаете, что я заметила? Реальность на экране было словно бы немного выцветшей, неясной… а вот кадры кино – они были четкими. Впрочем, все правильно: с течением лет память человеческая всегда выцветает и блекнет. А вот то, что зафиксировано искусством, оно и кажется (а может – и есть) самым-самым настоящим. И правде – совсем немногие вспомнят, что «автор этого безобразия» писал письма друзьям из Енисейска… а вот «комсомольское племя» в белоснежных костюмах так и будет с вечно счастливыми лицами шагать по Красной площади.
Ирината: Контрабас. МХТ. 23.02.15. Во первых строках выражаю благодарность хорошим людям, за минуту до начала спектакля сказавшим мне: «Мы тут решили посадить тебя в партер. Так что давай, быстро спускайся». Всё правильно: моноспектакль, да еще с такой точностью играемый актером, коему подвластны тончайшие нюансы, надо смотреть близко. Чтобы эти нюансы видеть. Но что делать, если изначально мое желание посмотреть спектакль плохо совпало с состоянием моего кошелька… Однако все-таки смотрела из партера, с хорошего места. Подтверждаю: Константин Хабенский – актер фантастический. Смотреть на него – сплошное удовольствие… даже скорее – восторг! Что до спектакля… ну, в общем, я когда-то на «Контрабасе» Райкина тоже задремала (там вообще было позорно: сидевшая в середине 4 ряда, я сильно раздражала Мастера). Думаю, тут виною скорее пьеса: она длится и длится, длится, и длится… при этом, по факту, в ней ничего не происходит: просто слова, слова, слова… Маленькие бугорки и ямки, по которым «гуляет» действие – на это хорошо смотреть… ну, час. Но спектакль-то длится два часа! И тут уж никакой энергетики – даже если она исходит от Райкина или Хабенского – не хватит, чтобы удержать зал от скуки. Конечно, режиссер придумал некие развлекухи: то в туалет героя отправит, то заставит его с пилой по сцене бегать, то вихрем вынесет из шкафа какие-то тряпки… Но все это именно развлекухи, мало смысла добавляющие к сценической картинке. Публика вокруг меня (и вместе со мной) немного скучала, но не возмущалась. Ибо в спектакле не было ничего возмутительного, а два часа понаблюдать за тем, как мечется из угла в угол такой популярный, да еще и превосходный актер, как Хабенский – почему бы не потерпеть. Впрочем, сначала все было прекрасно. Начиная с тихого «щас, щас, щас» в полутьме – ну, как ассоциативно на вспомнить первую сцену сатириконовской «Королевы красоты»! И замечательное появление Хабенского-контрабасиста – в нелепом а-ля чаплиновской костюме: слишком широкие, но короткие брючата, из-под которых – носочки веселенькой расцветки, фрак с чужого плеча… Совершенно непонятно: гений это, коему внутренняя музыка заменяет необходимость внешнего соответствия нормам. Или – безумец, опять же существующий вне общепринятых приличий?. Кстати, словесное уничижение героя я до конца воспринимала, как враньё – нам и самому себе. Может быть, это оттого, что Хабенский, даже играя незаметную «моль», таковой не выглядит: в актере, а значит, в его герое скрыты сила, мощь и талант. Не случайно же несостоявшийся (или все же – состоявшийся?) выстрел в голову в секунду обрушивает весь мир. И вместо пространства, наполненного тишиной и музыкой… или хотя бы музыкообразными звуками, мы получаем уже полную тишину и совершенное черное ничто. И мне кажется, что женская тушка в красном платье с блестками, спрятанная в холодильнике рядом с бутылками пива – это не здесь и не сейчас. Это ТАМ, в черном зазеркалье послежизни. Там же, где и басовый звук, поддерживающий солистку-сопрано. В общем, резюмируя, скажу: и все-таки мне скорее понравилось… хотя я и заскучала. Да-да, виной тут пьеса с ее «многабукав ниасилил»… да и Хабенский, хоть и является артистом наивысочайшего класса, не слишком близок мне по энергетике…вот если бы кого из близких мне актеров на роль музыканта… какое там «задремать»! – я бы и не дышала два часа! Из ОЧЕНЬ сильно понравившегося – когда музыкант сказал: «Итак, теперь будьте внимательны!.. Вы слышите? Контра-ми. Точно 41,2 герц», - и с восторгом и надеждой, как на сподвижников, посмотрел в зал, явно ожидая подтверждения от публики: ну, конечно, контра-ми! 42,1 герц, ни более, ни менее. И еще: совершенно потрясающе сработали монтировщики декораций между 1 и 2 актами. Быстро. А главное – тихо так… Браво!
Ирината: Вечер одноактных балетов. Балет Москва в ДК ЗИЛ. 27.0215. «Концерт для скрипки с оркестром» я смотрю уже в третий раз – и это показатель качества: я делю спектакли на «для одноразового окультуривания» и «для регулярных повторов». Поменялись ведущие солисты, и это славно: балет стал еще более красивым. Поскольку либретто нет, я воспринимаю его, как историю про прекрасного влюбленного принца и немного избалованную и капризную принцессу, которых сведут вместе и помирят друзья… и будет праздник! Дивертисмент к опере «Идоменей» (на музыку Моцарта) смотрю в первый раз. Скорее всего, не в последний, ибо получилась прекрасная 15-минутная вещица – быстрая, легкая и нежная… с единственным недостатком: коротенькая. Так и хочется продлить это очарованье. Что до двух балетов на музыку Сергея Стравинского – хореография полностью соответствует музыке. Она такая же – резкая, нелогичная, «в диагональ» и… превосходная. Честно скажу, что вторая часть (та, которую танцевали американцы) понравилась мне немного больше… Но – здесь все объяснимо: видно, что они танцуют это давно, а вот «балетмосковские» только-только начали встраиваться в новую для себя хореографию… Все впереди. И все будет так же хорошо, как на других спектаклях «Балета Москва», которые у меня «для регулярных повторов». Еще из приятного. Теория пяти рукопожатий теперь реальна для меня в отношении двух гениев - Баланчина и Стравинского: на премьеру балетов приезжала Сюзанн Фаррелл. Тоненькая… Влюбленная в волшебство балета… Именно она когда-то солировала в этих балетах Джорджа Баланчина.
Ирината: Современная идиллия. Мастерская Фоменко. 02.03.15. И всегда-то у меня были сложные отношения с Салтыковым-Щедриным. Когда можно было его произведения не заметить, я и проскальзывала мимо, слегка косясь на странных персонажей, в странных обстоятельствах существующих. И даже «Господ Головлевых», в экранизации коих премьерствовал любимый актер, я опять практически сторонкой обошла. Вот и со спектаклем. Понимаю, что хорошо, и даже очень. Кажется, срезай толстыми жирными ломтями сценическое действие, чуть обжаривай в своем зрительском восприятии, да и кидай вкусным текстом на лист… Ан нет. Не получается. Постановка, с совершенно единым действием и посылом, то и дело распадается на «про литературу» и «про политику». Это - сценическое воплощение Высокой Литературы (про Год Литературы – на программке). Премьерная публика лицезреет изящную театрализацию классики. Да и то: нет-нет, а подхохатывает, уж слишком узнаваема и политизирована эта классическая сатира… Причем, с какой стороны не взгляни, но и «наши», и «не наши» в словах Михаила Евграфовича легко найдут, чем «конкурирующую фирму» припечатать. Но мне кажется, что для Каменьковича, ставившего спектакль, политика была вторичной, как неизбежный фон существования индивидуума во все обозримые времена. И я человек не политизированный ни на гранулу миллиграмма, а потому тоже всех этих щедринских «либералов» считывала, как просто человеков. Вот так живет такой человек, радуется прогрессу в себе и в обществе, как вдруг поступает ему указание: годить (и еще «вот так» ручкой делают). И, хоть и трудно человеку даже с минимальным воображением жить, никуда не стремясь, но – раз указание поступило, надо исполнять. Вот и годят вчерашние прогрессисты, доводя себя бездумным бездействием до совершенно свинского состояния обезличивания. Правда, совесть еще немного колет… как там у Высоцкого – «жжет нас память и мучает совесть, у кого она есть». Да еще страхи – вот эти, невнятные, неопределяемые в реальности… как длинные тени в гороховом пальто. Страхи множатся, множатся… и уже всё вокруг тебя в этом страхе, шлепающем сапожищами по гнилой воде, удочку на тебя, перепуганного, закидывающего… и ты, как несчастный пИскарь, в предсмертном испуге бьешься… При этом вот что интересно: если в первом действии гороховые эти страхи множатся, то во втором они почти исчезают… А это не потому, что человек страх изжил, а просто он себя, ради избавления от такового, продал и предал. Из несчастного пискарика в мелкую, щучку оборотился. Научился от других хищных зубов уворачиваться, а потом и сам кусать по мелочи начал. «А-а-а, зимы не будет» (с) - но она будет, и вот уж ты на легких коньках скользишь, пакости делаешь… Вроде бы, и что ж с того? Да только, хоть и кажется, что ты уже совсем своим стал в хищном рыбьем косяке, но совесть-то… она же, проклятая, крючком под жабры хватает, рвёт и мучает… Еще не поздно, день уже прожит, Войди, прохожий, я тебе верю. Сдирая кожу, входит луна В узкие двери. Что-то поет, чей-то голос Бьется в стекло, Тонет в стекле. Разорвалось, раскололось. Кто-то зовет меня. Еще не поздно, нас уже двое. За дверью воет, мы еще целы. Над полем боя светит луна. Скучно быть смелым. Что-то поет, чей-то голос Бьется в стекло, Тонет в стекле. Разорвалось, раскололось. Кто-то зовет меня. (с) И когда уже всё разорвалось-раскололось, когда ты от собственной серости в одиночестве мучаешься, и готов уже сам оборотиться чьим-то гороховым страхом, готов предать (кого: «наших»… «не наших»… - не все ли равно!)… Когда все плохо, может, все же кто-то позовет тебя, и ты, ведомый совестью, а не страхом, рванешь… куда? Ах, опять же – не все ли равно? Беда-то в том, что везде своих тараканов много. А жизнь – она вкусная… ну, и хватит с тебя! Вот так и живем… «ничего себе, мерси!»… *** В общем, спектакль получился интересный, красивый. Один каток во 2-м действии чего стоит! А «грибоедовское» вкрапление от Балалаева, «срифмованное» с «тем самым Молчалиным»! А ирреальность персонажей Кашинского областного суда! А постоянные трансформации квартиры Глумова! А тапёр Гадюк-Очищенный, играющий с руками за спиной, не глядя! А мелкая нарезка роз в японский салатик! А Фаинушка какая – просто фантастика!.. Это я так, фрагментами – в спектакле еще очень много эффектного. Артисты превосходно играют. А еще песни и музыка и тексты от «АукцЫона», такте же ирреальные, как лица Кашинских судей…
Ирината: Юбилей ювелира. МХТ. 04.03.15. «…и плакал так горько, полно и счастливо, как не плакал больше во всю мою жизнь». (с) И.Бабель. История моей голубятни «…смерть приятный гость, если умирающий радушный хозяин». (с) Юбилей ювелира. МХТ. Я оцениваю этот спектакль высшей из возможных зрительских оценок. Я счастлива, что его посмотрела. Я, скорее всего, никогда не посмотрю его больше… Потому что я плакала. Это так редко в театрах бывает, когда я оплакиваю там не придуманные беды… ну, скажем, старика Лира и его дочерей, а реальную жизнь – свою собственную, своей мамы и дочери, друзей и даже недругов… Потому что в театре с его основой-игрой вдруг возникает жизнь. Что-то реальное. И – грустное. Вот так – с каждым днем все меньше остается суши на Острове Истины – острове нашей жизни, и последний прибой в любой момент может лизнуть ботинки… И уже не будет возможности оглянуться назад и исправить ошибки, произнести слова извинения, сказать о том, что любишь… или ненавидишь. Будут молчать занавески, стол… весь твой дом будет молчать вместе с тобой. И остается только надежда на то, что память – которая только клетки мозга, все же останется жить… где-то там, у Третьей звезды. А в памяти этой – давний (был он реален или придуман… ах, не все ли равно!) танец с королевой, и скрытые слезы жены, и то, что ты сумел проститься с сыном, но не расстроил его своей близкой смертью… Прекрасный, очень тихий спектакль. Смахиваешь слезы и тянешься к сцене – обязательно надо увидеть и услышать то мимолетное, кажущееся необязательным, что на ней происходит. А происходит – просто жизнь. И просто смерть. И перед самым концом произойдет Чудо – на юбилей явится Королева Англии, которую ты боготворил, и которая так похожа на жену, с которой ты прожил 65 лет… Казалось, жили вы по-разному, а оказалось – в огромной любви. Я еще после богомоловского «Гаргантюа и Пантагрюэля» задавалась вопросом: как это – совсем еще молодой человек, а так понимает, прощает и любит то, что любить и прощать трудно. А именно – уходящую в старости остроту ума и приходящие болезни (увы, не излечимые никаким волшебным оргАном). В «Юбилее ювелира» близкая тема. И – понимание, прощение, любовь… Прекрасно. И очень печально… Спасибо.
Elena: "Улыбнись нам, Господи!" в Театре им. Вахтангова "Люди - единственные живые существа на Земле, которые нуждаются в помощи Бога, и которые ведут себя так, будто Бога нет" (из к/ф "Ромовый дневник") Марина Неелова как-то заметила, что спектакли Римаса Туминаса - это его сны, которые он предлагает нам разгадать. И действительно, в его самых разных историях, оживающих на сцене, совместно со сценографом, музыкой, исполнителями он всегда создает свой сложный мир, подчас состоящий из множества метафор, но метафор логически объяснимых и жизненно необходимых. А еще его рука тонка и интеллигентна, и я не устаю восхищаться с каким благоговением и трепетностью этот режиссер относится и к драматургии, и к сценографии, и, конечно, к самим актерам. И без тени сомнения я утверждаю, что Римас Туминас - это явление на нашей театральной сцене. Спектакль изумительнейший. Тяжелый, но не жестокий; трагический, но не безысходный; щемящий, но не жалостливый; и, конечно, очень мужской, но при этом не резкий и не грубый. Это инсценировка двух вещей Григория Кановича Туминасу уже знакома: первый спектакль он поставил в Вильнюсе и теперь вернулся к нему на вахтанговской сцене. "Дети - это не близкие, это - далекие", - с горечью усмехнется Эфраим, и одной фразы и выражения лица старого отца будет достаточно, чтобы понять, что речь пойдет об отцах и детях, об их непонимании, о взрослении и о том, что к концу жизни родители обречены на неизбежное одиночество. Но дети есть дети, и Эфраим Дудак собирается в дорогу, чтобы проделать путь из местечка в Вильнюс с целью спасти сына, покушавшегося на тамошнего генерал-губернатора. Кроме него этого не сделает никто, - и Эфраим это твердо знает, - а потому он не думает и не мешкает ни минуты, обращаясь за помощью к своему соседу, имеющему лошадь, - Седеру Лазареку, который, также не долго думая, согласится сопровождать его. Ну и третьим участником этого путешествия станет Авнер Розенталь, бакалейщик-погорелец, потерявший все, - и лавку, и надежду, - и оттого не ожидающий от жизни ничего хорошего. Именно втроем они тронутся в дорогу, которая обернется для них настоящим Исходом и Вознесением. Что такое евреи? "Это люди, которым нет места на земле", - думаю, именно так ответили бы на этот вопрос герои, ибо, срываясь с насиженных мест и заколачивая окна, устремляются навстречу чему-то новому, заглушающему боль и потому недостижимому; и оттого их путь неизбежно окажется бесконечным и в то же время последним. По словам самого Туминаса, они будут топтаться на месте в полной уверенности того, что едут вперед, - как же он прав! - и именно эта его мысль превратит спектакль в притчу, а его стариков - в библейских героев. Груда комодов и чемоданов, в мгновение ока вырастающая на сцене и заполняющая телегу путников, - Адомас Яцовскис, с полуслова понимающий своего режиссера, создает дорожную картину, которая на протяжении всего действия будет острой и ранящей вплоть до финала, когда ее также мгновенно разрушат. Перевернутый шкаф вместо гнедой Лазарека, которую тот холит и лелеет, - недаром повесил на неподвижный шкаф портрет жены, - и повозка "должна" сдвинуться с места. А еще эти камни... Камни, которые попросту бьют наотмашь. Журналист Андрей Максимов, посмотрев спектакль, сделал очень точный вывод о том, что актеры здесь не играют, и "пошловато-критическое "живут" тоже не подходит". И то, как они воспроизводят историю своих персонажей, лично для меня стало загадкой и откровением одновременно. Каменотес Эфраим Дудак, молчаливый, угрюмый, какой-то отрешенный и вместе с тем обеспокоенный и задавленный и нехорошим известием, и, собственно, самой жизнью. Владимир Симонов подолгу молчит, опустив глаза, - но как он это делает! Без сомнения, артист думает о чем-то личном, даже потаенном, судя по его лицу, - монументальному, сосредоточенному и... необыкновенно спокойному. Спокойному лишь снаружи, а внутри - вихрь мыслей и тревог, ибо Эфраим прожил долгую жизнь, наполненную событиями. Он похоронил трех жен, и дети его покинули; так что единственное, что ему осталось, - это наполнять чашу терпением, что он и делает, тихо и покорно. А вот водовоз Сендер Лазарек совсем другой, и то, каким его подает Алексей Гуськов, просто обескураживает. Разумеется, не характер героя, а актерище Гуськов, который может сыграть все, что угодно. Ух, не ожидала такого "прорыва" от народного артиста. Шумный и по-детски непосредственный, он, также как и Эфраим, глубоко одинок: его сын живет в Америке и думать про отца забыл, а с женой они безнадежно далеки. Он до смешного искренне привязан к своей старой кобыле, везущей его сейчас в Вильнюс, и для счастья ему нужно совсем немного: увидеть красивый город и чтобы на его могиле написали слово "мистер". Печально, но он, в отличие от своего более "успешного" сына, никогда не станет американцем, и те скудные крупицы о заокеанской жизни, о которых он изредка узнает, собственно, и составляют его теперешнее существование. И Авнер Розенталь. Считаю его венцом этого завораживающего трио - дурашливого, неприкаянного, опустошенного, - не то клоуна, не то философа с пугающей пронзительностью реагирующего на удары судьбы. В отличие от друзей, у него не было и нет ни жены, ни детей, и вся его жизнь и сущность остается сосредоточенной в сгоревшей лавке. Понятно, он постоянно задается вопросом, почему Господь выбрал именно его и почему среди деревьев и птиц нет нищих. А еще он мечтает стать ясенем, и на полпути он постарается эту мечту осуществить. Сказать, что Виктор Сухоруков гениален, - это ничего не сказать; опять-таки прозвучит довольно пошло. Но, сидя в первом ряду, я смотрела на него и временами не могла перевести дыхание, - так он играл. Меня мучил вопрос: почему все путники, как правоверные иудеи, с покрытыми головами - кто в ермолке, кто в кепке, кто в шляпе, - а Ави Розенталь всю дорогу непокрытый. Вот так - без шапки и без волос. И только к самому концу, к моменту его удивительной смерти, я поняла, что хотел сказать Туминас. Бог в каждом из нас, и Бог един. И эта смерть Авнера - светящаяся, в буквальном смысле излучающая солнце, которое вместе с его товарищами сопровождает его до самого конца. И притча обретает уже новый смысл: помимо чисто национальной, она становится общечеловеческой. Сейчас буду хвалить и хвалить Добронравова, ибо потряс до глубины души. Его Хлойне-Генех присоединится к главным героям позднее: они просто подберут его на дороге. У Виктора, я полагаю, здесь стояла задача разбавить сюжетную линию, и он несомненно справился. Причем наряду с комичностью и даже карикатурностью своего юродивого-пройдохи и соответствующей ему пластикой и гротеском, актер не обошел и трагическую сторону; и именно в сочетании всех сторон характер Хлойне-Генеха оказался в высшей степени органичным, пластичным и интересным. Палестинец примкнет к квартету уже в разгаре действия; и это окажется очень знаковый персонаж. Одетый в ортодоксальный черный костюм и со скрипкой в руках, он будет одержим единственной целью - добраться до Земли обетованной. Его твердость духа будет непоколебимой: он один из всех устоит на раскаленных камнях (снова эти камни!), чем вызовет неподдельное восхищение у своих попутчиков. И все бы хорошо, перед нами новый герой, молодой, целеустремленный, но именно на этой почве Эфраим вступает с ним в противоречие. И возникает еще одна тема - тема осознания не только своей идентичности, но и своего дома, своей родины вне зависимости от нации и вероисповедания. "Только не продавай ему свое имя!" - кричит Эфраим Лазареку, который вроде бы тоже проникается мыслью об "эммиграции" - ведь он столько слышал о той же Америке. Женская тема в спектакле - это... хромая коза Эфраима. Да-да, в ней будет нежность и ласка, преданность и верность, ибо она выразит единственное по-настоящему близкое Эфраиму существо. Как забавно и трогательно ее сыграет Юлия Рутберг! Три умершие жены и сбежавшая дочь - вот женщины старого Дудака, о которых у него остались лишь воспоминания. Интереснейшие массовые сцены в полной мере воссоздали историческую среду и колорит, а также выразили очень важные находки режиссера. Следует добавить, что их точно и тонко сопровождает музыка Фаустаса Латенаса, никогда не подводящая постановщиков. Обитатели местечка, "серые волки" - урки-погромщики, нападающие на телегу Эфраима, и, конечно, грандиозно и искусно "инсценированные" похороны Иоселе-цыгана, уводящего гнедую Лазарека, - ну никак его жена не вытравит из него эту цыганщину! И, как всегда у Туминаса, откровенный и завораживающий финал. Дезинфекторы в противочумном снаряжении, буквально смывающие путников с лица земли - со сцены, - так режиссер видит катастрофу Второй мировой войны - Холокост. И горящие поминальные свечи, озаряющие место, где будет возведен Храм, к которому приведет единственно возможная дорога... И в финале, вопрос о том, спасся ли сын Эфраима, уже не имел никакого значения. Потому что не спасся никто.
полная версия страницы