Форум » Архив форума » ОТЕЛЛО » Ответить
ОТЕЛЛО
Administrator: Шекспир О Т Е Л Л О. трагедия Перевод Б.Пастернака, О.Сороки, Б.Лейтина Композиция ю.бутусова Режиссёр ЮРИЙ БУТУСОВ Художник АЛЕКСАНДР ШИШКИН Композитор ФАУСТАС ЛАТЕНАС Свет АНАТОЛИЙ КУЗНЕЦОВ Звук ДАРЬЯ КАЩЕЕВА Помощник режиссёра ЕЛЕНА БЕЛИНСКАЯ
Administrator: COLTA Картина хаоса Алексей Бартошевич об «Отелло» Юрия Бутусова в «Сатириконе» Премьера шекспировского «Отелло» в столичном «Сатириконе» предсказуемо стала одним из самых обсуждаемых событий московской театральной осени. По просьбе COLTA.RU своим мнением о новом спектакле Юрия Бутусова поделился главный шекспировед страны, корифей отечественного театроведения Алексей Бартошевич. Это не рецензия — рецензии пусть пишут (да уже и написали) театральные обозреватели, — а скорее краткий комментарий к общему смыслу постановки Юрия Бутусова — так, как я его, этот смысл, понял. В шекспироведческих работах о трагедии «Отелло» давно замечено, что в этой пьесе всякий из ее главных героев не только существует сам по себе, таким, каков он есть, но одновременно живет во множестве зеркальных отражений, составлен из того, как его воспринимают другие. Эти отражения редко сходятся, поскольку каждый в каждый момент видит другого по-разному. Характер в своем единстве создается не только его имманентной сущностью; он также вырастает из совокупности взглядов и отражений, суждений и видений прочих персонажей. Или не создается, когда понятие целого, как и сама идея драматического характера, воспринимается как мнимость. В пьесе единство характеров скорее образуется, в спектакле Бутусова — скорее нет. И это не ошибка, а сознательный выбор режиссера. Мы не знаем, какая из Дездемон настоящая: золотоволосая куколка, как две капли воды похожая на Барби; властная дама большого света, которая обращается с мавром презрительно-высокомерно; сексуально озабоченная красотка, готовая в любой момент отдаться тому, кто этого захочет, и ее роман с мавром — не более чем минутный эротический каприз (о чем, кстати, прямо говорит Яго: «Когда она будет сыта им по горло, ей понадобится другой»); или, наконец, насмерть перепуганная девочка в сцене смерти. То же — с Эмилией. Кто она — верная подруга своей госпожи или та, кто, не задумываясь, ее предает, чтобы на минуту угодить мужу: ответа нет, как, кстати, нет его и в пьесе. Где правда, какая из Эмилий или Дездемон — истинная, ни героям трагедии, ни нам, ее зрителям, знать не дано. Яго видит свою супругу Эмилию похотливой самкой, которая спала с мавром, но вряд ли у него есть для этого хоть какие-то основания. Однако грань между реальностью и болезненными снами в мире спектакля крайне хрупка. В пьесе «поручик его мавританства» сам придумывает несуществующую связь жены с Отелло, чтобы задним числом оправдать свою интригу, здесь ему и в самом деле мерещится измена: мы своими глазами видим эротическую сцену между Эмилией и мавром. Понятно, что эта сцена существует только в воспаленном воображении Яго. Но нас делают свидетелями его галлюцинаций, что в театре означает: все это было на самом деле. Театр по самой своей природе — разве не фабрика одетых в кровь и плоть иллюзий (о чем сказано в другой пьесе того же автора: «воображенье дает невидимым вещам и обиталище, и форму»)? До отказа набитый комплексами мужской неполноценности и оттого раздираемый ненавистью ко всему женскому роду, он только и ждет от Эмилии измены, чтобы лишний раз убедиться, что все бабы — животные, да и весь мир не лучше, и тут же убедить в этом начальника, и это становится толчком ко всей интриге. Впрочем, слово «интрига» к этому Яго не очень подходит: ведь он здесь хочет открыть генералу глаза на то, в чем сам действительно убежден. Отелло верит ему чуть ли не сразу. Кажется, он давно и хорошо знает, что такое предательство, и ждет его заранее, чуть ли не сам накликает его. Причина не в том, что, дескать, «черен я». Напротив, только поверив навету, он становится черен: актер на сцене мажет лицо черной краской, и это цвет смерти. Этому моменту предшествует долгое мучительное молчание, когда Отелло и делает твердый шаг к небытию. Что в спектакле на самом деле более чем реально и что в итоге сообщает ему (спектаклю, а не миру) внутреннюю цельность — так это душевные и физические страдания героев — и Отелло, и Яго (замечательно сильные работы Дениса Суханова и Тимофея Трибунцева), попавших (или загнавших себя) в ловушку вселенской бессердечности. Они то и дело валятся с ног, земля под ними ходуном ходит, опереться не на что: все, к чему они прикасаются, начинает немедленно ползти по швам, рассыпаться в прах, погружаться в черный туман. Они с мучительной бесцельностью слоняются среди царящей на подмостках мировой барахолки или склада загромождающих подмостки ненужных вещей — всех этих пустых коробок, пыльных фикусов, старых чемоданов, брошенной мебели и прочих отбросов грязноватой цивилизации, среди оглушительного шума кабаретной музыки, который нужно перекричать, чтобы тебя хоть как-то услышали, среди всего этого провинциального кипрского бардака с соблазнительно извивающимися девицами, то есть среди вселенной, обратившейся в помойку или, выражаясь более уместным для трагедии языком, ввергнутой в хаос. (Нельзя, правда, не заметить, что картина хаоса в режиссуре Бутусова и в сценографии А. Шишкина могла бы быть несколько менее хаотичной.) В программке режиссер предлагает свой перевод фамилии автора: не «потрясающий копьем», а «колеблющееся копье». Здесь не место спорить о достоверности перевода, но раз Бутусов предпочитает это слово — значит, оно ему зачем-то нужно. Оставим в стороне фрейдистские ассоциации, связанные со словом «копье». Скажем о другом и более существенном — о смысле слова «колеблющийся», которое многое определяет в философии спектакля, где люди погружены в мир всеобщей неопределенности, где размыты все понятия и все границы, то есть в тот самый смешной и страшный постмодернистский мир, в котором все мы живем. Однако — и в этом, пожалуй, все дело — режиссер не получает мазохистского удовольствия от пребывания в мировой бесцельности, а ненавидит ее, до смерти от нее устал. Поэтому на сцене не легкокрылый, слегка циничный и комфортно устроившийся в обессмысленном пространстве постмодернистский гротеск, а трагедия — редкая гостья на современных подмостках.
Administrator: Театрал Шекспир. «Заметки на полях» «Отелло» Юрия Бутусова в «Сатириконе» Татьяна Власова На сцене «Сатирикона» Юрий Бутусов уже отжигал и отрывался по полной. В спектакле «Чайка» он испытывал предел зрительского терпения и своей режиссерской свободы, если не сказать «вседозволенности». С артистами Константина Райкина он, действительно, может позволить себе самые бурные режиссерские фантазии – без купюр и без оглядки на общественное мнение. С ними абсолютно интровертированный Бутусов, которого пугает всё на свете, точнее всё, что лежит за пределами театра, становится вызывающе смелым, хулиганистым и не скрывает своего пристрастия к кичу. Неудивительно, что его «Отелло» получился невероятно взвинченным и избыточным – за 4 часа он выдает такое количество метафор, что связи между ними ослабляются, кажутся необязательными или даже случайными. Плотная образная вязь становится все более разреженной и ко второму действию превращается в бредень. Начинается спектакль как балаган, на который Яго (Тимофей Трибунцев) зазывает зрителей на хриплом и яростном немецком, а завершается как кошмарный сон, который всё никак не отпускает и не дает проснуться, не поддается контролю и логике. Впрочем, «нелинейный театр» Бутусова на нее вообще не ориентируется. В бутусовском «Отелло», как на блошином рынке, найдется всё: от напольных цветов, которыми «густо» заставлена сцена «Сатирикона», до хлама, собранного по всем театральным цехам. От темных зеркал до пустых коробок, похожих на гробы. Александр Шишкин придумал пространство, где складируется закулисный «мусор» и «обломки» невидимых миру режиссерских затей, и весь этот творческий бардак находится в отдельно взятой голове Юрия Бутусова. На сцену, как в «Чайке», он не выбегает, но незримо присутствует. По боковым завесам то и дело возникают его «заметки на полях»: широкоформатные пояснения и приписки ироничного свойства. «ЭТОГО НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ БЫЛО», – предупреждает очередной вынос, а тем временем Дездемона принимает у себя в постели Кассио. Внимание зрителей направляют и гигантские стрелки, нарисованные всё той же авторской рукой, и просто «черкотня», которая обычно помогает думать или, наоборот, бездумно марать бумагу. Бутусов, можно сказать, пишет поверх шекспировского собственный сюжет, причем на черновик и только фрагментами. В этом режиссерской сочинении, как и в «Евгении Онегине», не побоюсь сравнения, главное – авторское присутствие. Неудивительно, что в спектакле много «лирических отступлений» и вставных номеров, как например, посвящение питерскому актеру Андрею Краско, который играл у Бутусова в «Смерти Тарелкина». Убитый Родриго, прежде чем выйти из игры, вытанцовывает свой уход: всё собирается, переодевается и как будто оттягивает момент, когда его дорожный чемоданчик захлопнется навсегда. Есть у Бутусова и женская автономная сцена, когда три героини – Дездемона (Спивак), Эмилия (Нифонтова), Бьянка (Дровосекова) – рассуждают о супружеских изменах, в которых всегда дурной пример подают мужчины и просто вынуждают себе подражать. Эта троица «оборачивается» в спектакле то в макбетовских ведьм, которые так и липнут к Отелло, то в балаганных «кукол», лабающих на музыкальных инструментах. Все они – подчеркнуто неестественны и покрыты или инфернальным налётом или плотным слоем грима. Особенно отличилась в этом смысле Дездемона: она постоянно меняет парики – то платиновый, как у куклы Барби, то черный, как у женщины-вамп – носит нереально высокие каблуки и откровенно вульгарные наряды. В общем, выглядит так, как и положено шлюхе, а точнее так, как её видит Отелло, уже отравленный намеками Яго. Дездемона как она есть – простоволосая, босая, до смерти перепуганная девушка – появляется изредка, урывками и в основном во втором акте. Понять, что для нее значит Отелло, что их связывает, категорически невозможно. Бутусов блокирует доступ к ее настоящему лицу – оно подменяется отражениями в кривых зеркалах и по большому счету открывается только в момент смерти. Отелло мажет его черной краской, повторяя то, что с ним самим проделал Яго. Тимофей Трибунцев играет мелкого беса, обаятельного и, кажется, безобидного: только пни – и забьется в угол. Но шугать этого щуплого парня, который так мило поет и так по-свойски жарит яичницу, и в голову никому не приходит. Он с легкостью манипулирует всеми подряд и мутит воду по одной простой причине – ему нравится управлять процессом, чувствовать себя хозяином ситуации. Все остальные мотивы – от лукавого. Яго фантазирует как режиссер-постановщик, который моделирует обстоятельства, а Отелло – как исполнитель, который их проживает. Трибунцев солирует в первом действии, тихим, сиплым голосом, а Суханов – во втором, которое, по сути, превращается в «долгое прощание» Отелло. В измене он убежден на 99%. Но в один процент сомнений, как в щелочку, можно разглядеть его тоску по другой Дездемоне, по их прежней, теперь уже невозможной близости. Бутусов выстраивает безумно красивую сцену, когда обнаженный Отелло медленно танцует с женой, прикрытой со спины только солдатской шинелью. Но вдруг она начинает выбрасывать, как красные сигнальные флажки, главную улику, но уже не в единственном, а во множественном числе – платки летят один за другим, и Отелло отбрасывает в сторону. Атлетически сложенное тело моментально группируется в беспомощную позу, зажатую, как пальцы в кулак. Вообще Отелло в спектакле Бутусова – утонченная натура. Это не видавший виды военачальник, прошедший огонь и воду, а нарцисс с обостренным самолюбием: собственное отражение в зеркале для него поважнее прочих завоеваний и заслуг. Прежде чем включиться в действие, он раздевается, оценивая свою фигуру, подбирает одежду и покрывает лицо черной краской. Этот «знак отличия» Отелло к финалу превратится в маску смерти, а по ходу будет показателем того, как «обугливаются» и чернеют самые лучшие чувства. Вероятно, он с самого начала допускал, что они безответны, и до конца не мог поверить в Дездемону. «Герой, я не люблю тебя», – Бутусов высвечивает эту строчку над сценой неспроста. Шекспировскому Отелло это, конечно, не приходилось слышать, а вот герою пушкинской поэмы – да. И Денис Суханов читает его монолог – о том, что десять лет сражений, трофеи и подвиги не в счет, если речь идет о женщине. Завоевать любовь они не помогут. Да, звучит как приговор, но Бутусов разбавляет трагический пафос иронией. Это касается почти всех режиссерских акцентов и всех мужских комплексов, которыми страдают Яго и Отелло. Вообще в бутусовском спектакле есть мощный пародийный заряд. Он заложен в самой нарезке ассоциаций, надерганных из самых разных источников. Три перевода Шекспира перемешались в голове Бутусова с «Русланом и Людмилой», чеховскими репликами и криками Эминема. Кстати, стихотворный перевод звучит в спектакле исключительно под истеричный рэп, а это, по сути, всё те же разборки на почве ревности. Даже особо не вслушиваясь, можно понять основной посыл: «Су**, я убью тебя!» Но где наезды американского рэпера и где английский Бард? Очевидно, что культурные коды разошлись, а отношения девальвировали и превратились в ругань на разрыв аорты. «Разрыв» особенно ощутим на контрасте с шекспировскими строчками, которые идут, как субтитры, пока Кассио (Антон Кузнецов) – в мотоциклетном шлеме, красной куртке и кожаных штанах – надрывается «высоким слогом». Сегодня это уже не то что слушается – читается с трудом. И Бутусов наглядно демонстрирует, как текст Шекспира не справляется с рэп-озвучкой, отступает и сдается. Проекция, на всю высоту сцены, ползет сверху вниз даже не как подстрочник, а как финальные титры, которые обычно никто не читает.
Administrator: От зрителя Хотя знаменитая шекспировская фраза «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» так и не прозвучала вчера в премьерном спектакле «Сатирикона» «Отелло», однако, по-моему, без нее действо только выиграло: режиссер-постановщик спектакля Юрий Бутусов перенес все происходящее на сцене в наши дни так, что она (эта фраза) скорее опошлила бы его, чем принесла бы пользу. Или, по крайне мере, была бы не к месту.… Вчера в «Сатириконе» всей семьей посмотрели спектакль Юрия Бутусова «Отелло». Впечатление сильнейшее. Наверное, от того, что в один миг перед зрителем обнажились недостатки человеческой души: подлость, ложь, коварство, слабость, зависть… Да и быстрая череда картин происходила не где- нибудь в чужой стране, а на фоне наших родных хрущевок, с фикусами, пальмами, холодильниками и тазами, большими и маленькими телевизорами, лыжами на балконах и прочим барахлом… Шекспир, Пушкин, Ахматова, рок-н-ролл, Битлз и классика, черное, белое, красное, брызги воды, дым и гром, пронзительные крики и «Эхо Москвы», титры – все смешалось. Но смешалось, как мне показалось, в меру! Одно дополняло другое: расчетливый Яго и утонченно-пластичный Отелло, грациозно-требовательная Дездемона и черная маска вместо кинжала. Можно ли разобраться в этом кошмаре? Можно ли задуматься о чем-то и над чем-то, посмотрев спектакль? Можно. А это главное. Каждый волен делать вывод для себя. Безусловно, я сторонник того, что если это классика, она и должна быть классикой. Но, посмотрев "Отелло", задумался, а прав ли я? Ведь если классика умело трансформирована в наше время - не так уж и плохо. У каждого времени есть свои плюсы и минусы. Важно их найти и увидеть. Из комментов: Классика на то и классика, что актуальна в любое время. По-моему, Бутусов очень здорово как раз показал, что дело вовсе не в декорациях, а во внутренней сущности вещей. В первом действии сцена захламлена, на ней практически нет свободного места. К последнему действию она практически пустая, персонажи остаются наедине с собой. Декорации ушли, а суть осталась. Мне очень понравилось! Суханов просто нечеловечески талантлив ) Не представляю, КАК так можно играть! *** ...на самом деле от спектакля остались очень сильные впечатления. Поэтому просто поделился своими мыслями и ощущениями от увиденного. естественно, пока они сильны. Вчера по дороге домой из театра и до двух часов ночи уже дома сидели обсуждали, спорили, разбирали все до мелочей по мизансценам)). Девчонки мои собираются еще раз идти))). Особо подчеркну, что актерский состав там классный: Денис Суханов - в роли Отелло; Тимофей Трибунцев - в роли Яго, Марьяна Спивак - в роли Дездемоны. Юморная и трагичная в тоже время Ника Нифонтова - в роли Эмилии. Одним словом, это надо видеть!
Administrator: Отсюда Отелло Порой томительный, порой завораживающий красотой спектакль Юрия Бутусова, который в ревнивце Отелло разглядел самоуверенного и самовлюбленного мажора, привыкшего козырять своими заслугами и пользоваться теми, кто в них поверил. Режиссер Юрий Бутусов, о котором последние сезоны говорит вся Москва, вновь выпустил премьеру — «Отелло». Это уже его третья, вслед за «Ричардом III» и «Королем Лиром», интерпретация трагедий Шекспира на сцене «Сатирикона». Как и прежде, место и время происходящего для режиссера вполне условны. Он не настаивает ни на наших днях, ни на эпохе Венецианской республики, в которую Шекспир погружает свою историю о любви мавра — заслуженного вояки Отелло и юной венецианки Дездемоны. Бутусов и его постоянный соавтор, сценограф Александр Шишкин, творят на подмостках собственный мир: суматошный, смешивающий стили, моды, музыку разных эпох, захламленный утварью всех времен, похожий на склад декораций, — мир вечных человеческих вопросов. В ревнивце Отелло, из-за клеветы своего помощника Яго задушившем прекрасную и невинную жену Дездемону, режиссер разглядел самоуверенного и самовлюбленного мажора, привыкшего козырять своими заслугами и пользоваться теми, кто в них поверил. Дездемону он попросту уболтал рассказами о своих и приписанных себе подвигах. Стильный и точный Денис Суханов — Отелло перед свиданием с впечатлительной девицей тщательно подбирает элегантный костюм, шейный платок и аккуратно красит лицо черной краской, чтобы довершить портрет героя, пробившегося из самых низов. Яго в прекрасном исполнении Тимофея Трибунцева — честный солдат, прикрывавший в боях своего командира. Он затевает интригу против Отелло не из природной подлости, а потому, что тот не постеснялся однажды подкатиться к его жене Эмилии. Сомнение в ее верности истерзало душу Яго, и он мечтает отомстить мавру той же монетой. Он поджаривает мавра на медленном огне сомнения, распаляя его ревность придуманными подробностями измены, и наслаждается его муками. И в этом мстительном угаре уничтожает все и всех вокруг. Бутусовский «Отелло» — спектакль пока неровный, порой томительный, порой завораживающий красотой. Но в его живом, избыточно-суетливом мире жалость к двум ослепленным мстительностью убийцам найти можно, а оправдание — нет. Фото Сергея Петрова Елена Груева
Administrator: От зрителя Спектакль я бы не рекомендовала зрителям, которые совершенно не знакомы с творчеством Юрия Бутусова :) Спектакль необыкновенный. Конечно, от Шекспира там осталась только общая суть... Трогательная сцена встречи Отелло и Дездемоны, их объятья - он сидя в кресле, она у него в ногах. Очень понравилось первое появление Отелло, когда одеваясь перед зеркалом и, не понравившись себе в отражении, он выливает на зеркало бокал воды, а своё лицо покрывает черным гримом. Вообще лучшее, на мой взгляд, что есть в этом спектакле - это Отелло - Денис Суханов. Настолько необычный взгляд на Отелло, которого я, например, привыкла представлять читая пьесу большим, грузным и темнокожим. Стройный, изящный Денис с его походкой и грацией! Как спокоен он был, находясь в объятьях любимой и каким диким и безумным стал, поверив Яго! сцена с обнаженным Отелло одна из лучших сцен спектакля. Самая трогательная же, на мой взгляд, - монолог Отелло, когда мы фактически слышим его мысли, в то время как он достает из пустой картонной коробки, какими уставлена сцена, детскую игрушку, которая поёт забавную песенку и хлопает в ладошки. Отелло размышляет о возникновении его любви к Дездемоне и о её убийстве, сажая рядом с собой игрушку то ли зайчика, то ли собачки, которая беззаботно хлопает лапками... Следующим практически главным героем становится Яго - Тимофей Трибунцев. Из всех персонажей именно Яго показан здесь наиболее широко. Его ненависть к Отелло, его зависть. Злодей-гений. Сцена, в которой он жарит яичницу, запах которой разносится по всему залу.. и как рассказывает он Отелло о первых своих предположениях относительно Дездемоны... непривычно видеть Тимофея в отрицательной роли, однако он блестяще с ней справился. К его персонажу даже не возникает ненависти.. просто становится интересно, отчего же он стал таким?... он является воплощением зла и коварства, когда остается один на один с залом, и воплощением понимания и участия ко всем, кто оказывается рядом с ним - Отелло, Кассио.. Дездемона - Марьяна Спивак так нежна и очаровательна в первых сценах! Абсолютно очевидно, что она являет собой образец идеальной жены. Однако, дальше мы начинаем видеть её глазами Отелло. И вот в первых порывах ревности он видит её соблазнительной стервой в короткой юбке и черном парике, при первом упоминании о потерянном платке он видит её пустой и глупой блондинкой в пышном платье, которая как кукла повторяет одни и те же слова. Мы видим даже как она старится на наших глазах во время одного из последних разговоров с Отелло. Но иногда удается рассмотреть её и такую, какая она есть. Замечательная сцена, в которой Дездемона как бы выходит замуж за человека с черным лицом, который под гримом оказывается Кассио, а вовсе не Отелло. То, что сцена о разговоре о потерянном платке играется два раза - замечательный ход. И второй раз она максимально убедительна. Она не может простить сама себе потерю платка. К минусам отнесу отсутствие яркого финала. Не тронуло, не задело. Хотелось плакать, как на "Короле Лире" или пережить такое же потрясение, как после "Ричарда" или "Макбетта"... а тут ничего. Это главный минус, на мой взгляд. К плюсам - прекрасная почти не прекращающаяся музыка! - отличительная черта спектаклей Бутусова. Необычные декорации, заполняющие практически всю сцену: целый сад цветов, музыкальные инструменты, винтажные столы, стулья, кровать с подушками, зеркала, вентиляторы, деревья, старая техника, чемоданы, вешалки с одеждой, манекены с военной формой, коробки, прожекторы.... всё это меняется! - невероятно! Спектакль заставляет задуматься, долгое время не отпускает, вызывает желание пересмотреть его ещё раз.
Administrator: От зрителя Переписка об Отелло У меня впечатления яркие. Хотя там, мне кажется, очень много случайного. Т.е. там есть то, что его интересует,и он это делает. А все остальное откровенно пробалтывает (как обморок Отелло и пощечину Дездемоне при Лодовико), либо чуть ли не заимствует. Но в голове у меня осталась довольно стройная и бесспорно впечатляющая история, все остальное просто не запомнилось. Хотя я сейчас читаю статьи и не вижу ни в оной того, что там увидела я. Может там этого и не было ))) Но мне кажется, это жуткий ужасник мужских фобий, не только фобий, наверное, а еще иллюзий, мифов и пр., связанных с женщинами. Но все равно все удивительным образом в фобию выливается, кажетс. Перед ними и яго беспомощен, перед ними и он растерян, потому что сам не знает, чего ждать А что касается Суханова, то мне кажется, их и местами можно с Трибунцевым поменять. Тут у него актеры на удивление ничего не решают. Да, черт возьми, но зачем он ее убил, если не любил - вот я чего не поняла! Мне кажется, любил. И он ее, в общем то не убивал. Чье дыхание останавливается в тот момент, когда он ее душит ( сцена с коробками, а не с краской)? Его. он говорит: я задую эту свечу, опускает руку в коробку и у него отключается гарнитура. А его дыхание мы слышим весь спектакль, мне это жутко нравилось, а тут раз и тишина. Искал-искал по этим старым коробкам прошлое (там же весь текст первого акта), любовь, Дездемону, не нашел и умер. Да и как их не поубивать, если у них простая, ясная жизнь, а тут приходят женщины и это морок. Прекрасный или примитивный. или жуткий, и они совсем перед ними теряются. со своей увереннностью, со своим интеллектом и своими тщатиельными интригами. Меня поразило, что Яго лжет про Дездемону, но самому ему трудно представить, что его ложь может оказаться правдой. Такие они там все перед своими женщинами растерянные, очарованные. беззащитные. А женщины в руки то вроде и даются, а дальше - как Протей у Одиссея в руках - превращаются в одно-дргое-третье, и не поймать их, хоть и в руках, хоть и твоя. О ужас брачной жизни, как мы можем считать свомии эти существа, когда желанитья их не в нашей властии. Да, я сейчас вспоминаю - и правда, там, действительно, всё это есть ))) Видимо, для меня присутствие Суханова - слишком сильный отвлекающий фактор )) И, видимо, ты можешь воспринимать режиссерский месседж невзирая на то, что творят актеры. И даже вопреки их игре, потому что глядя на Суханова, мучающегося в страданиях и расписывающего, как он, якобы, любит эту женщину - ну, понятно, что хочется закричать ))) Я имею ввиду "не верю" )) А Бутусов, наверное,все же делал спектакль, в котором должен быть любящий мужчина..
Administrator: От зрителя Отчаянная каша-мала от главного интуита здешнего театра Юрий Бутусов уже вошел в историю, сразив всех исповедальной «Чайкой» в «Сатириконе» — четырехактной динамо-машиной, манифестом и антиманифестом одновременно, актерским марш-броском в неизвестное. Теперь все его опусы неизбежно сравнивают с этим эталоном. И если поставленный следом «Добрый человек из Сезуана» в Театре им. Пушкина проверку прошел, став новым Эверестом на театральной карте города, то про «Отелло» даже с большой натяжкой сказать того же нельзя. Важно знать при этом, что появление шекспировской трагедии в репертуаре «Сатирикона» обосновано не только грядущим юбилеем автора (трудно же не заметить обилия «Гамлетов» в списке московских премьер), но и тем, что «Отелло» — своего рода гештальт Бутусова, поставившего уже практически все знаковые пьесы Шекспира от «Гамлета» и «Короля Лира» до «Макбета» и «Ричарда III». Это попытка одолеть то, что однажды уже не поддалось (был случай с не увидевшей свет постановкой «Отелло» в МХТ им. Чехова). В интуитивном экстазе на пару с неизменным соавтором — сценографом Александром Шишкиным — режиссер вывалил на сцену гору периферийных ассоциаций с пьесой: от картин Шагала и десятков комнатных пальм до разнокалиберных неработающих телевизоров и бытовых вентиляторов, от стихов Ахматовой и Пушкина до треков Джо Кокера и Эминема. Двухактный спектакль строится на бойком монтаже актерских этюдов, каждый из которых в той или иной степени осмыслен и завершен, тогда как общая внутренняя логика осталась, кажется, за бортом. Во всяком случае, когда в одной сцене Дездемона (Марьяна Спивак) — властная госпожа в черном парике, а во второй — бойкая карикатурная блондинка, то слезы отчаяния в третьей уже кажутся фрагментом какого-то другого спектакля. Эту схему можно было бы принять за намеренное сбивание ритма в попытке избежать догмата повествования, но и здесь концы с концами не сходятся: тот же Кассио в истеричном исполнении Антона Кузнецова имеет вполне внятную логику поведения — от начала и до конца это один и тот же наивный тюфяк с ирокезом, смиренно подчиняющийся самой что ни на есть шекспировской драматургии. Все остальное — агрессивное разгадывание несуществующего ребуса. Если в «Гамлете», «Короле Лире» и отчасти даже в «Ричарде III» заложена необходимость трактовки событий и логики персонажей, то «Отелло» — до крайности прямолинейная пьеса, здесь все ведет к закономерному финалу. Бутусова же такое положение вещей не устраивает: он идет на все, лишь бы не быть буквальным. Отсюда, к примеру, неожиданная пантомима в память об Андрее Краско (на сцене буквально появляется титр: «Памяти Андрея Краско») как поиск личной трагедии — утраты одного из соратников. Но главное в спектакле — дуэт Дениса Суханова и Тимофея Трибунцева — Отелло и Яго. Наблюдая за статуарной, возрожденческой пластикой одного и бытовой сутуловатой жестикуляцией другого, следя за этим спаррингом (не только в диалогах персонажей, но и между актерами), понимаешь, что остальное не так уж важно: ну и что, что в спектакле Бутусова впервые звучит плохая музыка, что в очередной раз красные лоскуты обозначают кровь, что каша-мала из высокоинтеллектуальных аллюзий поглотила драматургию, что «Отелло» Някрошюса все равно лучше. В конце концов, разгадать ребус, которого нет, то есть сделать невозможное, совершить трансгрессию — для честного постмодерниста цель, наличие которой порой важнее ее достижения.
Administrator: Эксперт Танец со смертью Вячеслав Суриков Юрий Бутусов поставил в «Сатириконе» пьесу, которую считает самой страшной из всех написанных Шекспиром Режиссер привычно разговаривает со своим зрителем на языке метафор, и кажется, что пьесы великого барда для него всего лишь повод для очередной импровизации, для создания сценического сна наяву, действия, в котором нет никакой логики — одно проявление ничем не ограниченной творческой свободы. Начав почти десять лет назад свою шекспировскую серию, насчитывающую сегодня шесть постановок, Бутусов остается верным принципу тотального разрушения зрительских стереотипов. Он создает немыслимый парк театральных аттракционов, где возможно все, даже вставки в плотно сбитый шекспировский текст узнаваемых пушкинских и ахматовских строк. А вот самой ожидаемой, цитируемой по поводу и без повода реплики мавра «Молилась ли ты на ночь…» в бутусовском «Отелло» нет, как нет и самого мавра. Актер Денис Суханов, прежде чем включиться в действие, на глазах у зрителей всего лишь наносит на лицо черную краску, и она меньше всего выглядит обозначением расовой принадлежности ключевого персонажа: этот ритуальный жест символизирует помутнение разума, допущение сил зла в свое сознание. По версии Бутусова, Отелло — городской невротик, уничтожающий сам себя, как милость вымаливающий у Яго новую порцию яда ревности. Он ищет доказательства измены и находит их. Он по собственной воле падает в бездну отчаяния и увлекает за собой тех, кто оказался с ним рядом. Яго — такой же невольник судьбы, как и Отелло, всего лишь оказавшийся в ненужном месте в ненужное время. Так случилось, что все нити интриги сошлись на нем, и он вынужден управлять происходящим под давлением обстоятельств — и собственной корысти. Дездемона лишена каких-то устойчивых черт как внешних, так и внутренних. Она затевает в ходе спектакля одну ролевую игру за другой, превращаясь то в обольстительницу, способную соблазнить кого угодно, то во властную, не терпящую возражений стерву, то в глупую куклу, которая как заведенная повторяет просьбу о прощении Кассио и тем самым подписывает себе окончательный приговор. Внешне она слишком легко сливается с Бианкой и Эмилией, и только в финале, когда Отелло молча закрашивает лицо Дездемоны черной краской, надевает ей черный парик и черные очки, она становится сама собой — безликой и безжалостной смертью. Юрий Бутусов сначала заставляет тяжелый слог пьесы, написанной полтысячелетия назад, буквально врываться в уши зрителей, наполняя их леденящим душу смыслом, а потом вдруг внезапно останавливает действие, и эти несколько мгновений тишины на наших глазах превращаются в вечность, разделяющую прошлое и будущего, когда происходит непоправимое. Сверхнапряжение возникает и в тот момент, когда Отелло сталкивается с каким-то неведомым миром. Он мечется, пытаясь что-то найти в разбросанных по сцене похожих на гробы картонных коробках, произносит очередной душераздирающий монолог и вдруг обнаруживает детскую игрушку: тряпичная собачка проигрывает ему незамысловатую песенку, ритмично вскидывая длинные уши. Отелло слушает ее как завороженный, а затем заставляет игрушку проиграть песенку еще раз, силясь понять, какой таинственный смысл в ней заключен. «Если ты счастлив и знаешь об этом, хлопни в ладоши!» — всего-навсего поет собачка. Отелло вовсе не так доверчив (здесь с Пушкиным можно поспорить), он обречен — и знает об этом.
Administrator: Газета Разыгрался в хлам Юрий Бутусов поставил «Отелло» в театре «Сатирикон» Фотография: Артем Геодакян/ИТАР-ТАСС 19.11.2013, 09:28 | Николай Берман «Отелло» Юрия Бутусова стал первой премьерой сезона в театре «Сатирикон». К Шекспиру один из ведущих российских режиссеров, только что номинированный на премию «Золотая маска» сразу за два спектакля прошлого сезона, обратился уже в шестой раз. Шекспир действительно любимый автор Бутусова. Ситуация почти анекдотическая, но это в самом деле так: за какого бы драматурга Бутусов ни брался, на выходе все равно почти всегда получается именно Шекспир. Так было, и когда он собирался ставить в МХТ ибсеновского «Пера Гюнта» — и выпустил «Гамлета», и когда потом хотел обратиться к норвежской пьесе уже в Театре Вахтангова, но в итоге поставил там «Меру за меру». В «Сатириконе» же он однажды начинал репетировать «Ревизора», внезапно превратившегося в «Короля Лира». С «Отелло» история вообще особая. Эту пьесу он уже ставил, но спектакль никто так и не увидел. Трагедию о мавре Бутусов больше года репетировал в МХТ, с Дмитрием Дюжевым в роли Отелло и Михаилом Трухиным — Яго (при том что изначально думал ставить горьковских «Детей солнца»), и спектакль, по слухам, был почти готов, но сочтен слишком несовершенным как руководством театра, так и своими создателями. Очевидно, что та невышедшая премьера была для Бутусова незажившей раной, и вполне можно было ожидать, что рано или поздно он решит вернуться к этой пьесе. Впрочем, и в этот раз «Отелло» для многих стал большим сюрпризом: еще пару месяцев назад все были уверены, что Бутусов в «Сатириконе» ставит «Трех сестер» (которых, кстати, теперь он в конце декабря выпускает в Петербурге), и трансформация, похоже, произошла чуть ли не в последний момент (в нескольких эпизодах на сцену даже выходят чеховские героини). В том виде, в котором «Отелло» Бутусова наконец-то вышел, он вряд ли был бы возможен без прошлого cатириконовского спектакля режиссера. Два с половиной года назад Бутусов поставил чеховскую «Чайку» — и та его работа, без сомнения, стала одним из самых знаковых событий для русского театра последнего десятилетия. «Чайка» не только подвела итог всего творческого развития Бутусова, начиная с его первых опытов, но и оказалась масштабным автопортретом современного театра со всеми его жанрами и течениями. Она была для режиссера прорывом, к которому он шел много лет, и повторить такой результат очень сложно. После «Чайки» в прошлом сезоне Бутусов выпустил два спектакля — «Макбет. Кино» в возглавляемом им питерском Театре Ленсовета и «Добрый человек из Сезуана» в Театре им. А.С. Пушкина. Оба спектакля вызвали большой резонанс и были номинированы на премию «Золотая маска». И все же первый из них слишком явно сделан точно по тем же принципам, что и «Чайка», а второй держится на грандиозной игре актрисы Александры Урсуляк, но режиссерским откровением его назвать сложно. Впрочем, речь не идет о том, что Бутусов впал в какой-то кризис или застой: просто в «Чайке» он как бы окончательно нашел идеальный для себя подход к театру (недавно в одном из интервью он назвал его нелинейным) и теперь пытается по-новому осваивать собственный метод, словно исследуя, куда этот путь приведет его дальше. Поэтому время от времени «Отелло» кажется прямым продолжением «Чайки», хотя в лучшие свои моменты уносится уже в иные плоскости. Зрители спектаклей Бутусова давно привыкли к тому, что сцена может быть заполнена чем угодно, от непролазного вороха дров и бревен до полчища картонных фигур. Но даже на этом фоне в «Отелло» пространство, созданное художником Александром Шишкиным, кажется по-настоящему безумным. Вначале оно завалено так, что удивляешься, как актерам удается отыскать себе хоть немного места. Холодильники, столы, стулья, растения в кадках (такие, про которые не поймешь, живые они или искусственные), черепа, куклы, ширмы, музыкальные инструменты, от белого рояля до барабана… Понятно, что в этом элементе сценографии не стоит искать метафоры: перед нами просто гора накопившегося за много лет театрального скарба, знакомая каждому, кто хоть раз побывал за кулисами большого театра и видел груды сваленных старых декораций и предметов реквизита. У Бутусова какие-то из этих вещей могут пригодиться по ходу действия, например, как старая электроплитка, на которой Яго будет жарить яичницу своему генералу, но почти все будет унесено со сцены, так и не найдя себе применения. Точно такая же мешанина в «Отелло» происходит и со звучащими в спектакле текстами. Здесь есть место не только Шекспиру. Когда Отелло пленяет Дездемону рассказами о своих волшебных приключениях, он вдохновенно произносит монолог Финна о любви к Наине из «Руслана и Людмилы» — и удивительно, как тонко и плавно этот фрагмент вдруг вплетается в ткань пьесы. Дальше будет иначе: в какой-то момент Дездемона выбежит на середину сцены и в полной истерике прочтет стихотворение Ахматовой. В другой раз Дездемона и Яго превратятся в Ирину и Тузенбаха из «Трех сестер» и примутся стреляться друг с другом. И тут уже будет бесполезно пытаться прояснять аллюзии или искать конкретные смыслы: спектакли Бутусова часто существуют вне логических связей. Так, в программке есть вкладка, в которой среди «лиц, так или иначе присутствующих в спектакле», помимо Пушкина, Ахматовой и — вот это неожиданность — Шекспира перечислен и умерший в 2006 году актер Андрей Краско, игравший когда-то у режиссера главную роль в «Смерти Тарелкина». Посвящение Краско для Бутусова очень важно, но отыскать какую-либо связь «Отелло» с этим актером, конечно же, невозможно. На первых показах, прошедших в октябре, в спектакле была даже отдельная «сцена памяти Андрея Краско» (о чем специально сообщали титры), однако и она никак не упрощала этот вопрос. Вообще в «Отелло» наверняка есть очень много моментов, мизансцен, смыслов, ясных до конца только самому Бутусову. Он никогда не стремится быть понятным зрителю, ему не очень важно, что о нем скажут и напишут, главное для него выразить себя и выговорить то, что ему нужно. Начиная с «Чайки» Бутусов обрел редкую в нашем театре степень режиссерской свободы — и в «Отелло» пользуется ею с новой силой. Возможно, поэтому время от времени «Отелло» начинает казаться просто еще одним спектаклем Юрия Бутусова, уже не очень важно, по какой именно пьесе поставленным. Налицо все признаки: громкая и красивая музыка, яркие костюмы, похожие на сюрреалистические видения мизансцены. Актеры бегают, танцуют, громко кричат, постоянно переодеваются — и все же тот единый замысел, ту силу концепции, которые отличали лучшие спектакли Бутусова, в этой череде картинок можно обнаружить далеко не всегда. Весь этот спектакль, как и сама пьеса Шекспира, для Бутусова просто фон, на котором разыгрывается история двух людей — Отелло и Яго. Иногда кажется, что здесь есть всего два героя, все остальные — то ли толпа вконец обезумевших шутов, то ли плоды их воспаленного воображения. Яго не только автор интриги, но и как бы режиссер спектакля, который он разыгрывает перед Отелло. Тимофей Трибунцев словно родился в этой роли. Юркий, вкрадчивый, стремительно-подвижный, он ни на секунду не выпускает из рук нити управления этой историей, не теряет самообладания и не отступает от цели. Этот Яго мелок, но очень обаятелен, даже мил и якобы беззащитен. Он в самом деле завидует и Отелло, и Кассио, но затевает свой план просто как легкий трюк, остроумную проделку, от которой всем, возможно, будет весело. Кажется, после каждой своей фразы, после любого действия по плану он готов потирать руками, восклицая: «Как же ловко я все придумал!» В финале первого действия он садится на ступеньке у задней стены опустевшей сцены, и вокруг него поочередно зажигаются со всех сторон лампы всевозможных форм и видов, а он весело глядит на каждую из них, будто сам включая их своим взглядом. Когда интрига наконец набирает обороты и приобретает трагический размах, он, возможно, уже не рад, что ее затеял, и хотел бы остановить — но не может, падая под грузом, который оказался для него непосильным. В одной из сцен Яго будет сам лихорадочно зачитывать реплики Отелло и Дездемоны, вместе с ремарками и их именами, а актеры — играть без слов; и станет ясно, что спектакль уже вырывается из-под его искусного управления. Отелло Дениса Суханова, возможно, один из самых мягких, доверчивых и ранимых венецианских мавров, которые когда-либо выходили на сцену. Слово «генерал» по отношению к нему можно воспринять разве что как насмешку: такой и мухи не обидит. Он слаб, податлив и вечно не уверен в себе. Он просто не представляет, что в мире может существовать такая вещь, как ложь. Яго он верит с первого слова, и все последующие доказательства вины Дездемоны ему на самом деле уже не важны и не нужны. Ему сообщили об измене жены — и все. И мир обрушился. И для него это данность. Он не ревнует, нет, и не хочет возмездия. Все, что он испытывает, — страшный шок от того, что любимая жена оказалась способна ему изменить. И если у Шекспира Отелло ждет подтверждения измены, чтобы ее покарать, то тут он просто не знает, как ему быть и что делать. В какой-то момент живой Яго превращается для него в галлюцинацию. Уходит со сцены, и звучит только его голос — кажется, что со всех сторон. Потом он уже сам произносит реплики Яго, разговаривая с собой и прямо на глазах сходя с ума под оглушительный свист в ушах. В принципе план Яго был выполнен уже с помощью одной только его фразы, и дальше тот мог бы просто спокойно уйти и ничего не делать. Этот Отелло — сам себе Яго. Дездемона для него неуловимый призрак, вечно ускользающий женский образ, похожий на героиню фильма Бунюэля «Этот смутный объект желания», которую там поочередно играют две актрисы. От раза к разу она меняет парики и костюмы, то появляясь на сцене голой и заворачиваясь в занавес вместо вечернего платья, то становясь строгой бизнесвумен с черным каре, то делаясь девушкой-куклой. Только к концу Отелло вдруг обретает свою Дездемону, и она становится самой собой, в обычной одежде, без мишуры разноцветных волос и косметики. Он находит реальный облик той, которую любил, уже в тот момент, когда уверен, что ее потерял, — и не может прервать свой путь на полном ходу. Отелло бродит один по сцене, заваленной пустыми, на гробы похожими картонными коробками, пытаясь что-то в них отыскать. Его монолог, обращенный к спящей Дездемоне, звучит в записи, как бы помимо его самого. В одной из коробок обнаруживается милая плюшевая игрушка. Он случайно на нее нажимает и вздрагивает, когда та пускается в пляс под веселую музыку. Потом наступает тишина. Он запускает ее снова. И снова. И снова — сидя в полном отупении и одиночестве. Он не будет душить Дездемону — просто вымажет ее лицо сажей, как свое собственное, накроет черными очками и черным париком. Трупы Кассио и Эмилии свернутся калачиком у их ног, а услужливый Яго прикрепит бирки к их ногам, после чего сам ляжет рядом. Музыка будет играть, но спектакль уже кончится, и на сцену выйдут монтировщики, и разберут все декорации — а Отелло с Дездемоной так и продолжат сидеть оцепенело, и только подбородок у Отелло будет резко подрагивать. Когда смотришь «Отелло» Бутусова, кажется, что в этом спектакле много лишнего — бессмысленных действий и персонажей, неистовой беготни и гремящей музыки. И если все это убрать и оставить главное, спектакль станет гораздо лучше. Только это будет уже не Бутусов. О спектаклях этого режиссера бессмысленно писать театроведческие статьи. Их можно пытаться подвергать анализу, раскладывать что-то в них по полочкам, искать смыслы и аллюзии, красиво пересказывать. Но на самом деле ни анализу, ни полному описанию они не поддаются. Постановки Бутусова — как картины абстракционистов. В них можно не видеть ничего, а можно — все, что угодно; если же их не почувствовать, то смотреть на них бесполезно.
Administrator: ...В одной из коробок обнаруживается милая плюшевая игрушка. Он случайно на нее нажимает и вздрагивает, когда та пускается в пляс под веселую музыку. Потом наступает тишина. Он запускает ее снова. И снова. И снова — сидя в полном отупении и одиночестве... (с)
Administrator: От зрителя Ад по Бутусову Юрий Бутусов поставил в театре «Сатирикон» спектакль, узнаваемый и даже предсказуемый по стилю и приемам, но при этом оставляющий ощущение открытия. Режиссер Юрий Бутусов и художник Александр Шишкин, уже не в первый раз в тандеме изобретающие актуальное театральное пространство для шекспировских текстов, на этот раз создали на сцене мир совершенно удивительный. Он напоминает старую захламленную квартиру, в которой вещи разных эпох соседствуют, словно геологические пласты земной коры. Здесь и советские круглоглазые неваляшки, и военная форма XIX столетия, и яркие дешевые метелочки для борьбы с пылью, будто вчера купленные на каком-то рынке на окраине Москвы, и скромный портрет Пушкина на кухне, и бутафорские, нарочито театральные черепа… Чем не метафора современной культуры? Впрочем, вернее было бы сказать, что это метафора представлений о ней — многослойной неразберихе в голове любого более-менее начитанного современного человека, в которой Пушкин и песни Эминема, Чехов и Ахматова, Шекспир и «Руслан и Людмила» оказываются совсем рядом. Этот хаос (хаос внутренний, идейный, превращенный во внешний, зримый) построен так тонко, так завораживающе театрально, что, кажется, его просто нельзя было придумать математически, логически — только построить по музыкальному принципу, интуитивно. Поначалу зрители могут лишь догадываться о том, что перед ними не традиционно понимаемое место действия, а визуализированное пространство сознания и подсознания. Потом во избежание сомнений на занавесе-арлекине появляется видеопроекция с ироничными стрелочками и надписью «На самом деле этого не было». Страшное бутусовское кино, в котором Яго и Дездемона целуются и стреляются на дуэли, Отелло читает монолог финна из сказки Пушкина, а неистовый Кассио носит красный мотоциклетный шлем, — примерно то же, что и магический театр в «Степном волке» Германа Гессе. Как говорил один из героев этого романа, «мы находимся сейчас в магическом театре, здесь есть только картины, а не действительность». Впрочем, эти «фиктивные» (если воспользоваться словом того же Гессе) картины совсем не безобидны. Субъективные, прокручиваемые в голове фильмы способны разрушать и убивать вполне реально. Впрочем, напомню, что речь идет не о лобовых психоаналитических концепциях, а о спектакле как о музыкальном произведении. Система координат, выстроенная таким сложным образом, определяет и взаимоотношения между героями на сцене и между персонажами и залом. Какими бы утонченными ни были игры постмодернизма, избегающие прямых определений, все-таки каждый режиссер, обращающийся к такому знаковому произведению, как «Отелло», вынужден ответить на вопрос: кто такой Отелло сегодня, здесь и сейчас? ревнивец? воин? наивный и доверчивый человек? Ответ Бутусова и Дениса Суханова, исполнителя роли Отелло, нетривиален. Отелло Суханова при всей его пряной манерности и вкрадчивых интонациях — почти мистериальный «всякий человек». По-видимому, задача артиста прежде всего не в том, чтобы сыграть, к примеру, ревнивца или простака, а в том, чтобы заставить зрителя почувствовать отзвуки черной страсти Отелло в своей душе, примерить роль на себя, осознать, что это и про него тоже. Режиссер ставит Суханова-актера в довольно парадоксальную ситуацию: часто то, что мы видим на сцене, — это мир глазами Отелло. Но как определить и сыграть роль себя в собственном же мире? Ведь довольно часто «я», именно этот персонаж в театре подсознания оказывается самым загадочным, он убегает от определений. Суханов наполняет образ эмоционально, но оставляет зрителю место для домысливания, насыщения сугубо индивидуальными (для каждого сидящего в зале) смыслами. В своей игре, в решении этого героя он как будто не договаривает, но эта недосказанность, конечно, не пуста, а концептуальна. Едва ли не еще более сложная задача стоит перед Дездемоной — Марьяной Спивак. В некоторых эпизодах она — образ, завладевший сердцем и помыслами Отелло, то есть проекция его воображения. Потому она легко превращается то в женщину-вамп в дразнящем строгом костюме и с классическим каре, то в сладострастную развратницу, воркующую с Кассио. Но в других сценах Дездемона — Спивак словно пытается отвоевать у Отелло, Яго и всей этой трагической истории саму себя. И тогда оказывается, что эта Дездемона — отнюдь не классическая «голубая героиня», а невероятно живая и современная женщина. Яго Тимофея Трибунцева сыгран очень просто и при этом невероятно сложно. Этот Яго не интригует, не хлопочет лицом, не подвывает злодейски. Всю историю про мавра, в финале которой никто не выжил, он готовит просто и по-деловому — так же, как жарит яичницу на убогой маленькой плитке на глазах у публики. Впрочем, сам приготовил — сам и отведай. Страдает этот невысокий и на первый взгляд не слишком приметный Яго не меньше, чем откровенно красующийся по временам Отелло. Трибунцев умудряется держать на сцене тройной контрапункт: выспренним шекспировским словам противопоставлены обыденные интонации, а обыденным интонациям — невероятная тоска в глазах. А еще Яго в спектакле Бутусова — режиссер драмы Отелло и Дездемоны, участник ее, всерьез любящий жену Эмилию и ревнующий ее к мавру (если кто-то вдруг забыл об этом, услужливая видеопроекция напомнит в нужный момент) и зритель: Яго нередко спускается в зал, чтобы посмотреть со стороны на затеянную им адскую игру. А впрочем, в какой-то момент разделение на персонажей становится в спектакле Бутусова весьма условным. Яго может прочитать монолог Отелло, Отелло — произносить реплики за Яго, а рядом с Дездемоной оказываются Эмилия и Бьянка — и втроем они составляют некоторое трехголосое единое женское существо, в унисон отвечающее на вопросы Яго. В конечном итоге жизнь сложнее прямых противопоставлений. И разве нельзя быть Отелло и Яго или Дездемоной и Бьянкой одновременно? Постановка Бутусова непроста для восприятия. Повторы, затянувшиеся паузы, громкие звуки и громкие эмоции, не поддающие расшифровке знаки, метафоры без ключа к разгадке — все это не создает для зрителя комфорта, выбивает привычную почву из-под ног. А еще этот спектакль невозможен без внутреннего соучастия. У зрителя здесь особая работа: по сути, общую картину, историю каждый зритель здесь собирает сам, затрачивая себя, свои воспоминания, чувства. Правда, режиссер платит той же монетой — он так же бескомпромиссно откровенен и открыт в этом спектакле. Потому не так много смысла говорить о самоповторах, цитатах и отсылках этого причудливо скроенного действа. Тут кроили явно по живому и без наркоза.
Administrator: От зрителя Все нижеследующее – попытка разобраться во впечатлении от спектакля «Отелло» (Сатирикон), и избавиться, освободиться от наваждения. Сразу могу сказать тем, кто предпочитает традиционное прочтение пьесы, кто далек от экспериментов современного театра и кому лично не интересны постановки Ю. Бутусова – лучше не ходите на этот спектакль, не тратьте время, деньги и силы; все равно будете тосковать, злиться и жалеть потраченное. А вот искателям нового и поклонникам современного театра – ЭТО стоит посмотреть. Выйдя после спектакля мы вместе с подругой сошлись во мнении, что увиденное впечатлило, было чрезвычайно интересно, оба главных героя сыграны великолепно, и Яго Трибунцева даже посильнее будет, чем Отелло Суханова, но первое действие понравилось больше – оно было более динамично, захватило сразу и не отпускало до антракта, а вот второе – явно затянуто, местами даже скучновато, эротическая сцена – явно излишняя, ничего нового уже к палитре полотна спектакля не добавляет, что Отелло во втором действии затянуто сопит, долго дышит и второй круг песенки заводного зайца тоже был ни к чему – пронзительная напряженность момента была утрачена, и стало как-то неловко за режиссера – неужели сам не чувствует, что – не нужно. Но – тем не менее, все равно – здорово. Мелькнула мысль: «а ведь можно было бы посмотреть второй раз….», но… На следующий день в течении обыденности вдруг проявилось чувство небольшой тревожности, которое не отпускало и привлекало внимание, словно бабочка, бьющаяся о стекло: «Ах, да,…. вчерашний «Отелло». Где-то что-то зацепило. Время от времени в течение этого дня и дня следующего чувство медленно нарастало и к третьему дню стало окончательно ясно – «накрыло». Спектакль не отпускает. Отелло Суханова приковывает мысленный взор так, что не отвести. И ведь по-прежнему внутренне соглашаюсь с мнением подруги – Яго сыграть Т. Трибунцеву сложнее - в рисунке роли нет трюкачества, бесконечных переодеваний и даже обнажения, как у Отелло Д. Суханова. То есть нет никаких внешних подпорок для роли. Яго в исполнении Т. Трибунцева (так увидел режиссер Ю. Бутусов, а воплотил - актер Т. Трибунцев) прост как «великая сермяжная правда», прост как яичница, которую он жарит на глазах у заинтригованной публики, и когда я смотрю на Яго Трибунцева, то проникаюсь его «правдой», и в этот момент я – с ним, с Яго. Но когда я смотрю на Отелло, воплощенного Сухановым, я уже вижу только его и становлюсь сопричастным ему. Когда я смотрю на Яго – я испытываю удивление и радость от талантливой игры Т. Трибунцева: «Как же он великолепен!» Когда смотрю на Отелло, я чувствую изумление и болезненное недоумение: «Как же такое возможно?» А как смог режиссер увидеть Отелло ТАКИМ? Тонкий, нервный, рефлексирующий, сложный.. Легкий взмах руки, отточенный поворот головы, летящая походка… Слушая его монолог во второй части, даже несмотря на то, что затянуто, а все равно отдаешь себе отчет том, что сопереживаешь и ревнуешь вместе с Отелло, даже вопреки себе и своему здравому смыслу…Глядя на кубистическую спину уходящего в глубину сцены полу (а потом и вовсе)обнаженного Отелло Суханова, в сознании всплывают образы Пикассо. Ревность Отелло Суханова, это не буйство шекспировского мавра, а стремление ослабить, утишить боль героя «В поисках утраченного времени». Лишь однажды испугавшись и потеряв покой навсегда от одного только подозрения, что любимая неверна, Отелло Суханова, подобно герою Пруста, будет искать подтверждения измены, испытанных с другим удовольствий, и спасительного успокоения в наслаждении (и эротическая сцена, оказывается, вовсе не излишня), приняв потом позу ребенка в утробе матери, где было так спокойно и безопасно. В спектакле не было пошло-драматического: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?», как и пошло-сентиментального: «Она его за муки полюбила, а он ее - за состраданье к ним». И пошло-трагического: «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти». Вообще в постановке Ю. Бутусова, несмотря на показную китчевость, совсем нет пошлости – странно, до этого у меня было убеждение, что китч и пошлость – почти синонимы. Ан, нет, бывает и так…Многие спектакли оставили впечатление безусловно талантливых, многие образы запомнились, но когда в памяти возникает образ Отелло в исполнении Д. Суханова, то вслед за ней появляется мысль: «Боже, да это же просто…гениально!»
Administrator: Фото: Тамара Йон ...и огромная благодарность Марине Дровосековой за разрешение на публикацию снимка!
Administrator: Радио России|Закулисье "Отелло" Юрия Бутусова: Шекспир как Солярис Только что "Золотая маска" объявила претендентов на премию за прошедший театральный сезон. В числе номинантов - два спектакля Юрия Бутусова: "Добрый человек из Сезуана" в московском Театре имени Пушкина и "Макбет. Кино" петербургского Театра имени Ленсовета. И новая постановка Бутусова, а именно "Отелло" в "Сатириконе", войдет в список номинантов будущего сезона. Бутусов очень часто обращается к драматургии Шекспира. Он ставил "Гамлета" в МХТ имени Чехова (с Михаилом Трухиным, Михаилом Пореченковым, Константином Хабенским), "Меру за меру" в Театре имени Вахтангова, "Ромео и Джульетту" - в Норвегии, а в "Сатириконе" - "Ричарда III" и "Короля Лира" с Константином Райкиным в главных ролях. "Отелло" - первый шекспировский спектакль Бутусова в "Сатириконе", в котором не занят Райкин. Отелло играет Денис Суханов, а Яго - Тимофей Трибунцев. На вопрос, что так властно связывает его с великим английским драматургом, режиссер ответил: "Я лучше ничего не знаю. В нем есть все, о чем я хочу думать, говорить, рассуждать, и абсолютная, всепоглощающая, безумная театральная игра. И вера в жизнь есть, несмотря на все кошмары. Поэтому я всегда хочу быть с Шекспиром. Когда говорят, что Шекспира не было, что это псевдоним, под которым скрывался кто-то другой, я в каком-то смысле это понимаю, потому что это космос, такой поток энергии, эмоции, высочайший полет души, мысли и такой страшный живот, низ. Я читаю его и все время делаю открытия. Вроде знаешь все пьесы, но, недавно перечитывая "Антония и Клеопатру", понял, что лучше пьесы про любовь не найдешь. Он - бог". По мнению режиссера, в пьесах Шекспира есть все. Но в спектакль добавлено много того, чего в них нет и быть не могло: современная музыка, стихи Анны Ахматовой. Некоторые из этих дополнений понять вовсе невозможно, а иные требуют пояснений. Допустим, Отелло читает монолог финна из пушкинского "Руслана и Людмилы". Где, спрашивается, река, где дача? Финн, конечно, как и Отелло, покинул родную страну, сражался на море и вернулся к возлюбленной героем, но Наина раз за разом его отвергала, а Дездемона любила своего жениха, так что логика постановщика не до конца ясна. На вопрос, зачем он "дописывает" Шекспира, Бутусов ответил: "Для меня тут нет противоречия. То, что я в спектакль запускаю, это тоже из Шекспира. Я все, как мне кажется, из него беру, нарочно ничего не делаю, чтобы кого-то поразить. Тут нет никакого насилия, мне кажется, все органично. Мне кажется, он позволяет такие вещи. Он для меня все время пульсирует, дышит. И потом я ведь тоже есть. Я нагло настаиваю на том, что мы должны находиться в диалоге. Это мой диалог с Шекспиром. Я провоцирую его, чтобы расширить пространство пьесы, и все время проверяю: выдержит?" Бутусов говорит о Шекспире, как о Солярисе из книги Станислава Лема, как о пульсирующем, мыслящем океане, который вызывает в сознании героев различные воспоминания и их материализует. Видимо, нечто подобное делают сочинения английского барда с самим режиссером, пробуждая к жизни его собственные фантазии. Действие "Отелло" разворачивается на огромной сцене, заполненной (чтобы не сказать захламленной) сотней предметов: бутафорскими черепами, вентиляторами, прожекторами на штативах, растениями в кадках, костюмами на вешалке, зеркалами, креслами, музыкальными инструментами, сухими ветками, воздушными шариками, электроплитками, столами. Площадка напоминает кинопавильон, превращенный не то в реквизиторский цех, не то в склад театральных декораций и костюмов. Здесь можно найти все необходимое для того, чтобы сегодня показать один спектакль, завтра - другой. "Конец любви, - говорит Отелло, - конец всему, наступит хаос". И хаос (художественно организованный рукой Александра Шишкина) нарастает на сцене, как и в душе главного героя. История военачальника, мавра, из ревности задушившего безвинную жену Дездемону, видимо, никогда не устареет - дикая, темная часть человеческой натуры постоянно выходит из повиновения. Бутусов говорит: "Идеализм - вот предмет моих дум, постоянного осмысления. Идеализм, а рядом с ним то, что мы всегда оправдываем, понимаем: человеку ведь надо как-то жить, приспосабливаться. На низменные чувства он тоже имеет право. Для меня это важные темы. И никакого анахронизма я в ревности не вижу: разве отношения мужчины и женщины - анахронизм?" Отелло Дениса Суханова белолиц и нисколько не похож на генерала. Это элегантный, даже аристократичный человек. Внимание женщин он завоевывает не рассказами о сражениях (как в пьесе), а чтением стихов. Интеллигентный, мягкий, любящий Отелло - максималист и идеалист, наделенный богатым воображением, в которое Яго по капле вливает яд ревности, постепенно отравляя того, кого ненавидит. За что Яго возненавидел Отелло? За то, что возвысил по службе не его, а ничтожного Кассио (в спектакле это действительно жалкий человек)? За то, что приревновал его без повода к своей жене Эмилии (прекрасная работа Лики Нифонтовой)? За то, что сам возжелал его жену? За то, что Отелло и Дездемона не вписываются в картину мира, согласно которой все человечество - "козлы и обезьяны"? Яго манипулирует людьми. Эта тема для режиссера тоже важна: "Мне кажется, что мы все время хотим быть свободными, но мы управляемы. Это одна из очень серьезных человеческих проблем: где надо кого-то послушаться, где - не надо? Это зона темная и непонятная". Мизантроп Яго навязывает всем свое представление о людях. Это в спектакле прямо показано: Отелло вдруг начинает говорить словами Яго, измазывает краской лицо Дездемоны (пачкает ее подозрениями), наносит краску на свое лицо: его душа чернеет зримо. Дездемону играет Марьяна Спивак, но (то ли она меняется в глазах Отелло по мере развития сюжета, то ли любую женщину он готов возвести в идеал) она постоянно меняет облик, и зрителям кажется, что это разные актрисы: сперва молоденькая, бесхитростная, любящая девочка в простой одежде; потом в черном парике и строгом костюме бизнесвумен, помыкающая супругом; а еще яркая блондинка в пышных юбках, модельная куколка, Барби. Актриса меняет прическу и тембр голоса, кисточкой наносит на лицо морщины, и вот уже перед нами иссушенная страданием старуха. К той, какой она была вначале, милой, простой, тихой, Дездемона вернется только в финале, перед смертью. Бутусов поставил в "Сатириконе" очень зрелищный, яркий спектакль. Он переполнен разного рода аттракционами (видеоартом, крупными планами актерских лиц на экране, ритмичной музыкой, всевозможными шумами, создающими сплошной звукоряд), но все это почти не отвлекает от актеров и сути разыгрываемой истории. А режиссерское толкование при всем внешнем несходстве более всего напоминает "Отелло" Анатолия Эфроса и Театра на Малой Бронной (1977 г.). Дездемоной была Ольга Яковлева, тихого, интеллигентного Отелло играл Николай Волков, Яго - Лев Дуров. Его ненависть к Отелло, как и у Тимофея Трибунцева, питалась завистью закомплексованного ничтожества к прекраснодушному человеку. У Эфроса, как и у Шекспира, этот пигмей побеждал. У Бутусова он умирает, клубочком свернувшись у ног убитой им жены. Пожалуй, в этом есть что-то оптимистическое: зло наказывает само себя. На вопрос, зачем он изменил финал, режиссер ответил: "В пьесе его в тюрьму отправляют. Но для меня Яго тоже умирает. Для меня совершенно очевидно, что мир, содеянный им, его тоже погубил. Такие поступки убивают".
Administrator: От зрителя нынче с мамой премьеру "Отелло" в Сатириконе.. Треш, господа, треш.. По сравнению с этим спектаклем, "Ромео и Джульетта" с участием Ди Каприо - просто каноническое прочтение.. Но тем, кто привык на досуге поглядывать японские экшены, "Отелло" версии Юрия Бутусова особо шокирующим не покажется..
Administrator: Фото: Сергей Петров
Administrator: Фото Сергей Петрова
Administrator: Театрон Трагедия хаоса В театре Сатирикон режиссер Юрий Бутусов поставил шекспировского "Отелло". Уже до этого на сцене Сатирикона режиссером были поставлены две трагедии Шекспира: "Ричард III" и "Король Лир". А одним из самых ярких театральных событий стала поставленная два с половиной года назад чеховская "Чайка". В новом спектакле многое на первый взгляд кажется знакомым, с тем лишь отличием, что сценография и действие стали еще более хаотичными. На авансцене лежат бутафорские черепа, так что трудно не вспомнить бедного Йорика из Гамлета. Когда же открывается занавес, то пространство сцены, созданное художником Александром Шишкиным (постоянным соавтором Бутусова), напоминает огромную свалку ненужных вещей. Здесь можно увидеть столы, стулья, холодильники, коробки, растения в кадках, музыкальные инструменты, игрушки, лыжи, шинели... Актерам приходится передвигать предметы, высвобождая место для игры. Картина хаоса дополняется шумом музыки, танцами и нарушением хрестоматийного сюжета. Известно, что изначально работа шла над спектаклем "Три сестры", который затем превратился в "Отелло". Даже если этого не знать, то отдельные моменты спектакля нас напрямую отсылают к Чехову. "Александр Игнатьевич", — кричит одна из трех женщин. Сестры в ночных сорочках мечутся по сцене в дыму пожара. Дездемона и Яго могут на наших глазах превратиться в Ирину и Тузенбаха, а затем неожиданно начнут стрелять друг в друга. В одном из интервью Бутусов назвал свой подход к театру нелинейным. Эта нелинейность проникает во все уровни. Поэтому не важно, чеховские ли фразы произносят герои или разыгрывают раз за разом эпизоды из Отелло. Каждый эпизод ставит перед нами вопрос о границах возможного. В мире, где все границы размыты, любое действие становится оправданным, так как нет оснований, для того чтобы считать его недопустимым. Актеры могут бегать, кричать, менять одежду, парики, образ. Дездемона (Марьяна Спивак) так и не обретет цельность, разве что перед лицом смерти. Она может быть глупой, жестокой, ранимой, испуганной. Сцена повторяется раз за разом, но мы не знаем какая из Дездемон подлинная. За маской скрывается новая маска, и только в финале черное и неподвижное лицо "мертвой" Дездемоны уже не сможет нас обманывать. Несмотря на хаос и сумбур происходящего, центральная ось спектакля сохранена. Отелло (Денис Суханов) и Яго (Тимофей Трибунцев) страдают даже в этом бессмысленном мире. Реальность и вымысел тесно переплетены, и нет возможности отличить одно от другого. Яго шаг за шагом выстраивает свой план мести и как искусный кукольник руководит происходящими действиями. В одной из сцен Яго сам будет зачитывать реплики персонажей, а они послушные его указаниям будут разыгрывать свои роли. Отелло чувствует себя потерянным в этом мире: он готов выслушивать советы Яго, лишь бы избежать возможности самому принять итоговое решение. Несколько раз Отелло будет наносить на себя черную краску, несколько раз смывать, но в финале его лицо все-таки останется черным. Одинокий, потерянный бесцельно будет он бродить среди пустых картонных коробок. В одной из них он найдет собачку, механически поющую: "Если ты счастлив и знаешь об этом, хлопни в ладоши!". Однако хлопать в ладоши некому. В спектакле Бутусова "Отелло" мы сталкиваемся со странным парадоксом. Часть предметов, фраз, сцен могут показаться бесполезными и лишенными смысла. Нужно ли было читать отрывки из Пушкина? Для чего было вводить сцену с обнаженным Отелло? Неужели нельзя было убрать сцены их чеховских "Трех сестер"? Но и сами эти вопросы не имеют смысла. А в мире, где хаос стал основой восприятия, а границы между возможным и реальным взаимопроницаемы, трудно создать что-либо по-настоящему бессмысленное. Фраза и предмет все равно наделяются смыслом. Перед нашими глазами за несколько часов развернулся мир настоящей трагедии, основная суть которой заключается не в сумасшествии Отелло и убийстве Дездемоны, а в сумасшествии самого мира, в котором отныне нет невозможного. Пространство осмысляла Анна Никифорова
Administrator: От зрителя Давно уже пора на соответствующих театральных билетах и афишах писать: ОСТОРОЖНО, БУТУСОВ! Дабы осведомлять неискушенных зрителей, что данная постановка не рекомендована к просмотру любителям классического традиционного театра. Потому что Ю. Бутусов – это уже не частный случай, это целое явление. Думаю, очередная и следующая «Золотая маска» тоже будет так или иначе бутусовской (искренне надеюсь, что присудят за главную мужскую роль исполнителю роли Отелло Денису Суханову). Так что Ю. Бутусов – это уже «Золотой Маска-рад». Причем, заслуженно. А незнакомый ранее с постановками этого режиссера случайный зритель, рискнувший купить билет, тем самым совершает осознанный выбор: «предупрежден, значит – вооружен». Зачем вооружаться и чем вооружаться, идя на спектакли Бутусова? Любопытством; за тем, что без предварительной психологической подготовки случайный зритель будет обескуражен и даже возмущен. Что частенько на практике и происходит (сама была свидетельницей неоднократно, как зрители, сидевшие в первых рядах партера, а, следовательно – заплатившие за дорогие билеты, недоуменно переглядывались друг с другом, начинали фыркать, обиженно сопеть, а потом уходили в антракте). Честно предупрежденный зритель будет смотреть на все происходящее по-другому, а именно – заинтересованно. С желанием разобраться. А теперь, собственно, об «Отелло». Посмотрела 2 раза, с разницей в две недели. Первый раз пошла, потому что – Бутусов, постановки которого мне интересны в принципе – даже не важно, понравится или нет, удачно или не очень (все равно хочу увидеть), а вот второй раз пошла, поскольку «Отелло» оказался - «и уму, и сердцу». Иными словами – чтобы разобраться с образами, проверить собственное видение сцен, деталей и даже частей реквизита (замечу в скобках – к театру я не имею никакого отношения, кроме как зрительского), и – получить удовольствие. Удовольствие, даже не побоюсь этого слова – наслаждение, от игры Д. Суханова (Отелло), а также Т. Трибунцева (Яго). Сразу скажу, что сама постановка с точки зрения режиссуры слабее, чем «Чайка» - невнятнее, хаотичнее, бессвязнее. В «Чайке» актеры играют как ансамбль или единый и слаженно работающий организм. Однако производит неизгладимое впечатление в первую очередь именно сама постановка. «Отелло» же распадается на фрагменты, интермедии, зачастую непонятно как связанные (если эта связь, кроме как по причудливой прихоти режиссера, вообще наличествует). Но сам образ Отелло и фантастическая (sic!) актерская работа Суханова заставляют забыть обо всех недостатках режиссуры. Режиссер в этом случае восхищает самим выбором актера на данную роль, тем, что увидел Отелло таким. За что ему огромное человеческое СПАСИБО! Ведь вызывает благодарное восхищение не только то, что сделано безупречно, в чем каждая деталь подогнана и необходима, но и то, что глубоко и надолго затрагивает, заставляя вновь и вновь возвращаться мысленным взором и сопереживать. Смотря «Отелло» во второй раз, специально сосредоточилась на игре Д. Суханова, чтобы найти изъяны, к чему-нибудь придраться, но не смогла – ни в одной сцене. Если в столь недолговечной и даже эфемерной сфере человеческой деятельности, как театр, есть проявления гениальности, то образ Отелло, воплощенный Д. Сухановым, сыгран ГЕНИАЛЬНО.
Administrator: Фото: Екатерина Цветкова
полная версия страницы