Форум » Архив форума » Хорошие стихи. ЧАСТЬ 12 » Ответить
Хорошие стихи. ЧАСТЬ 12
Administrator: Хорошие стихи. Часть1 Хорошие стихи. Часть 2 Хорошие стихи. Часть 3 Хорошие стихи. Часть 4 Хорошие стихи. Часть 5 Хорошие стихи. Часть 6 Хорошие стихи. Часть 7 Хорошие стихи. Часть 8 Хорошие стихи. Часть 9 Хорошие стихи. Часть 10 Хорошие стихи. Часть 11 Одна из самых популярных из тем форума в очередной раз начата "с нуля". А снова повторяю прежний текст... заменяя только текст стихов Гумилева: Есть темы, который из-за обилия в них информации "закрываются" на этом форуме стремительно... Например, Хорошие стихи. Ибо хорошей поэзии - российской и зарубежной, классической и современной - много. И мы находим в ее строчках созвучие нашим настроениям... Уже традиционно новую/старую темку начинаю со стихов Николая Гумилева. ЗАВЕЩАНЬЕ Очарован соблазнами жизни, Не хочу я растаять во мгле, Не хочу я вернуться к отчизне, К усыпляющей мертвой земле. Пусть высоко на розовой влаге Вечереющих гроных озер Молодые и строгие маги Кипарисовый сложат костер. И покорно, склоняясь, положат На него мой закутанный труп, Чтоб смотрел я с последнего ложа С затаенной усмешкою губ. И когда заревое чуть тронет Темным золотом мраморный мол, Пусть задумчивый факел уронит Благовонье пылающих смол. И свирель тишину опечалит, И серебряный гонг заревет И час, когда задрожат и отчалит Огневеющий траурный плот. Словно демон в лесу волхвований, Снова вспыхнет мое бытие, От мучительных красных лобзаний Зашевелится тело мое. И пока к пустоте или раю Необорный не бросит меня, Я еще один раз отпылаю Упоительной жизнью огня.
Anja: С.Сурганова - Оставь Оставь хоть что-нибудь на память о себе, Не только тишину седых оград, Не только скорбь губительных утрат. Оставь хоть что-нибудь на память о себе. Оставь хоть что-нибудь на память о себе, Полтакта не слетевших с грифа нот... Ведь я кричу тебе через закрытый рот: "Оставь хоть что-нибудь на память о себе". Сбавь бег коня, я догоню тебя в пути, Я долечу сквозь омут расстояний, Я расскажу о терпком вкусе подаяний. Пришпорь коня, я догоню тебя в пути. Оставь раскаянья свои колючей мгле. И то, что ты есть - вовсе не ошибка. Ты подарила мне свою улыбку. Оставь хоть что-нибудь на память обо мне. Оставь хоть что-нибудь на память о себе, Не только тишину седых оград, Не только скорбь губительных утрат. Оставь хоть что-нибудь на память о себе.
Lotta: ПАЛЬТО Под утро приснилось Болшево... Там зимой были финские сани и катались с горы. И был запах сладких едва испеченных булочек ближе к пяти - на чаепитие. Да, и Сам Чай - в стаканах с подстаканниками. Индийский - представлялось. И кино по вечерам. Еще были лыжные походы. И огромные деревянные шахматы и шашки. Хочется вешаться. Не как пальто. По-другому. Не будет ни того тела, на которое натягивал чулки, чтобы не мерзнуть. Ни той темноты ночного леса. Ни жидкой ели обернутой гирляндой из лампочек мигающих безмолвно. Ни той простуды. Хочется плакать. И не получается. Ты знал, что этим кончится и нечего лукавить. По крайней мере теоретически жить еще долго. А то что сниться будет Болшево до конца - терпи... Может быть, в этом и есть главная тайна. Константин Богомолов
стихия: [pre2] Не только осенью поют Поэты, но и в дни, Когда метели вихри вьют И трескаются пни. Уже утрами иней лег, И светом дни скупы, На клумбе астры отцвели И собраны снопы, Еще вода свой легкий бег Стремит – но холодна, И эльфов золотистых век Коснулись пальцы сна… Осталась белка зимовать, В дупло упрятав клад… О дай мне, Господи, тепла, Чтоб пережить Твой хлад... Э. Дикинсон[/pre2]
Филифьонка: Не стихи.Тянет,тянет к прочитанному давно.Может ,пора такая пришла-не жить,а вспоминать,не читать,а перечитывать.Дошло до Вознесенского-внезапно и остро захотелось перечитать "О".Пошла в библиотеку и,нашлось!Странно,я не очень-то и помнила,что там такое.Но,только начав,радостно поняла,ради чего меня туда потянуло.С удовольствием привела бы несколько отрывков,но в интернете нашла только этот. Андрей Вознесенский "О" (фрагмент) "Это была история песнопевца, его мгновенной сказочной славы. Он происходил из суровой части европейской страны... Он сочинял песни. Сюда приехал на выступления. Один известный драматург, уехав на месяц, поселил его в своем трехкомнатном номере в отеле "Черти". Крохотная прихожая вела в огромную гостиную с полом, застеленным серым войлоком. Далее следовала спальня. Началась мода на него. Международный город закатывал ему приемы, первая дама страны приглашала на чай. У него кружилась голова. Она была одним из доказательств этого головокружения. Она была фоторепортером. Порвав с буржуазной средой отца, кажется австрийского лесовика, она стала люмпеном левой элиты, круга Кастро и Кортасара. Магнитная вспышка подчеркивала ее близость к иным стихиям. Она была звездна, стройна, иронична, остра на язык, по-западному одновременно энергична и беззаботна. Она влетала в судьбы, как маленький солнечный смерч восторженной и восторгающей энергии, заряжая напряжением не нашего поля. "Бабочка-буря" - мог бы повторить про нее поэт. Едва она вбежала в мое повествование, как по страницам закружились солнечные зайчики, слова заволновались, замелькали. Быстрые и маленькие мальчики, забежав сзади, зажали мне глаза. Это был небесный роман. Взяв командировку в журнале, она прилетала на его выступления в любой край света. Хотя он и подозревал, что она не всегда пользуется услугами самолетов. Когда в сентябре из-за гроз аэропорт был закрыт, она как-то ухитрилась прилететь и полдня сушилась. Ее черная беспечная стрижка была удобна для аэродромов, раскосый взгляд вечно щурился от непостижимого света, скулы лукаво напоминали, что гунны действительно доходили до Европы. Ее тонкий нос и нервные, как бусинки, раздутые ноздри говорили о таланте капризном и безрассудном, а чуть припухлые губы придавали лицу озадаченное выражение. Она носила шикарно скроенные одежды из дешевых тканей. Ей шел оранжевый. Он звал ее подпольной кличкой Апельсин. Для его суровой снежной страны (как, наверное, и для нашей) апельсины были ввозной диковиной. Кроме того, в апельсинном горьком запахе ему чудилась какая-то катастрофа, срыв в ее жизни, о котором она не говорила и от которого забывалась с ним. Он не давал ей расплачиваться, комплексуя со своей валютой. Не зная языка, что она понимала в его славянских песнях? Но она чуяла за исступленностью исполнения прорывы судьбы, за его романтическими эскападами, провинциальной неотесанностью и развязностью поп-звезды ей чудилась птица иного полета. В тот день он получил первый аванс за пластинку. "Прибарахлюсь,- тоскливо думал он, возвращаясь в отель.- Куплю тачку. Домой гостинцев привезу". В отеле его ждала телеграмма : "Прилетаю ночью тчк апельсин". У него бешено заколотилось сердце. Он лег на диван, дремал. Потом пошел во фруктовую лавку, которых много вокруг "Черти". Там при вас выжимали соки из моркови, репы, апельсинов, манго - новая блажь большого города. Буйвологлазый бармен прессовал апельсины. - Мне надо с собой апельсинов. - Сколько? - презрительно промычал буйвол. - Четыре тыщи. На Западе продающие ничему не удивляются. В лавке оказалось полторы тысячи. Он зашел еще в две. Плавные негры в ковбойках, отдуваясь, возили в тележках тяжкие картонные ящики к лифту. Подымали на десятый этаж. Постояльцы "Черти", вздохнув, невозмутимо смекнули, что совершается выгодная фруктовая сделка. Он отключил телефон и заперся. Она приехала в десять вечера. С мокрой от дождя головой, в черном клеенчатом проливном плаще. Она жмурилась. Он открыл ей со спутанной прической, в расстегнутой полузаправленной рубахе. По его растерянному виду она поняла, что она не вовремя. Ее лицо осунулось. Сразу стала видна паутинка усталости после полета. У него кто-то есть! Она сейчас же развернется и уйдет. Его сердце колотилось. Сдерживаясь изо всех сил, он глухо и безразлично сказал : - Проходи в комнату. Я сейчас. Не зажигай света - замыкание. И замешкался с ее вещами в полутемном предбаннике. Ах так ! Она еще не знала, что сейчас сделает, но чувствовала, что это будет что-то страшное. Она сейчас сразу все обнаружит. Она с размаху отворила дверь в комнату. Она споткнулась. Она остолбенела. Пол пылал. Темная пустынная комната была снизу озарена сплошным раскаленным булыжником пола. Пол горел у нее под ногами. Она решила, что рехнулась. Она поплыла. Четыре тысячи апельсинов были плотно уложены один к одному, как огненная мостовая. Из некоторых вырывались язычки пламени. В центре подпрыгивал одинокий стул, будто ему поджаривали зад и жгли ноги. Потолок плыл алыми кругами. С перехваченным дыханием он глядел из-за ее плеча. Он сам не ожидал такого. Он и сам словно забыл, как четыре часа на карачках укладывал эти чертовы скользкие апельсины, как через каждые двадцать укладывал шаровую свечку из оранжевого воска, как на одной ноге, теряя равновесие, длинной лучиной, чтобы не раздавить их, зажигал свечи. Пламя озаряло пупырчатые верхушки, будто они и вправду раскалились. А может, это уже горели апельсины? И все они оранжево орали о тебе. Они плясали в твоем обалденном черном проливном плаще, пощечинами горели на щеках, отражались в слезах ужаса и раскаянья, в твоей пошатнувшейся жизни. Ты горишь с головы до ног. Тебя надо тушить из шланга ! Мы горим, милая, мы горим ! - У тебя в жизни не было и не будет такого. Через пять, десять, через пятнадцать лет ты так же "зажмуришь глаза - и под тобой поплывет пылающий твой единственный неугасимый пол. Когда ты побежишь в другую ванную, он будет жечь тебе босые ступни. Мы горим, милая, мы горим ! Мы дорвались до священного пламени. Уймись, мелочное тщеславие Нерона, пылай, гусарский розыгрыш в стале поп-арта ! Это отмщение ограбленного детства, пылайте, напрасные годы запоздавшей жизни. Лети над метелями и Парижами, наш пламенный плот ! Сейчас будут давить их, кувыркаться, хохотать в их скользком, сочном, резко пахнущем месиве, чтобы дальние свечки зашипели от сока. В комнате стол горький чадный зной нагретой кожуры. Она покосилась, стала оседать. Он едва успел подхватить ее. - Клинический тип, - успела сказать она. - Что ты творишь ! Обожаю тебя ..."
Ирината: Филифьонка, спасибо! И - последний абзац главы "Апельсины, апельсины" ...Через пару дней невозмутимые рабочие перестилали войлок пола, похожий на абстрактный шедевр Поллока и Кандинского, беспечные обитатели «Черти» уплетали оставшиеся апельсины, а Ширли Кларк крутила камеру и сообщала с уважением к обычаям других народов: «Славянский дизайн».
Ирината: Когда-то - наизусть. И не только это. Андрей Вознесенский ОЗА (Фрагмент) В час отлива, возле чайной я лежал в ночи печальной, говорил друзьям об Озе и величьи бытия, но внезапно чёрный ворон примешался к разговорам, вспыхнув синими очами, он сказал: "А на фига?!" Я вскричал: "Мне жаль вас, птица, человеком вам родиться б, счастье высшее трудиться. полпланеты раскроя..." Он сказал: "А на фига?!" "Будешь ты, великий ментор, бог машин, экспериментов, будешь бронзой монументов знаменит во все края..." Он сказал: "А на фига?!" "Уничтожив олигархов, ты настроишь агрегатов, демократией заменишь короля и холуя..." Он сказал: "А на фига?!" Я сказал: "А хочешь — будешь спать в заброшенной избушке, утром пальчики девичьи будут класть на губы вишни, глушь такая, что не слышна ни хвала и ни хула..." Он ответил: "Все — мура, раб стандарта, царь природы, ты свободен без свободы, ты летишь в автомашине, но машина — без руля... Оза, Роза ли, стервоза — как скучны метаморфозы, в ящик рано или поздно... Жизнь была — а на фига?!" Как сказать ему, подонку, что живём не чтоб подохнуть,— чтоб губами чудо тронуть поцелуя и ручья! Чудо жить необъяснимо. Кто не жил — что ж спорить с ними?! Можно бы — да на фига?!
Ирината: Сегодня - день рождения Бориса Пастернака. МАГДАЛИНА У людей пред праздником уборка. В стороне от этой толчеи Обмываю миром из ведерка Я стопы пречистые твои. Шарю и не нахожу сандалий. Ничего не вижу из-за слез. На глаза мне пеленой упали Пряди распустившихся волос. Ноги я твои в подол уперла, Их слезами облила, Исус, Ниткой бус их обмотала с горла, В волосы зарыла, как в бурнус. Будущее вижу так подробно, Словно ты его остановил. Я сейчас предсказывать способна Вещим ясновиденьем сивилл. Завтра упадет завеса в храме, Мы в кружок собьемся в стороне, И земля качнется под ногами, Может быть, из жалости ко мне. Перестроятся ряды конвоя, И начнется всадников разъезд. Словно в бурю смерч, над головою Будет к небу рваться этот крест. Брошусь на землю у ног распятья, Обомру и закушу уста. Слишком многим руки для объятья Ты раскинешь по концам креста. Для кого на свете столько шири, Столько муки и такая мощь? Есть ли столько душ и жизней в мире? Столько поселений, рек и рощ? Но пройдут такие трое суток И столкнут в такую пустоту, Что за этот страшный промежуток Я до воскресенья дорасту.
Smile: Борис Пастернак АВГУСТ Как обещало, не обманывая, Проникло солнце утром рано Косою полосой шафрановою От занавеси до дивана. Оно покрыло жаркой охрою Соседний лес, дома поселка, Мою постель, подушку мокрую, И край стены за книжной полкой. Я вспомнил, по какому поводу Слегка увлажнена подушка. Мне снилось, что ко мне на проводы Шли по лесу вы друг за дружкой. Вы шли толпою, врозь и парами, Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня Шестое августа по старому, Преображение Господне. Обыкновенно свет без пламени Исходит в этот день с Фавора, И осень, ясная, как знаменье, К себе приковывает взоры. И вы прошли сквозь мелкий, нищенский, Нагой, трепещущий ольшаник В имбирно-красный лес кладбищенский, Горевший, как печатный пряник. С притихшими его вершинами Соседствовало небо важно, И голосами петушиными Перекликалась даль протяжно. В лесу казенной землемершею Стояла смерть среди погоста, Смотря в лицо мое умершее, Чтоб вырыть яму мне по росту. Был всеми ощутим физически Спокойный голос чей-то рядом. То прежний голос мой провидческий Звучал, не тронутый распадом: «Прощай, лазурь преображенская И золото второго Спаса Смягчи последней лаской женскою Мне горечь рокового часа. Прощайте, годы безвременщины, Простимся, бездне унижений Бросающая вызов женщина! Я — поле твоего сражения. Прощай, размах крыла расправленный, Полета вольное упорство, И образ мира, в слове явленный, И творчество, и чудотворство».
стихия: [pre2] Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся И весенней полон жаждой; Рассказать, что с той же страстью, Как вчера, пришел я снова, Что душа все так же счастью И тебе служить готова; Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь, — но только песня зреет. Фет А.А. 1843 [/pre2]
hi!: Игорь Тальков Времени нет Времени нужно много, Чтоб до конца пройти Дарованную дорогу И не сбиться с пути. Годы толкают в спину, Годы толкают в грудь, А между ними клином Втиснут этот путь. Времени нет на рассуждения, Времени нет на решенье проблем, Времени нет и на общение, Времени нет и на то, чтобы понять зачем. Годы толкают в спину И не дают успеть Тем дописать картину, Этим просто допеть. Кто-то несется пулей, Кто-то лежит, устав, А кто этот кросс придумал, Был, наверно, не прав.
стихия: [pre2] "Я родом из детства", из тесных хрущёвских квартир, Из старых трамваев с билетом за "пару копеек", Из полок пустых в магазине с названием “Мир”, И яблок душистых из бабьих кошёлок-вереек . Я родом из дыма, который впитал из костров, Печёной картошки в углях, вперемешку с золою, Из светлых, красивых, таких удивительных снов, Что снятся мальчишкам нередко ночною порою . Я родом из крепкой дворовой бедовой шпаны, Из хриплого голоса, струн семиструнной гитары, Из тех юных дней, где мы молоды и влюблены, И все были живы, отцы наши были не стары... Я родом с каштановых улиц, кленовых аллей, Цветущих садов, белой вьюгой играющих в мае, Сирени душистой и снега седых тополей, И памяти прошлой, которая нас не обманет . Я родом из книжек, что в детстве любили читать, Из той вековой, нашу жизнь прожигающей, грусти, Которую в нас заложила с рождения мать, Которая в сердце живёт и никак не отпустит ... (c) Яков Баст[/pre2]
стихия: [pre2] С младенческого крика До самого "прости" Таинственную книгу Слагаем по пути. Теснятся чьи-то лица За каждою строкой... Мы черкаем страницы Бестрепетной рукой. Мы веселы и правы, Мы скачем напрямик... Размашистые главы Заносятся в дневник. А если и помаркой Испорчена строка - Ни холодно ни жарко Нам с этого пока. Успеем возвратиться, Попридержать коней... Подумаешь, страница! Их много в книге дней. Что гоже, что негоже И кто кому должник? Когда-нибудь попозже Исправим, черновик... ...но поздно, милый, поздно. Не отыскать мостов. И делается грозным Шуршание листов. Обиженные люди, Забытые долги... Поправлено не будет В минувшем ни строки. Кому мы, обещая, Солгали без стыда, Уходят не прощаясь, Уходят навсегда. Кого мы оттолкнули, Кого мы подвели... Корявых загогулин Напрасно не скобли. И наша повесть мчится К финалу... А потом Последняя страница Покроет пухлый том. (с) Мария Семенова[/pre2]
Филифьонка: Н.Гумилев Кажется,кто-то уже размещал здесь это стихотворение...Или это было в другом месте...Не помню... Милый мальчик, Ты так весел, так ясна Твоя улыбка. Не проси об этом счастья, отравляющем Миры. Ты не знаешь, Ты не знаешь что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры. Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того потух навеки безмятежный свет очей. Духи Ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дорогам скрипачей. Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок. И под Солнцем, и под вьюгой, под белеющим бураном, И когда пылает Запад, и когда горит Восток. Ты устанешь, и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж Ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть. Тотчас бешеные волки в кровожадном исступлении, В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь. Ты тогда поймешь, как злобно посмеялось все, что пело, В очи глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливо смертный холод обовьет как тканью тело, И невеста зарыдает и задумается вдруг. Мальчик, дальше? Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ, Но я вижу - Ты смеешься. Эти взоры - два луча. НА! Владей волшебной скрипкой, загляни в глаза чудовищ, И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача! ***
Anja: Я не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай:мы чужие с этих пор. Ты позабыла:я свободы Для заблужденья не отдам; И так пожертвовал я годы Твоей улыбке и глазам, И так я слишком долго видел В тебе надежду юных дней, И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней. Как знать, быть может, те мгновенья, Что протекли у ног твоих, Я отнимал у вдохновенья! А чем ты заменила их? Быть может мыслию небесной И силой духа убеждён Я дал бы миру дар чудесный, А мне за то бессмертье он. Зачем так нежно обещала Ты заменить его венец, Зачем ты не была сначала, Какою стала наконец! Я горд!..прости!люби другого, Мечтай любовь найти в другом. Чего б то ни было земного, Я не сделаюсь рабом. К чужим горах под небо юга Я удалюсь, может быть; Но слишком знаем мы друг друга, Чтобы друг друга позабыть. Отныне стану наслаждаться И в страсти стану клясться всем; Со всеми буду я смеяться, А плакать не хочу ни с кем; Начну обманывать безбожно, Чтоб не любить , как я любил; Иль женщин уважать возможно, Когда мне ангел изменил!? Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку- Безумец!-лишний раз пожать! Не знав коварную измену, Тебе я душу отдавал; Такой души ты знала ль цену? Ты знала-я тебя не знал. (c) М.Ю.Лермонтов
стихия: [pre2] я люблю тебя... в бездну бумаги бросаю штрихи осторожные, тонкие, светлые, карандашные... это только набросок - мой первый любовный эскиз... а похожим ли выйдешь - не знаю... и важно ли? я люблю тебя... только, пожалуйста, не шелохнись, в нежеланьи позировать не задыми папиросою! вновь испорченный лист тихо-тихо закружится вниз - много их на полу... умер август от приступа осени я люблю тебя... столько утраченных суетных лет... и уже не пытаюсь... не стоит - не вышла художница ты исчез... но... остался твой точный и ясный портрет где-то здесь, где надеялась - все у нас сладится-сложится (с)Елена Гончарова[/pre2]
hi!: Вероника Тушнова В чем отказала я тебе, скажи? Ты целовать просил — я целовала. Ты лгать просил,— как помнишь, и во лжи ни разу я тебе не отказала. Всегда была такая, как хотел: хотел — смеялась, а хотел — молчала... Но гибкости душевной есть предел, и есть конец у каждого начала. Меня одну во всех грехах виня, все обсудив и все обдумав трезво, желаешь ты, чтоб не было меня... Не беспокойся — я уже исчезла.
hi!: Алька Кудряшева (Изюбрь) Если мир тебе - то вот он, На руках, держи. Ты ушел встречать кого-то Вечером во ржи. Дом построен, внук играет, Дерево растет. За окошком догорает Солнечный костер. Босиком, с зажженной свечкой Выйду на крыльцо. Хлопьями слетает вечер На моё лицо. Не печалюсь, не беда, ты К ужину придешь. Просто ты исчез куда-то За густую рожь. Может, ты идешь сквозь сумрак, Раз не помнит Бог, Девочке в ладошку сунуть Полный коробок. Может быть, ты ищешь Нильса - Плач на берегу. В очаге огонь хранился - В сердце берегу. Дочка выросла большая, Сына родила. Ты далёко - совершаешь Добрые дела. Окуну ладони в воду - Свет на них лежит, Ты ушел встречать кого-то Вечером во ржи. Кончились на кухне спички, Холод от двери. Кукла дочкина тряпично Свесилась с перил. Капает на пальцы свечка, Фитилек - зола. Если пусто на крылечке - Я не дождалась.
стихия: [pre2] Что я знаю про стороны света? Вот опять, с наступлением дня, недоступные стороны света, как леса, обступают меня. Нет, не те недоступные земли, где дожди не такие, как тут, где живут носороги и зебры и тюльпаны зимою цветут, где лежат на волнах кашалоты, где на ветках сидят какаду... Я сегодня иные широты и долготы имею в виду. Вот в распахнутой раме рассвета открываются стороны света. Сколько их? Их никто не считал. Открывается Детство, и Старость. И высокие горы Усталость. И Любви голубая дорога. И глухие низины Порока. И в тумане багровом Война - есть такая еще сторона с небесами багрового цвета. Мы закроем вас, темные стороны света! Сколько есть неоткрытых сторон! Все они обступают меня, проступают во мне, как узоры на зимнем окне, очень медленно тают, и вновь открываются в раме рассвета неоткрытые стороны света. (с) Юрий Левитанский[/pre2]
hi!: Владимир Солоухин МУЖЧИНЫ Пусть вороны гибель вещали И кони топтали жнивье, Мужскими считались вещами Кольчуга, седло и копье. Во время военной кручины В полях, в ковылях, на снегу Мужчины, Мужчины, Мужчины Пути заступали врагу. Пусть жены в ночи голосили И пролитой крови не счесть, Мужской принадлежностью были Мужская отвага и честь. Таится лицо под личиной, Но глаз пистолета свинцов. Мужчины, Мужчины, Мужчины К барьеру вели подлецов. А если звезда не светила И решкой ложилась судьба, Мужским достоянием было Короткое слово – борьба. Пусть небо черно, как овчина, И проблеска нету вдали, Мужчины, Мужчины, Мужчины В остроги сибирские шли. Я слухам нелепым не верю,— Мужчины теперь, говорят, В присутствии сильных немеют, В присутствии женщин сидят. И сердце щемит без причины, И сила ушла из плеча. Мужчины, Мужчины, Мужчины, Вы помните тяжесть меча? Врага, показавшего спину, Стрелы и копья острие, Мужчины, Мужчины, Мужчины, Вы помните званье свое? А женщина – женщиной будет: И мать, и сестра, и жена, Уложит она, и разбудит, И даст на дорогу вина. Проводит и мужа и сына, Обнимет на самом краю… Мужчины, Мужчины, Мужчины, Вы слышите песню мою?
Ирината: Старый Новый год Юнна Мориц И все равно мы дети. Нам так страшно На елку опоздать из-за метели, Из-за трамвая, или гололеда, На этот праздник детский опоздать. Мы женимся, разводимся, простите, Но все равно мы дети - мы на елку. И мы летим за праздничной добавкой Добавьте нам хоть Старый Новый год! Он старый, старый, он совсем уже не новый, На нем уже пылали эти свечи, На них уже сверкали эти слезы, Однажды утром эти гости разошлись. Но мы летим опять на это пламя, Но втайне мы надеемся на чувство. На эту самую желанную добавку, Добавьте нам хоть Старый Новый год! Он старый, старый, он совсем уже не новый, На нем уже звенели эти струны, И этот снег, и этот воск, и эти чувства. Однажды утром этот воск окаменел. Но все равно мы дети, мы на елку. И мы летим за этой призрачной добавкой, За невозвратным и неповторимым, Добавьте нам хоть Старый Новый год! Он старый, старый, он совсем уже не новый, На нем уже слыхали эти песни. На нем уже пылали эти клятвы Однажды утром - только пепел золотой Но мы готовы умереть за этот пепел, За это праздник нашей нежности и грусти И мы летим за этой призрачной добавкой, Добавьте нам хоть Старый Новый год... И все равно мы дети - мы на елку, И мы летим за этой призрачной добавкой, За невозвратным и неповторимым, Добавьте нам хоть Старый Новый год.
полная версия страницы