Форум » Архив форума » Константин Аркадьевич Райкин, ЧАСТЬ 8 » Ответить

Константин Аркадьевич Райкин, ЧАСТЬ 8

Administrator: ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7

Ответов - 300, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 All

Administrator: Отсюда «Мракобесие в стране не дремлет» Константин Райкин — о «глупой власти» и постдраматическом театре Фото: Григорий Собченко 22 июня в театре «Сатирикон» Константин Райкин представит спектакль «Лекарь поневоле». В преддверии громкой премьеры (сомнений в этом нет) “Ъ-Lifestyle” встретился с мэтром, чтобы узнать подробности. О его взглядах на политкорректный театр, состояние российского общества, русскую церковь и границы интерпретации классики тоже спросили. — Константин Аркадьевич, почему вдруг Мольер и почему сейчас? Недавние премьеры «Сатирикона» («Все оттенки голубого», «Человек из ресторана». — “Ъ”) — спектакли, поднимающие очень серьезные темы. А здесь игровой театр, веселье. — Я уверен, театр должен поднимать социальные вопросы. Но он также должен иногда от этих вопросов зрителя уводить. Жизнь в стране очень тяжелая. Никогда легкой не была и в обозримом будущем, к сожалению, не будет. Театр прекрасен тем, что он дает возможность взрослому человеку побыть ребенком и с круглыми от удивления глазами смотреть на наивные чудеса. — То есть формула «театр как развлечение» вас вполне устраивает? Критики, наверняка, напишут, что все это устарело. — Мне на таких критиков… «Наплевать» — щадящее слово. Потому что критик, который любит только концептуальный театр, на самом деле жареное любит. Понимаете? На свете есть вещи, прекрасным образом не зависящие ни от президента, ни от цен на нефть, ни от курса рубля или доллара. Театр должен о них напоминать время от времени. Должны быть детские спектакли для взрослых. — «Лекарь поневоле» — такой спектакль? — Такой. У Мольера есть острые пьесы, в свое время неугодные духовенству, властям, представителям самых разных профессиональных сообществ и т. д. А есть замечательные легкие комедии. Он сам был прекрасный комический артист, играл Сганареля. — Мольер называл эту пьесу безделицей, чепухой. — Я к ней точно так же отношусь. Другое дело, что Мольер гениален и в безделице. К тому же я решил не ставить пьесу вчистую, взять еще одну степень трудности и устроить актерский аттракцион. Все роли исполняют три артиста. Зрителя мы предупреждаем заранее. По тем же лекалам был скроен когда-то спектакль «Квартет». Там играли четыре артиста, а ролей, по-моему, было 23. Гриша Сиятвинда играл 14 из них, получил целый ворох театральных наград, госпремию. Я решил, что это наше, сатириконовское ноу-хау. Кроме того, этот спектакль — реверанс в сторону Аркадия Райкина. И дело не в переодеваниях артистов, а в перевоплощениях. — Лицедейство всегда было сильной стороной вашего театра. — Своих артистов я все время провоцирую на игровой театр. Не очень люблю, когда играют «вблизи себя». Вершина нашей профессии заключается в перевоплощении. И оно, кто бы что ни говорил, не исключает исповедального начала. Просто при наличии на тебе накладного живота, горба или хромой ноги легче рассказать о себе, о своих каких-то сутевых, может быть, очень интимных вещах. Артиста следует заставлять уходить от себя привычного. — Актера, выучившегося у Константина Райкина, невозможно не узнать. На чем зиждется ваша педагогическая система? — На школе Станиславского. Все-таки я учу тому, чему меня учили, но по-своему. Я сам щукинец. Там и во времена моей молодости, и сегодня очень долго сидят на этюдах, на «я в предлагаемых обстоятельствах». А, скажем, такие вещи, как наблюдение за людьми и животными, фантазии на темы (неодушевленные предметы, игрушки, манекены, цирк, спорт, немое кино, мультики), включаются гораздо позже. А вот в Школе-студии МХАТ я почти сразу, в самом начале первого курса ввожу все это вместе с тренингом и муштрой, упражнениями на внимание, сосредоточенность, концентрацию. Во второй половине первого учебного года мы проходим наблюдения методом вербатима (спектакли создаются на документальной основе и реальных диалогах. — “Ъ”). Это очень результативная штука. Вообще Школа-студия открыта миру, современным веяниям и новшествам. Притом что, повторяю, она, как и любая другая театральная школа, в основе своей очень консервативна. Это правильно, ведь здание может быть каким угодно современным, но фундамент должен быть основательным. Если говорить о конкретно моих особенностях, то я всегда провоцирую учеников на изменение себя, бесстрашие по отношению к любой театральной форме и жанру, характеру. Если хотите, я за художественное обезьянничество. Кто-то называет это кривляньем. Ну черт с ним, кривлянье так кривлянье. Но при этом я учу своих студентов быть настоящими и обязательно пропускать все через себя. — Российский театр, на ваш взгляд, сегодня какие позиции занимает? — Театр — дело очень живое. Это же искусство настоящего времени. Оно связано с состоянием культуры. А оно не сказать чтобы радует. — Можете пояснить? — Я не согласен с культурной политикой в стране. Считаю, что все эти «Год культуры», «Год кино», «Год литературы» — ширмы, за которыми спрятано равнодушие власти. Культура сегодня приравнена к услуге. Когда главные люди государства думают о судьбе страны, уверен, что слова «культура» у них в мыслях нет. Они думают, что экономика важна, а культура — это что-то десятистепенное. Опаснейшее заблуждение. Все беды, которые грозят стране, — прямое следствие тревожного состояния духовной и интеллектуальной жизни. Тревожного вот в каком смысле — растет поколение не читающих, ничего не знающих про свою страну, циничных травоядных. С ними же невозможно поставить на ноги экономику или внешнюю политику, ничего невозможно. Предадут при первой удобной возможности. И когда говорят, что новая национальная идея — патриотизм, я тоже не согласен. Не может патриотизм быть идеей. Он — следствие. И вообще сегодня это такое затисканное слово, что мне просто не хочется его произносить. Как и слово «народ», слово «патриотизм» в нашей стране должно отдыхать еще лет 150 или 200. Прикрываясь этими словами, столько лет совершали чудовищные преступления. А если вдуматься, патриотизм, как вера или счастье, — очень личное, интимное. — Что, по-вашему, наша национальная идея? — Я вам скажу. Деньги. У нас такая национальная идея. Набивание карманов во что бы это ни стало. Кто успеет, кто сможет. Очень материальное и циничное время. Много мракобесия. Оно у нас в стране вообще никогда не дремлет, всегда готово превратить любую замечательную идею в свою противоположность. — Такое состояние общества и культуры влияет на вас лично? На театр, которым вы руководите? — Конечно. У меня есть любимая работа, которая спасает и дает возможность отстраниться. Но забыть про реальную жизнь я не могу. Что можно противопоставить всеобщей хищной хватке и беспощадной агрессии? Милосердие, христианство. Я сейчас не про церковь говорю, а про религию. Церковь, к сожалению, участвует во всем этом кликушестве, она сейчас обслуживает власть. Прямо в обнимку с ней — попробуй догадайся, что церковь у нас отделена от государства. Мне, как человеку православному, это очень горько. Я же не слепой и не глухой и отличу сокола от цапли... и не только при южном ветре. — Может что-то измениться в этой стране? — Конечно. Работать надо. — Теория малых дел? — Почему малых? У меня, может, самое великое дело. Оно мне кажется несравнимо выше и чище, чем дела политиков. Может быть, Господь до сих пор рукой на этот мир не махнул, потому что мы премьеру готовим. «И землю жаворонок держит на нитке песенки своей». Строка из стихотворения поэта Смолякова. — Вы действительно так считаете? — Абсолютно. Моя профессия — самая нужная. Она позволяет человеку понять самого себя, от чего-то иногда освободиться, от многого тяжелого, тягостного и злого. — Мы говорим про профессию актера. Можем обсудить вашу работу в должности художественного руководителя и ректора? Какие есть проблемы? — Проблемы большие. Проблем много. Вот Министерство образования пытается нас закрыть. И это притом, что у государства и города я не взял ни копейки. На свои деньги построили институт. На свои учим студентов. Причем учим добросовестно, потому что, прежде всего, для себя, для своего театра. Коэффициент полезного действия у моего преподавания (Константин Райкин — профессор, преподает больше 40 лет. — “Ъ”) очень высокий. Процент поступления в московские театры — практически 100. Будучи художественным руководителем театра, я беру молодых артистов в труппу. Это вообще очень выгодно — у меня учиться. Я готовлю кадры, я же их и беру на работу. Но министерство на конечный продукт не смотрит. Его интересуют «статьи соответствия». Они там не понимают разницы между творческим вузом и не творческим. Бюрократы. Я спрашиваю: «Вас не интересует, какие вырастут у меня профессионалы, как я их обучу и как устрою?» — «Нет, нас не интересует». Совершенно честно отвечают и даже очень по-доброму. — Какой вы находите выход? — К начальству хожу высокому, которое звонит кому надо и говорит: «Слушайте, оставьте его в покое». На какое-то время помогает. — Что вам дает силы бороться? — У меня просто нет другого выхода. Я ничего другого делать не умею и не хочу уметь. Это для меня уже один процесс: работать в театре, руководить театром, готовить для него смену, воспитывать артистов. Любой правильно развивающийся театральный коллектив рано или поздно задумывается о собственной школе. — Есть что-то, чем вы уже довольны? — Если бы я не был время от времени чем-то доволен... это же легче застрелиться! — Доказательство вашей репутации строгого, если не сказать сурового руководителя? — Нет, я добрый. И мягкий, и деликатный. Но могу оторвать башку за нерадивость, лень, разгильдяйство. Я такой добрый диктатор. Без диктата руководить невозможно. Сначала должна быть любовь и счастье, но среди ингредиентов этого счастья должен быть страх. Страх быть выгнанным, отруганным, наказанным и т. д. Если страха нет, ничего не получится. — Сегодня власть и церковь настаивают на политкорректном театре, режиссеры и критики спорят по поводу приверженности государственному курсу. — Мне кажется, умная власть должна дотировать искусство, которое ее, эту власть, критикует и ругает. Если хотите, оплачивать зеркало, отражающее ее, власти, ошибки, просчеты, пороки. А глупая власть хочет, чтобы искусство лебезило перед ней. — А как тогда быть с сатирой? С социально острыми, политическими высказываниями, которые обязаны со сцены произноситься? Церковь вон обижается. Но она и на Коперника обижалась, и на Галилео Галилея. — Что касается скандалов в профессиональной среде, есть понятие цеховой солидарности. Например, я никогда в средствах массовой информации не говорю плохо о коллегах. Это правило. И это правило не я придумал. Даже если его не знать, легко догадаться: распри между нами на руку только дьяволу. «Разделяй и властвуй». Как неприятно, когда деятели театра ябедничают власти друг на друга. Возьмем хотя бы встречу президента с театральными деятелями. Да в кои-то веки эти декоративные встречи вообще устраиваются! Ну и слава Богу, спасибо. Так нет, вместо того чтобы решать какие-то общие серьезные насущные проблемы, ставят перед высшей властью вопрос, где границы трактовки классики. Ну почему президент-то должен это знать? Он вообще в этом не понимает. И не должен понимать. — Эти границы интерпретаций, они есть? — Границ нет и не может быть. Любая трактовка классики обязательно кого-нибудь обидит. Но кляузничество и капанье друг на друга надо прекратить раз и навсегда. Если не нравится что-то (а мне многое не нравится из того, что у моих коллег в театрах происходит) — я подойду и скажу. Зачем мне средства массовой информации в это вмешивать? А классику всегда будут трактовать и интерпретировать. И это правильно. — Вы подходите и говорите? — Говорю, когда считаю нужным. Чаще щажу и думаю, что это ничего не даст. — Кто из коллег вам интересен, чьи спектакли восхищают? — Я очень люблю Юру Бутусова. Не просто люблю, а действенно люблю. Он у нас ставил и будет ставить. В этом сезоне пригласил Егора Перегудова (режиссер поставил в «Сатириконе» спектакль «Человек из ресторана». — “Ъ”). Это очень хорошее знакомство для театра. Егор — интеллигентный, талантливый, какой-то очень адекватный, умеющий формулировать свои мысли человек. Я с очень большим интересом, а иногда с восторгом смотрю на то, что происходит в театре имени Вахтангова. На то, что делает Римас Туминас. Он громадный режиссер, спектакли «Евгений Онегин» и «Дядя Ваня» — шедевры. — За каким театром будущее, на ваш взгляд? — Очень трудно сказать. Я приверженец живого театра. Театра ясного высказывания. Сейчас в моде постдраматический театр. Не знаю, я объелся, надоело. Спектакли становятся похожими между собой. Там есть, условно говоря, 17 приемов, и если ты их соблюдаешь, сразу попадаешь в сообщество «избранных», «учитываемых». При этом всех отличает патологическая любовь к непонятному. Просто, я бы сказал, гормональная тяга. Я убежден, что она случается от мутности мысли. Есть великие пьесы, которые написаны как истории. И я не понимаю, зачем делать из них винегрет. Человек, который опален какой-то мыслью, очень хочет быть понятым. А если мысли нет, есть муть в башке, вот тогда ищутся всякие способы эту муть художественно оформить. Еще важный момент. Драматический артист, если он долго работает в постдраматическом театре, деградирует. Самые трудные вещи в актерском деле в таком театре игнорируются именно в силу своей трудности. — Вы говорите как режиссер. — Я и как зритель то же самое вам скажу. Если по ходу спектакля я понимаю все меньше и меньше, то чувствую дискомфорт и теряюсь. Я все-таки за живой театр, который хочет быть пОнятым. Не понятным — это тоже неверная дорога и очень опасная. А именно пОнятым. Но что делать? Думаю, что я среди абсолютного большинства театральных зрителей, которые вообще-то собой представляют абсолютное меньшинство. Я в большинстве среди меньшинства. — Что вы имеет в виду? — 90% населения любого города мира не ходят в театр никогда. А те, кто ходит, оставшийся процент — духовная элита. — Вам не хотелось бы нравиться большинству? — Нет. То, о чем вы говорите, имеет прямое отношение к славе. В молодости это очень увлекает. Но потом понимаешь, до какой степени это не главное в профессии. Ее глубины, высоты, тайны — вот что по-настоящему увлекательно и чем нужно заниматься в театре. А театр к славе сам по себе не имеет отношения. Театр — элитарное искусство. Круг театральных зрителей мне очень дорог. И я хочу быть в нем еще более успешным. Успех очень важен. Без него театр существовать не может. Только успех и слава, повторюсь, это разные вещи. — Какие у вас требования к себе как к актеру? — Всегда одни и те же. Я хочу как можно точнее выполнять то, что меня просит режиссер. Режиссер — командир независимо от возраста и опыта. Артист — подчиненный. — Что вы чувствуете, когда выходите на сцену? — Я разное чувствую. Но если говорить о самых прекрасных ощущениях, это ощущение власти над публикой. Над людьми, которые тебе отдаются в рабство полюбовно. Из-за этого ощущения, собственно, эта профессия так манит. — Без чего вы не мыслите себя в жизни? — Без театра. Мысль Шекспира «весь мир — театр», она же и «в другую сторону» правильна. Театр — это весь мир. И он бесконечен. Чем больше познаешь театр, тем лучше понимаешь жизнь. Наталья Витвицкая

Administrator: Отсюда 22 июня Константин Райкин примет участие в передаче «Главная роль» на тк «Культура» Новость дня - премьера "Лекарь поневоле" в театре "Сатирикон". Смотрите эфир в 19.45

Administrator: Константин Райкин на вручении премии "Хрустальная Турандот - 2004"


Administrator: Отсюда Если классику ставить в том виде, в каком она была написана, это будет средство от бессонницы Разговор худрука театра «Сатирикон» с корреспондентом «Труда» получился по-райкински нелицеприятным Константин Райкин — не только любимый публикой артист, но и дважды худрук: театра «Сатирикон», где острословие не отменяет интеллигентность, и созданной им Высшей школы сценических искусств — пожалуй, самого авторитетного негосударственного театрального вуза. Неподъемный груз ответственности, званий, регалий и творческой работы не мешает ему считать себя вечным учеником и с радостью общаться с теми, кто о себе такого же мнения. На сей раз встреча произошла в подмосковном Звенигороде, где работает X Международная летняя театральная школа СТД. Разговор — и с «учениками», и с корреспондентом «Труда» — получился по-райкински нелицеприятным. Вот уже десять лет в Международную летнюю школу СТД приезжают молодые актеры. Человек 80, так что завершить фразу плавно-красивым «со всех концов нашей большой страны» не получится: субъектов федерации у нас, как известно 85. К тому же часть «школьников» прибывает издалека, и Канада с Индией — не самые дальние точки этой «географии». В итоге на Россию-матушку остается порядка 70 мест, при почти двух сотнях театров, исключая столичные. Капля в море? Да, но отважная капля, рискующая точить камень провинциальной театральной действительности. В смелости и оптимизме не откажешь ни ученикам, ни учителям: школа работает на обычной базе отдыха, абсолютно не приспособленной к напряженной театральной работе. Это не просто интенсивный тренинг, результаты которого демонстрируют «выпускные» спектакли, хотя и это очень важно, поскольку актерская форма, как и спортивная, утрачивается от рутины — а ее в театре хватает — очень быстро. Главное, что за месяц из просто увлеченных своим делом актеров получаются эдакие «засланные казачки», способные взбаламутить тихие омуты своих театров. Не в последнюю очередь благодаря общению с мэтрами — режиссерами, имена которых во многом и определяют сегодня лицо отечественного театра — Юрий Бутусов, Лев Додин, Сергей Женовач, Борис Константинов. Что можно успеть за пару часов мастер-класса? Заставить ребят задуматься о себе, о своем месте в профессии, о том, чего ты хочешь добиться и какую цену за это готов заплатить. Константин Райкин приезжает в школу не часто, но всегда — с искренним интересом, поскольку с большим уважение относится к тем, кто стремится «повысить свою квалификацию»: — Наше актерское дело — непознаваемо. Сколько ни учись, все мало. Тот, кто думает, что он все знает — дурак. Я себя тоже считаю учеником: всегда есть чему научиться у тех, кому преподаешь. В силу меньшего опыта они что-то иногда делают лучше, чем ты. Опыт ведь — не только благо, но и зло — это потеря бесстрашия и первооткрывательства. А все нужно делать, как впервые. Ведь зрителю плевать, что ты играешь этот спектакль в сотый раз. Он сегодня смотрит на сцену, и ему нет дела до того, как гениально ты играл вчера или сыграешь завтра. В нашем деле много рутинной работы, которая во многих актерах быстро убивает очарованность театром. И эта школа — одно из мест, где влюбленность в театр можно реанимировать. — Надолго ли хватит месяца «интенсивной терапии»? — Больная тема! Приезжает сюда мальчик из города Мухославска, набирается азарта и возвращается в свой затхлый, заросший мхом театр с таким же замшелым главным режиссером или вообще без оного, а только с директором, который должен бабки театру зарабатывать. Ведь на периферии, если местная власть о театре не заботится, он влачит убогое существование, артисты живут нищенской жизнью, жрать нечего, а у тебя семья. Ну, и как тут Шекспира играть? Не говорить же: «Я верю в то, что он...». Мы, конечно, все немножко совковые и верим в светлое будущее. — А вы не верите? — Я горестный оптимист. Хотя быть им все труднее и труднее. С каждым днем. И все равно я считаю, что театр, может быть, самое лучшее дело на свете. — Только идти в театр сегодня страшновато: не знаешь, на что нарвешься — на матерщину, обнаженку или того хуже. — Народ у нас разговаривает матом с междометиями. Народ любого слоя — армия, молодежь, интеллигенция. И те, кто закон о его запрете приняли, думаю, тоже. Конечно, есть исключения. Мой папа никогда в жизни не произнес матерного слова. Но я — против каких бы то ни было запрещений. Это совковый отвратительный путь, который мы уже проходили. Этот закон ничего не даст, ведь он не соблюдается и не будет соблюдаться. У нас вообще много глупых законов, противоречащих один другому. Потому и нет законопослушных граждан. — Но нецензурная брань в публичном месте... — Да я не ее оправдываю. Ничего хорошего в том, что мы так разговариваем, нет! Но искусство — это зеркало, отражающее жизнь. И запрет на мат — это борьба с зеркалами: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Искусство — не обои, которые клеят, чтобы было мило и приятно. Это ранящая, раздражающая субстанция. — А как без мата обходились Толстой или Чехов? — Это не довод. Искусство развивается. Стремится проникать под толстеющую кожу слушателя, читателя, зрителя. На нас жизнь все острее наступает, мы надеваем броню, и то, что раньше шокировало, теперь не работает. Поэтому искусство ищет другие способы проникновения под нашу броню: сцены насилия стали более агрессивны, сцены эротические — откровенней. Если классику ставить в том виде, в каком она была написана, это будет средство от бессонницы. Даже очень сильная классика. — И потому сегодня режиссеры выворачивают ее наизнанку? — Великих Мейерхольда, Эфроса, Товстоногова в свое время обвиняли в том, что они вкладывают в тексты известных авторов другие смыслы. Трактовать на сцене можно что угодно, как угодно. И никто, в том числе правительство или министр культуры, не имеют права вмешиваться в трактовку. А уж зритель будет сам решать — идти ему на спектакль или не идти, уходить из зала или аплодировать в финале. Это ответственность самого зрителя. — И если он возмущен увиденным... — ... это нормально! Серебренников или Богомолов — это особый театр, и вместо того, чтобы возмущаться, надо понять, почему он возник и продолжает существовать, а не вставать в позу оскорбленной невинности. Сейчас много ищущих, чем бы оскорбиться. Потому что в нашей стране мракобесие не дремлет. Оно всегда рядом с самой благой идеей. Одна из функций искусства — обижать. Или мы сатиру упраздним? Негодяя нужно оскорбить, недостойному правителю должно стать горько. Как быть с Гоголем, Салтыковым-Щедриным и прочими, чьи имена мы сейчас превозносим? А при жизни ведь их не печатали — хулители потому что. Вообще все самое лучшее, чем мы сейчас гордимся, в свое время было под цензурой. А мы опять хотим ее вернуть. Только мы от этого позора нашей духовной жизни избавились, как снова захотели в клетку, поскольку нам на свободе неуютно. — Вы — за абсолютную свободу? — В искусстве нет ничего запретного. Ни-че-го. Это вопрос привычки, времени, широты взглядов и... мудрости власти. Глупая власть платит искусству за то, что, что оно эту власть хвалит. Умная власть платит искусству за то, что оно держит зеркало перед этой властью, показывает ей ее ошибки и недостатки. Искусство при умной власти — как шут при короле: оно показывает ей ее истинное лицо. Но у нас власть редко бывает умной. Поэтому мы и имеем то, что имеем.

Administrator: Отсюда Американский Станиславский: Константин Райкин открыл школу для иностранцев 2 июля Высшая школа сценических искусств Константина Райкина впервые встречала гостей из США – на летнюю стажировку приехали молодые артисты. Группа из одиннадцати молодых американских актеров проведет месяц вместе с русскими педагогами. Лекции и практические занятия будут проходить на английском языке. По итогам курса-интенсива ученики должны представить выпускную программу с обязательным показом этюдов. Сам Райкин пообещал, что поблажек не будет, и гостям придется постигать секреты мастерства с утра до ночи. Как рассказал m24.ru проректор по научной работе Высшей школы сценических искусств Дмитрий Трубочкин, концепция занятий строится таким образом, чтобы гости с другого континента, владеющие пониманием мхатовских традиций, смогли расширить свое представление о специфике русского театра и представителях его авангарда: "В Школе-студии МХАТ нужно чувствовать свою органику, стремиться осознать, как ты будешь действовать в предлагаемых обстоятельствах, не меняя своей сущности, а у нас с самого начала нужно переступить через себя в сторону маски, трагической или фарсовой природы. Это непривычный, с точки зрения общей методики, ход. Организаторы курсов очень хотят, чтобы по истории театра – будет всего четыре лекции – мы говорили не о МХАТе, а об авангарде, о Мейерхольде, Вахтангове, Таирове и о том, как их традиции живут сейчас. Перед нами стоит задача расширить привычные горизонты и показать, как здесь, в России, воспитывают природу универсального артиста, способного играть в комедиях с трансформациями, в мюзиклах, в психологической драме". Константин Райкин добавил, что в какой-то момент американские актеры спустятся со сцены в зал, чтобы в качестве зрителей оценить мастерство своих русских сверстников. Это будут спектакли третьего курса школы (в том числе недавняя премьера "Лекарь поневоле"), постановки из репертуара "Сатирикона". Но и этим дело не ограничится. "Мы хотим устроить большую культурную программу по театральной Москве. Я считаю, эти ребята сделали правильный выбор – приехали сюда. Никому не нужно напоминать, что Россия – одна из мощнейших мировых театральных держав, а в Москве происходит множество театральных явлений, и важно, чтобы наши гости познакомились с их частью. Каждая актерская школа по-своему трактует систему Станиславского. Наши спектакли – наглядная агитация нашего театра, нашей школы, которая тоже является ответвлением от этого мощного дерева – системы Станиславского". Оба театральных деятеля отметили, что визиты голливудских актеров и их мастер-классы в России полезны для обмены опытом. "Михаил Чехов многое сделал в Америке, Ли Стасберг со своей театральной школой – тоже выдающееся явление, но все равно строится вокруг системы Станиславского. Да, она трактуется по-своему, но даже самые лучшие американские актеры очень близки нам по подходу", – сказал Райкин. Дмитрий Трубочкин в свою очередь напомнил о коммерциализации американского театра с его ориентацией на зрелищность и шоу. "Американский артист здорово подготовлен технически. Но школа психологического театра там тоже развита благодаря последователям Станиславского. Мы видим ее в Голливуде – это очень хорошая школа, через которую прошли Аль Пачино, Роберт де Ниро. Они подробно и достоверно существуют в своих психологических образах. Есть и другая история – американский перформанс, который был в свое время популярен, много дал современной театральной культуре. Из той традиции выходит Ли Бруэр, крупная фигура американского авангарда. У него тоже есть свои представления о том, как должен существовать артист. Он раскрывает свои взгляды в теории двух физических кондиций, одновременно существующих у артиста: это "химия", психологическая заразительность, когда актер моментально может расплакаться, и "электричество" – сиюсекундная готовность к шутке. Есть разнообразные методики, но сейчас многие школы сходятся вместе. Из Англии артисты приезжают в Италию, из Франции – в Германию. Американцы приглашают педагогов со всего мира. Школы постепенно выравниваются и подходят к тому, чтобы существовать комплексно среди разных методик и задач. Но если говорить об американской режиссуре, то это больше визуальный театр – как, к примеру, театр Роберта Уилсона, более перформативный, чем склонный к большим художественным событиям. У нас в России перформативный театр не так популярен, на мой взгляд, не так интересен в исполнении наших артистов. Но здесь активно развивается традиция трагифарса. Это можно проследить в спектаклях Константина Райкина, Юрия Бутусова, Римаса Туминаса. Все они занимаются поиском острых граней существования человека в современном мире. Мне самому тоже любопытно сравнить американскую и нашу школы. Общаясь с иностранными стажерами, буду приходить к пониманию, как они себе мыслят театр".

Administrator: С ДНЁМ РОЖДЕНЬЯ, КОНСТАНТИН АРКАДЬЕВИЧ!

Casi: click here ХОРОШАЯ КОМПАНИЯ И НИКАКОГО СТРЕССА ИЗ-ЗА ПРИБАВЛЕНИЯ ЕЩЕ ОДНОГО ГОДА ЖИЗНИ 8 июля свой день рождения отмечает плеяда замечательных артистов и режиссеров: Андрей Мягков, Константин Райкин, Дмитрий Певцов, Юлия Рутберг, Карен Шахназаров. Константин Райкин, народный артист России: — В свой день рождения буду играть Скороходова в спектакле молодого режиссера Егора Перегудова «Человек из ресторана» на сцене «Сатирикона». В этот день мне исполняется 66 лет. Я имею дело с молодыми людьми, преподаю в Школе сценических искусств, а это замедляет процесс старения. Точнее, отодвигает. Мои ребятки такие атомные, темпераментные, и я вынужден им соответствовать. Иначе мы будет в таких разных измерениях, что друг друга не поймем.

Administrator: От зрителя Вечер среды я провела в отличной компании Анны Адольфовна(огромнейшая благодарность за приглашение!!!:) и был наполнен творчеством Константина Аркадьевича Райкина в театре"Сатирикон".В этого актера влюбляешься не заметно и не с первого взгляда.Как оказалось,я попала на моно-спектакль,без декораций и изысков,первый ряд(восхищенный смайл)!!!Актер вышел на сцену в болезни,но это не умерило его пыл и не испортило игру....или это был монолог?диалог?с залом?!?!трудно сказать и описать!!!Тронуло мое нутро до слез и искреннего смеха,вдохновило и заставило задуматься о самом разном!!!Буд-то я побывала у "доктора души"который лечит словом,поэзией и врожденным актерским мастерством!!!Из афиши:"Константин Райкин вспоминал великого Аркадия Райкина,рассказывал о начале своего творческого пути,читал стихи любимых поэтов:Давида Самойлова,Николая Заболоцкого,Николая Рубцова,Осипа Мандельштама,Лопе де Вега, А.С.Пушкина,предваряя каждого автора своими комментариями!!!". 2 часа пролетели незаметно а ладошки мои горели от аплодисментов!!!

Administrator: ВМ CЛАБОХАРАКТЕРНЫХ ВЫГОНЯЕМ. КОНСТАНТИН РАЙКИН НЕ ЛЮБИТ ТИХИХ И СПОКОЙНЫХ УЧЕНИКОВ Художественный руководитель театра «Сатирикон» и основатель Высшей школы сценических искусств Константин Райкин рассказывает ученикам о тонкостях актерской и режиссерской профессий Фото: Дмитрий Коробейников Константин Райкин не только руководит московским театром «Сатирикон», он еще и основатель Высшей школы сценических искусств. И в каждом из своих нынешних студентов он видит будущего артиста «Сатирикона». Все претенденты на роль актера проходят строгий отбор, причем дело не только в профессиональных качествах — Константин Аркадьевич смотрит намного глубже. Наверное, потому, что сам с детства обладает невероятно сильным характером, доставшимся от родителей. — Константин Аркадьевич, вы как-то сказали о таком явлении в творческом процессе, как «энергия заблуждения»... Что это такое и как артисту не оказаться в творческом тупике? — Великие победы в искусстве всегда связаны с творческим увлечением, очарованностью, влюбленностью. Это и есть та «энергия заблуждения», о которой вы спрашиваете. Мы ведь живем в мире, где кроме творчества есть еще и обычная жизнь. И ощущение реальности терять нельзя. А куда может завести «энергия заблуждения» — зависит от самого человека. — Но в ваших театральных постановках, лекциях, публичных выступлениях всегда прослеживается железная логика. Не пытались «поверить алгеброй гармонию»? — Ну с логикой, думаю, у меня все в порядке, поскольку я окончил физико-математическую школу... И мама была ясно мыслящим человеком, и отец во многом руководствовался именно логикой. Как в жизни, так и в творчестве. Хотя со стороны могло показаться, что Аркадий Исаакович — человек неожиданный. Но в нашей семье всегда было принято четко излагать свои мысли. — Вы обладатель почетной награды и премии имени Георгия Товстоногова «За выдающийся вклад в развитие театрального искусства». Многие актеры, работавшие с этим гениальным режиссером, рассказывают, что мастер с математической точностью просчитывал успех каждой мизансцены. А вы, ставя спектакли, ориентируетесь на реакцию зрителя? — Режиссеру необходимо все просчитать, но этого недостаточно. Есть вещи, которые можно только почувствовать. — Со своими третьекурсниками вы в театре «Сатирикон» поставили спектакль «Лекарь поневоле». Неоспоримое достоинство этой постановки в позитивной, молодой, веселой, здоровой энергетике. Что она значит для вас, ведь вы направляете ее в зрительный зал? — В пьесе Мольера много юмора и радости бытия, которые мы и хотели передать в спектакле. Причем даже постарались этот юмор усилить. Мольер писал пьесу для двенадцати актеров, а в нашей постановке играют только три артиста. Безусловно, это заставляет зрителя следить не только за сюжетом, но и за тем, как артисты перевоплощаются в нескольких персонажей. Хочется думать, что мы добиваемся нужного эффекта. — Вы экспериментатор? — Стать им во что бы то ни стало не стремлюсь. — Может быть, авангардист? — Точно нет. Хотя внимательно слежу за тем, как развивается театральный авангард, и чтото в нем мне видится увлекательным. Ведь современное театральное искусство это не только авангард. Хотя, если судить по откликам многих критиков, только авангард и заслуживает сегодня внимания... Думаю, что творить можно и в области традиционного театра, ставить свежие, живые, особенные спектакли. Если в «Сатириконе» мы будем выпускать одни только авангардные постановки, зрители к нам ходить перестанут. Авангард — он не для широкой публики. — Кто сегодня ходит в театр? — Меньшинство. Не более 10 процентов городского населения. А остальные 90 процентов не посещает театры вообще. И так везде — во всем мире. Но среди этого меньшинства всегда есть постоянная публика, предпочитающая живые, доступные пониманию спектакли. Тогда как авангард просто обожает заумь, которая, как мне видится, — результат неясности сознания. Человек, который ясно чувствует, что именно он хочет сказать выразительными средствами и этим поделиться со зрителем, заботится о том, чтобы быть понятым. А у кого муть в голове, тот эту муть пытается оправдать сложностью мышления и видения... Авангард лучше ставить в небольших залах — для тех, кто его любит. А в большом зале должно быть некое простодушие. — Вы создали Высшую школу сценических искусств. Это альтернатива другим театральным вузам? — Удивительно, что некоторые ребята из моего первого набора выбрали именно нашу школу, хотя их брали в другие театральные вузы. Поэтому у меня перед ними особая ответственность. С другой стороны, для меня не так важно — под какой шапкой, вывеской, я работаю. Во-первых, я работаю на совесть, а во-вторых — на себя, обучаю артистов с прицелом, что они будут играть в «Сатириконе». Идея создать Высшую школу сценических искусств возникла потому, что в театре стала ощущаться потребность в новых артистах. Хотелось изначально воспитывать кадры для себя. Большая часть третьего курса Высшей школы сценических искусств будет играть в «Сатириконе» — по крайней мере, я на это рассчитываю. Думаю, что наша театральная школа сегодня может составить конкуренцию лучшим театральным коллективам стран, среди которых — мастерские Олега Кудряшова, Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова, мастерская Сергея Женовача, Алексея Бородина и, разумеется, Школа-студия МХАТ. Между прочим, многому в педагогике я научился именно в Школе-студии МХАТ. — В чем отличие вашей актерской мастерской от других? — Несмотря на то что все мы, как говорится, «пляшем» от системы Станиславского, при этом сильно отличаемся друг от друга. Каждый обучает студентов по своему образу и подобию, согласно своим представлениям о театре. Но я — за сотрудничество, взаимодействие и здоровую конкуренцию. — Ваши ученики вам подражают? — Это нормально, когда поначалу ученики похожи на своих учителей. Весь театр «Современник» был похож на Олега Ефремова. От него я вижу многое до сих пор в интонациях и органике Олега Табакова. Артисты, играющие в лучших фильмах Никиты Михалкова, тоже на него похожи. Я вижу, как режиссер показывает им весь рисунок игры, и так делают многие. Петр Фоменко показывал, играл и заигрывался до такой степени, что забывал посмотреть — получается ли у артиста повторить его игру. По тому, как играет артист, я узнаю — кто его учитель и режиссер. Ученики только со временем обретают свой индивидуальный стиль. Я сейчас показываю своим ученикам гораздо меньше, чем делал это раньше. А то, что у моих учеников мой темперамент — этого отрицать не буду. С другими — тихими и спокойными — работать не могу. — Что в современном театре вы категорически не приемлете и против чего боретесь? — Не приемлю цинизма, которого сегодня очень много — и в жизни, и в столичном театре. К лени я тоже плохо отношусь, хотя она и не такое активно агрессивное зло, как цинизм. Совершенно не приемлю готовности играть что угодно ради выгоды, популярности, когда профессия измеряется исключительно рублевым эквивалентом. Когда все покупается и все продается. Все это для меня враждебно. Человек театра — он очарованный, влюбленный в свое дело, и я всеми силами пытаюсь поддержать в людях эту очарованность. Абсолютно убежден в том, что цинизм — это философия слабых. И сохранить в себе идеалы, им служить и по-настоящему заниматься делом, которому призван, для этого нужен сильный характер. Он нужен и для того, чтобы быть добрым и не мстить обидчикам. Поэтому слабохарактерных артистов, даже очень талантливых, я безжалостно выгоняю. — Как закаляли свой характер? — Наверное, меня так воспитали. Мои родители — люди с очень сильным характером. Болезни преследовали папу с детства, и всю жизнь он с ними боролся. До самой смерти играл по 20 спектаклей в месяц. Он был тружеником. Играл спектакли на 11 иностранных языках, хотя и не знал их — просто учил тексты. Отец был воплощением дисциплины. За кулисами всегда звучат три звонка, и если большинство артистов выходят на сцену только после третьего, Аркадий Райкин неизменно был на сцене, как только звенел второй звонок. В работе он был как рыба в воде, и для него это был способ жизни. Поэтому и для меня важно, чтобы хотя бы для нескольких учеников нашей Высшей школы сценических искусств служба на сцене со временем превратилась в служение сцене. — Константин Аркадьевич, недавно вам исполнилось 66 лет, и в это трудно поверить. Что помогает вам оставаться таким сильным и харизматичным? — Чтобы сохранить молодой дух, нужно преподавать. Именно молодежь, с которой я имею дело, отодвигает процесс старения. Я вынужден им соответствовать, иначе окажемся в разных измерениях и не поймем друг друга. К сожалению, когда-нибудь наступит время, когда я потеряю внутреннюю связь с молодежью. Тогда нужно будет уходить. Это очень унизительно, когда «тебя не надо, а ты есть». Я сделаю все, чтобы этого избежать. — Переживали ли вы когда-нибудь по поводу вашей неклассической красоты? — Моей классической некрасивости, хотите сказать? Нет, психологических проблем изза внешности я никогда не испытывал. У меня был очень красивый папа — высокий, с идеальной фигурой, удивительным лицом. А я — как бы другая порода. Когда в молодости я выходил на сцену, то ощущал тот шок, который испытывали зрители при виде меня. От сына Райкина они ждали улучшения породы, а я — вот такой, какой есть. Моя неклассическая внешность, как вы говорите, позволяла мне так играть, как красавцу не сыграть. И кумиры мои — Евгений Лебедев, Иннокентий Смоктуновский, Олег Борисов, Павел Луспекаев, Евгений Евстигнеев — могли быть и красивыми, и уродливыми в зависимости от роли. Зиновий Гердт однажды мне сказал об одном артисте: «Хороший артист, но с одним изъяном: в его лице нет сексуальной привлекательности». Я переспросил: «А она обязательна?» Герд ответил: «Категорически обязательна». У таланта есть магическая сила обаяния. И эта притягательная сила на сцене очень важна. На моем курсе в Высшей школе не так много абсолютных красавцев и красавиц, зато у них есть более важные достоинства: обаяние и харизма. Каноническая красота быстро гаснет, если не подкреплена изнутри. Николай Заболоцкий все это объяснил в своем стихотворении «Некрасивая девочка». — Ошибались ли в выборе учеников? — Да. Я ошибся, когда не взял на свой курс Юлию Пересильд. Правда, у нее замечательно сложилась судьба — она попала к своему мастеру, Олегу Кудряшову. — Актер должен быть умным или это не обязательно? — Глупых артистов я не люблю, но нередко ум мешает. Умный все анализирует, и ему сложнее поверить в предлагаемые обстоятельства. К тому же ум не прибавляет легкости — ни в чем, а все только усложняет. ШЕСТЬ РОЛЕЙ АРТИСТА Труффальдино в фильме «Труффальдино из Бергамо» Роль в советской музыкальной кинокомедии стала первой большой киноработой Константина Райкина. Между режиссером фильма Владимиром Воробьевым и исполнителем главной роли поначалу происходили трения. Но в первый же съемочный день стало ясно, что образ Райкин нашел верно. Лир в спектакле «Король Лир» Главный герой у Райкина получился весьма своеобразным. Константин Аркадьевич изображает Лира не королем, а упертым и озабоченным человеком. По мнению критиков, тема желающего сойти с ума человека не самая органичная для Райкина, но справляется он с ней профессионально. Татарин Каюм в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих» В дебютном полнометражном фильме Никиты Михалкова Райкин исполнил роль бандита. В картине есть эпизод, который снимался на реке Аргун. Течение было очень бурным, Константин Райкин во время работы над одним из дублей чуть не утонул. Безымянный герой в моноспектакле «Контрабас» Одна из рецензий на постановку гласит: «Герой Райкина, обезумев от яда одиночества и любви, плачет «на плече» у контрабаса. И его найдут с разорвавшимся сердцем — так играет Райкин». «Контрабас» принес актеру «Золотую маску» за лучшую мужскую роль. Яков Скороходов в спектакле «Человек из ресторана» Константин Райкин исполнил роль «маленького человека» — недалекого и трусоватого, но, по сути, доброго и хорошего официанта. Жизнь преподносит герою все новые испытания, из которых приходится выкручиваться, иногда решая вопросы чести. Текстор Тексель в спектакле «Косметика врага» Два человека случайно встречаются в аэропорту, и между ними завязывается диалог. Постепенно разговор превращается в череду ужасных разоблачений. Театралы утверждают: в этой постановке роль голландца, упивающегося своей мерзостью, очень подходит Константину Райкину. СПРАВКА Константин Райкин родился 8 июля 1950 года в Ленинграде. В 1971 году окончил Театральное училище имени Щукина. В том же году был приглашен Галиной Волчек в театр «Современник», на сцене которого играл десять лет. За это время он исполнил 38 ролей, из них 15 главных в спектаклях: «Валентин и Валентина», «И пойду… и пойду…», «Монумент», «Балалайкин и К », «Двенадцатая ночь» и других. В 1981 году перешел в Ленинградский театр миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Годом позже театр переехал в Москву и стал Государственным театром миниатюр, а с 1987‑го московским театром «Сатирикон». С 1988 года является художественным руководителем театра. Народный артист России, лауреат Государственных премий Российской Федерации и театральных премий «Золотая маска», «Хрустальная Турандот», «Чайка», «Кумир». С 2012 года — руководитель Высшей школы сценических искусств Константина Райкина.

Administrator:

Casi:

Casi:

Casi: "Чтобы помнили", глава 16 "Юрий Богатырев", 1996 год

Administrator:

Administrator: Отсюда КОНСТАНТИН РАЙКИН: «МИССИЯ ИСКУССТВА – ЖАЛИТЬ, РАНИТЬ, РАЗДРАЖАТЬ». Руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин провёл необычайно увлекательный мастер-класс для учеников X Международной летней театральной Школы Союза театральных деятелей России. Его размышления о театре и актёрской природе, несомненно, будут интересны не только представителям профессии, но и всем, кому небезразлично театральное искусство. Очень интересный материал и фотографии (их много!) см. ПО ССЫЛКЕ

Administrator: Отсюда В осеннем сезоне НТВ готовит перезапуск документального проекта «Большие родители». Новые выпуски программы будут приурочены к Году российского кино, которому посвящён весь 2016 год. Героями цикла станут потомки знаменитых деятелей искусства, среди которых сын Петра Тодоровского – кинорежиссёр и продюсер Валерий Тодоровский, сын Аркадия Райкина – актёр Константин Райкин, сын Юрия Никулина – журналист и телеведущий Максим Никулин, сын Владимира Высоцкого – актёр, режиссер и сценарист Никита Высоцкий. Среди гостей программы будут также дети Михаила Ульянова, Владимира Ильинского, Иннокентия Смоктуновского, Зиновия Гердта и других выдающихся деятелей кинематографа. «Большие родители» – это судьбы тех, кого считали легендами и кумирами целых поколений. ... Цикл «Большие родители» стартует на НТВ 4 сентября. Первым гостем Константина Смирнова станет актёр Константин Райкин. Фотографии - по ссылке.

Administrator: ТВ Культура 11 сентября 2016 г. 21:30 Ближний круг Константина Райкина Актерские посиделки со студенческим привкусом: песнями, стихами, этюдами, репетициями, дипломными спектаклями, гастролями, байками и прочими атрибутами актерской жизни. Участники: художественный руководитель Российского государственного театра "Сатирикон" имени Аркадия Райкина, народный артист России, художественный руководитель, профессор "Высшей школы сценических искусств" Константин Райкин; народный артист РФ Андрей Смоляков; заслуженный артист РФ Алексей Якубов; актеры Артем Осипов, Марина Дровосекова, Алена Разживина, Сергей Сотников, Анна Чиповская, Никита Ефремов, Елизавета Мартинес, Данил Стеклов, Никита Смолянинов, Илья Денискин, Мария Карпова, Александра Кузенкина, Полина Райкина.

Administrator: Отсюда Константин Райкин: «Пермь славится на всю страну своей культурой» Известный российский актер приехал в краевую столицу со своими спектаклями. Художественный руководитель московского театра «Сатирикон» Константин Райкин представит для пермского зрителя сразу три своих постановки – в Театре-Театре состоится спектакль «Король лир» (10 и 11 сентября) и «Лекарь поневоле» (13 и 14 сентября), а также в Кудымкаре – «Однорукий из Спокана». Они проходят в рамках федеральной программы «Большие гастроли». Корреспонденту «АиФ-Прикамье» удалось взять небольшое интервью у именитого артиста. Дмитрий Овчинников, «АиФ-Прикамье»: Константин Аркадьевич, почему Вы привезли в Прикамье именно эти три спектакля? Константин Райкин: Сразу оговорюсь, что это был совместный выбор – мой и представителей федеральной программы. Поэтому мы покажем, так сказать, ударные и мощнейшие постановки «Сатирикона». Например, «Лекарь поневоле» – принципиальный спектакль, один из последних. Главное ноу-хау, «райкинский ход» – на сцене задействованы всего три артиста, которые мгновенно переодеваются и перевоплощаются в разных персонажей. Просто приходите и сами всё увидите. – Как Вам город Пермь? Отличается уральский зритель от столичного? – Мне приятно гастролировать здесь, тем более бывал не раз в этом замечательном месте. Пермь славится на всю страну своими культурными достижениями и традициями, в частности оперным театром и так далее. Если охватывать в целом соседние города, то получается своего рода «уральский культурный пояс». Пермский зритель всегда добродушен и гостеприимен. В Москве крайне снобистская публика, их трудно чем-то удивить. Чтобы люди встали в конце спектакля, нужно постараться. У кого самые тяжелые зады? У москвичей! Москвичи тяжелозадые (смеётся). – Какие у Вас самые любимые драматурги? – Есть три великих автора, которые вне конкуренции, плотно занявшие весь пьедестал театрального олимпа, - Шекспир, Мольер и Лопе де Вега. Кто из них выше, невозможно сказать. Настоящие мастера-гении!

Anja: Константин РАЙКИН в шорт-листе Премии зрительских симпатий «Звезда Театрала»! СДЕЛАЙТЕ ВЫБОР! 13 Сентября 2016 И снова Выбор за Вами! На странице Премии «Звезда Театрала» начался заключительный этап зрительского голосования, который продлится три осенних месяца. Имена лауреатов станут известны 5 декабря на торжественной церемонии вручения наград в Театре им. Е.Вахтангова. Теперь победителя в категории «Лучшая мужская роль» зрителям предстоит выбрать всего из трёх претендентов. Константин Райкин номинирован на Премию за роль Скороходова в спектакле «Человек из ресторана» (реж. Е.Перегудов) Для объективности заключительный этап голосования начат с нуля, и мы вновь просим Вас сделать решающий выбор! Спасибо!!!

Administrator: Эхо Москвы/Дмитрий Быков Пишет Дима Усенок. Привет, Дима! «Райкин тоже играет в «Сатириконе» самодура Лира, слепца, который разрушает мир вокруг себя». Слушайте, Райкин вообще умеет героически гасить своё феноменальное личное обаяние. Вот лично я не знаю человека более гипнотического обаяния, чем Райкин. Но он умеет быть таким страшным! А как он тень играл? И почему-то ему это интересно, понимаете. Интересны ему «Записки из подполья» — одна из самых омерзительных для меня вещей Достоевского. И действительно ему нравится в себе будить это чёрное, потому что для него (он много раз об этом говорил) это единственный способ его преодоления. Да, Райкин, конечно, абсолютно отважный человек.



полная версия страницы