Форум » Архив форума » ...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14 » Ответить
...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 14
Ирината: ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7 ЧАСТЬ 8 ЧАСТЬ 9 ЧАСТЬ 10 ЧАСТЬ 11 ЧАСТЬ 12 ЧАСТЬ 13
Ирината: Борис Годунов. Реж. К.Богомолов. Ленком. 08.09.14. Премьера. Среди прочих людей с узнаваемыми лицами на вчерашней премьере была Алла Демидова. Я вспомнила, что она играла… точнее, КАК она играла когда-то Марину Мнишек в «Годунове» на Таганке. Это было приятное воспоминание, и раз уж все равно «бессонница моя меня томила», я полночи вспоминала тот спектакль, поставленный еще в 80-х Юрием Любимовым; прекрасный был спектакль – сильный, яркий, с прекрасными актерскими работами и не менее прекрасной массовкой… И вот так я вспоминала-вспоминала таганский спектакль, а потом подумала: чего-то я не в ту сторону… ведь всего несколько часов назад мне был представлен новый «Борис Годунов» - вроде бы тоже ярко-фантазийный и с прекрасными актерскими работами. И, как на Таганке, с действием, происходящим в условные времена в не до конца конкретно обозначенном месте. Ну, значит, вчера недополучила я чего-то: то ли той яркости и фантазии, то ли актерской энергетики, то ли материала для размышлений. Хотя спектакль-то хороший! В таком, знаете ли, типичном для Богомолова полупровокационном духе, когда из классического текста вдруг проглядывают хитрющие лисьи ушки-глазки актуального и современного. Чуть изменена интонация – и мгновенно меняются смыслы. Вот – хотя бы самое начало пьесы, диалог: - …Как думаешь, чем кончится тревога? - Чем кончится? Узнать не мудрено: Народ еще повоет да поплачет, Борис еще поморщится немного, Что пьяница пред чаркою вина, И наконец по милости своей Принять венец смиренно согласится; А там - а там он будет нами править По-прежнему. По пьесе это – беседа Шуйского и Воротынского, которые «наряжены город ведать». Это же – типичная беседа в телестудии. Вопросы задает длинноногая ведущая, отвечает гость – эмигрант Пушкин (Гаврила). Собственно говоря, вся пьеса Александра Сергеевича (как, впрочем, и вся классика) абсолютно актуальна и полностью отвечает на любой из животрепещущих вопросов. В общем, этой актуализацией – где в лоб, а где тонким намеком – спектакль Богомолова и интересен. Вот только… ну, слишком много того, что в лоб, а для тех, кто не понимает (или кому понимать не интересно) – так еще многократно. На экранах Сталин, Березовский, президентский кортеж на пустых московских улицах, "Пусси" с "Богородица не велит"… не слишком ли банальные картинки для спектакля Богомолова? Или, например, многократно повторяемое, что народ – тупое быдло. Меня совершенно не раздражает это утверждение: народ разный, и тупого быдла достаточно… Раздражает, что еще при втором повторе подумалось: это банальная и грубая режиссерская провокация. Закричал кто-то однажды из зала Богомолову, мол - халтура, а он не обиделся (как я на быдло), а начал тиражировать прием. В «Гаргантюа и Пантагрюэле» понадобился целый вставной номер, чтобы одна из героинь (Тамара) громко обругала увиденное халтурой… в «Годунове» из зала громко крякала обидные слова «подсадная утка», которую, видимо, пристрелили (выстрелы были, но подробностей я не знаю: с балкона, откуда смотрела 1 действие, прекрасно видна сцена, но не зал). Ну, не знаю… в случае в Тамарой это было ассоциативно и забавно; вчера же… скучно жить на белом свете, господа, если талантливый режиссер… м-да, всё же обиделся тогда – и теперь мелко мстит, делая свою постоянную месть все более примитивной. Или – прекрасна сцена пикничка, на котором государственная верхушка напивается и жарит шашлычки под выступление ВИА (да-да, не стоит прогибаться под изменчивый мир – он прогнется под нас по любому), а потом пьяно жалуется на неблагодарность подданных и исповедуется: «И рад бежать – да некуда»… Или – совещание на самом верху на тему: что делать с Самозванцем? Длинный-длинный монолог Патриарха с пересказом давней истории слепого пастуха, прозревшего на могилке царевича Димитрия… Такой длинный, что как только все не уснули к его финалу… а дело то так и не решили. Потому что вышел еще один, с уже краткой речью… вот сказанную им глупость и услышали. Вот это все хорошо. А эпизод в боярских палатах, где часы били полночь так долго, что наступило утро… ну да, типичная для Богомолова сцена-провокация, и в проносимых гробах (таких же бесконечных, как бой часов) что-то наверняка есть, чего я не заметила… И тут дело не в безразмерности сцены, а в том, что энергетика, которая прямо в пик вошла при начале меееееедленных боярских танцев, к концу сцены упала ниже нуля. И даже не слишком интересно было, что там дальше произойдет. А вот такой же безразмерно длинный и почти безинтонационный монолог – завещание Бориса/А.Збруев сыну (он записывает его на диктофон) – так я тут даже дышать забыла, и только волосы на затылке шевелились – кажется, их приподнимало волной идущей со сцены энергетики. К актерским работам нареканий практически нет. Если где-то что-то топорщится – оно со временем обомнется. Богомолов привел с собой свою команду: Игоря Миркурбанова, Виктора Вержбицкого, Павла Чинарева и Олега Соколова (который – пусть будет благодарен режиссеру за выбор и себе за талантливую игру в ГиП – сразу радостно опознается, как «какашка»). Прекрасно играют и актеры Ленкома: Александр Збруев, Иван Агапов, Александр Сирин, Дмитрий Гизбрехт… Мария Миронова, играющая Марину Мнишек, вообще великолепна – хороши сцены с этой польской девой, особенно когда она взаимодействует с Димитрием-Самозванцем (И.Миркурбанов). А уж когда с участием «толмача»… Замечательно вписано в сцену его участие, и замечательно бесится Самозванец при переводе слов, которые он понял в противоположном смысле. Что касается игры Миркурбанова…Как всегда – хорош и точен в каждом жесте, каждой интонации. Только… не слишком просто это – обращать его в приблатненного урку? В самом начале, в монастыре, где Пимен пишет летопись свою татуировками на спинах сокамерников, это хорошо… Но слишком долго и слишком однокрасочно для ТАКОГО артиста… даже жаль, что на изменения ему оставлено совсем немало сцен. Впрочем, сцен красивых хватает: вот он, покинув Марину на полуслове (и – антракт), сидит потом на берегу польской Вислы, в которой плавают «польские рыбы»… КАК сидит! Одно это его безмолвное сидение – это уже половина плюсов, которые я ставлю спектаклю! И потом – когда он открывается Марине…и снова закрывается от нее… Превосходно! А еще лучше – фраза, которую я ждала и за которую боялась (вдруг испортят?): «Кровь русская, о Курбский, потечет». Да – это было практически безупречно. И еще для тех, кто ждет информации… Вот она: Миркурбанов-Самозванец ПОЁТ. Правда, только одну песню… Поет, как всегда, прекрасно… но нет от песни этой того ошеломляющего впечатления, как, скажем, от «Я люблю тебя, жизнь» или «Ты скажи мне, как мужик мужику»… Но хорошо, конечно, поет. И этого момента (во втором действии) стоит ждать. И стоит ему радоваться. Много еще можно бы написать… И напишу, когда пойду спектакль пересматривать… хотя, скорее всего, не сразу. Но напоследок вот что скажу. Спектакль-то ведь неплохой. И сыграна вчера премьера была при полном зале, с обилием букетов. Вот только… не были вчерашние финальные аплодисменты премьерными, когда овации – нарастающим шквалом, и обалдевшие от восторга зрителя кричат «браво!» обалдевшим актерам, до красноты отбивая ладони. Ну так… похлопали какое-то время и разошлись… А может, это ленкомовский зал (я имею в виду и публику и само помещение) не захотел принять постановку… Посмотрим, что будет с ней дальше. Если, конечно, она в Ленкоме приживется… Фото: Галина Фесенко
Ирината: (М)ученик. Гоголь-Центр. 09.09.14. Кирилл Серебренников в постановках последних лет – не совсем «мой» режиссер. Однако мастер он однозначно интересный, поэтому стараюсь, по возможности, смотреть его новые работы… но вот повторять просмотр для получения эмоции или «досмотра» не увиденного или не понятого не стала ни разу. В «(М)ученике» наиболее интересным мне показалось то, как работают и четко взаимодействуют в спектакле актеры различных поколений – например, совсем молодой Никита Кукушкин и прима Театра им.Гоголя Светлана Брагарник. (С Брагарник оч.хотела посмотреть «Страх» - да так и не выбралась, а сейчас основной зал Центра закрывают на реконструкцию – и правильно: новый театр уже изнутри доказал, что он – Театр, теперь ему бы и внешне театральную форму придать, хотя бы заменив пластмассовые стульчики на что-то… ну, не пластмассовое). Спектакль совсем новый. И, мне кажется, он поставлен, исходя из индивидуальности Никиты Кукушкина – интересного и внешне, и по внутренней, совершенно нестандартной актерской пластике. Поставлено это по пьесе современного немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга, текст (начиная с имен персонажей) переводчик адаптировал к российской действительности. Итак: школьник, читающий Библию, Евангелие, Жития Святых и проч. Не только читающий, но знающий их наизусть и постоянно цитирующий (а на стене – адрес ссылки вплоть до главы и стиха). Замечательный выбор цитат для подтверждения того, что считает нужным донести для окружающих (матери, одноклассников, учителей) – попробуй, опровергни или скажи, что это чушь – книги-то цитируются такие, что критике не подлежат… Сказать бы человеку, что в том или ином контексте его цитирование не имеет смысла, да и вообще: выдергивать строки (самые мудрые) из контекста и произвольно применять их в жизни – это чушь… Ну, не всегда, но – оч.часто. Однако – «когда у него такое лицо, он больше ничего не скажет» (это мать на педсовете говорит). А у этого мальчика, Вениамина Южина, ТАКОЕ ЛИЦО всегда. Это лицо фанатика, абсолютно уверенного в своей правоте и. кажется, готового за нее на крест пойти. Такое фанатство стены пробивает: даже если не совсем умное подтверждено цитатой, да еще неоднократно… лучше послушаться и сделать глупо, чем понапрасну спорить. Да и «заразительно» такое упрямство: вот уже нормальные люди сбиваются в стаю и идут за вожаком, вооруженным богоугодной книжечкой, по пути побивая словами и камнями тех, кто не с ними (а значит, против них). Впрочем, вожак и сам берет в руки камень, дабы опустить его на голову единственного своего ученика – хроменького мальчика-гея Гриши Зайцева: тот был мягок, прилипчив и надоедлив, а вот истовой верой нового Мессии не обладал… Да еще и позволил себе усомниться… И вот наш «законник», знающий наизусть любую строку в книгах о Боге, опускает камень на голову товарища (а как же «ни убий» - раз в строку не ставится, так можно и позабыть?), а потом злым наветом обвиняет в мерзком молодую учительницу – единственную, кто с ним спорил аргументировано (а как же «ни лжесвидетельствуй» - тоже можно не заметить?). В общем, это так противно, когда Вениамин, словно Страж-Птица у Шекли, превращается из блюстителя правильности жизни в мерзкого убийцу – и, как бездушная эта Птица, не чует за собой вины… Мальчик уже числит себя более святым, чем сам Господь…а значит, имеет право на всё – ТАМ поймут и простят… И пусть молодая учительница/Виктория Исакова говорит, что не уйдет из школы – она нужна детям, но ведь из школы не уйдет и Вениамин. Он уже умеет зомбировать окружающих, а скоро дойдет в этом до совершенства. И чья тогда верх возьмет – раз уж и батюшка (прекрасная роль Алексея Девотченко) посрамлен и прогнулся под этого (м)ученика?.. В общем, хороший спектакль… правда, с не слишком интересной сценографией, в коей единственно забавно, когда меняются поддерживающие темы различных уроков видеоизображения: на религиеведении икона сменяет икону, а на биологии на том же экране разные зверушки попеременно плодятся и размножаются… Да, интересная постановка. Но закончу тем, с чего начала: пересматривать спектакль не буду, хватит и одного раза. Тем более, что это – не классика, в которой при любой постановке (и даже иногда при определенном твоем месте в зале) «вылезают» всё новые и новые смыслы. В современных пьесах что слышится, то и пишется… то есть ставится. В большинстве случаев нет там различных слоев и прослоек. Есть один слой. И хорошо, если он состоит из плодородного чернозема, на котором какие-то мысли взрастить можно. Иногда ведь этот слой – бесплоден, и даже у хороших режиссеров и актеров нет сил его как следует полить… так и вырастают верблюжьи колючки постановок «ни-о-чем»… Но «верблюжья колючка» - это все-таки не про «(М)ученика». *** ps Вот забавно: программку я, конечно, купила… но до начала спектакля не удосужилась посмотреть. Знаете, когда поняла, что пьеса не российская, а «забугорная»? Когда Вениамин приводит домой Гришу и сажает его за семейный стол, а мать ворчит: мол, обед рассчитан только на двоих, в следующий раз предупреждай о гостях… Вот это как раз и не наше, совсем чужеродное. Ибо, ввались моя девушка N. в квартиру с целой оравой, да в обеденное время… я бы не ворчала, а начала на стол метать – и нашлись бы у меня хлеба и рыбы, чтобы никто не ушел голодным.
Innamorata: "Чайка". 25 сентября. Московский театр п/р Олега Табакова на сцене МХТ им. Чехова Наверное, Константин Богомолов, успешно эпатирующий публику смелыми постановками, захотел показать – каким будет театр, если переведутся подобные ему смельчаки. Сам спектакль был похож на треплевские «далекие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе» (И не случайна тут "Лунная соната")…Вот такими вот умирающими лебедями и были все чеховские персонажи, страдающие от деревенской скуки. Все двигались неспеша, плавно, как на картине «Постоянство памяти». Было бы даже не лишним дополнить декорации соответствующей инсталляцией. Первое действие сильно оживляет Нина. И платье синенькое яркими волнами колышется и хвостик туда-сюда задорный мотается, как тут не влюбиться в такую красну девицу? (Она чуть-чуть напомнила мне героиню Ирины Муравьевой в «Москва слезам не верит», утверждавшую, что она «не хуже ихних!» - то бишь, богемных. И к озеру Нину влекло, не как чайку к воде, а как поклонницу – к кумиру) Встреча с известным и талантливым писателем завершилась для Нины настоящим осознанием Великого Счастья, о чем свидетельствовала её пусть глупенькая, но такая настоящая улыбка. В которой отражался Золотой Город. Когда нам очень хорошо, где-то в душе начинает играть определенная мелодия, от которой ТАК хорошо, аж сердце щемит. У всех свои мелодии… А у Нины оказался Золотой Город, «с прозрачными воротами и ясною звездой…» Больше в своей жизни она ТАК улыбаться не будет… В акте втором румяная звонкая Нина превратится в маленькую и хрупкую, практически прозрачную тень, которая возможно, просто померещилась Косте. … Она буквально: похудеет и глаза станут больше. Вот эта Нина (Роза Хайруллина) затронула, конечно, за живое. Каким страшным жизненным испытанием обернулись для неё те невинные летние разговоры на скамейке… А скамейки кстати, нам очень напомнили стоящие перед домиком Чехова в Мелихово. И кто знает, может, их так же переворачивают в зависимости от положения солнца. Герои вообще очень много сидят на протяжении спектакля. И как многословны эти, казалось бы практически неподвижные, сидячие позиции: вот закрытая поза, развернутый от собеседника корпус, раскинутые руки, робкое приближение… ближе, еще ближе… Очень яркое взаимодействие! Еще удачными, действительно живыми, были вклинивания в спектакль записанного текста. Например, тригоринская возбужденная радость после получения прелестного подарка звучала именно радостно! В то время, как сам герой всем своим видом показывал полную индифферентность. (Причем – все время и по отношению ко всем.) И Костя, уронивший голову на руки, рассуждал своим «неживым» голосом о бездарности собственных литературных оборотов, куда горше и отчаянней, чем Костя воплоти. Милый Олег Палыч Табаков! «Мне много лет, Мне уже очень много лет». И как это не печально, это видно. Но все равно его присутствие на сцене – это какое-то особенное событие для человека, который безмерно любит его кино-работы. Сорин для меня всегда был каким-то невыразительным персонажем. Старая баба Петр Николаич, заложник своего положения: давлеющая сестра, «деспотичный» управляющий … И вот в этой «Чайке» его стало по-настоящему жаль. Не успевший пожить он уже получает инсульт. Сергей Сосновский во втором акте играет человека, перенесшего этот страшный удар. И очень горько звучат его слова о былой влюбленности в Нину Заречную… Безумно грустный момент. И когда в очередной раз Сорин засыпает за игрой в лото, уже призадумаешься: а не навсегда ли? Не знаю, насколько мне понравился спектакль и захочется ли мне еще когда-нибудь повторить просмотр, но тем не менее… «что-то есть, что-то есть…»
Ирината: Леди Макбет в Школе клоунов. Комедия по мотивам очерка Н.С.Лескова «Леди Макбет Мценского уезда». Театр Эрмитаж. 25.09.14. На прогонах и в первый премьерный день на спектакле не была. Но, как только смогла добраться до эрмитажной Школы клоунов – посмотрела. И с удовольствием. Тем, кто собирается смотреть постановки в этом пространстве, надо вдуматься в это название. Школа – в которой учат не только актеров на клоунов, но и нас, зрителей, обучают правильному восприятию жизни, как этому виду искусства. Клоунада (я имею в виду настоящую, а не многочисленные подделки под нее) – дело сложное, трудозатратное и… в общем-то, не взахлеб смешное. Задача клоунов – это быстро и незаметно перевернуть всё с головы на ноги… то есть – кульбитом поставить любую мысль или дело в ПРАВИЛЬНОЕ положение. А еще уговорить смеяться там, где всё кажется беспросветно печальным. И изредка – объяснить, что всеобщий смех без причины – не более, чем признак бездумной дурачины. Лесковская страшная история в версии Школы клоунов не перестала быть страшной: три убийства «в кадре», да еще две смерти, о которых рассказано в эпилоге… и вправду просто трагедия Шекспира какая-то. При этом содержание не облегчают: смерть – она и в комедии не весела. Но… вот так смотришь спектакль всерьез, и вдруг замечаешь, что добрая половина того, что на сцене показывается – иронично. Начиная с молитв персонажей: слова не меняются, но ведь у клоунов другие Боги, нежели у других людей. И слова, со сцены произносимые, вдруг начинают как-то дробиться, выворачиваться – и вылезают из изнанки новые смыслы… Ну, и получилась постановка многоуровневая: хочешь, сиди да смотри историю жизни и смерти купеческой жены Катерины Львовны … а хочешь, что-то новое для себя выстраивай. Про то, как играют – тут надо выделить те актерские «кирпичики», что в основании Эрмитажа, те, на которых театр держится. Катя Тенета да Юрий Амиго. Тенета люблю давно и по-зрительски, и просто по-человечески (свела счастливая судьба в знакомство). Я одиннадцатый сезон в Эрмитаже зрительствую, и во многих ролях актрису видела… но всё-таки ждала всегда, когда выйдет она на сцену в главной роли, роли-стержне, на которую всё действие и будет наматываться. Вот – дождалась. Катерина Измайлова получилась у актрисы уютной, словно перина, в которой утопаешь в долгом тихом сне. Это в начале. А потом… та же перина, только перья из нее в разные стороны летят, рот-глаза залепляют…прямо удавить могут. Ну, и давят до смерти. И вот поди ж ты: так бы и прожила Катерина Львовна тихую скучную жизнь на цыпочках, всех своих бесов (а они есть в ней – вон как срывается с тихого мурлыканья в крик) под замок посадив, кабы не незначительное. Музыка. Дудочка Сергея, который, как Крысолов, утянул ее за собой. И – сорвалось. И – понеслось. И – уже ничего не страшно (хотя и страшно при этом отчаянно). И – смерть уже не важна (не только чужая, но и своя полушки не стоит). Ну, чем это не клоунский номер-перевертыш: из тихой засони-босоножки меньше чем за год – рывком от ревности под колеса поезда, да еще вместе с соперницей… А ведь эти все преображения героини Катя Тенета сыграла. Не только словами, но и – глазами, и модуляциями голоса (ах, какого красивого голоса!). Прекрасная роль. Юрий Амиго в роли Бориса Тимофеевича – просто чудо перевоплощения. Немного похожее уже было в «Лёле и Миньке», где он чуть не десяток ролей сыграл… здесь-то их всего три (не считая того страшного кота, что приснился Катерине Львовне). Но – как шикарно роли сделаны, какая филигранная клоунада (чего стоит идущая к всенощной бабушка)! Рада была вновь увидеть на эрмитажной сцене Андрея Нагорного, замечательный у него Зиновий Борисович получился. А вот Алла Черных, увы, во многом сыграла на повторах… люблю актрису, даже расстроилась. Остальные в спектакле – молодежь, левитинские студенты. Хорошие. Легко играют, эдак – порхая вокруг цветов клоунады, и время от времени даже удачно ухватывая оттуда нектар. Василий Жогов в роли болезного Феди Лямина особенно хорош. Ну, и музыка – таки Шостакович. Вот как грянет откуда-то сверху, с клоунских небес, про грибки, которыми Катерина Львовна Бориса Тимофеевича потчует… прямо – ух ты! Фото: Дмитрий Хованский
Ирината: Тайные записки тайного советника. Театр Эрмитаж. 28.09.14. Вчера меня спросили: в какой раз смотрю эту постановку? Ответить не смогла: не в первый, и даже не в третий… в общем, смотрю регулярно. И очень скучала по спектаклю: по ряду причин его не играли два года. Слава Богу, не сняли окончательно. Слава Богу, сыграли вчера. Может быть, оттого, что и сами соскучились, сыграли мягко, с удовольствием накидывая петельки-крючочка сценических взаимоотношений. Я, традиционно не сдержавшись, немного поплакала на финальный сценах: ну почему, почему человек, даже на финишной прямой жизни, так зависит от банальных условностей и не может окунуться, пусть не надолго, в волну счастья? Вечное наше «так полагается», «это не принято», «что люди скажут» - и человек лишает себя… да ладно – себя! другого! - даже надежды… Ведь как они – Николай Степанович и Катя – смотрят друг на друга! Уверена, что, поставь на пути этих перекрестных взглядов лист бумаги – он загорится. «Видимо, этот человек скоро умрет». И есть только две вещи, которые могут продлить жизнь – наука и любовь. Но… на науку уже почти нет сил, а любовь – ту самую, за которую можно отдать жизнь, если она понадобится – отодвигают в сторонку… да-да, «это не принято». И всё-таки я люблю этот спектакль. Неожиданно – за его позитивность. Потому что он дает надежду на то, что не реализованное – возможно. Может быть, у этих же героев – только в другой жизни. Или – у других людей… возможно, и у тебя… Случится что-нибудь хорошее, и ты сможешь узнать, что будет с наукой и театром лет через сто. И ты проживешь хотя бы десять лет. И твои родственники и друзья будут любить и уважать тебя не за заслуги, а просто так – потому что ты есть и ты им нужен. Михаил Филиппов играет Николая Степановича потрясающе. Мягко сыграл, чем, (выделяясь, конечно, за счет своего неимоверного таланта) был идеально вписан во вчерашний – мягкий – спектакль. Но и остальные актеры – все! – удивительно вчера сыграли. Замечательная сценография Гарри Гуммеля – переведенные в сепию рисунки Леонардо да Винчи, и замечательные, в тонах выцветших старинных дагерротипов, костюмы… И музыка Дашкевича, переплетенная со студенческим гимном, прекрасная… И дальний гул студенческой аудитории, и эхом – отзвук голоса профессора… И яркие всполохи грозовой «воробьиной ночи»… А еще – строчки из чеховской «Чайки», словно бриллианты, отсверкивающие по всему спектаклю… И моя тихая радость, которая сменила слезы. Спасибо Эрмитажу за спектакль. Спасибо МТЮЗу, принявшему его на своей сцене.
Innamorata: «Тайные записки тайного советника» Театр Эрмитаж. 28 сентября 2014 Посещение чеховской усадьбы Мелихово логично повлекло за собой погружение в чеховский мир. В электронной книге случайно нашлись еще нечитанные произведения, потом поджидала мхатовская «Чайка» и практически внезапный поход на «Тайные записки тайного советника», которые с именем Чехова я никак не связывала. Но еще перед спектаклем почему-то сомневалась – надевать ли свой «тригоринский» медальон или нет, ведь не «Чайка» же… Но медальон надела. И не зря. А «Тайные записки…» - это по сути переиначенная в пьесу «Скучная история» с вкраплением «Врагов» и «Чайки». И из этих трех составляющих получается Один прекрасный спектакль. Он практически лишен динамики и для кого-то может вполне показаться именно историей скучной. Но в этом неторопливом повествовании о жизни пожилого человека можно найти себя и про себя. Вообще, если признаться, вся суть спектакля открылась для меня лишь в самом конце, практически на поклонах, когда Михаил Филиппов (Как это там у вас? Ремарка?) ремаркой делает небольшой вывод. А уж от своего имени или от имени своего героя – кто знает? Немудрено, что каждый человек в возрасте задается вопросом «Кому достанется воздвигнутое нами здание?». Хочется, чтоб все приняли работающие руки и думающие головы, а не праздное веселье или выдуманная гордость. А мы … еще повоюем! Спектакль не игрался два года и видно, с какой нежностью и любовь его принимали постоянные зрители театра Эрмитаж, как они соскучились по своим любимым героям. Для меня спектакль был немалым удивлением, потому как все, что я видела в этом театра раньше было весьма ярко, крикливо и немного ярмарочно. А после этого спектакля остается налет светлой грусти, меланхолии… Но смотришь его весьма заинтересованно, сопереживаешь. То «человеку, который скоро умрет», то неудавшейся актрисе Кате, то уездному врачу, то обманутому мужу-помещику. (Александр Ливанов в «кусочке» «Враги» это супер-метаморфоза! Удивительный прыжок от горькой трагедии в ожидании возможной потери любимой жены до ядовитой уязвленной гордости в результате раскрытия обмана.) Ну, а Михаил Филиппов – такой по-отечески нежный (сцена с мороженым: сливочным, фисташковым, лимонным), такой справедливый в отношении студентов, точный в Науке, к жене – терпимый… Хороший человек, просто Очень Хороший Человек. Почему же таким людям на склоне лет хочется лишь одного: чтобы все их оставили в покое? Почему нельзя им более есть любимые блюда, водить дружбу с простыми людьми? Кто эти рамки ставит? Семья, общество? Как выпорхнуть оттуда, чтоб в последний раз, оставив тик и вставную челюсть на прикроватном столике слиться с Мировой Душой?
Ирината: Улыбнись нам, Господи. Театр им. Вахтангова. 29.09.14. Театрализованная печальная еврейская история: три старых еврея едут на телеге из местечка Мишкине в Вильно: сын одного из них стрелял в губернатора-юдофоба. Стрелял не слишком удачно, но попал под военно-полевой суд. Вот и едет отец, чтобы рядом с непутевым сыном быть, чтобы поддержать… а скорее, чтобы свое сердце близостью к родному человеку приуспокоить. Едут они, едут, эти три приятеля… долго едут. Разных людей по пути встречают, в разные, чаще невеселые ситуации попадают. А больше – разговаривают. О судьбе – своей и общечеловеческой. О жизни. О смерти – которая, по возрасту их, совсем близко бродит, за полы пальто хватает… До Вильно они (почти все) доедут, и даже успеют восхититься красотой города. Но закончится все у них печально… Вот так смотришь эту еврейскую историю – и понимаешь, что Бог, конечно, не соблаговолил сделать всех людей евреями… и судьбы дал и народам, и каждому из людей разные… Только почему ж эти разные судьбы так схожи? Может быть, потому, что судьба любого человека – это ничто иное, как дорога. Длинная она или короткая, но всенепременно начнется она с рождения (и если в этот день идет дождь – судьба новорожденного должна быть счастливой), а закончится смертью. Как ни приостанавливай свой шаг, как ни прячься от судьбы в придорожных кустах, чем ни откупайся от костлявой - всё одно тропочка твоя прервется. И останется после тебя только грусть людей, коим ты был дорог, да мешок никому не интересного барахла, что для тебя было дороже жемчуга и злата. А еще – не от национальности зависит, если человек жизнь прожил, а за долгие годы не удосужился никого погладить: ни женщину, ни ребенка, ни лошадь… И – может, повезет, и в следующей своей жизни оборотит тебя Бог в дерево… ну, в ольху, например. И станешь ты вечно шуметь ветвями, ведь если даже срубят – от корней новые росточки пойдут. Так и будет стоять вечный лес – в коем у деревьев не будет национальности, а будет одно общее лесное счастье. Или – встретишь ты человека… и неважно будет, кто он – русский, француз, еврей или мордивин… да даже имя его не слишком важно. Но – встретишь, и так переплетешься с ним музыкой душ, что как к сыну родному к нему прикипишь, и, расставаясь, с куском себя его отпустишь. Или – возьмет жизнь, да и окунет тебя из достатка в нищету. А то – из бедности в богатство. Останешься ли ты после этого душою прежним? Или вместе с потерянными или приобретенными модными штиблетами ты и сердце свое поменяешь? В общем, печальный это спектакль. И набит он темами для размышления, как рыбная самка икрой. Играют его хорошо. На счастье, попала я на тот состав, о котором и мечтала. Сергей Маковецкий и Евгений Князев играют своих героев всерьез, от этого внутреннего серьеза они идут к внешней потрясающей картинке. А вот Виктор Сухоруков и Виктор Добронравов, пожалуй, напротив – от того яркого и внешне забавного уходят постепенно в глубь характеров. А еще, особняком, безымянный «палестинец» (Павел Попов), что не внутри, не снаружи, а где-то вне – вроде, рядом, а не понять и не ухватить. Ну, и народ, что на пути героям встречается. Разный народ – плохой или хороший, но всё это – люди… разве только они не совсем волки. А еще будет хроменькая белая овца (Юлия Рутберг), которая и молоком напоит, и от волков спасет… будет гулять – всё выше, выше, выше… Гуляет белая овца За нею ходит козерог С большим лицом в кругу святых В лохматой сумке как земля Стоит на пастбище, как дом Внизу земля, а сверху гром А сбоку мы, кругом земля Над нами бог в кругу святых А выше белая овца Гуляет белая овца. (с)
Elena: "Мастер и Маргарита" в МХТ им. А. П. Чехова Мастер и Маргарита - и горящая ярко-красная "М" в центре над сценой: московское метро объединило в себе не только имена главных героев, но и всех действующих лиц знаменитого романа, ибо все его повествование пройдет именно здесь. Здесь произойдет знаменательная встреча Берлиоза и Воланда, здесь Мастер впервые увидит Маргариту Николаевну, здесь будут оживать страницы его рукописи, здесь будут расположены нехорошая квартира и подвал Мастера, здесь состоится бал и отсюда, из-под земли, влюбленные вырвутся в звездное небо. Режиссер Янош Сас очень напомнил мне Серебренникова, однако с той разницей, что у последнего намного больше подтекста и символики. Означает ли это, что спектакль "упрощен"? Отнюдь! Во-первых, мастерство режиссера помогло уместить в достаточно короткое время все основные "вехи" грандиозного булгаковского произведения, и, во-вторых, успех постановки решил великолепный подбор актеров, а это, как известно, решает практически все. Мастер Анатолия Белого поначалу очень сильно "смахивал"... на его же Катуриана, как мне показалось. Вот именно - показалось. И именно Анатолий Белый воплотил роль истинного писателя - Мастера - и тем самым помог мне сопоставить этих двух абсолютно разных персонажей с разной историей, объединенных одним, - ремеслом писателя. А ведь Катуриан "уломал" своих убийц не уничтожать его рассказы, а Мастер, напротив, сам сжег свой роман и посчитал это единственно верным решением. Так кто из них писатель, а кто - лишь его подобие? Счастлив тот актер, который имеет возможность и способность в своих ролях анализировать и передавать нюансы и черты своих персонажей, ибо сам материал позволяет это сделать, и Белый это делает. Его герой одержим своим детищем, он не доволен собой и постоянный поиск вот-вот столкнет его в пропасть. Нет, это совсем не "легкое помешательство". Его роман заполняет все его существо, и в конце концов Мастер будет символично отождествлен с его же героем Иешуа, поднявшись в небо. И неважно, "современный" это герой или нет; финальное "Свободен!", произносимое им с придыханием и осознанием того, что он в итоге сохранил себя, - конечно, благодаря своей Маргарите, - квинтэссенция его существования. Маргарита тоже поначалу вызвала некоторые противоречия, но Наташа Швец... Никогда не следует делать поспешных выводов. Вот она балансирует по узкой рельсе все той же подземки, стараясь удержать шаткое равновесие, - призрачная, бесплотная, ускользающая тень, лишенная Жизни и спешащая навстречу ей, навстречу своему Мастеру. Швец изумительно показывает перерождение женщины, которая "потеряла свою природу и заменила ее новой". Потерянная, отчаявшаяся женщина. Но что может быть сильнее преданного сердца? Только любовь, наполняющая это сердце, и позволяющая ему стучать. И она продает душу Сатане и вновь обретает Мастера, с которым не расстанется уже никогда. Любовная линия, действительно, выдвинута режиссером на первый план, и актеры сделали эту линию основной. Уже знакомый мне дуэт - Виктор Хориняк и Сергей Сосновский - Бездомный и Берлиоз - великолепно! Незадачливый поэт, страстно наблюдающий и по-своему оценивающий историю Мастера из своей "клетки сумасшедшего", выпрыгнет-таки из нее прямо в зрительный зал и "потеряется" в нем, скрываясь от навалившегося "безумия". И само спокойствие и невозмутимость - Берлиоз - в сцене встречи с Воландом: первый глубоко уверен в незыблемости отсутствия всяческих сверхъестественных сил. Что ж, Дьявол и не думает возражать: к чему, если уже все предопределено. Дмитрий Назаров - абсолютное попадание в образ, как чисто внешнее, так и глубоко внутреннее. Совсем в неожиданном, непредсказуемом ключе сыграна сцена сеанса черной магии - блестящий диалог со зрительным залом, в который оказалась вовлечена вся свита Воланда. Разношерстная, колоритнейшая свита, волею режиссера и художника придуманная красочно и интересно. "Штатный убийца" Азазелло - Игнатий Акрачков - в прикиде а-ля "Гитлер-Югенд", с наганом наперевес и отнюдь не хорошими манерами. Благородным происхождением не отличаются и весьма убедительные Гелла и Бегемот - и Мария Зорина, и Федор Лавров отлично дополняют этот квартет, и все же бесподобный Коровьев - Михаил Трухин - вне конкуренции: восторг и удовольствие смотреть на его героя. Я в восхищении! Взрыв эмоций у актера в этой роли, и очень заметно, как он ее любит. И ироничная сторона, и внутренняя неугомонность - все сумел нарисовать. И что удивило особенно: Коровьев Трухина совсем не похож на его же Аметистова - казалось бы, очень схожих по натуре персонажей. И здесь же скажу о совершенно искрометном конферансе Жоржа Бенгальского - Игоря Верника и его сольном эстрадном номере, предваряющем сеанс Воланда. О, получился настоящий сюрприз - и какой! - по достоинству оцененный бурной овацией в зале. В этом спектакле я открыла выдающегося сценографа Николая Симонова, создавшего весь этот подземный "потусторонний" мир - где-то пугающий, где-то удивляющий и настораживающий, но при этом на протяжении всего действия притягивающий и впечатляющий. Практически несмолкаемый шум людей и воды, стук колес приближающегося или удаляющегося поезда, открывающиеся и захлопывающиеся стеклянные двери, ведущие на несуществующую станцию "Патриаршие пруды". Как и сам роман пронизан мистикой, так и здесь все пространство окутано ею. Массовые сцены придуманы монументально и с размахом, их много, и они блестяще выражают суть написанного. Одна из таких сцен - суд Понтия Пилата над истерзанным Иешуа. И хотя этот Понтий Пилат сменил белый плащ с кровавым подбоем на серый строгий костюм в полном соответствии с "современностью" постановки, Николай Чиндяйкин в этой роли вне времени, играя упоение и превосходство силы и власти своего героя. Мастер будет наблюдать "со стороны" за кровавой расправой, за финалом, им же, и в то же время "придуманным" свыше. Я не стану касаться здесь той очевидной "социально-политической" проблематики романа, ведь главное, и, на мой взгляд, верное решение Яноша Саса - это отношения между главными героями, зарождение и развитие той любви, которая спасает Мастера и, собственно, позволяет ему завершить свой труд. И две одинокие фигуры, обнявшись, становятся единым целым. Они устремляются навстречу луне и звездам, освещающим их путь.
Elena: "Трехгрошовая опера" в МХТ им. А. П. Чехова Брехт-МХТ-Серебренников. Пожалуй, такова логическая последовательность оснований, по которым я увидела этот шедевр теперь уже обожаемого мной режиссера. Брехт на сцене МХТ - уже интригует. Ну как же: система Станиславского с ее перевоплощением и эпический театр Бертольда Брехта с его "отчуждением", со взглядом на персонаж со стороны, с прямым обращением к зрителю. Что ж, находчивости и смекалки Серебренникову не занимать: и вот уже главный герой с недоумением рассматривает изображение чайки на занавесе, а один из персонажей - "главный режиссер" лондонской нищеты - взывает к "новым формам", крича своему подчиненному: "Не верю!" В результате все по Чехову: дело не в новых и старых формах, не в зонгах и не в системном подходе; а дело в настоящем творчестве, когда у актеров есть, что сказать и как сказать, и они во всех смыслах парят над сценой так, что дух захватывает. И снова вспомнив главного героя можно утверждать, что это и есть истинное искусство. Такой невольный каламбур. Как известно, красавчик Мэкки элементарно погорит на "бабах"; это факт, и это неудивительно. А потому я начну прямиком с них. "Девочки, вы все у меня будете красавицами," - пообещал Серебренников актрисам и не обманул. Да еще какими! Очаровательная кошечка Полли Пичем, по уши влюбленная в Мэкки, - совершенное открытие для меня блистательной Ксении Лавровой-Глинки. Кто-то заметил, что ее работа "бесстрашная"; я бы прибавила, что она еще и отчаянная. Ее Полли пройдет своеобразную "эволюцию" от маленькой дурочки, светящейся от любви и не замечающей никого и ничего, кроме Мэкки, до последнего циника, лихо управляющегося с его шайкой. Однако свою любовь и верность к "кровавому головорезу" она сохранит до конца, и это станет, пожалуй, ее главным достоинством. Исполнив - и как исполнив! - "Песенку пиратки Дженни" на собственной свадьбе, даже Мэкки не сдержит слез, а в финале заплачет сама Полли, когда любимый окажется на волоске от гибели. Зная, что Лаврова-Глинка занята также и в классическом репертуаре МХТ, не сомневаюсь в ее разносторонней одаренности. Мать Полли - Селия Пичем - не менее интересная особа. Ее путь - от спившейся алкоголички до "женщины-вамп" с красным "порочным" ртом и вызывающими манерами. Безусловно, она прекрасно разбирается в мужчинах и именно ее желание - выдать Мэкки властям - исполнят другие женщины несколько другого сорта, котрых Мэкки также не обходит своим широчайшим вниманием по четвергам. Кристина Бабушкина, как и Лаврова-Глинка, выразительна и в зонгах, бьющих наотмашь, и в чисто драматическом аспекте роли, особенно в дуэте с Джонантаном Пичемом. Еще одна "дама сердца" любвеобильного Мэкки - неповторимая Люси, дочь его выдающегося друга Тигра Брауна. Музыкально-вокальная дуэль Полли и Люси, которой "дирижирует" сам Мэкки, находясь в тюремной камере-клетке на колесиках, достойна самого восторженного просмотра и шквала аплодисментов в конце. Брависсимо и Марии Зориной, и Лавровой-Глинке! Большой артист режиссера Серебренникова - не побоюсь так выразиться, - Сергей Сосновский в роли Папаши Пичема, по сути философа всей этой "Dreigroschenoper". Обалденнейший актер в блестящей роли - что может быть желаннее для зрителя? Я бы сказала, у него здесь этакий "микст": и отстраненность по Брехту, и тонкое психологическое перевоплощение по Станиславскому, включающее и драму и сатиру, и, разумеется, сольные вокальные партии, как, собственно, и подобает "опере". Поборник библии, всю дорогу норовящий выбить слезу, а заодно и копейку у обывателей, - то бишь у зрительного зала, - Пичем мастерски владеет своим ремеслом, возглавляя "фирму" с одноименным названием. А его стремление к совершенству просто не знает границ. Желание избавиться от Мэкки, отнявшего у него дочь, становится для него целью, и он не торгуется, щедро платя за это проституткам. "Обстоятельства сильнее нас!" - один из ярчайших зонгов старого прощелыги, поучающего всех и вся, потрясая при этом томиком библии. Константин Хабенский, друзья, прирожденный Мэкки-Нож, и тот, кто в этом еще сомневается, просто не видел его в этой роли. Небольшая худая фигурка вдалеке, молниеносно вырывающаяся к рампе, - но сколько же потенциала она заключает в себе! Его хватило бы, наверное, на десяток таких опер. И эта "борода разбойника", и этот бессовестно-блуждающий взгляд, которым он снисходительно смеряет перепуганную Полли и зрителей в зале заодно. Он великодушно окажет ей услугу - развяжет руки и вынет кляп из ее хорошенького рта, - ведь они должны веселиться на своей свадьбе, пусть и в последнем хлеву! А Мэкки, оказывается, тонкий романтик и ценитель прекрасного: хлев не по его нутру! И первая пара его бесчисленных белых перчаток небрежно летит прочь: точно также Мэкки меняет и женщин, и свои убеждения. Девчонка втрескалась в него до потери памяти, к тому же, он у нее первый, - ну что же, ему не жалко, можно и жениться, - ведь это его ровным счетом ни к чему не обязывает. Он легко и безнаказанно манипулирует людьми; что ж, они отплатят сторицей, а пока сакраментальный риторический вопрос героя: "Что такое убийство человека по сравнению с использованием его в своих интересах?" - звучит обыденно и безапелляционно. "И что такое, собственно, налет на банк по сравнению с основанием банка?" - этим вопросом Мэкки задается в начале глобальных перемен в своей непростой жизни: он хочет завязать с уголовным прошлым и стать... банкиром. Чувствуете, куда ветер подул? А вот и приглашенный на свадьбу гость - старинный военный друг Мэкки, ныне возглавляющий лондонскую полицию, - и тут же поздравление переходит в жаркое братание. Да что там, однополчане вместе восхитительно исполнят песню о военном братстве. Однако наиболее точное название этой "дружбе" - сделка, ибо замешана она исключительно на "товарно-денежных" отношениях, и Браун при первой возможности приложит руку к аресту Мэкки. А уж какой "окончательный расчет" завершит их "дружественные связи" в тюрьме, когда Мэкки будет ждать казни! И, конечно, скажу то, с чего, собственно, надо было начать мое слово о Тигре Брауне: это Алексей Кравченко, - кто же еще мог так вдохновенно и правдоподобно изобразить полицейского у Серебренникова? ...Белая кирпичная стена с предостерегающей об опасности надписью и практически пустая огромная сцена, - Николай Симонов мало что "нафантазировал" здесь: наверное, хватило фантазии режиссера, которую он целиком и полностью выплеснул на актеров. Вообще сценография напомнила бутусовского "Доброго человека", только оркестр с дирижером здесь куда более представительный. "Антимюзикл" - очень меткое определение "Трехгрошовой оперы", и я полагаю, также ее обозначил и сам Брехт. Что такое человек, из чего он состоит? Неужели мы живем исключительно за счет убийств, как декламируют герои в очередном зонге, и где тот край, определяющий их размах? И снова, как и в "Добром человеке", все продается и покупается, и сам главный герой в итоге оказывается частью этой грандиозной купли-продажи. Такова наша жизнь, которую мы заслужили: армия нищих всех видов и мастей, буквально атакующая "добропорядочную" публику в зале; полицейский из ближайшего отделения, готовый сплясать и нашим и вашим; кучка мошенников, разом оборачивающаяся респектабельными господами; и, наконец, сам Мэкки, триумфально поднимающийся по красной ковровой дорожке с эшафота наверх, тем самым избегнув справедливого возмездия. Добавлю еще, что вестником королевской милости будет самая настоящая Смерть - скелет, даром, что без косы, верхом на непонятном подобии динозавра. Серебренников рулит! Что ж, сырмяжная правда такова: право должно смириться перед милостью, - ведь конец обязательно "должен быть хорошим"!
Ирината: 19.14. МХТ. 03.10.14. Прогон. Московские театры начали сезон замечательно большим количеством премьер. Причем спектакли всё больше интересные. Что-то принимается публикой и даже критиками безусловно, о чем-то спорят…Но я пока не видела ничего такого, после чего хотелось сделать недоуменное выражение на лице и спросить: «Зачем это ставили?». Прогонов и премьер так много, что вчера меня пригласили сразу на два прогона. Пошла в МХТ. Такое впечатление, что популярными постановками этого сезона станут те, что составлены как программы кабаре: в Ленсовета появилось «Кабаре Брехт», а вот теперь и в МХТ свое кабаре появилось. Спектакль будут начинать с опозданием почти в 15 минут. Это оправдает название с точкой после первых двух цифр, и отчасти сохранит интригу: посвящена постановка Первой мировой войне, которая началась, как известно, в 1914 году и была инспирирована выстрелом патриота-гимназиста Гаврилы Принципа в сербском Сараево. В общем, как-то вот так получилось: пошел человек в лавку купить себе бутерброд, по дороге застрелил эрцгерцога Фердинанда и его супругу… ну, и еще несколько десятков миллионов человек потом погибло. Лучше бы гимназист на 10 минут позже проголодался – кстати, в финале этот вариант был «проработан»: отер Гаврила Принцип губы от бутербродных крошек, и вышли на поклоны все – живые и мёртвые… вернее, живые и живые, ибо раз войны не случилось, зачем кому-то раньше срока умирать? Если ребром хорошо заточенной лопаткой ударить между шеей и лопаткой, то человека можно рассечь до груди. Зачем это знание Жану? Ни зачем, но помнить он будет об этом до конца жизни, даже когда его будет целовать возлюбленная Жанна. А еще у него появилось знание: как приманить побольше крыс, чтобы разом с ними расправиться, изрубив той же самой остро заточенной лопаткой. А вот вшей на воротнике надо давить ногтями, это надо помнить… а вот о том, что ванну принимают два раза в день - о том надо забыть. Так что вроде бы получается рассказ о довольно страшном и печальном спектакле. Но ведь это – кабаре, и значит, даже самое страшное будет представлено в виде куплетов и забавного конферанса. И будет конферансье нести веселую чушь – и про убийство Фердинанда, и про применение удушающих газов… и про свою жену-проститутку, и про пластырь на лбу, и про Саратовский театральный институт, и про… …про всё, что составляет жизнь и про то, что может внезапно обернуться той самой, досрочной смертью. Вот какая радость: встретились два профессора, поговорили о науке… могли бы и не встретиться, в разных же странах жили. Именно жили – потому что через минуту один из профессоров жить перестанет, а потом будет убит и второй, придавив мертвым телом своего друга… а друг вернется, и скажет жене профессора, что – да-да, тот немного позже прибудет… Ну вот, я опять о чем-то печальном рассказываю, отодвинув в сторону кабарешное веселье… А веселье было, например, в Рождество немецкие и французские солдаты играли в футбол и обменивались подарками, было здорово и весело, и все были милыми людьми – и смерть казалась нелепой выдумкой… … а на следующий после Рождества день армии начали бомбардировку окопов, и вчерашние милые люди оборотились врагами, а смерть - реальностью. В общем, вся наше жизнь – игра… или театр, и люди в нем актеры… или веселое кабаре. Где все граждане – счастливчики, поют себе мотивчики… а тут вдруг голодный студент убивает эрцгерцога. Или кто-то вывернет первый булыжник в городе, где по весне так дивно цветут каштаны. Или… не хочу думать про это «или», так что расскажите мне лучше про Саратовское театральное училище, или про машинку, заглушающую «запрещенные законом» слова на сцене. И пусть самыми «острыми» темами станут те, где обсуждаются геи или евреи, а не то, что если саперную лопатку хорошо заточить и ударить ею, то… Ну и, собственно, о спектакле. Весьма неплох, хотя – пожалуй перенасыщен действиями и словами, и иногда метельшение это кажется лишним, ненужным, ибо спектакль «провисает». Перетерпите: это не надолго. Скоро снова покатится, и вздрогнет, и взорвется, и захохочет, и заорет, и споет… Тем более, что актеры в спектакле играют замечательно. Всех можно перечислить, но выделю Конферансье (Артём Волобуев) и Жан (Артём Быстров). Невероятно хороши, и в финале «зажигают» зал так, что аж тремоло внутри от возбуждения.
Ирината: Рубиновый вторник (притча в стиле ритм&блюз по "Полет над гнездом кукушки"). Театр Луны. 09.10.14. «Когда это было, когда это было, во сне? Наяву? Во сне, наяву, по волне моей памяти я поплыву»... (Н.Гильен) И опять вместо того, чтобы рассказывать о спектакле, я скользну по волне моей памяти в прошлое… Так когда это было? Двадцать лет назад. Музей Высоцкого организует театральный фестиваль «Эра милосердия», где один из фаворитов – «Satisfaction» в постановке молодого режиссера Павла Урсула. Помню, как Алла Шендерова, ныне известный и довольно честный театральный критик, а в те годы – экскурсовод музея и, по совместительству, администратор фестиваля, придя к антракту, сказала: «Вы все такие разгорячено-возбужденные из зала выскакивали… наверняка у вас там что-то очень интересное происходило». А происходило вот что: вождь Вэтла поднял руку, проголосовав за просмотр по телевизору какого-то очень важного американского чемпионата (первая мощнейшая волна зрительских эмоций), а потом – все обитатели психушки стали смотреть матч – вглядываясь в ВЫКЛЮЧЕННЫЙ телевизор, а по сути – в нас, зрителей. И с таким азартом и энтузиазмом они болели, что и мы в зале включились в это воспламенение: стали не только потреблять актерскую энергетику, но и, словно поймав энергетический мяч, вбрасывали его обратно на сцену, прибавив ту силу, которую могли прибавить… И – добивали, добивали, добивали и сестру Крысчед, и всю ту систему, которая мешала людям быть людьми… Прошло 20 лет, и спектакль поменял название (теперь он назван в честь другой песни Роллинг Стоунз). Поменял он и площадку (раньше маялся бесприютным, и мы ловили его по самым неожиданным театральным и даже нетеатральным помещениям Москвы), и состав (а я до сих пор помню в лицо всех, кто играл в прежней версии постановки). А я сидела вчера и ждала предантрактной сцены – той самой, с выключенным телевизором. И она была хороша! Снова был энергетический выброс в зал и обратная отдача от него… Почти возврат былого театрального счастья. ПОЧТИ. Может быть, потому, что смотрели мы спектакль с довольно дальнего ряда. Может быть, потому, что спектакль не игрался давно. Да и старый он сам по себе: почти 10 лет назад поставлен. В общем, видно, что актерам нравится в «Рубиновом вторнике» играть…но за прошедшие годы они подустали от своих ролей. Играют, конечно, отшлифовав свои роли до блеска – хотя мастерство не отменяет включения души… а что же вы думаете: с нашего «довольно дальнего» ряда не ощущается, кто ее включает, а кто проскользил до финиша на одном внешнем блеске?.. К тому же, к сожалению, в Театре Луны большая часть спектаклей и актеров не держат заданную режиссерами форму: можно разболтать сцену, можно потянуть одеяло на себя. Увы, тянут… Играя при этом СВОЁ прекрасно, но ведь те, кто рядом, часто голенькими остаются… Да, и еще. Очень уж изменилось время со дня постановки. Личная, живая память или память книжно-газетная подскажут, чем полуголодное и полунищее время двадцатилетней давности отличается от сегодняшних дней. Просто тогда ВСЕ верили в то, что возможен выход из болота на цветочную полянку счастья. Нужен только лидер, который ХОТЯ БЫ ПОПЫТАЕТСЯ взяться, да и сдвинуть с места несдвигаемое – и сразу ворвется свежий ветер, который сметет всех, кто мешает хорошим людям «расти» и быть счастливыми. Неужели сегодня можно поверить в бунтаря, что ворвется в нашу устоявшуюся жизнь и «враз и навсегда» сделает ее сладко-сахарной? Точнее, в ворвавшегося бунтаря поверить можно… но можно ли поверить в то, что реален мгновенный «переворот в мозгах из края в край», и, за счет этого, быстрый выход на цветочную полянку… на которой, кстати, и цветов не настолько много, чтобы ради их лицезрения терпеть испытания. Да и болото наше – не такое уж нынче и болото, а вполне даже цивилизованное место. Гибель МакМэрфи в прежние времена (и в первоначальной версии спектакля Урсула, и в фильме, где героя играл Джек Николсон) выглядело трагедией. А последующий уход вождя – как бы продолжением великого дела освобождения: не отступать и не сдаваться. Гибель нынешнего героя – закономерность: тот, кто железной метлой загоняет если не человечество, то отдельных людей к счастью, просто обречен на поражение. А уход вождя Вэтла… Так его нет в постановке. Да, сдвинуто несдвигаемое… Зачем? Спектакль заканчивается, актеры раскланиваются, а зрители аплодируют в тот момент, когда МакМэрфи еще бьется в предсмертных конвульсиях. Вот это и есть финал. И 20 лет назад после него хотелось жить… да бороться, черт подери, хотелось! Благо, было против чего и за что бороться. Было многоточие…и много восклицательных знаков!!!!!!! Сегодня же это – просто финальная точка. Хотя… спектакль определенно хороший. И из трех постановок, которые я увидела в Луне (до этого была премьера, а также старый и модный когда-то спектакль… теперь вот – «Рубиновый вторник, о котором я слышала много хорошего – и верила в это… как не верить – видела же, помню!) эта – определенно самая лучшая.
Ирината: Нюрнберг. РАМТ. 10.10.14. Премьера. В основе спектакля - киносценарий Эбби Манна об одном из "малых Нюрнбергских процессов", на котором слушаются дела судей, служивших нацистскому режиму. По сценарию в 1961 году Стэнли Кубрик снял трехчасовой фильм, ставший классическим. Не смотрела (к сожалению). Потому что тема фильма не входит в сферу моих насущных интересов; я знаю только то, что лежит в поверхностном слое. И писать о спектакле мне сложно… да практически невозможно. По крайней мере сейчас, после первого просмотра спектакля, когда зрительское возбуждение и эффект сногсшибательно эффектной «картинки» превалируют над осознанием смыслов. Я могу сказать, что лично для меня самой сильной сценой была исповедь Эрнста Яннинга (Илья Исаев) – и сам по себе произносимый текст, и то, как преподносит его актер, и особенно то, как монолог персонажа вписан в сцену постановки. А именно: человек произносит абсолютно важное не только для себя лично, но и для всей германской нации… да что там! – важное для нас сегодняшних. Через покаяние Яннинга звучит предостережение всем: послушайте внимательно, чтобы не совершить аналогичный страшный грех… Вот только никому на сцене эти важные слова не интересны: они, вроде бы, не про них: не хочется в свои ежедневные мелкие заботы и беды встраивать глобальную вину за гибель миллионов. Могу сказать, что я тоже не запомнила слов, произносимых Яннингом. Вслушаюсь в них обязательно, когда пойду смотреть спектакль повторно. Но уже сегодня – воспоминание о тревоге, которую внес в мою душу и «отчаяньем сорванный голос» Яннинга, и «словесный мусор», забивающий самый ясный и важный смысл, и жесткое спокойствие охраны – честно несущих свою службу «оловянных солдатиков», словно бы глушащих своими спинами звучание живого человеческого голоса. У любой палки два конца, всё в мире не однозначно и, как парадокс: ободрав с земли черноту тени, превращаешь ее в выжженную солнцем пустыню. Только вот – до какой густоты и черноты тень имеет место быть, а когда ее надо начинать разгонять, очищая путь солнечным лучам? Так же: сколько человек может быть уничтожено, чтобы нация возмутилась и взбунтовалась? Миллион? Сто? Только двое? Достаточно и одного. Только – не проголосуем ли мы все за уничтожение маньяка, способного уничтожить нас самих? А ста маньяков? А можно ли остановиться, начав уничтожать? И – можно ли дать официальное разрешение на это уничтожение? Нельзя? А если при этом… ну, хорошо: одновременно с этим - мощь твоей страны возрастает многократно, и твоя личная жизнь улучшается? Вообще: кто виноват – один ли, Главный, отдающий бесчестные приказы – или все те, кто не отказывается их исполнять? Или тот, кто ради своей выгоды способствует тому, чтобы приказы были именно бесчестными? И еще: как быть, если формулировки «хороших» (в данном случае – американцев) дословно совпадают со словами «плохих» (германцев, называемых нацистскими преступниками)? Говорится это по разным поводам – так отчего в одном случае одному надо аплодировать, а другое – осудить? *** Опять я влезла в философистику, вместо того, чтобы говорить о спектакле. Он правда очень хороший. При этом можно вдохновенно хвалить исполнителей больших ролей (потрясающие Степан Морозов, Александр Гришин, Евгений Редько, Дарья Семенова, Тарас Епифанцев…….). Но - как не отметить, скажем, Дмитрия Кривощапова, который всего лишь безмолвно сервирует столы. Или Максима Керина, за стойкой протирающего стаканы. Или Андрея Сипина, сходящего с ума (там, не на первом плане) от тревоги и ревности, когда его жена дает показания в суде?.. Очень хороши все, как говорится, «от вельмож до нищего слепца», ибо РАМТовский «Нюрнберг», это не «лоскутное одеяло», сложенное их отдельных ролей, а единое полотно, из которого невозможно убрать ни одной, даже самой незаметной на первый взгляд «краски». «Кабаре», устроенное на сцене Алексеем Бородиным – это и есть наша жизнь, пусть в несколько утрированном виде. И помост, углом «врезанный» в зал сценографом Станиславом Бенедиктовым, это подтверждает: да, мы не внутри происходящего, но определенно где-то в полушаге от него. Еще полшага, и… А мы уже в полушаге, ибо старательно делаем вид, что не замечаем «черных воронков», набитых «протестантами», мы уже позабыли о «Законе Подлецов имени Димы Яковлева»… Однажды мы может не заметить новые газовые камеры… Это говорю я, человек однозначно и откровенно аполитичный. Хватит ли у меня сил и смелости однажды прорвать «пузырь счастья», в котором хорошо мне и тем, кто мне дорог и приятен? Прорвать и – просто не принести, скажем, античеловеческую присягу, когда ее произносят все вокруг? Это и правда ПРОСТО… или – нет? А будет ли польза от этого моего деяния? И – главное! – не пострадают ли те, кто был рядом со мной в моем «пузыре». Действительно: кто через 20 лет будет судить сегодняшних судей? И в чем их обвинят? …И снова: а спектакль получился очень красивый. И вот это кабаре вместе с «праздником дураков», которое показано на сцене отдельными номерами (вплоть до забавного «ню»-номера) – да, это наша жизнь, где, если вглядеться, всё вокруг летит и весело скачет (в том числе и наши годы, стремительно катящиеся к финалу). Но это – и потрясающая режиссура постановки, «разбивающая» серьез ее действия на фрагменты, в которых, в общем-то, об одном… но и о разном – и пусть не все с первого раза, но хоть часть фрагментов зафиксируются в памяти для дальнейшего их обдумывания. Если мое личное мнение кого-то интересует – я рада, что «Нюрнберг» есть в репертуаре московских театров, и, в частности, такого хорошего театра, как РАМТ. Наверняка я буду пересматривать спектакль неоднократно. Он короткий – всего-то два часа. Но смыслов и тем для обдумывание в нем – огромное множество.
Innamorata: «Нюрнберг». РАМТ. 10 октября 2014 Единственной проблемой в написании отзыва на этот спектакль является моя абсолютная историческая безграмотность. Да, остались крошки школьного гранита науки, воспоминания о докладах фонда «Холокост» в еврейском культурном центре от университета, недавно просмотренный фильм «Заговор» (Conspiracy, 2001), но для полной картины и свободного оперирования фактами, этого, к сожалению мало. Однако рассуждать о спектакле можно и с другой стороны – собственного восприятия, обычной человечности и сопереживания. Так вот, вернусь к фильму «Заговор». События, происходящие в фильме, являлись своего рода точкой отсчета для последующего трехгодичного тотального Ужаса на территории Европы, завершившегося как раз Нюрнбергским трибуналом. Зимой 1942 года 15 официальных лиц рейха приняли участие в одной, так называемой, конференции. Предполагалось, что она станет практически неофициальным, дружеским мероприятием в каком-то из пригородов Берлина. Но за теплой и на первой взгляд дружеской атмосферой скрывалось чудовищное намерение. А именно: установление геноцида как метода государственной политики, с уточнением деталей всех этих страшных, по истине зверских деяний. После окончания собрания судьба шести миллионов людей была предрешена, запустилась огромная и безжалостная машина по уничтожению человеческих существ. С этого момента до Нюрнбергского трибунала прошло 3 чудовищных года, которые кровавым постыдным пятном легли на белое мировое покрывало. Новый спектакль РАМТа рассказывает о Нюрнбергском трибунале – суде над бывшей верхушкой гитлеровской Германии после окончания Второй Мировой Войны. Я готовила себя к последовательно-страшному сухому повествованию, потому что никак не могла представить каких-то украшательств данной темы. Я всегда очень критична в отношении темы Войны и её воплощения на сцене. Но в этот раз я просто поразилась и восхитилась режиссурой А. Бородина – показать судебный процесс в виде немецкого кабаре! (Кафе «Элефант» сразу промелькнуло) Но потом, ближе к концу сцена все-таки обернется Нюрнбергским «Залом 600». За бокалом пива сидят осужденные, спокойно сидят, расслабленно и вальяжно, покуривают, перебрасываются словами в сигаретном дыме, как будто не весит над ними страшная участь стотонной гирей без крепежа. Фоном немецкие песни… С приходом новых лиц учащаются рукопожатия, судебные распорядители-официанты подносят улики, заказанные блюда и доказательства. Свидетелю наливают рюмку за рюмкой крепкий шнапс, а вот еще один свидетель никак не может решить: остановить свое внимание на тарелке с супом или на адвокате. Адвокат! Просто уму непостижимо, КАК у людей, повинных в смерти сотен, тысяч, МИЛЛИОНОВ человек может быть Защитник – человек априори уверенный в их невиновности. И он есть! И как он их защищает! Как тонко обращает неуверенные тихие слова свидетелей в свою пользу. Тут многие комплементы к ногам Евгения Редько. Представить сложно, какую работу он проделал для выращивания в себе этого героя, наверное, самого сложного для Принятия в этом спектакля! Да и вообще…Адвокат дьявола. С другой стороны - Александр Гришин в роли судьи Хейвуда. Очень понравился, играл так … нежно, но в то же время с неимоверной внутренней силой. И его волевой внешний облик сам по себе очень «судейский», такой немного справедливо монументальный, а Редько, согласитесь, типичный «адвокат»: пластичный, многогранный, убеждающий. В спектакле также присутствуют карнавальные сцены-хохотушки. Но, черт возьми, как они приходятся к месту! Кто-то видит в них только шутку, безотносительную действа, пошлую и глупенькую… а на самом деле, как все тонко, как многослойно там! Вообще, всю эту нюрнбергскую «тему» играть беспристрастно просто нельзя. Каждый из артистов здесь точно не «работает», а живет. Можно схалтурить на какой-то там Любви в «Ромео и Джульетте», например, но на этой оглушающее важной теме – ни-ког-да. Оттого и низкий поклон всем рамтовцам. Это очень важная работа для современной Москвы, России… да, да, и для мира тоже. В спектакле звучат страшные слова не только относительно Германии, но и других крупных держав… и совсеееем не беспочвенные. Но в тот день на скамье подсудимых оказалась именно вся Германия. История свершилась.
Ирината: Будденброки. РАМТ. 12.10.14. Большинство из тех, кто смотрит спектакли многократно, знает, что театр схож с кулинарией: из одних и тех же ингредиентов (в театральном смысле - текст, музыка, игра актеров, свет, восприятие публики) каждый раз получается «блюдо» индивидуального «вкуса». Отчасти за эту индивидуальность мы и любим театр. Так вот, из четырехкратного просмотра мной «Будденброков», те, что случились в РАМТ в это воскресенье, были наилучшими. Спектакль этот, при всем его нежном, задорном и грустном обаянии – во многом текстовой (не случайно со сцены звучит не только речь персонажей, но и передаются «ремарки»). Просто широко открыть глазки и наслаждаться игрой актеров, встроенной в потрясающую сценографию – не получается. Приходится еще и вслушиваться. И думать. Вникать. Хотя, кажется, ну, что нам эта «Гекуба» - история семейства немецких коммерсантов Будденброков, которым пришлось жить в «неблагоприятные для бизнеса» времена XIX века… А вот поди ж ты – пролетело-проскочило действие, как минуточка, восхитив и обрадовав, насмешив и заставив всплакнуть… Превосходно – начиная с удивительной сценографии Сергей Бархина, воплотившего на сцене РАМТ три основополагающих догмы германской консервативной системы. Kinder. Это и консул Будденброк, которому когда-то отец практически приказал жениться. Антония, Том и Христиан, коих в начале мы видим еще подростками – и можно раздать им подзатыльники… хотя о крутолобую голову Тома можно и руку отбить… а потом дети вырастут, и каждый пойдет своей собственной дорогой – увы, ни для кого из них жизненный путь не станет счастливым… Это и «малыш Ганно» (а мальчик-то, кстати, растет – и так же превосходно играя, ростом он скоро перегонит папу и дядю), и дочка Антонии… гмммм… только дважды говорливая Тони о ней вспоминает… может, просто не слишком любит: уж очень похожа та на Грюнлиха. Küche, откуда хлопотливая служанка Ида будет носить чаи и супы, откуда принесут сервизы, чтобы разделить их примерно поровну между наследниками… между теми, кто еще может участвовать в разделе. Kirche – с высокими гулкими сводами собора, где торжественно будет звучать пение Будденброков – всей семьи… и в последний раз, кажется, это случится на крестинах Иоганна (крестный – сам бургомистр!). Потом останутся только раскрытые, никому не нужные молитвенники, а хоралы заменит непрерывный поток музыки, вырывающейся из-под пальцев Герды, а позже – Ганно: одна и та же мелодия… одна и та же… одна и та же… РАМТовская труппа вообще одна из самых – безупречно! - сильных и талантливых в Москве. В «Будденброках» же режиссер Миндаугас Карбаускис создал команду из, пусть не самых медийных, но определенно лучших артистов Театра. И вообще – эта постановка очень напоминает спектакли Карбаускиса на крохотной сцене Табакерки, где действие и персонажи не растекаются по сцене, как каша по тарелке у сказочной лисы – а зрители, как журавли, щелкают клювами, собирая оттуда крупинки «вкусности». Этот спектакль умно собран, крепко сбит, и нет в нем ни лишних, ни недостающих персонажей на сцене. И нет в нем лишнего веселья и лишних слез. И нет в нем лишней музыки. Всё удивительно на месте – а уж в этот, воскресный вечер, когда спектакль не шел, не катился – ЛЕТЕЛ! – это было особенно заметно. Каждый раз теряюсь, когда надо хвалить артистов. Ибо в «Будденброках» и правда единая команда – при полной разности характеров героев и энергетики исполнителей. Если перечислять, то всю программку. Ибо средние Kinder – Тони/Дарья Семенова, Том/Илья Исаев и Грюнлих/Виктор Панченко – вокруг судеб которых и намотаны все нити сюжета, ничуть не главнее, чем бессловесные Ида/Татьяна Матюхова и Герда/Оксана Санькова; причем в роли последней нет ни только слов, но и эмоций – но как сыграно это ледяное спокойствие! В общем, повезло мне в выходной со спектаклем, за что спасибо огромное людям, которые поспособствовали тому, чтобы я выбралась из дома… да и, вместе с залом (весьма внимательным на этот раз, кстати) получила свою порцию театрального чуда. Фото с сайта РАМТ.
Elena: Театр им. Вахтангова. "Посвящение Еве" ...Шум прибоя, всплеск волн и даже стая кричащих чаек на заднике, - небольшой северный остров и дом на нем, в котором встретятся двое мужчин, чтобы вспомнить одну женщину - одну на двоих. Вся сценография да и сам сюжет напомнили пьесу Маргерит Дюрас и мхатовский спектакль "Savannah Bay". Камерный спектакль-размышление на извечную тему отношений мужчины и женщины, поставленный Сергеем Яшиным, - и очень глубокая, в высшей степени философская пьеса Эрика-Эммануэля Шмитта. Главные роли исполняют Василий Лановой и Евгений Князев - большие мастера на большой сцене, не знающие ни усталости, ни успокоения, - ибо с таким захватывающим азартом оба вовлечены в историю, в создаваемый ими самими конфликт. Два диаметрально разных персонажа со своими убеждениями и взглядами на жизнь, исключающими один другого, самой волею судьбы оказываются притянутыми друг к другу; и в конце концов эту ощущаемую ими обоими незримую связь установит единственная женщина, которую они знали и опять-таки по-своему любили. Любили? Любят, и еще долго будут любить. Нобелевский лауреат, известный писатель Абель Знорко уже много лет живет на уединенном острове в Норвежском море. Он никуда не торопится и никого не ждет, а потому тут же хватается за ружье, едва заслышав приближающиеся к дому шаги неизвестного. Василий Лановой играет его взбалмошным, эгоистичным, амбициозным утонченным эстетом, презирающим все заурядное и пошлое. Собственно, на острове он и скрывается от будничной обыденности и серой толпы. Импульсивный, непредсказуемый Знорко. Вот он стремительно взбегает вверх по винтовой лестнице, уходящей в бесконечность, и оттуда, сверху вниз, оценивающе удостаивает гостя испытывающим взглядом. А вот и вовсе навел прицел своего ружья на до смерти напуганного Эрика Ларсена и вот-вот выстрелит, - с ним шутки плохи! Эрик Ларсен - Евгений Князев - похоже, и сам не рад подобной встрече, хотя и приехал он к Знорко по важному делу, и представился "журналистом". Но чем дальше углубляется их сумбурно начатый разговор, тем больше Ларсен убеждается в наигранной грубости и преувеличенном позерстве этого своеобразного человека, банально испытывающего страх перед жизнью с ее треволнениями и потрясениями. И очень скоро Ларсена перестанут удивлять все эти мистификации писателя - "химеры" позапрошлого века, внезапно появляющиеся у него в гостиной, словно призраки из его странного сна. Итак, опубликован роман, имевший огромный успех, - любовная переписка двух людей, одного из которых, самого автора, Ларсен безошибочно угадывает. Однако Знорко всячески отвергает это предположение: он же писатель, и придумывать "правдивые детали" - его несомненный талант. Но кто же эта женщина Ева - участница переписки? И на этот вопрос Ларсен знает ответ, и последующая откровенная история Знорко только подтверждает его. Почему писатель откроется своему собеседнику, поначалу вызвавшему у него лишь неприязнь? Потому что как человек умный и проницательный, он поймет, что перед ним такой же одинокий, потерянный и несчастный мужчина, как и он сам, отчаянно живущий прошлым. Пятнадцать лет назад на конгрессе он познакомился со студенткой - некрасивой молодой женщиной, обреченной, по его словам, на одиночество и невнимание мужчин. Он захотел сделать ей приятное - пригласил в ресторан, проводил до дома. А потом... начался непонятный, необъяснимый, всепоглощающий роман, - нет, не начался, - вспыхнул. Но, как известно, творческая личность так же быстро гаснет, как и загорается, - и уже через несколько месяцев обоюдной накрывающей страсти Знорко начали тяготить общая комната, общие ночи и даже облик возлюбленной. Элен оказалась образованной женщиной, и писатель посчитал, что наилучшим выходом станет продолжение отношений на расстоянии - по переписке. И наряду с интимными подробностями, начался обмен впечатлениями в области литературы и искусства, - и какие потрясающие это были письма! В порыве ответной реакции Ларсен признается, что Элен - его жена, и даже предъявляет обескураженному Знорко доказательство - свидетельство о браке. Теперь приходит черед "впасть в ступор" герою-любовнику, не знавшему отказа, а Ларсен начинает страстно рассказывать о той Элен, которую он знает. Он торопится, как бы боясь не успеть, сбивается, глотает слова и тут выясняется, что Элен имела много общего со своим любовником: так же, как и он, она тяготела к "высоким материям" и была совсем не приспособлена к быту. Муж взял на себя все заботы по хозяйству, а она тем временем мыслями улетала далеко в море на этот остров. А еще и Элен, и Знорко оказались больны одной и той же смертельной болезнью. Да, Элен умерла двенадцать лет назад после трехмесячной страшной агонии, и большую часть "ее" писем Абелю писал... сам Эрик Ларсен. "Загадочные вариации" - это второе название пьесы Шмитта. Действительно, может показаться загадкой, зачем муж надевает маску умершей жены, подделывает ее почерк и продолжает ее эпистолярный роман. Однако ничего странного нет. Ларсен настолько привязан к Элен, настолько боготворит ее и настолько тяжела боль утраты, что таким образом он хочет... чтобы она продолжала жить. Пусть его руками, в письмах, на бумаге, - но это единственный способ продолжать находиться рядом с ней, с ее мыслями, с ее памятью... Да, непредсказуемый, сильнейший поворот. А что же Знорко? Оказывается, все эти годы "странной" переписки его не покидала надежда, что Элен вернется к нему, и вернется сейчас, после ее издания. И каким же чудовищным ударом становится для него новость о ее давней смерти... Что могут рассказать мужчины о своей женщине - глубокого, интимного, волнующего? Очень многое, если это мужчины, которые любят.
Ирината: Гаргантюа и Пантагрюэль. Театр Наций. 14.10.14. Вчера сходила на спектакль в третий раз. Не могу сказать, что эта постановка Константина Богомолова меня безусловно и стопроцентно устраивает, но… есть в ней очень многое, что притягивает, заставляя думать. А уж смешные моменты, которые вдруг переходят в тихую грусть… Все-таки очень немного режиссеров, которые умеют вот так выплетать паутину спектакля из ниточек смеха и слез, куда накрепко попадает часть зрителей (и я в том числе)… ну, а другая часть «пролетает», да еще с каким свистом! Вчера повезло не только со спектаклем (играла Дарья Мороз, которая, имхо, лучше второй актрисы). Повезло и со зрителями вокруг. Порадовало, что зал практически не пустеет после антракта – ну, уходит кто-то, спектакль «нелинейный», и не все к такому подготовлены. К тому же есть те, кто ханжит: мол, сделайте мне красиво, как всегда делают в Большом театре, а если не сделаете – так я и смотреть не буду про естественное (хотя совсем не стыдное, а скорее смешное). Но – на место ушедшего в середине действия дяденьки после антракта села дама, которая зацепилась языками в беседе с соседкой – про спектакли Богомолова, творчество Рабле… было чертовски приятно, не встревая, вслушиваться. Жаль, антракт кончился – чувствую, они бы и до Бахтина с его «смеховой культурой» дошли. Как Рабле написал свои книги без оглядки на затыкающих носы и уши ханжей, так сделал и Богомолов, при этом актуализировав произведение, написанное в 16 веке, «прикрутив» его к веку нынешнему. Особый мой личный респект (что связано с конкретными пересечениями моей судьбы и фрагментов спектакля) за Орехово-Борисово (в котором родился и вырос Панург), источник № 17 в Ессентуках (и оч.жаль, что в перечислении мест отсутствуют Карловы Вары – увидев тамошний Вржидло, я ассоциативно сильно веселилась) и Ивана Сергеевича Тургенева (при этом происхождение Гомера и Дебюсси меня не слишком сильно заинтересовало). Еще благодарность – за перевод с фонарского языка стихотворения про тучку золотую, ночевавшую на груди утеса-великана. Возможно, замечательной актриса Розе Хайруллиной мало той малости, что она делает в этом спектакле – но я в восторге и от этого, в общем-то, точечного удовольствия. Мне кажется, что Богомолов так строит свои спектакли, что иные зрители похожи бывают на слепцов, описывающих слона после ощупывания фрагмента животного: у одного слон похож на колонну, у другого – на шланг, у третьего – на змею. Но это же не весь слон! И тем, у кого хватает желания прозреть, видят «слона» не фрагментарно, а – во всей его мощи и красоте. Тема естественной нестыдности, которой режиссер подразнил зрителей (ей, ханжи – а вам и веселую дымящуюся какашку под нос!) – это как бы разгон спектакля. Уже в первой части есть главное… и меня удивляет, как это молодой еще режиссер так ясно видит угасание человеков, так верно говорит о нем – и о неизбежности трагического финала жизни. Угасают глаза, тускнеет ум, трагически сужаются чувства. И в памяти – только как какал когда-то (потому что сейчас и это получается с трудом), а в перспективе – находка лучшего материала для подтирания после испражнения… Чертовски это печально. Хорошо, хоть сын не осудит за безразмерно длинный разговор о естественно-нестыдном. Может быть, потому, что помнит отцовский ответ на одно из его писем – романтичный ответ о капитанах, что, бунт обнаружив, из-за пояса рвут пистолет… Да, отец тоже был молодым, и тоже нес прекрасную чушь, и с Наташкой бегал по двору… И путешествовал по фантастическим местам – реальным или придуманным. И влюблялся в Булонском лесу в падающих под ноги женщин и разных там Тамар… Всё было. И всё прошло. И хорошо, что еще есть в памяти – про то, как был влюблен когда-то в одноклассницу… и пусть время обкатало сказанные тогда слова, как море обкатывает гальку – но ведь это БЫЛО. Но – видно не судьба… видно не судьба… И еще. Оч.много важного было сказано там, на Фонарском острове – возможно, теми словами, смысла которых никто из нас не понял… И вот этот глоток чистейшей воды – это же глоток данной нам жизни. И если глОтки наши не стали окончательно грубыми, способными ощутить только одно, мы можем придумать для своей жизни-воды любой вкус. Фантастический. Грубый. Ярко выраженный. Нежный. Щекочущий не только горло, но и всего тебя. Отравляющий. Воскрешающий. Может быть, не все еще великаны умерли? Может, кто-то из нас и есть – великан, способный не только свою жизнь прожить громко и мощно, но и жизни других перевернуть. В лучшую сторону. И тогда уйдут и Тьма, и Тоска. Фантазирую. А пока – я немного всплакнула, когда в конце первого действия со сцены уходил Панург, обняв за плечи свою Память. И в конце, когда великанья страна, рожденная когда-то фантастической ягодой «кизиль», вдруг взяла, да и оборотилась «маленькой страной»… там, за горами, за лесами… где она, где она?.. Фото: Сергей Петров
Ирината: Идеальный муж. МХТ. 17.10.14. «Идеального мужа» смотрела вчера в энный раз, и… «что там скрывать, ха-ха-ха», в большей степени делала это чисто по-фанатски. То есть, «для думания» взяла совсем немного, да и то поверхностно, а вот энергетики набрала в себя в себя по максимуму. Что делать: и это нужно. Тем более, что энергетика постановки полностью совпадает с тем, что мне требуется и легко передается в зал в очень большом количестве. (Надо сказать, что в Москве сейчас не так много спектаклей с необходимой лично мне для подпитки энергетикой. Перечислять их не буду, а из богомоловских постановок таковых две: «ИМ», да еще «Гаргантюа и Пантагрюэль» в Нациях). Прекрасно понимаю, что энергетический центр постановки – Игорь Миркурбанов. Но – в «ГиП» его нет… а вот в «Карамазовых» - много, но – «не берет»… К тому же 2 действие «ИМ», которое обычно для меня «провисает», вчера пролетело так, что, и моргнуть не успела. Умствовать не буду, скажу только об изменениях в спектакле. Вот, например, из спектакля давным-давно исчезла красная машинка сиротки Мейбла. Вроде бы – пустяки… а не хватает. Или – то, что с автомобильными ключами в окровавленной руке он опускается вниз, означает, что этот момент – начало его пути в ад?.. Ну, тогда уж, извините, при отце Артемии у мальчика тоже был сомнительный рай… Исчезла сцена стриптиза, которую танцует перед мужем Гертруда Тернова. И тоже, вроде бы, пустяки… но вместе со стриптизом исчезло и стихотворение Веры Полозковой. Не то, чтобы мне не хватает «великого» текста, но пропало троекратное повторение «полозковской» темы, то есть как-то исчез сказочный мотив… Девушка над сценой перестала оборачиваться распятием в тот момент, когда демон погружает душу Дориана в ад. Теперь она просто, извините, мотыляется наверху и служит живой видеокамерой. Нуууу….Я не режиссер и не принимаю решений, однако – раз уж сняли распахивание рук для объятья по краям невидимого креста, то и камеру Это ведь не то, что пригрезилось выскочившим когда-то на МХТовскую сцену религиозным фанатикам, а душа «по совместительству последнего русского интеллигента» (и не случайно туда, вверх, взлетает Надежда Борисова - именно она была тем художником, что написал «шедевр современной живописи»). Ну, и запрет на произнесение ряда слов с театральных сцен спектакль не украсил. Актеры как-то выкручиваются… но из песни слова не выкинешь. И не заменишь его синонимом. И вот уже ёмкое, внятное и к месту сказанное слово из трех букв превращается в «женский половой орган» (а, кстати, почему «женский» - он очень даже мужской). Попытавшись было расстроиться (хотя бы отсутствием стриптиза), потом подумала: а пусть это будет не упрощение, а авторский вариант. Имеет место быть. Тем более, что, впервые придя на спектакль через месяц после премьеры, я уже не услышала, как Семчев читает в спектакле «Кисет» Сорокина… Закончу банальным: сообщу, что опять пойду на «Идеального мужа», а потом снова… Так что пусть ведающие театром боги отпустят спектаклю долгих лет жизни. Мне на радость. Фото: Галина Фесенко
Innamorata: "Олимпия". Мастерская П.Фоменко. 20 октября 2014 Спектакль поставлен протагонистом сериала «Оттепель» - Евгением Цыгановым. Неудивительно, что, проникшись своей обаятельной кино-работой, фоменковский артист захотел обвести пожирнее эту пунктирную линию, а затем и вообще продлить её до отрезка, размером в нехилый временной поток: с 1975 года по наши дни. Но (по моему мнению) режиссер не до конца романтизировал время одно и не до конца ожесточил время другое. Условно поделенные на эпохи, десятилетия были похожи на букварь с картинками, между страниц которого жили люди. Вот только жизнь саму невидно, а видно странички с яркими буквами: А - Адидас Б - Беговые лыжи В - Высоцкий... ... О - Олимпиада Ф - Фанта Ц - Цой И так далее... В контекст повествования они вписаны как-то блекло. Так, между делом упоминаются в угоду зрительскому понимаю, как тезисы. «Первая кока-кола», «Мишка улетает», «Макдоналдс открыли»… Бабушка главного героя периодически выглядывая в окно и причитает: «Ой, гроб понесли, опять кого-то хоронят…» А хоронили по кусочкам те времена, укладывали в гроб уже ненужное и ненужных. Татьяна Васильева – единственная, кто очень живо и действительно сердечно реагировала на изменения. Не даром, она «любит песни про реки». Река – это же символ вечного движения, изменения, непостоянства. И Бог, наверное, транслируется в этом спектакле через неё же. Слова её молитв звучат не фанатично заученно, а мягко и проникновенно. Веришь, что весь этот изменчивый мир кто-то хранит. Для чего-то. Под отдельным заголовком «Мои театральные события сезона 2014/15» смело записываю эту «встречу» с Екатериной Васильевой. Давно шлейфом за ней следует титул «Первой Королевственной дамы». И видеть её спокойную, очень искреннюю и «домашнюю» игру – сплошное удовольствие. Также отдельно спасибо за романтичную вставку с Джо Дассеном, к которому глава семейства Стечкиных так ревновал жену. Вот только Джо Дассен опять «умер» - сразу же, не успев появиться. И поселилась в моем зрительском сердце обида. Только твои глаза приготовились уронить пару слезинок, как тебе говорят, что ВСЕ - умер Джо Дассен. И Высоцкий. Сидишь на полу-вдохе и не знаешь – дальше-то дышать или опять кто-то умрет? Как неоправданно жестоко обрывается вот эта ниточка в прошлое, над которой хочется пролить слезы, вспомнить старые кассеты, отматываемые на нужное место шариковой ручкой. Но уже потом, сквозь себя, слышишь продолжение: … «но их души живут с нами и по сей день!» Но от этого совсем не легче, а совсем наоборот. Еще одна цепанувшая сцена – это перевод девушкой-умницей Катей песенки про то, что «я выживу». Окончательно запутавшийся в клубке из нитей собственной судьбы и потерявший любимую, ожесточенный герой берет гитару и, перебирая грубые аккорды, поет: At first I was afraid, I was petrified, Kept thinkin' I could never live without you by my side… Человеку никогда не предназначается больше, чем он может вынести. А, значит, имея на плечах невероятный болевой груз, нет-нет, да можно скребя кандалами пол двигаться дальше. («Доктор, как легко быть философом на бумаге и как трудно это на деле!») Вместе с отрывным календарем годы шли. Жизнь менялась и люди вместе с ней. На примере одной семьи и показан этот путь длиной около 30ти лет. У каждого человека «немного за …» будет своя история этого пути с собственными воспоминаниями, в которых могут звучать очень похоже друг на друга рассказы о поиске лыж летом, о танке в кустах, ночных подработках, спекуляциях… Олимпия – некая абстрактная страна-утопия, где все задуманное обязательно свершается. И населять её должны только космонавты, олимпийские чемпионы, доктора наук, врачи и прокуроры. А люди обычные, свернувшие не туда, пойдут своей дорожкой в другую страну – современную Россию. Сквозь заросли побочных профессий и губительных соблазнов в конечном итоге, может, быть они сменят своё место жительства на эту самую Олимпию, только ради неё покорить надо будет ооочень много гор. Есть такие спектакли и вечера, после которых скорее хочется домой и мысли все уже заняты завтрашним днем, а вчера я домой шла не спеша. Даже купила баночку «Фанты», чтоб попытаться представить себе чувство человека, попробовавшего её впервые. Вкус праздника: ярко-сладкий, искрящийся. Свободы вкус: горьковатый и опасный.
Ирината: Олимпия. Мастерская Фоменко. 20.10.14. «О, не лети так, жизнь!.. Мне важен и пустяк» (с) Леонид Филатов «Олимпия» в Мастерской Фоменко – спектакль ПРО ЖИЗНЬ. ПРО ЖИЗНЬ, которая то и взаправду пролетает с такой скоростью, что «только свист в ушах», проматывая на скоростях исторически важное…. То вдруг притормаживает на чем-то кажущемся второстепенным, незначительным… и ты десятилетием помнишь и форму облака в небе, и запах травы, и шум проехавшего автобуса… и каждое слово, каждую интонацию случайного разговора, вроде бы между делом…а оказывается – навсегда. Только совершенно безоблачно юные воспримут «Олимпию», как спектакль про чужое для них: не были, не состояли, не участвовали. Все прочие – от мала до велика, даже не приняв постановку, как произведение искусства, найдут в ней то, что было непосредственно в их жизни… или, на худой конец, где-то совсем рядом, по соседству. Конец 70-х – начало 80-х (уже прошлого века), когда большинство из нас жили бедненько, но чистенько, честно работали, честно стремились к улучшениям, зачастую раньше думали о Родине, а потом о себе. Лыжи покупали летом, ибо зимой они переходили в ранг дефицита (а я как-то в июльскую жару купила в Центральном Детском Мире большущую коробку оч.красивых ГДРовских елочных игрушек). Впервые пробовали Фанту и Пепси-Колу (привезенную из Новороссийска 300-граммовую бутылочку Пепси мы разлили по водочным рюмкам, и – дегустировали по капле). Плакали, когда улетал в небеса Олимпийский Мишка – и всей душой надеялись, что он вернется на какую-нибудь следующую Олимпиаду… Что-то ВОТ ТАКОЕ ЖЕ ТОЧНО, как в спектакле, было и в последующие годы… И не только у меня – дамы позади радовались многочисленным узнаваниям; в гардеробной очереди говорили про то, что – «у меня такое было»… Просто жизнь. В которой вначале всё просто… А потом вдруг всё сложно и непонятно. И белое оборачивается черным, прямое – кривым, а дорога из желтого кирпича теперь ведет не в волшебный Изумрудный Город, а в замок злого Людоеда. История одной семьи, вместе со всей страной попавшей в круговорот истории – вот что такое «Олимпия». Спектакль, в общем, хороший. В основном за счет узнаваемости ситуаций (о чем я уже писала). И – того, что бабушку в постановке играет потрясающая Екатерина Васильева. У меня нет нареканий и к другим актерам. Все хороши и естественны (в пределах предлагаемых обстоятельств). Но Васильева… что бы она ни делала на сцене, как бы ни говорила (даже тихо), все равно она центр, стержень, на который наматываются характеры и судьбы остальных героев. В общем, это радость – присутствовать на спектакле, в котором играют актеры такого уровня. Что до спектакля в целом… Да, хороший. И местами даже очень хороший. Но… то ли по временам драматический материал «проседает», то ли у режиссера пока не хватает опыта для того, чтобы ровненько сшить разнородные фрагменты… Так и смотришь: струночкой вытягиваешься, не дыша глядишь на сцену… и тут же в свои, не связанные с постановкой, мысли уходишь - ибо происходящее, вроде бы, и похоже на острый крючочек, а петельку твоего зрительского внимания не зацепляет. И все же спектакль хороший. Вполне рекомендую его для просмотра. PS А то, что в программке названо «Конь, белого цвета»… Не знаю, может, это какая-то наркотическая аллюзия… тут у меня практического опыта совсем нет… Я почему-то восприняла эту худенькую девушку, как Добрую Фею, присматривающую за героями. Вот только почему при этом она так цокает «копытцами»? А впрочем – как мало мы знаем про них, про Добрых Фей…
Innamorata: «Однажды в Одессе» на сцене театра «Русская песня». 22 октября 2014 По большому счету этот мюзикл можно охарактеризовать тригоринскими словами «Мило, талантливо». Именно мило – приятный и удобный зал и театр, симпатичные лица ярко улыбаются со сцены, приятная музыка… Именно талантливо – красивые голоса, да и играли все очень искренне, шутили, жестикулировали, танцевали. Хорошо! Но, к величайшему сожалению, не заблестели у меня глаза от счастья при окунании в этот дивный одесский мирок. С поверхности сняты все сливки, характеризующие Одессу, как самый эксцентричный город. В мюзикле есть все основные штампы: специфический выговор, еврейские песенки, даже есть юный и кудрявый Леонид Утесов, а чего-то самого главного - нет. Чего – не знаю. И вроде бы лирично-патриотичная строчка про «город мой смуглокожий, ни на кого не похожий» есть, а почему-то не цепляет. А вот Алексей Секирин в роли Миши Японца понравился очень. Хотя! Хотя … Признаться честно, не хватает ему немного танцевальной легкости, да и по вокалу он иногда не дотягивал до коллег по дуэту Но! Для его образа эти недостатки оборачиваются на сцене большими достоинствами. Они только подчеркивают вальяжный и холеный вид главного героя, любящего вкусно покушать и от души повеселиться. Веселость ведь неотделимая черта романтическо-героического афериста. Он непрочь и в кабачке с девицей посидеть за картами и серенаду под окном спеть, созвав весь город на подтанцовку. И как не влюбиться? Он же еще и блА-Г’xа-родный! Куда краше скучного и скромного студента-юриста... И выбор жениха красавицей Цилей ясен и понятен. Остальные герои тоже по-своему хороши. Трио «Строуберри систерс», хозяин знаменитого ресторана, полицейский, старый буржуй Аверман, водитель «Антилопы гну» (Костя, не г’xони! Едь прямо за ежом! ), бойкая бандитка Маня, переругивающиеся на привозе одесские тетушки… Но за что хочется от души поблагодарить – это за неповторимый мюзикловый дух, когда вся команда собирается в конце на сцене, делает ручками традиционные «дрожалки» и протанцовывает парочку па под благодарственны слова господам за то, шо сегодня собрались. Мои бабушка с дедом когда-то давно жили в Одессе, там ходил в «дитячий садочок» мой папа. Я с огромным удовольствием посетила этот город несколько лет назад. И для меня Одесса – что-то бОльшее, чем просто забавный говорок и острая шутка.
полная версия страницы