Форум » Архив форума » ...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14 » Ответить
...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14
Ирината: ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7 ЧАСТЬ 8 ЧАСТЬ 9 ЧАСТЬ 10 ЧАСТЬ 11 ЧАСТЬ 12 ЧАСТЬ 13
Elena: "Человек-подушка" в МХТ им. А.П. Чехова "Единственный долг писателя - рассказать историю" (Мартин МакДонах) Феномен МакДонаха. Я не могу его разгадать, но он есть, как ни крути. Выходец из самых низов, безработный с десятилетним стажем, находясь в четырех стенах, сочиняет свои гениальные пьесы. Мрачные, жуткие, местами циничные, но они с триумфом завоевывают лучшие сцены мира и театральные премии заодно. Значит ли это, что зритель испытывает тягу и необходимость в подобного рода "чернухе"? Откуда эта потребность в таком жанре, пусть и в талантливейшем воплощении одного человека? Рискну предположить, но каждый может увидеть и прочитать здесь что-то о себе и про себя, причем это "что-то" очень напоминает "такие вещи, которые он даже и себе открывать боится..." И еще одна характерная черта МакДонаха: он никогда и никого не обвиняет и не делает виноватым, он только констатирует факт, а факт, как известно, вещь беспощадная и неумолимая. А еще я скажу о феномене Серебренникова, - ибо то, как он прочитал и "перевел" своего МакДонаха, является его несомненной заслугой и удачей одновременно. ...И вновь клетка, обитая белым кафелем, который очень скоро окропится кровью, - ибо для этого будут созданы все условия. Подозреваемый Катуриан с черным мешком на голове - он обречен с самого начала; и самая первая сцена, впрочем, как и все остальные, включая финальную, окажется душераздирающей. Катуриан не виновен в чудовищных убийствах детей, но, тем не менее, кровь есть и будет и на нем - это родители и Михал. Он всего лишь писатель, законопослушный гражданин, не имеющий ничего против власти и государства; он всего лишь придумывает рассказы, но при этом так дорожит ими, что готов лишиться жизни, чтобы сохранить их в неприкосновенности. Одержимый графоман? Похоже на то. Он пишет исключительно ради того чтобы писать, и сюжеты его "страшилок" - лишнее тому подтверждение. Его сформировавшееся извращенное представление о творчестве, вне всяких сомнений, уходит корнями в далекое - или нет? - детство, где родители методично взращивали в нем "писателя", буквально каленым железом заставляя страдать Михала в его детской кроватке по причине его слабоумия, и самое достойное название им - Ма и Па - до "мамы" с "папой" они явно не дотягивают. Хотели вылепить из способного сына большого писателя, а на самом деле сделали его такой же жертвой собственного безумия, что и Михала, - только не в физическом, - в ином смысле, и в гораздо более страшном. И то, что в результате этого чудовищного эксперимента Катуриан задушит родителей, чтобы спасти брата, будет также свидетельствовать об этом. Два брата - Катуриан и Михал - дуэт Анатолия Белого и Алексея Кравченко. Бесспорно, первый убедителен в своей отдельно взятой роли, но этот их "затянувшийся" диалог, который закончится еще одной смертью... Ох, я практически "сдохла" от них обоих. Совсем недавно я говорила о ленкомовском Билли-Гизбрехте; и, надо сказать, в своем "неадеквате" Кравченко ему ничем не уступает, если не сказать большего. Его Михал - слабоумный, но отнюдь не буйный, однако именно он осуществляет все эти зверские детские убийства, в которых обвиняют Катуриана, - начиная с отсечения пальцев и заканчивая распятием на кресте. Что ж, с Михалом все ясно: больной человек. Но чем руководствовался сам Катуриан, читая свои истории брату олигофрену на "сон грядущий", - ведь он сочиняет исключительно ради сочинительства? "Человек-подушка" - любимый рассказ Михала, и, как ни парадоксально, но он ни за что не хочет следовать "доброму" совету его героя: покончить с собой в детстве, дабы избежать дальнейших мучений в будущем. Он хочет жить, хочет познавать, хочет искать и находить ответы на свои вопросы, - пусть и все в том же извращенном виде, а именно - убивая. Вот и оказывается, что слабоумный Михал воспринимает жизнь гораздо глубже, чем его брат писатель, - и это ли не феномен автора? Два взаимодополняющих друг друга следователя, допрашивающих Катуриана, - старый Тупольски и молодой Ариэл, - Сергей Сосновский и Виктор Хориняк. Один терпеливо беседует, другой избивает и пытает электрическим током, - но и тот, и другой имеет свою природу поведения, и со своей психологией как нельзя лучше вписывается в сам сюжет. Тупольски - несчастный отец, потерявший сына, и его придуманный "рассказ" о счастливо спасшемся от неминуемой гибели китайском мальчике лишь подтверждает, как невосполнимо его горе. Ну и Ариэл - сам жертва отцовского насилия, которое он пережил будучи ребенком, и с которым, так же как и Катуриан, свел счеты. То есть они оба изначально непримиримо настроены по отношению к детоубийце, но, выяснив невиновность Катуриана, Тупольски все же застрелит его. Еще один вопрос без ответа. Хотя нет. "Мы закрыли дело", - усмехнется Тупольски, и здесь уже победит не правосудие, - циничный расчет. Вообще эта пьеса вся напичкана вопросами и загадками без очевидных ответов и разгадок. О чем она? Об ответственности за предательство по отношению к себе, об ответственности за ложное истолкование собственной мысли? Я соглашусь с мнением Кирилла Серебренникова о том, что пьеса МакДонаха о боге, о наличии чуда, которое все-таки происходит. Иначе как объяснить вторую жизнь, подаренную убийцами детищам убиенного ими писателя.
Ирината: Три сестры. Малый Драматический Театр (Санкт-Петербург). 10.05.14. Поскольку спектакль поставлен всемирно известным режиссером во всемирно известном театре, да еще является «Лучшим драматическим спектаклем 2010 года по версии Комитета по культуре Санкт-Петербурга», а я – всего лишь малообразованный зритель, ругать постановку вроде бы не имею права. Ну, не слишком понравилось (хоть и не вызвало сильного отторжения). Для того, чтобы оправдать увиденное, скажу: эта постановка – явная стилизация под спектакли МХТ 40-50-хх годов (само собой, я их видела только отрывками в записи или читала о них в старой критике). Вот тут соответствует практически все: Наташа – в «матовом» поясе на розовом платье, Маша в черном, Чебутыкин интеллигентно напивается, у волчка удивительный звук, Андрей располневший… Все плачут и смеются исключительно только тогда, когда этого требует действие. Из отклонений от суперклассической трактовки: - Ирина страстно целуется с Соленым; - Ольга, узнав, что, если бы не Маша, Кулыгин женился на ней, тоже сразу бросается в страстный поцелуй с мужем сестры. Всё остальное – строго по тексту. Зал внимательно слушает текст; поскольку СПб – это город музеев, то и действие выглядит, как театрализованное представление из жизни интеллигенции начала прошлого века - именно так, по-музейному, тогда жили, любили и говорили. Мне было сложнее. Во-первых, я все же предпочитаю «нелинейные» спектакли и почти что до гранулы миллиграмма стандартные трактовки мне скучны. Во-вторых, Богомолов так превосходно простебался над всеми чеховскими «тоска по труде», «лучше быть волом, лучше быть простою лошадью, только бы работать», что слышать, как это произносится с пафосным серьезом – невыносимо. И еще. В «Театральном романе» Булгакова, отнюдь не молодые «основоположники», жаждут играть двадцатилетних героев… То же было и с МДТшными «Сестрами». Актеру, который играет Тузенбаха – 51 год, Соленому – 48… Какое уж тут любовное соперничество – радикулит пора у печки греть… Играются чувства, которых давно уже нет… в общем, НЕ ВЕРЮ. А главная моя печаль – Вершинин. «О, как вы постарели», - со слезами говорит ему на сцене Маша. «О, как вы постарели», - со слезами говорю я актеру… Пётр Семак – потрясающий, немыслимый, красивый, энергетичный, пластичный, молодой… о, как Вы постарели!.. (Честно скажу – я даже не узнала актера… а, заглянув в программку и прочтя его фамилию, не поверила… и расстроилась – правда до слез…) Последнее мое расстройство – сценография. Дом Прозоровых, от которого осталась лишь стена с пустыми проемами окон (впрочем, герои эффектно, как на старинных дагерротипах, застывают в рамах). Второй этаж, который используется однократно, и… как-то совершенно не к месту, неэффектно… М-да… А ведь это – Александр Боровский… Ну, не получилось… Впрочем, понравились Андрей (А.Быковский) и Наташа (К.Клеопина). И еще: то, как интерес на лице Ирины (Е.Боярская) мгновенно сменяется разочарованием: у приезжего офицера, оказывается, жена и две девочки… Ну и – сходила в МДТ. Ибо театралу приехать в Питер да в МДТ не «отметиться» - вроде как немного не комильфо…
Ирината: Три сестры. Театр им.Ленсовета (Санкт-Петербург). 07.06.14. Перед поездкой в Питер меня вроде бы как даже стращали: мол, спектакль тяжелый, сложный… И ничего подобного. Спектакль лёгкий, не перегруженный множеством смыслов, «каверзными ответами» и «нужными вопросами». К тому же Бутутсов позаботился и о тех, кому лень считывать смыслы даже с поверхности, а также о тех, кто копает вглубь, пытаясь отыскать самоцветы там, где лишь пустая порода. Спектакль начинается с эпиграфа – и если услышать его, то все (ну, почти все) остальное раскладывается очень легко: «Не то что через двести или триста, но и через миллион лет жизнь останется такою же, как и была; она не меняется, остается постоянною, следуя своим собственным законам, до которых вам нет дела или, по крайней мере, которых вы никогда не узнаете. Перелетные птицы, журавли, например, летят и летят, и какие бы мысли, высокие или малые, ни бродили в их головах, все же будут лететь и не знать, зачем и куда». (c) Мир многовариантен, и люди в нем подобны перелетным птицам. Зачем и куда они летят по жизни – от рождения к смерти? И какие бы планы – глобальные ли, малые ли – не продумывались ими до гранулы миллиграмма – а вмешается судьба, и в мгновение рухнет карточный домик, почему-то казавшийся неприступной крепостью… Три женщины за столом и одна – чуть поодаль. Разговор о том, что было, пережилось, почти забыто и осталось в памяти расплывающимися фрагментами (вон – даже лицо покойной мамы почти забыто). А позади мужчины. Много. Разные. Примеряют костюмы, меняются галстуками, бросают между делом фразы… Любой из них мог бы превратиться в Кулыгина – то бишь мужа Маши… или – мужа Ольги? Любой мог погибнуть на дуэли по пустяшному поводу, зачать двух девочек, снять квартиру в том доме, который сгорит при пожаре… И Ферапонт мог бы стать Андреем, а Андрей – Ферапонтом – если бы так захотела история… А пока – они оба катают одну и ту же колясочку…. Вот и Чебутыкин может быть старым седым распустёхой, а может, прилюдно сняв бороду, оборотиться совсем молодым человеком. «Какие пустяки, какие глупые мелочи иногда приобретают в жизни значение, вдруг ни с того ни с сего». (с) Да-да, пустяки. НО почему-то барону можно, а Соленому – нельзя… Да, ОНИ все разные, но… есть ли смысл в этой разнице? Говорите – барон? «Одним бароном больше, одним меньше -- не все ли равно? Пускай! Все равно!» Вот – человек, записав свой голос на магнитофонную ленту, стреляет в висок… а его живой голос все звучит, и звучит… и сменяется музыкой… которая будет звучать вечно – если я заменю батарейку…А человека – нет. Но – не всё ли равно? …А разговор сестер – тот, что звучал вначале ровно и почти спокойно, повторится во 2-м действии. Слова все те же, но уже не будет спокойствия, и будет метаться знамя цвета серого тумана, и будут бить барабаны, но… …Мы сегодня встали рано, Встали затемно. Люди били в барабаны, Выли матерно. То ли общая тревога, То ли празднество. Нам с тобою, слава Богу, То без разницы. Когда мы вместе, Когда мы поём, Такое чувство, Что мы никогда не умрём. (c) Не умрем, а уедем в Москву. Или не уедем туда, а останемся в этом северном провинциальном городе, где все мечты расколются, словно упавший колокол… Пускай! Всё равно! «Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было»… (c) …и, может быть, останется только одно, что будет гвоздем сидеть в голове, а потом уйдет в космос и будет биться где-то там, у третьей звезды: почему на вечное прощание ты сказала любимому всего лишь одно ничего не значащее слово? И в мыслях ты будешь бежать, бежать, бежать – надеясь вновь пересечься с ним в пространстве и времени и изменить судьбу… или хотя бы попрощаться так, как следовало бы это сделать… …А синий шар, что время от времени катают по сцене, мне напомнил… глобус. Этакий макет Земли – после всемирного потопа, через двести-триста тысяч лет, когда ничего не будет. И некому будет сказать – «хоть что-нибудь»… «Тара... ра... бумбия... сижу на тумбе я... Все равно! Все равно!»(c)
Innamorata: «Гаргантюа и Пантагрюэль». Театр Наций. 15 июня 2014 От рождения до смерти человек проживает много всего: радости, горести, удачи, неудачи, потери, приобретения. Весь этот эмоциональный, «нетелесный» багаж наполняет нас до краев. А в один прекрасный день он, освободив аниму, просто испаряется вникуда. Что же остается? Оболочка – тот самый сосуд, в котором на протяжение всей жизни в нас происходят химические процессы, без которых жизнь не была бы жизнью, не питайся мы одним только ветром. Этому и поется Ода у Рабле – красочному физиологическому калейдоскопу человеческой жизнедеятельности на примере приключений бравого великана Пантагрюэля. А у Богомолова она плотно скрещивается еще и с тем фактом, что «все мы, все мы в этом мире тленны». И как бы отчаянны, молоды и здоровы мы ни были, все мы всё равно… Впрочем, о грустном пока рано, ведь пир только начинается! Первый акт не для тех, кто на диете, ибо перечисление блюд из ежедневного меню новорожденного Великана заставляет все внутренности сворачиваться в тоске по мясу и вину. По-моему, где-то в Голландии, между Амстердамом и Гаагой находится музей человеческого тела под названием «Corpus». Этот уникальный музей представляет собой фигуру сидящего человека размером с 7ми этажное здание. Не знаю, доведется ли мне там побывать, но вчерашний спектакль можно смело представить в виде одного из выставочных залов. То и дело кажется, что стенки этого красно-мускульного чрева начнут сокращаться и сожрут и мебель, и зал, и тебя вместе с ним, и весь театр… А почему бы и нет? Человек – самое высшее создание, почему не посвятить ему музей? Эгоистично не воспеть этот созданный Богом механизм? Например, есть у меня один знакомый, который ради того, чтобы «сделать хорошо» своему любимому, дорогому и годами взлелеянному организму – закроет глаза на все мыслимые моральные законы. Плюнуть на пол в помещении – дабы не задерживать в организме неприятную субстанцию, носить открытую пляжную обувь в офисе – дабы не подвергать свои ноги вынужденному «томлению» в обуви, громко высморкаться в обеденном помещении. Почему он должен стеснять себя в своих абсолютно естественных привычках? Эти привычки становятся главенствующими, когда не приобретены другие. Вот и Пантагрюэль умел лишь поглощать пищу и испражняться… Но, повстречав Панурга, он отправился путешествовать и только лишь уверился в том, что живет правильно, что все эти приземленные привычки главенствуют повсюду. Вообще в первом акте все танцы, сальные шуточки и замечания, постоянные вызывающие выходки и находки настраивают зрителя на такой немного пьянящий, веселый лад… Во втором акте, когда зеркально (и так просто!) видоизменилась сцена, я узрела заляпанный трехстворчатый шкаф и как миниатюрная Роза Хайруллина в смешной клетчатой пижаме забралась на старомодный диванчик. Стол с табуретками оказались ближе и … вот она – одинокая, скорее пустая квартира моей бабушки. И сама бабушка уже реже и реже включает телевизор – также тихо сидит на кухне в, больше похожей на тюремную робу, клетчатой пижаме. И пришла тоска… Если первый акт – это песнь молодости, жизненной энергии и «всемирной жажды», то во втором акте все начинает постепенно дряхлеть и стареть. Уже с другой скоростью переливаются все жидкости в организме, голова становится не так ясна и старается сконцентрировать свою работу на никому ненужных, но кажущихся такими важными вещах. Я слышала, что во избежание склероза в старости, многие люди преклонного возраста начинают учить иностранный язык. Не для расширения круга общения, а лишь для того, чтобы не дать мозгу засохнуть. А тут мозг уже состарившегося Пантагрюэля зацикливается на способах подтирания, о которых так жаждут услышать лекцию в Сорбонне. Сидя близко к сцене действительно создавалось впечатление, что перед тобою играют Великаны. Но, и Великаны не вечны… и нельзя их теперь повстречать прогуливаясь по Орехово-Борисово. И грустно от этого, жалко их. И радостно – никто тебя не проглотит. Весь спектакль – это, ни дать ни взять, настоящий «пир духа». Все нарочито не стесняясь орет о человеческом естестве и не краснеет. Единственное против чего я протестую – песня Марка Бернеса «Темная ночь». Можно смело использовать советские фишки, коричневую школьную форму с бантами и глупые песенки Наташи Королевой, но эта музыкальная тема была явно лишней. Есть такие вещи, о которых – или с помощью которых - лучше не шутить и в такие спектакли не включать. Чем еще был знаменателен этот спектакль – так это моим театральным знакомством с потрясающими Виктором Вержбицким и Сергеем Епишевым. Первый – в роли Пантагрюэля и не только, а второй – в образе эдакого сказочника-конферансье Гомера Иваныча. «Золотую Маску» Епишеву только за то, что он без запиночки, без толики замешательства с неимоверной легкостью произносит длиннющий информационный текст о генеалогическом древе Великанов. И первым был Шальброт, Шальброт родил Сараброта, Сараброт родил Фариброта, Фариброт родил Хуртали… и так далее, так далее, так далее С ума сойти! Сергей Чонишвили, говоря на выдуманном языке, тоже поражает своей артикуляцией и способностью без сбивок нести прекрасную бессмысленную ахинею из набора букв. До гомерического хохота доводит сцена о путешествии героев – Пантагрюэля и Панурга на остров колбас. В ходе путешествия, подобно Одиссею и его команде, они посещают магические острова с таинственными обитателями. И вот – остров колбас, с населяющей его, соответственно, Колбасой. Оказывается, Колбаса – тоже «человек», взятый в рабство и насильно угнанный на людские обеденные столы. А никто не давал людям права порабощать этот прекрасный, подобный ему вид! Колбасой был и Гомер, и Клод Дебюсси и Иван Сергеевич Тургенев на минуточку! О спектакле нужно писать смело и без робости, как говорится в дурацкой присказке, обычно оправдывающей человеческое неряшество: «что естественно – то не безобразно». И вот об этом естественном говорить нужно смело и прямо. Это не всегда приятно, но по-актерски зажимать нос и надменно говорить «фи!» при неудобоваримой теме как-то нечестно в первую очередь по отношению к себе. Ты тоже человек и через какое-то время тоже уединишься в туалетной комнате, при этом, разумеется, не попросив у себя прощения за ниспоследующий физиологический процесс.
Ирината: Гаргантюа и Пантагрюэль. Театр Наций. 15.06.14. Очень жалею о том, что в моей театральной копилке есть не все постановки Константина Богомолова. Но очень рада тому, что в ней есть даже самые ранние его работы. Позволяю себе пропускать показ его новых спектаклей – особенно тех, что поставлены не в Москве, ибо помимо режиссуры меня интересует и то, как «команда Богомолова» (многих в ней люблю) воплощает его замысел. Но в то же время – пропускаю совсем немногое, ибо его работы не только радуют возможностью изящно окультуриться в театре, но и заставляют недоумевать, думать, спорить. Последние спектакли Богомолова напоминают мне набоковские «нетки»: это некоторое нагромождение иной раз странного, которое может даже показаться «просто дрянью». Но если правильно настроить зеркало своего зрительского восприятия – в нем отразится интересная и очень изящная картина. «ГиП» смотрю во второй раз, ибо с первого не насмотрелась (не насмотрелась и со второго – при случае пойду еще). Это – «сочинение Константина Богомолова по роману Франсуа Рабле в переводе Николая Любимова с привлечением стихов Джона Донна в переводе Георгия Кружкова». Именно – сочинение, вольный пересказ и трактовка отдельных глав, милых авторско-режиссерскому сердцу. Если что-то в постановку не вошло (а я читала сегодня и зрительскую, и профессиональную рецензию, в которых указывалось: «не то это вовсе, не тот и не так») – так дополните увиденное текстом из книги – предпочтительно полного издания, а не адаптированной для детей версии. Это история про то, что КАЖДОМУ – будь ты обычный человек, гениальная знаменитость или (как у Рабле) Великан Великаныч - суждено родиться, прожить определенную жизнь, в которую войдет беззаботное детство, шальная юность, взросление, старение и обязательный печальный финал. Рождение и смерть от нас практически не зависят, а вот все остальное… Захочешь – просидишь с Тоской на диване, поглощая еду с питием и выбирая «подтирку» для зада оптимальной мягкости. Захочешь – обретешь Друга, с которым пустишься в немыслимые путешествия… и уйдет Тьма, и уйдет Тоска; и если с реальными приключениями не выходит, то можно их просто придумать - а заодно силой фантазии придать обычной воде вкус изысканнейших вин. Придуманные или реальные – не все из приключений окажутся забавными, иной раз такая гадость встретится… а что вы думаете: мне никогда на театре не попадались «Непоказанные места»?.. да сколько угодно – возьмите за пример добрую треть антреприз - вот, оно и будет. Но – разные Тамары обычно сими зрелищами не возмущаются, они им радуются – а Богомолов это все лишь чуток углУбил. Но если ты готов придумать историю каждой колбасы или пудинга, то и в банальном бутылочном «Trink» сможешь услышать Божественное откровение, а в юношескую историю о горячечном влечении к девочке из параллельного класса вплетутся ноты и фразы из Эпохи Высокого Возрождения. И если прожить жизнь интересную, то старость, в которой воспоминанием станут не только замороженные «я люблю тебя», но даже и восторг «как мы какали!», можно пережить с минимальными потерями. И напоследок передать тебя любящим виртуальное свое тело, на котором можно будет играть исцеляющие мелодии. Или веер, цена которому, как вещи, три копейки – зато истории про него на миллион. Да, финал этот неизбежный…и определенно грустный. Потому что, когда умирают и великаны, и самые обычные люди – вместе в ними в ничто уходит целый мир, реальный и придуманный. Но если те, кому ты дорог, захотят прислушаться, они услышат самую главную твою фразу, к ним обращенную. И эта фраза будет: «Я люблю тебя».
Innamorata: «Лейтенант с острова Инишмор». МТЮЗ. 16 июня Свободу Северной Ирландии! Это просто очень и очень крутой спектакль. Начиная решением сцены, а точнее - отсутствием оной и заканчивая совершенно прекрасным, не побоюсь этого слова – мимимишным финалом, эффект от которого сравним разве что с поворотом головы бронзовой собаки в «Тополях и ветре». На острове Инишмор два основных занятия: либо спиваться, либо идти в ряды ирландских революционеров. Впрочем, в пьесах Макдонаха об Аранских островах по-другому бывает очень редко. Молодой и амбициозный Падрайк очень любил Ирландию и своего кота по имени Малыш Томас. Но с Томасом приключилась беда, за которую кто-то должен быть в ответе. Бремя ответственности перекидывают друг на друга «беспечный шалопай» Дейви (Евгений Волоцкий) и шайка «отколовшейся от Ирландской независимой освободительной армии группировки» Кристи, Брендан и Джоуи (Олег Ребров, Алексей Алексеев, Александр Паль) Смотришь на них на всех и думаешь – Ирлаааадцы! Прекрасные типажи, не обремененные интеллектом образы, страстные патриотические речи, приперченные парой крепких выражений. Эххх, с такими ребятами я бы выпила кружечку «Гинесса»! Про Волоцкого пара слов. «Как? Не может быть! Да неужели он? Нет, правда, он??! АААААА!!!» - вот мои первые эмоции связанные с его появлением на сцене. Это мой самый-самый любимый персонаж из популярного сериала «Оттепель» режиссера Валерия Тодоровского. И почему же я раньше не задавалась вопросом – где бы мне увидеть этого талантливого парня живьем? Но раз уж судьба решила преподнести мне такой подарок, тогда я просто порадуюсь этому и буду ждать нового сезона в этом замечательно, новом для меня театре. Ну и дурак же его Дейви! Додуматься красить рыжего кота гуталином! Могу оправдать его только обильной предшествующей этому выпивкой, иначе просто уму не постижимо, как можно додуматься до такой бессмыслицы. Невероятно хорош и Павел Поймалов в роли папаши Падрайка, которому на попечение и был оставлен Малыш Томас. Ах, это его театрально-радостное «Кто тааам?!» - на минуту освободившее его от нахождения под прицелом пистолета. Так вот, «тем не менее мы продолжаем», главный герой (хотя, мне кажется, он совсем не главный – просто вынесенный в название пьесы) – хладнокровный и цинично-юморной Падрайк, к сожалению, не устрашает ни разу, своим стильным изумрудным пиджаком он скорее напоминает резидента знаменитой юмористической передачи, чем ярого и жестокого сына Ирландии. Но он чертовски, просто ЧЕРТОВСКИ обаятелен! Как я люблю такое зло! Из-за этого очень уж комичный получился спектакль. А мы знаем, как МакДонах может балансировать на грани черного и белого юмора – когда не знаешь, плакать тебе или смеяться – вот его константа. А здесь хихикаешь практически все время. Дело, как мы решили, в постановке. Но, даже не смотря на это, впечатления от спектакля самые замечательные, в сто раз превзошедшие ожидаемое. Буду теперь в разы внимательнее оставляя свою кошку с папой на даче. Мало ли что?! Мало ли Вискасом её кормить вздумает, а сколько у нас лихачей-велосипедистов! Я хоть и не ирландский революционер, но тоже очень сильно рассержусь. Не обижайте котиков!
Ирината: Лейтенант с острова Инишмор. МТЮЗ. 16.06.14. Четыре человеческих трупа и две убитые кошки. Вырванные ногти и угроза отрезать сосок. Кровь на руках, лицах, одежде. Окровавленные пилы, которыми расчленяют трупы (надо еще зубы выбить, чтобы сложнее было опознать). Мать, провожающая дочь, просит не убивать детей; дочь обещает постараться. МТЮЗ. МакДонах… …и я давно так не смеялась в театрах. Честное слово, даже челюсть от смеха болела. А потому что это – «чёрная комедия», со вкусом написанная, умно поставленная и от души сыгранная. И еще: вот оно, доказательство: в искусстве, в том числе, в театре, совершенно не важно, ЧТО. Здесь гораздо важнее – КАК. Потому что там, где зрители могли бы корчиться от ужаса и отвращения, они сгибались от хохота. А в самом конце просто прослезились от уМИМИМИления и, кажется, в первый раз испугались, потому что театральная условность вдруг уступила место реальности… но, слава Богу, все закончилось хорошо. По тексту – пьеса о борцах за независимость Северной Ирландии, их любви к Родине – и не меньшей любви к котикам, кискам, котяткам. По сути – рассказ про то, что любая идея, раздуваемая фанатами до безразмерности, становится бесконечно смешной и одновременно бесконечно страшной. Фанатик уже не может услышать чужие, даже самые мудрые и точные слова и доводы – он прёт вперед, к своей цели, и сносит все на своем пути. Но при этом такие становятся уже просто пародией на нормального человека, смешным чучелком с мозгами, как у Страшилы… М-да… смешным… это конечно… только на пути их таки не попадайся, и наш вчерашний смех был связан с тем, что нас отделяла от действия театральная четвертая стена – она была, несмотря на то, что сидели мы на сцене и кровь текла едва ли не на ноги нам. В постановке играют совсем молодые ребята – талантливые и естественные до невероятности (почти такие же естественные, как тот живой черный котик, которого выносят в конце) и примкнувший к ним Павел Поймалов – моя давняя МТЮЗовская любовь. Спектакль просто превосходный. Правда, как написано на сайте МТЮЗа: «К просмотру не рекомендуется: ханжам, любителям постить котиков, ярым противникам табуированных тем, беременным и людям с неустоявшейся психикой, не достигшим 16-ти лет». Но если вы не принадлежите к этим категориям – идите, идите в театр. Удовольствие от просмотра гарантирую. Фото: Елена Лапина
Ирината: Все мы прекрасные люди. Театр им.Ленсовета/С-Петербург. 11.06.14. Обычно я пишу о просмотренных спектаклях сразу – мне не столько нужны раздумья и выводы, сколько хочется зафиксировать картинку и одновременно выплеснуть эмоции. Если «сразу» не получается – фиксирую что-то вкратце, тезисно… Но этот раз и написать получается только через неделю, и набросков я не сделала… Посему, сегодня скорее всего получится написать не всё, что написалось бы в ином случае. Возможны неточности: за неделю столько всего произошло, что наверняка какие-то эмоции «замыло». Спектакль этот – типично бутусовский – хоть и ставился он вначале другим режиссером, а режиссерские методы главрежа Ленсовета победили. То есть – это опять энергетические провалы и всплески, смысловые «поездки по ярмаркам да по святым местам», неожиданные трактовки обычных сцен, игра актеров на разрыв, вневременные костюмы и декорации… Одновременно всё зашифровано не слишком сложным, при желании, легко считываемым шифром. В «Трех сестрах», Бутусов монолог Тузенбаха превратил в эпиграф, поставил его этаким центральным стержнем, и начал наматывать на него сцену за сценой. Так и в этом спектакле. Заменив название «Месяц в деревне» на «Все мы прекрасные люди» (наверняка это – не ради изящества), режиссер дал нам знать: ЭТО самое главное, ЭТО – центр, а уж от него лучами расходится все остальное. Но при этом – согласитесь, сказать про себя, мол, все МЫ прекрасные – это все равно, что влюбиться в собственное прекрасное изображение в воде. Как-то странно… И я пойду от финала. Вот они, прекрасные люди, все в белом и изящном, сидят за столом с белоснежной скатертью и пьют чай. Рядом – извазюканный мальчишка с сачком, которого с руки кормят вкусненьким… «Все мы прекрасные люди». Что это – абсолютная уверенность в соответствии фразы действительности, или некая медитация, чтобы изгнать из души и мыслей ту грязь, что там копилась? Хорошие люди… А Верочка вынужденно ушла из дому, замуж за первого встречного – ибо здесь оставаться нельзя. И кажется мне, что ее будущий муж – отнюдь не «во!» (и большой палец вверх), как утверждает этот страшный доктор Шпигельский. И Беляев, у которого сюртук новый, он же – единственный, из этого прекрасного дома бежит… пусть в безденежье, только подальше от сжигающей все вокруг, но не нужной ему, страсти и ревности. И Ракитин тоже бежит – от непонятной ситуации, от любви-не любви. И Коля (вдруг резко повзрослевший) только что тащил на себе до полусмерти вымученного, истерически воспламененного отца. Только что всё падало и превращалось в хлам... Вот так: прекрасные люди. И «белое» чаепитие рядом с исковерканным, так и не взлетевшим в небо воздушным змеем… А рядом мы в зале – тоже «прекрасные», нежные, безгрешные, незлобливые, белые, пушистые… белая моль, короче. Кстати, не случайно ведь актеры выходят на сцену их зала, как бы на мгновение сливаясь с нами. *** Играют прекрасно – все. Играют то, что заложено автором плюс его сколько-то, потому что это «сколько-то» заложено режиссером. Играют, не жалея себя (и зрителя тоже)– иногда просто на разрыв души и тела. Обычно выделяют Анну Ковальчук в роли Натальи Петровны – и правда хороша. Но ведь и все остальные не хуже, и играют «командой», подхватывая и удерживая общую энергетику на очень высоком уровне. В спектакле абсолютная условность действия вдруг оборачивается сценой, просто классически поставленной, с ритмом, темпом, ударениями и проч. – совершенно «по системе Станиславского». Это – на несколько минут, и снова действие ныряет в авангард… Но все это – ЕДИНОЕ действие. При этом – есть моменты откровенно «ударные», например, финал 1 действия, когда Наталья Петровна, надев изящнейшие туфли и пальто, вдруг опускается в наполненную водой ванну… и – брызги подсвеченной воды во все стороны. Потрясающе! Но… я сразу вспомнила секундный, но так много значащий удар по воде Банко… а еще по-хозяйски вздохнула: смерть костюму… Поэтому больше понравилось другое… Я могу ошибиться, ибо сидела хоть и не далеко, но и не вплотную к сцене… Кажется, то черное, в чем «плавает и ныряет» героиня – это семечки? Их же потом даже грызут… Если семечки, то в плюс к эффектности сцены, она очень злая: каждый из проходящих мимо мужчин «подливает» немного из вёдер и шаек…и даже невнятный Шааф добавляет малую жменю в общее количество… В общем – этакое «мои девочки ходят в соплях: я теперь свои семечки сею на чужих Елисейских полях» (с). М-да… только ли двоих любит героиня? А может, в этой деревне так принято – ну, как у слуг, Матвея и Кати? Прибежал, бросил «семечек» - и дальше, по своим делам?.. Ну, и музыка. Как всегда у Бутусова, ее много, и она включается в действие непредсказуемо, но совершенно без зазора: иного вроде бы и не может тут быть. Шуберт, Айги, Шнитке, Биттлз, Нирвана, Таривердиев, МакSим… далее по списку. В общем, хороший спектакль. Жаль, идет в другом городе, и на то, что я его посмотрю повторно, надежды мало. А то бы посмотрела… Фото: Юлия Кудряшова
Ирината: Вспоминая утраченное. Компания «Гекко» в рамках Чеховского театрального фестиваля (на сцене Мастерской Фоменко). 18.06.14. Что. Это не балет, не танец, не хореография (хотя всё это понемногу в постановке есть). Это не драматический спектакль (хотя есть и его элементы). Это не пластический перформанс… В общем, это что-то другое, чему точного названия я не подберу (симулякр, короче говоря). Было бы удобнее смотреть действие, если бы я хоть чуть понимала иностранные языки… Впрочем, пришлось бы быть полиглотом: даже моих языковых микрознаний хватало, чтобы понять, что вот тут английский перешел во французский, а потом – в итальянский…про первую же песню показалось, что она на японском… или – на каком-то другом наречии? Да и не важны языки (потому и спектакль идет без перевода): фразы – большей частью не театральными, а чисто разговорными обрывками, в коих интонация и жест важнее слова. Про что. Все мы родом из детства. ИМХО, мы родом из каждой прожитой нами минуты – но в детстве время более «сгущено» и значимо. Потому – если с тобой нечто происходит не то и не так, как должно происходить, не торопись срываться в истерику, а присядь и подумай, с чем из давних твоих годов «рифмуется» нынешняя ситуация. И, раз уж прошлое изменить нельзя, измени что-нибудь в настоящем, чтобы несчастье не множилось и не расползалось, и потихонечку утихало… Оторви прошлое как рудиментарный, ненужный хвост, оставь от него только маленькое воспоминание о хорошем – и на этом хорошем разожги свой внутренний фонарик счастья. Как. Движущиеся дорожки. Поворачивающиеся фрагменты декорации. «Застекленные» рамки, в которых фрагменты памяти – словно выцветающие по краям старые (движущиеся) фотографии. И в этой сепии прошлого и настоящего - единственное яркое пятно, алое танцевальное платье мамы… Звук – иногда резкий, совпадающий с резкими же, неожиданными световыми вспышками… А то – словно бы завод у патефона кончается, и расплывается сказанное слово – вместе с замедлением движения… Что понравилось. Финал. Когда ярко разгорелся свет души, и героиня – ее зовут Лили – танцует что-то вроде фламенко – танцует вместе с тенью мамы, воспоминанием о маме… А еще в самом начале, когда Лили смотрит то ли представление, то ли фрагмент собственной жизни (еще не осознавая, что показываемое как-то с ней напрямую связано). У нее такое лицо, такие реакции! Наверное, и мы в театрах смотрим так же, и так же реагируем, когда то, сценическое, уже проникло нам в душу, стало своим, понятным до гранулы миллиграмма… Что не понравилось Я, конечно, мало смотрю гастрольно-привозного (и в этот раз не посмотрела бы, если бы не получила билет в подарок – за что большое спасибо дарителю). Но – читала я у критиков про то, что, мол, западный театр – это ДА! Это чудо из чудес. А вот наш, российский, умирает-угасает… Ну, не знаю. Наверняка и ТАМ есть потрясающие театральные работы, но вот из того, что я видела, ничто не пресечет мое восхищение виденными в последнее время постановками «сделанными в России» (ну, не всеми, конечно… но весьма многими). Но в общем, вчерашняя постановка мне понравилась. Но второй раз я не пошла бы ее смотреть, хоть и длится всё это чуть больше часа. Потому что – вроде и интересно, а нет точности. И оголенный актерский нерв только изображается, а не есть на самом деле. Ну, и энергетика лишь всплесками. К сожалению.
Elena: "Вишневый сад" в Ленкоме Этакий трагифарс "по-захаровски" получился. Не скажу, что все перевернуто с ног на голову, но оригинальный текст пьесы сокращен и изменен, персонажи наделены оригинальными характерами, и несомненно данная трактовка стала очень личной для Марка Захарова. Это дань памяти не только Олегу Янковскому, - это посвящение всем великим ушедшим ленкомовцам - цвету нашего искусства. И, как ни парадоксально, но посвящение это - отнюдь не реквием; пожалуй, жизнеутверждающий, энергичный, экспрессивный спектакль, - жизнь продолжается и ее не надо бояться. Сразу скажу об интереснейших декорациях, созданных учеником Олега Шейнциса, - Алексеем Кондратьевым. Это никакие не вишневые деревья - прутья не то камыша, не то тростника, качающиеся вдали и в то же время подступающие к самой усадьбе. То есть сад уже потерян безвозвратно; возможно, его вытесняет другая растительность, но это не повод для уныния. Огромная стеклянная веранда, находящаяся в постоянном движении, - она "ходит ходуном" в ожидании неизбежных перемен, что только усиливает настрой и самих героев. И еще очень "правильная" музыка. Она умело подобрана и точно вплетена в определенные сцены. Особенно понравилось музыкальное оформление "женского" монолога Раневской и лопахинского финального, когда он покупает сад. И, конечно, еврейский оркестр. В Современнике он лишь упоминался, здесь же это чуть ли не главное действующее лицо. Он врывается на сцену, подталкивая к участию в каком-то безудержном балагане, - грустить не надо! Быть может, такой взгляд на пьесу как на комедию и должен выражаться именно так - чисто психологически это понятно: хочется жить, но воздуха катастрофически не хватает. Трое главных героев - они действительно главные. Захарова-Раневская и Збруев-Гаев - совсем иные люди по сравнению с Нееловой-Ветровым и Дубровской-Стекловым. Они не столь беспомощны и инфантильны как первые, и, как следствие, не обладают взрывной импульсивностью вторых. "Полурафинированные аристократы" - я бы так назвала их пару. Раневская совсем не вычурна и не криклива, не заламывает рук, и как будто здраво оценивает все происходящее. Однако это не так: внутри она пытается сопротивляться, но внезапно осознает, что это бесполезно, что придется принять случившееся. Потеряв имение, эта Раневская не сойдет с ума, а начнет подпевать в такт финальной музыки и слегка грубовато смеяться. Хотя, кто знает, может такая реакция и есть проявление душевного "нездоровья"? Александр Збруев совсем не похож на других "Гаевых": он не взбалмошен, но настырен; великолепное гаевское "Я - человек восьмидесятых!" произносится им спокойно, размеренно, как бы между прочим, и неоднократное количество раз. Он много говорит, причем не чеховского текста, и Раневская всякий раз пытается закрыть ему рот, с чем он покорно соглашается. Однако знаменитое обращение к шкафу - бесподобное, и актер преподносит его "так, как надо". Теперь о Лопахине. О, это совершенно неожиданный, бессовестно юный Лопахин в исполнении Антона Шагина, и теперь мне придется изменить свое мнение о молодежи в этом театре. Нисколько не уступает народным артистам; более того, это тот самый Лопахин, который и "требуется" в данном контексте. Его причудливая страсть к Любови Андреевне, обещающая стать взаимной, - это, право, что-то новое и необъяснимое на первый взгляд, хотя и в пьесе это обоюдное влечение проскальзывает, если читать внимательно и вдуматься в сюжет. Вот такая очевидная ирония судьбы: Любовь Андреевна сватает Лопахину Варю, а он в этот момент пожирает ее глазами, которые таки кричат о том, что ему нужна только она, Раневская, и никто больше. Однако у этой любви все же нет будущего, как и нет его у исчезающего Вишневого сада, на который наступает камыш. Антон особенно эффектен в финале: ломаная, рваная пластика в такт музыки и запоминающийся лопахинский монолог. Молодец! Не меньше впечатлил и Петя Трофимов в изображении уже известного Дмитрия Гизбрехта: пожалуй, такого "специфического" вечного студента еще не было. Но разве инакомыслящих диссидентов не объявляли сумасшедшими в свое время? Вот и здесь в данном случае гротеск - да какой! Подобное играет и Олеся Железняк, показывая характер Вари также в гротескном ключе. Странно? Отнюдь! Не время плакать, господа... И небольшое разочарование - Шарлотта. Уж как я хотела увидеть Анну Якунину, но не случилось. Возможно, с другой актрисой это не совсем то, что хотелось бы; и пока эталон для меня - Ольга Дроздова. И Фирс. Ох, как же все-таки по-разному актеры интерпретируют одного и того же героя. Конечно, вместе с режиссером, с его взглядом на спектакль. Фирс-Колычев не вызывает сострадания и не вышибает слезу, - напротив, приходит уверенность, что он сможет выбраться из заколоченного дома, - настолько ироничным, находчивым и "сообразительным" он был в течение всего действия. И я близка к истине: стены дома окончательно рухнут, стекла веранды разобьются вдребезги, - и хочется думать, что Фирс не останется погребенным под родными руинами. Сам Захаров о крушении Сада едва ли жалеет: улыбайтесь, господа, улыбайтесь...
Elena: "Вишневый сад" в МХТ им. А.П. Чехова Это самый космический в череде моих Вишневых садов. Космос такой чистый, прозрачный, звенящий, невесомый - это то, что практически недоступно, и, тем не менее, он оказался очень близким и вполне осмысленным. Это высший пилотаж, я так считаю. Настолько искусно выстроенная идея подачи пьесы и в то же время не нагроможденная, не претенциозная - несомненная заслуга блестящего режиссера Адольфа Шапиро. Я не перестану говорить о том, к чему должен стремиться творческий человек, - о его внутренней свободе, которая в конечном счете перевешивает все и становится вершиной существования в творчестве. "Вишневый сад" - давно уже легенда умирающего Чехова, которым он подвел итог своей жизни писателя. "Вишневый сад" - символ возрождения и надежд, и "Вишневый сад" - невольный символ чеховского театра. И именно поэтому этот безусловный символ взят за основу Адольфом Шапиро, ибо его спектакль - это посвящение великой русской сцене. Я не могу согласиться в данном случае с Чаплиным, утверждавшим, что отсутствие декораций на сцене, - это насилие над зрителем. Да, единственная и главная декорация здесь - это мхатовский занавес с его летящей чайкой, - но какие чудеса с ним делает художник Давид Боровский! С началом спектакля он не разъезжается в стороны, а раскрывается вовнутрь, деля при этом сцену на две диагонали, сходящиеся к ее горизонту. Между бежевыми полотнами самого занавеса оказываются вкрапления развевающегося на ветру белоснежного тюля, навевающего определенное настроение о чистоте и цветении вишни в саду. На протяжении всего спектакля эти массивные драпировки рождают и поглощают своих персонажей, которые то появляются, то исчезают, как картинки из нашей памяти... И, пожалуй, еще одна деталь: малюсенький детский велосипед погибшего Гриши, на который умудряется взгромоздиться так и не повзрослевший Леня Гаев. И еще пару слов о световом оформлении. Как в свое время Анатолий Кузнецов показывал фокусы со светом в "Ричарде Третьем", так и здесь настоящим иллюзионистом выступил Глеб Фильштинский. Голубой, оранжевый, бирюзовый, белый, фиолетовый - его решение с цветовыми бликами для разных сцен попросту восхищает, - и на это стоит посмотреть. Ну и о самом главном - об актерах. Рената... божественна, и никак иначе. И это отнюдь не Литвинова в "роли Литвиновой" со всеми свойственными ей атрибутами; это самая подлинная Раневская. Возможно, дива-клоунесса: ведь пьеса-комедия. Да, такую Раневскую мы еще не видели, но именно эту героиню я вижу глазами Чехова. Зерно образа? Вот оно - перед вами. Абсолютно "невозможный" тихий голос, - но как он звучит в переполненном зрительном зале! Слабый, беспомощный, где-то обиженный, где-то недоумевающий, где-то возмущающийся, но всегда такой искренний и понятный. Эти изломанные чувственные линии; кажется, еще чуть-чуть и она надломится окончательно. В ней есть все - и невинность, и порочность; но главное - в ней есть любовь. Любовь к "ничтожеству", ее обобравшему, которое не то что любви, - упоминания не достоин. А она благоговейно и нервно прячет его письмо из Парижа, настигшего ее и здесь, - ведь она так ждала этого письма! И именно в знаменитом споре с Петей настанет звездный выход этой Раневской и проявится вся суть ее натуры: "Значит, я ниже любви", - горько усмехнется она, резко отвернется и судорожно дотронется до ткани легендарного занавеса... Какое странное ощущение: без сомнения, Раневская в исполнении Литвиновой - инопланетное, удивительное существо, достаточно "нелепо" смотрящееся на фоне куда более "земных" персонажей, - и вместе с тем она абсолютно естественна и понятна мне в подаче своей героини. Прекрасным равнозначным дополнением к Литвиновой-Раневской стал Дрейден-Гаев, и вместе они составили очень удачный тандем, противопоставленный всем, - тандем двух странных созданий, терпящих кораблекрушение, и цепляющихся друг за друга в последней надежде на спасение. Сергей Дрейден и не думает играть резонера или утонченного аристократа; он, как и Литвинова, играет вырождающуюся породу людей, которые понимают, что обречены и ничего не могут с этим поделать. Им больно, им страшно, но такова неумолимая действительность. Наверное, "облезлый барин" - это про него, а отнюдь не про Петю. Несуразный, где-то экстравагантный, очкарик-чудак в помятом костюме и шляпе-панаме, находящийся в "вечном движении", - этот Гаев также обладает "специфическим", не театральным голосом - глухим и невыразительным. И, тем не менее, вместе они споют оду своему потерянному раю, щемящему и печальному, о чем будет символизировать их финальный уход со сцены, сыгранный обоими драматически очень сильно. Андрей Смоляков - лучший Лопахин; я бы уточнила: герой Лопахин. Притягивает с первых минут своего появления перед закрытым занавесом. Он также неравнодушен к Раневской, но, в отличие от версии Ленкома, это чувство едва уловимо и абсолютно безнадежно. С другой стороны, Лопахин обескуражен ошеломляющей "странностью" этой женщины, которая доводит его до какого-то ступорного состояния. И две совершенно противоположные сцены, значительные и великолепные сцены лопахинского торжества и падения. Уже после торгов, он опускается перед растоптанной Любовью Андреевной на колени и пытается поцеловать ей руки, - она одним жестом, молча, отвергает его. И унижение это минутой позже подавляется диким, но победным криком: "За все могу заплатить!" - и, как ни горько сознавать, но в этом - весь Лопахин. Здесь также появится живой оркестр, которым понятным образом станет дирижировать "новый хозяин" жизни, хозяин Вишневого сада, "прекраснее которого ничего нет". Евдокия Германова написала свою Шарлотту резкими, отрывистыми штрихами, но при этом очень органичными и последовательными. Очень мне понравилась, но все же любимая Шарлотта - это Дроздова. Николай Чиндяйкин - Фирс - очень и очень неплох, однако "мой" Фирс - это Любшин. Простите мне мои предпочтения, но в конце концов кому, как ни нам, зрителям, сравнивать и выбирать? Резюмируя же все спектакли, отмечу, что каждый неповторим в своем решении и стиле, каждая трактовка имеет свою историю с отношениями внутри нее и вне всяких сомнений имеет право на долгое существование.
Innamorata: «Отелло». Театр им. Евг. Вахтангова. 19 июня. Так получилось, что спектакль я смотрела сразу в двух потоках сравнения, оставляя лишь третью грань восприятия независимой и свежей. Самопроизвольное цитирование фраз из спектакля Юрия Бутусова сопровождало бессловесное танцевальное действие. А сами танцы невольно сопоставлялись с впечатлением от уже виденной в этом театре «Анной Карениной». Наверное, именно эта «сопоставляемость» немного и смазала все впечатление. Ну, не умею я отключать голову от того, что уже проросло глубоко внутри и нравится-нравится-нравится! Первый акт – прекрасен невероятно! А обычно бывает наоборот – спектакль разгоняется в первом, летит и расшибается о скалы в кульминации второго акта. Здесь же мне показалось все наоборот. Яркое, певучее, резко вычерченное блестяще начало и дымный, такой глубокий и тягучий финал. Плеск морских волн уже слышится в зале, а занавес еще не открыт, и вот – как таинственная сирена – буквально светящаяся фигура Дездемоны освещает путь по морю темному кораблю. Безликие – буквально безликие - серо-голубые волны зловеще колышут морскую гладь. Все это сопровождается невероятно красивой музыкой с очень нежным и тонким подпеванием. Каюсь, не знаю, что это, но очень хочу узнать и заполучить. Также неимоверно красив бой войска Отелло с турками и его победоносный исход - когда войны во главе со своим предводителям выстраиваются пятиконечной звездой с длинными и острыми лучами-руками. Финальный аккорд музыки и мурашки по спине. Ух! Но по-настоящему подчиняет себе весь зал в первом акте танец любви черного Отелло и белой Дездемоны. Доводилось мне видеть «на театре» много красивого, на что смотришь и тебя буквально заключает в объятия сама Красота и Любовь. Вот эта сцена, если не в тройку, то в пятерку точно войдет. Невероятно трогательные, теплые, лиричные отношения станцованы так красиво и тепло, что и слова не нужны… Вообще дуэт Григория Антипенко и Ольги Лерман – это прямо дуэт-дуэт, две половинки одного целого, так красивы, так влюблены вначале и несчастны в конце! Противопоставлением этой парадоксально гармоничной паре во всей своей непохожести является всем известный Яго. Самой страшной сценой, в которой понимаешь, что перед тобой Зло – было раскачивание Яго на качелях в то время как между влюбленными вспыхивает первая «разборка». Тудааа (тихое нашептывание) – Сюдааа (показная честность) – Тудаааа (заверения в дружбе) – Сюдааа (наблюдение за страданиями), Так и качался Яго смотря на всю эту боль, рвавшуюся из могучей груди великого полководца. (Что мы заметили – ведь смотревших Бутусовского «Отелло» нас было аж трое, что в сатириконовском спектакле у Дениса Суханова не прослеживается военная стать и генеральские замашки, не видно, чтоб за ним стояли бравые солдаты и безропотно следовали за ним в бой. Не знаю, а мне очень воинственной кажется сцена крушения фикусов, например.) Но здесь Григорий Антипенко – это всем генералам генерал. За ним не то что армии, народы последуют. Красив до сумасшествия! Как из камня сделанные сильные руки подхватывают Дездемону точно лебединое перышко. Но в то же время он обнимает её так нежно, что кажется невероятным – как эти невесомые ныне руки так безжалостно громят врагов своими стальными ударами. Отдельным пунктом идет – не хочется говорить «массовка» - но как отдельно взятый персонаж – Мысли. Черные существа без лиц, пугающе и зловеще передвигающиеся по сцене, геометрично заламывающие руки и корабкающиеся по стенам. Жуть! И как это правдиво – именно такой тревожный непокой мы и испытываем внутри себя, когда нас буквально гложет зубами это страшное сомнение в чем-то, что раньше казалось кристально ясным. Так вот, спектакль мне понравился. Было красиво. Но то ли непривычное отдаление, то ли превосходство первого акта над вторым лишили меня способности пропустить все через себя. Глаза мои радовались безусловно, а вот внутри практически ничего не сопереживало происходящему. Непременно хочу повторить просмотр, потому что чувствую некую вину за то, что не срослось, хотя по всем признакам должно было. Неправильно это, когда сошедшие с корабля матросы радуются обретенной Земле, все равно проигрывается в голове ласковое: «Мы на Кипре, Дездемооооооона!» совсем из другой оперы…
Ирината: «Карамазовы». МХТ. 21.06.14. Вчерашний спектакль дался мне нелегко. Более 5 часов сложнейшего текста в сложнейшем же действии. Не слишком удобная партерная откидушка. Общая усталость – моя, и, возможно, актерская: вчерашний спектакль был «крайним» в сезоне. Но, возможно, главное: шла в театр под сильнейшими дождевыми потоками сверху и под ногами, от которых ни зонт, не непромокаемая обувь не спасает… в общем, мало того, что напоминала себе мокрую курицу, но еще и сидеть в зале было неуютно… Посему для меня спектакль был как бы рывками: то загорался ослепительным яростным огнем, то тихо тлел под слоем пепла… Но финал!.. Я уже написала, что последние минут 15 мне даже плохо было от того, как это было хорошо и даже замечательно. То есть – я смеялась и плакала, внутренне кричала «ВЕРЮ!» и жалела, что все это – каких то крохотных пять часов длилось… а почему, черт возьми, не дольше? У многих к спектаклю нарекание: мол, важное в романе Константин Богомолов в своей режиссерской фантазии упустил, а что не упустил – трактовал «не то и не так», в частности, в прямом смысле слова уничтожил и раскаявшихся грешников, и стремящихся к Богу, и даже близких к святости. Зато – последнее слово (да как произнесенное!) оставил за Чёртом – умницей и философом, эффектным остроумцем, да, наконец – за просто красивым мужчиной, который любит жизнь и хочет, чтобы она стала лучше… Я совершенно не религиозна, потому постоянно ведущийся в спектакле разговор о том, есть ли Бог и надо ли принимать тот Божий Мир, который тебя окружает, интересует меня с точки зрения искусства, а не религии. Потому я готова (по крайней мере, на время спектакля) принять сторону того, кто будет максимально убедительным. А таковым в спектакле оказался – ЧЁРТ. Старец Зосима, к сожалению, для меня совершенно не убедителен. Нет, все понятно: излечить Лизу Хохлакову или показать матери «хоть на минуточку» ее умершего сына – это невозможно… Однако так издеваться, произнося слова вроде бы верные, но… не их ждут матери… да еще таким мерзким приторно-елейным тоном их говоря… Зосима очень умен (прямо как Чёрт) и, в общем, обворожителен в своей псевдосвятости – понятно, что к нему чистые души, вроде Алёши Карамазова, тянутся… Лучше – доброе слово, да уверенная правдивая ложь, чем, как у отца в дому – вечные зло и паскудство… и ложь, даже не притворяющаяся правдой. Вчера на долгом монологе Ивана про обиженных деточек подумала: ах ты, моралист чертов! Тихо сидишь, слова лишнего не молвишь… а разговорился – так с таким чувством об избиваемой родителями девочке и в упор, на глазах матери, застреленном младенце… А ведь это все – бесконечным потоком слов – со сладострастным мазохизмом. Любит такие «анекдотики» собирать-записывать, любит их пересказывать, себя и слушателя, как рану, расковыривая… А ведь прав Смердяков: будучи почти впрямую предупрежденным о грядущем убийстве отца – уехал, оставив того на заклание… И деньги, Смердяковым отданные, без стыда к наследству присовокупил… Да, всё верно: этот моралист и есть главный убийца. Не случайно же, на склоне лет, именно к нему этот обворожительный Чёрт явится: знает, что тот по-свойски не испугается и не погонит. «Митеньку не жалко», - будет написано на экране в сцене допроса и последующего страшного избиения, от которого нам стоп-кадром останется только первый замах – остальное, страшно стилизованное под сцену эротического романа, мы тоже почтем на экране. Это – второе его избиение, а еще раньше под песню о «надежном причале» родительского дома сына будет вдохновенно валтузить родитель… Митя Карамазов – самый живой, искренний и добрый из всего семейства. Да только с волками жить – по волчьи выть. Вот вон и живет волчонком, ибо жить по-человечьи никто его не научил… Живет – получестно, малообразованно, на резких и жестоких карамазовских инстинктах… Совсем близко от края поймет многое, откроет для себя немыслимость бездны знаний, чувств, Бога… Да только не удалось ему постоять на краю. (И интересно, брат Иван ему реальный побег предлагал – после того, как, по сути, сам Митю под виселицу поставил?). Алёша Карамазов… странный и нездоровый «мальчик» (в кавычки ставлю, ибо играет Алёшу Роза Хайруллина – потрясающая!). А как тут быть не странным, когда запертая в доме скорби мама ему вон какие сказки читает – вроде бы всего лишь пушкинское «Лукоморье»…но как страшно-то от этих стихов. И от маминого лица – страшно. Старца Зосиму он искренне любит – а потому что больше любить ему некого. Только доброте тот его не научил: неужели при виде окровавленного брата можно спрашивать, хорошо ли с тем в тюрьме обращаются? Да и потом – можно ли уходить, не прощаясь, в самой «гуще» истового его монолога? А монолог-то – о Боге… Или понял Алёша, что вот она – истинная вера, а та, что в нем взращена, смердит, словно труп старца Зосимы?.. В городе Скотопригоньевске никогда не бывает солнца. Здесь нет и искренности – в любви, отношениях, словах, делах… Здесь четвертый сын носит фамилию Смердяков, служит поваром и лакеем, страдает «падучей» и, в конце концов, убивает отца. Убивает – не по злости, из мести или ради наживы, а – ПРОСТО ТАК. Потому что это – Скотопригоньевск, который (под другим названием) может оказаться в любом месте Государства Российского. И будут в нем жить свои карамазовы и смердякрвы, хохлаковы и перхотины… И где самым хорошим человеком окажется… Чёрт. Который, без сомнения – ЕСТЬ. Да, и еще: идея с экранами на сцене – великолепная. На них можно «сказать» то, что плохо будет сказано голосом. К тому же крупный кинематографический план накладывается на точность театральной игры – и это колоссальное усиление эмоций. Реальное лицо или поза плюс две различных видеопроекции… это удивительный эффект: оказывается, не туда смотрит герой, произнося свою фразу, и выражение глаз его не соответствует произносимому. Да. Эффект удивительный, идея хорошая… вот только когда по изображению постоянно идет технический сбой (и это – не только на вчерашнем спектакле) –плохо. Правда, искаженное в страшную маску лицо Грушеньки со смехом, когда она рассказывает про бабу и луковку… ну, в общем, неожиданный эффект тут получился. И еще: в первый раз вижу, что Калинку-малинку играет-танцует Павел Чинарев, а Данила Стеклов сидит в студии «Скотского телевидения»… И это было интересно.
Elena: "Savannah bay" в МХТ им. А.П. Чехова Новая сцена в МХТ - это что-то совсем крошечное даже в сравнении с его малой сценой и той же сценой в Сатириконе. Но тем ценнее восприятие от увиденного. Никаких спецэффектов - в центре повествования две героини, полностью фокусирующие внимание на себе. Сказать, что Маргерит Дюрас, автор этой пьесы, - известная французская писательница, - это не сказать ничего. Она, также как и Франсуаза Саган, является ни много ни мало достоянием этой страны, и мой давний интерес к ее личности побудил меня посмотреть эту постановку. Спектакль совсем короткий - он длится всего один час. Всего лишь час, в течение которого героиня выдающейся актрисы Ольги Яковлевой погружается в свои воспоминания, трагические и счастливые, потому что воспоминания эти - о ее единственной погибшей дочери, которой едва исполнилось семнадцать лет. Эти воспоминания настолько интимны, что все происходящее на сцене, точнее, на ее небольшой части, и спектаклем назвать нельзя. Получилась настоящая исповедь женщины-актрисы, которая живет очень давно, а потому ее память нуждается в помощи. И эта помощь приходит в лице другой женщины, совсем юной, роль которой исполняет Наташа Швец. "Savannah bay" - это средиземноморское побережье, и здесь, у самого моря, под шум его волн, прошлое оживает, словно сама стихия просит, чтобы ей рассказали историю жизни. Историю любви. Историю первой любви, которая окажется последней и потому роковой. Летние каникулы, то же море - и дочь героини встречается со своим первым мужчиной, от которого впоследствии родит ребенка и в тот же день покончит с собой. Это - после, а пока они счастливы вместе, время летит незаметно, и он называет ее Саванной... Этот отрезок жизни наполнен счастьем и для самой Мадлен, вспоминающей дочь - ее глаза просто излучают радость. И в то же время она благодарна своей молодой собеседнице, увлекающей ее в это путешествие по волнам памяти, наполненной событиями. Героиня Наташи Швец говорит детским, застенчивым голосом, как бы извиняясь за свое невольное желание вызвать Мадлен на столь болезненный разговор. Однако, как ни странно, но эта исповедь женщины, пережившей свою дочь, не воспринимается зрителем тяжело, - то ли это задумка самой Дюрас, то ли это мысль режиссера Кристиана Бенедетти, - вызвать у зрителя лишь светлую грусть. И если это так, то и режиссер, и актеры в этом необычном спектакле своей цели достигли.
Ирината: Эстроген. Театр им. Пушкина. 24.06.14. Прогон. Надо сказать, что я в первый раз за свой многолетний театрально-зрительский опыт нахожусь в растерянности. Потому что внутренняя привычка к графомании по-хармсовски требует: «Пиши! Пиши!», но мозги, сердце, душа хором интересуются: «А что писать-то? Мы ничего не поняли». «Ничего» - в том смысле, что не понятно: про что спектакль (аннотация на сайте театра («Может ли мужчина в самом деле удовлетворить потребности женщины? Женщины могут твердить о том, как они довольны и счастливы, но что у них на душе на самом деле? Чего им не хватает?..») вводит в заблуждение: ничего такого в постановке нет. Не понятно, зачем спектакль поставлен и какую зрительскую прослойку будет удовлетворять; практический вопрос: как на него будут продаваться билеты? Впрочем, это, может, я с одной стороны глупа, с другой – капризна, а публика попрет на одно только «гормональное» название и будет счастлива тем, что я категорически не приемлю в театре и чего страшусь в жизни… не буду говорить – чего именно, но этого в постановке в избытке. У меня даже, знаете ли, «абразованиев нихватает», чтобы понять: вот эти философические вставки, произносимые человеком-вороном – они всерьез или это безграничный стёб? Наверное, всё-таки «галимый гон»: вряд ли человек, радостно принимающий фрагменты спектакля (а он состоит из фрагментов), будет внимательно слушать и понимать «умный» текст. Опять же сайта: это – сатира. Но такая, какую я совершенно принять не смогла… В общем, будем считать, что действие совершенно не совпало с моими внутренними потребностями. А само по себе и для кого-то оно весьма неплохое. Итак. Несколько фрагментов, связанных друг с другом только актерами, в них играющими и прослайкой – философической беседой человека-ворона с собакочеловеком. Фрагменты играются на псевдоиностранных языках; в принципе, каждый, самый безъязыкий, знает по несколько слов из разных языков, а если все это приправить интонацией и жестами… С этим трудностей не было. История о том, как амазонкообразные Вильгельмтельши решили поиграть в сказку «Три орешка для Золушки» - это раз. История о том, как монахини тихого монастыря захотели иметь своего собственного мученика – это два. История о том, как в период «культа личности» в Китае давали стране угля и делали детей – это три. История о том, как грядущее нашествие на землю Дартов Вейдеров потерпело крах, чему способствовало наличие в СССР военной промышленности – это четыре. История о том, что в человеке должна быть любовь, она же – боль, и о том, как сложно найти такого человека – это пять. (Последняя история играется по-русски, текст – не самый талантливый новодрамовский). В общем, я смотрела, и в голове была тригоринская мысль: «Я ничего не понял». При этом добавить из той же пьесы: «Правда, смотрел я с удовольствием» - не могу. Расстраивало и бессодержательное содержание пьесы, и то, как она поставлена. Актеры совершенно профессиональные (одна А.Лебедева – потрясающий Бог из «Доброго человека» чего стоит!), а здесь они беспомощно метались по сцене, словно самодеятельность, направляемая выгнанным когда-то из театрального вуза руководителем… То есть – четкости исполнения, ансамблевости практически не было… Хорошо, хоть коротко: меньше 2-х часов. Хотя и это показалось мне безразмерно длинным… В общем, всем спасибо (в т.ч. тем, кто дал возможность вчера прогон увидеть), всем до свидания… Правда, чтобы уж не ругать совсем, скажу, что кое-что понравилось. Например, летящий танец монахинь (в инет прочла, что Йо Стромген - режиссер и автор пьесы - руководит театрально-ТАНЦЕВАЛЬНОЙ компанией. Это – видно. Понравилось, какими немыслимыми усилиями нежных женских ручек эти же монахини передвигали свой монастырчик на нужное место. А еще – с какой бравурной «калинкой-малинкой» на дарт вейдеров выехала советская ракета с ядерной боеголовкой (на Земле было уже совсем пусто, а вот она – целенькая сохранилась). И еще – как решившая закурить собака оборотилась человеком, да еще заговорила по-французски. И то, как реагирует собака на слово «Ницше»… Всё.
Ирината: STILL CURRENT. Театр «СЭНДЕРС УЭЛЛС». В рамках Чеховского театрального фестиваля, на сцене театра им.Моссовета. 25.06.14. Во-первых, какой же потрясающий свет в спектакле! Вроде несложно, без каких-то там суперизысков или авангарда…но этот свет не просто дополняет что-то к действию, но иногда просто выходит на первый план. В программке имя – Майкл Халлс, и информация о том, что его имя – в Оксфордской энциклопедии танца. STILL CURRENT – авангардный балет высочайшего класса. Очень красивый и технически сложный, но при этом удивительно легкий и изящный. Пять отдельных номеров. Назвать лучший из них не смогу. Все прекрасны. Так случилось, что в первом действии у меня не было программки и я просто начала встраивать возможные слова в происходящее действие (да и на действии втором напечатанную информацию решила воспринимать, как вспомогательную). Потом оказалось, что в чем-то попала почти полностью, а что-то придумалось явно не так, как задумывал хореограф (Рассел Малифант). Но и это неплохо; значит, в хореографические миниатюры заложена многослойность и многозначность. …Камень, который катится с горы, все больше и больше набирая скорость – и вот он встречается с водным потоком. И – то вода вертит-крутит его своими струями, то камень на мгновение изменяет ее поток. STILL. Фантастические рисунки, на мгновение возникающие на песке, на воде и даже на воздухе. Удивительная реальность, от которой просто – АХ!, и которая в долю мгновения оборачивается невозвратной виртуальностью… TRACES. Восстающая ото сна, раскукливающаяся гусеничка, которая вдруг осознает, что у нее есть – пусть пока помятые и неумелые – крылья. TWO. Одиночество - возможно, от страшной болезни, от предчувствия конца, когда приходится оставлять здесь все и всех, кто и что дорого… Да, уже сегодня – это только воспоминания, которые завтра исчезнут, растворятся в небытии. AFTERLIGHT. Он и она. Может быть, это Адам и Ева, впервые осознающие друг друга и самих себя после грехопадения: восторг, страх, единение и отчуждение… А может быть, это две мировые души, которые встретились где-то в бездонном космосе? STILL CURRENT. … Заканчиваю благодарностью человеку, который дал мне возможность дважды посмотреть спектакли Чехфеста. Пусть так сложатся судьбы, чтобы наше (совместное и поврозь) времяпрепровождение в разных хороших театров очень долгим и счастливым.
Ирината: Эгопойнт. Балет Москва на сцене РАМТ. 27.06.14. Эго – я. Пойнт – точка. «Точка-я». «Точка меня». Та самая крохотная точка в космосе – человеческая душа, умеющая думать, страдать, радоваться, ненавидеть и любить. Может быть, эта точка будет расти, разворачиваться и заполнит собой всю вселенную Может быть, когда-нибудь эта точка свернется в молекулу… и потом погаснет безвозвратно. Трансовая музыка Люка Слейтера задает ритм жизни – тревожный, как поток времени, сквозь радость и горе несущийся к неизбежному концу… который будет нескоро… да – совсем нескоро! А пока – жизнь, жизнь, жизнь! Жизнь – движение, падения, взлеты, тесные объятия и танцы в одиночестве. Пусть совсем близко к тому, кто может жизнь продлить и сделать ее счастливой… но, словно бы пугаясь этого возможного счастья – танцуешь соло… или дуэт, но совсем не с тем, кто есть вторая половина тебя. Но всё-таки встречи, взаимодействия, неизбежно будут, это только в самом начале они на сцене – каждый сам по себе… В конце спектакля кверху взлетит треугольник – единственный элемент декорации. И это правильно: число углов фигуры, ТРИ – это цифра божественная… Кто-то это понял и станцевал внутри треугольника или хотя бы рядом с ним. Кто-то просто почти не обратил на него внимание. Впрочем… они же все в предфинальной сцене соберутся внутри фигуры, тесно сомкнутся плечами и вдруг резко оглянутся – на зрителей, соединяясь взглядами-линиями с каждым из нас. Одинокая «точка-я» – она может быть и совсем незаметна. Но линиями, соединяющими эти точки, можно нарисовать самый изящный рисунок. Очаровательный спектакль. Впрочем – это как всегда в Балете Москва. И актеры прекрасные, уже узнаваемые, любимые – Людмила Доксомова, Софико Накчебия, Дмитрий Прусаков… И в фойе перед началом – целая группка приятных в общении людей, объединенных уважением к этому театру. Спасибо, Балет Москва! До встречи в новом сезоне!
Elena: "Зойкина квартира" в МХТ им. А.П. Чехова Что тут сказать? Совершенно шедевральная вещь Михаила Булгакова в чутких, тонких, высокопрофессиональных руках Кирилла Серебренникова - успех обеспечен! Постановка изумительнейшая; и в первую очередь хочу отметить то, что несмотря на свой собственный очень неоднозначный внутренний мир, Серебренников, нисколько его не упрощая, сумел сделать очень ясный, "доступный" спектакль, характеризующий его к тому же и как режиссера с высочайшим чувством юмора и вкуса. Все очень метко и очень в меру: и символика, и декорации, и оркестр, и пение, и весь этот головокружительный бурлеск, который так изящно "прикрывает" заложенный глубокий смысл и посыл самого Булгакова и главное - несомненную актуальность. Еще раз спасибо режиссеру как за доставленное удовольствие, так и за пищу для размышлений. Зоя Денисовна Пельц, пройдя на наших глазах все "круги ада" в лучших традициях сатирических пьес Маяковского, обличающих бюрократические кабинеты, выбивает-таки необходимую бумагу для открытия "пошивочной мастерской" у себя на дому - и долгожданный бордель прикрыт! Почему "долгожданный"? Потому что сама Зоя вместе с гражданским супругом, да и все остальные главные персонажи лелеют одну мечту - удрать за границу. Да просто спят и видят себя не где-нибудь, а в Париже. А потому, набравшись терпения на целых четыре месяца и "засучив рукава", придется потрудиться, дабы хватило и на визу, и на отъезд. "Наша жизнь на вашу не похожа!" - с вызовом споет в зал Зоя, акцентируя внимание на "избранности" содержимого своей квартиры. Что ж, не согласиться с ней нельзя. Лика Рулла не только здорово поет; она еще великолепная драматическая актриса, отменно справляющаяся со своей ролью. Собственно, справляются здесь все, что и приводит к результату - спектакль смотришь на одном дыхании. Председатель домкома Аллилуя - личность яркая и запоминающаяся. Еще бы - ведь это Сергей Сосновский, впервые увиденный мною в "Человеке-подушке". Прожженный взяточник до мозга костей, Аллилуя никак не хочет оставить Зою с ее шестикомнатной квартирой в покое, требуя "уплотнения", - и Зоя затыкает ему рот очередной купюрой. Не менее экстравагантен Павел Федорович Обольянинов, любитель морфия и Зоина любовь, занимающий ставку аккомпаниатора в ее "заведении". Все это - Алексей Девотченко. Он страдает от новоиспеченной власти наиболее остро и проникновенно; и, собственно, ради него и затевается весь этот "проект". Следующий "родственник" Пельц - ни много ни мало ее дражайший "кузен" Александр Тарасович Аметистов в исполнении Михаила Трухина. Несмотря на свой затрапезный вид, он оказывается не менее утонченным "гурманом", предпочитая кокаин. Аферист аферистом, но простите мне мою вольность: с самого начала таинственного появления в Зоиной квартире, он напомнил мне удирающего от Красной Армии Гитлера с сатирического плаката Кукрыниксов, глядя на его внешний вид: поповская ряса прикрывает ворох непонятных одежд, надетых друг на друга, и совершенно ошарашенный, вытаращенный взгляд. Впрочем, Аметистов окажется вполне миролюбивым и компанейским, не считая того, что в итоге замочит-таки Гуся, - жадность возьмет свое. О, Борис Семенович Гусь-Ремонтный заслуживает самого особого упоминания. Сосед Зои по дому, обладатель "бриллиантовой" визитки, Алексей Кравченко с размахом подает своего героя как непререкаемого хозяина жизни, да что там - властелина всея Москвы. Даже высоченную Зойку он движением руки "сдвигает" на ступеньку ниже себя - каждый сверчок знай свой шесток! Именно для него на сцене разыгрывается настоящее представление из череды феерических "номеров" всех "штатных манекенщиц", и Гусь в припадке восхищения и благодарности осыпает их денежным дождем. Но вот беда: одной из дам оказывается тайная возлюбленная Гуся, и ее-то он никак не ожидал здесь увидеть. Алла Вадимовна, утонченная красотка, погрязшая в долгах, но наотрез отказывающаяся от "материальной помощи" Бориса Семеновича, также жаждет сбежать в Париж, где ее поджидает уже ее любимый мужчина. Дуэт Лики Руллы и Светланы Мамрешевой - как вокальный, так и драматический - всплеск эмоций и переживаний чувственных женщин, увы, до конца не оцененных мужчинами. И страдания отвергнутого Гуся, завернувшегося в ковер на полу Зойкиной гостиной, - всего лишь уязвленное мужское самолюбие, не спасаемое никакими деньгами. ...Когда произойдет убийство, Аметистов сбежит, а в квартиру нагрянут вполне "конкретные сотрудники", станет действительно страшно. Потому что в этот момент у меня промелькнет ассоциация - нет, не с "Трехгрошовой оперой", - а со сценой облавы из знаменитого фильма Фасбиндера "Лили Марлен". Фашизм вчера и сегодня - вот о чем "Зойкина квартира" Кирилла Серебренникова. И этот клуб-кабаре в немецких традициях 30-х годов, и песни-зонги с текстами Игоря Иртеньева, и "адаптированная" сценография со спецэффектами, и характерные черты практически всех героев, и, наконец, подспудное упоминание о Марлен Дитрих при виде Зои в мужском смокинге - все в конечном итоге говорит именно об этом. В опустевшей квартире останется... сама Квартира. Нелепая, нескладная старушонка с напомаженным лицом, в немыслимом платье из видавшего виды тюля - старорежимная старуха, незримо присутствующая в Зоином обществе, слабеньким, робким голоском выражающая свои эмоции равно как и детскими гримасами на лице. Она сядет за рояль Обольянинова и тихонечко прикоснется к клавишам. Это будет грусть по ее обитателям, которые, должно быть, в нее уже больше никогда не вернутся.
Ирината: Прекрасные фотографии нашла у знакомого ВКОНТАКТЕ! Театр им.Пушкина. "Женитьба Фигаро". Вот так - из зала на сцену: А вот так - со сцены в зал:
Ирината: Алые паруса. РАМТ. 29.06.14. Очень сочувствую малым детям, которых родители привели в театр, считая, что там их ожидает повтор мимимилого фильма с молодыми Вертинской и Лановым. Все-таки кассирам и администраторам надо жестче проводить возрастной тест-драйв. Ибо иначе рано или поздно придется разгребать жалобы зрителей, которые никак не рассчитывали увидеть в ожидаемо романтичной постановке жестокие драки и даже убийства, ненависть и зависть, и услышать тексты про «креветки под пиво» и «любить, пока не остыл»… я уж молчу про то, что холстина для алых парусов любви производится вымачиванием ткани в бочках с красным вином. Хотя – ничего во всем этом нет страшного: жизнь – есть жизнь, а в ней есть и креветки, и пиво… и ненависти тоже хватает, а перебить ее можно одним – если не наличием любви, то хотя бы ее ожиданием. Что же до парусов из алого шелка – мой папа, имевший по жизни отношение к парусному флоту, всегда говорил о невозможности таковых: в клочки разорвет легким порывом ветра… да и кто у них там, на корабле, так быстро сможет пошить паруса и обновить такелаж?.. А спектакль РАМТовский, между тем, прекрасный. Я уже как-то писала о том, что этот мюзикл особенно хорош тем, что играется не собранной с мира по нитке командой, которая изо дня в день «гонит действий ход», а сплоченной труппой – одной из лучшей в московских театрах! Петь здесь умеют все, двигаются прекрасно – и какое потрясающее взаимодействие всех и каждого происходит на сцене! И, кстати, спектакль-то как раз очень романтичный. Только романтика в нем – это «не вздохи на скамейке и не прогулки при луне» - это умение прорваться душой и сердцем и сквозь банальные креветки под пиво, и слово ненависти пропустить мимо ушей, и, главное – сохранить ВЕРУ. Веру в Бога, и в себя самого, и в то, что всегда надо держать зажженным маяк – ведь рано или поздно, но на его свет приплывет тот, кого ты давно ожидаешь… Между прочим, спектакль учит еще и тому, что надо находить силы и взлетать над суетой и обыденностью. И тогда боль не будет казаться столь страшной, и запах моря перебьет вонь из портовой таверны. И жизнь приобретет смысл. Причем таких людей, что хотя бы в мечтах бегут по волнам, вроде бы не любят… А вот и – ЛЮБЯТ, только скрывают это за завистью. Ведь и Эгль, который только и умеет, что сказки рассказывать, тут же получает свое внимание и пиво… Да и Ассоль, хоть женский хор называет ее не святой, а сумасшедшей (и, кстати, раз есть противопоставление, то кто-то и святой считает) – в центре внимания. И не только залётный Грей выделит ее из множества, но и самый завидный жених порта, Меннерс-сын – богач, умница и красавец - будет любить девушку так искренно и нежно, что дай вам Бог, злые завистницы, чтобы хоть кто-то так вас полюбил… Хороший спектакль. Хорошее (моё личное) закрытие РАМТовского сезона. Да еще и бонус: под алыми парусами, что развернулись в конце спектакля над всем залом, один из актеров театра предложил своей девушке руку и сердце. Пусть судьба подарит им много долгих лет счастливой жизни…Хотя бы за то, что вот так внезапно – из миража, из ничего – подарили Чудо друг другу, и всем нам, кто в этот вечер смыкал ладони искренними аплодисментами. Фото с сайта РАМТ.
полная версия страницы