Форум » Архив форума » ... и другие наши "солнцы" ;)) - всё-всё-всё о сатириконовцах. ЧАСТЬ 7 » Ответить
... и другие наши "солнцы" ;)) - всё-всё-всё о сатириконовцах. ЧАСТЬ 7
Ирината: "...и другие наши солнцы..." ;)) ЧАСТЬ 1 "...и другие наши солнцы..." ;)) ЧАСТЬ 2 "...и другие наши солнцы..." ;)) ЧАСТЬ 3 "...и другие наши солнцы..." ;) ЧАСТЬ 4 "...и другие наши солнцы..." ;) ЧАСТЬ 5 "...и другие наши солнцы..." ;) ЧАСТЬ 6 Ну что ж... Продолжим! Темка-то хорошая!
evita: TV 100 Юрий Бутусов. Режиссер. ПО ССЫЛКЕ СМОТРЕТЬ ВИДЕО
evita: Петербургский Театральный Журнал ЮРИЙ БУТУСОВ 1. «Деятель театра, поскольку он человек, должен отдавать себе отчет в том, зачем он делает театр», — говорил Дж.Стрелер. Ваши варианты? ЧТО ТАКОЕ ДЛЯ ВАС ТЕАТР? ДЛЯ ЧЕГО ОН? У меня нет никакого определенного ответа на этот вопрос. Просто стараюсь, чтобы мне было интересно, стараюсь делать то, что хочу, стараюсь остаться самим собой. Старатель, одним словом. А вопрос этот звучит так или иначе все время, но я не чувствую необходимости отвечать на него. Так сегодня. Может быть, завтра будет иначе. Тогда отвечу. 2. Театральный словарь: атмосфера, ансамбль, ритм, мизансцена, действие, конфликт, музыка. Определите, пожалуйста, что означает для вас каждое слово. Ненужное вычеркните. Впишите недостающее для вас. Эти понятия существуют в сознании как школа, все это должно быть, но мне кажется, что профессиональных определений достаточно, а в театре что-то может возникнуть только тогда, когда возникает свой «птичий» язык: вскрики, возгласы, междометия, понятные тем, кто работает вместе. А эти слова… Наверное, они важны, когда сидишь на кухне и думаешь о конфликте… Самые главные слова для меня — РИТМ, МУЗЫКА. Они меня провоцируют, мне важно услышать РИТМ, я начинаю что-то понимать, когда внутренне ощущаю разницу ритмов, контрапунктное сочетание ритма музыки и ритма действия. При этом МУЗЫКА для меня не имеет прямого отношения к действию, она — эмоциональное подключение. ХОРЕОГРАФИЯ. Все — хореография, все — танец. Чтобы двинуть артиста, чтобы он оторвался от себя и от земли — надо, чтобы он все «протанцевал»… АНСАМБЛЬ — это спичечный коробок… Каждая спичка по отдельности и все вместе… Наверное, ансамбль — это самое сложное. Когда его не возникает, я просто не могу смотреть спектакль. По пальцам можно сосчитать спектакли, где он есть. Юрий Бутусов. Фото из архива театра им. Ленсовета 3. Режиссура конца ХХ века. Что из нее остается живо? Какие принципиальные вещи не решены? Смешной вопрос… Все решено и ничего не решено. Каждый решает сам, куда «тереть мыло». Сейчас, мне кажется, собственно режиссура отделяется от того, что многие считают театром. Возникает два театра. Есть люди, которые занимаются тем, что называется для меня режиссурой и театром (Някрошюс, Гинкас, Фоменко), — и есть очень мощная волна ремесленной, антрепризной продукции, в которой любят участвовать и звезды, и просто артисты. Собственно, все они хотят этого, собирают полные залы, но именно это и не является для меня театром и режиссурой. Остаются родовые признаки: сцена, зритель, артисты, человек-организатор, который называет себя режиссером… Как соотнести их — и Някрошюса? Для меня в его театре нет никаких ребусов, а есть замечательная режиссура и поразительные артисты. Откуда он их только берет! Что они вытворяют, как оправдывают все его предложения! Нашего ты попросишь чашку принести — он задаст столько вопросов, что захочется все бросить и уйти из театра, а потом он вообще забудет эту чашку вынести, потому что для него это неважно, или сделает это так, что всех будет тошнить. 4. Ваше этическое кредо. Никакого кредо у меня нет. Я никогда на эту тему не думал. Если что-то есть, то оно — в спектаклях. 5. Режиссура: искусство и ремесло. В чем диалектическое взаимодействие этих понятий и в чем конфликт их? Сложность этого вороса в том, что материалом для режиссера служат человеческие души. Поэтому называть режиссуру ремеслом, мне кажется, не вполне корректно. 6. Смерть театру в ХХ веке предрекали дважды. Что угрожает театру сегодня? Ничего не угрожает. Существуют внутренние проблемы, связанные со сменой поколений, эстетическими изменениями… Степень правды существования на сцене все время меняется. Нужно попытаться «услышать» эти изменения… 7. Что такое лично для вас «живой театр»? Это никак нельзя определить. У одного человека, режиссера, вкус есть, у другого нет. Станиславский кричал: «Не верю!» — на каком основании? Лично он не верил, не считал живым. Есть профессиональные понятия, связанные с процессом, органикой, импровизацией, но, в конечном итоге, все определяют интуиция и вкус. 8. Ваши самые сильные театральные впечатления за всю жизнь? Когда-то давно на меня сильное впечатление произвел спектакль (о котором я с удивлением узнал от критиков позже, что это было очень плохо) — «Жестокие игры» в БДТ. Кая играл Г.Юшков. Какое-то время, в юности, я его боготворил. А дальше я не буду оригинален. Стал ходить в БДТ, пересмотрел все спектакли, была среди них, конечно, и «История лошади». Потом — Стуруа. Потом — абсолютный шедевр «Осень нашей весны» Габриадзе. «Вишневый сад» Брука, фестиваль спектаклей Гинкаса (мы учились, смотрели, обсуждали). «Тартюф» Эфроса — единственный спектакль, который я видел при его жизни. Само собой — Някрошюс, ну что может быть лучше «Пиросмани»! А фильм со Смоктуновским «Ночной гость»? Еще я люблю «Берегись автомобиля»… Книги Эфроса… Алису Фрейндлих… Чаплина… Фильм «В четверг и больше никогда»… Много, на самом деле, много. 9. Исполнилось 100 лет МХАТу. Идея русского репертуарного театра — что это: стопор, кризис или надежда? Я другого пути не представляю. Эфрос сказал: для возникновения театра необходим режиссер, имеющий некие идеи, и группа артистов, которая может эти идеи воплотить. Это так, конечно, этого достаточно, но мне бы хотелось, чтобы были стены, был дом. Поражаюсь В.Крамеру, который уже столько лет героически держит бездомные «Фарсы». Сейчас вообще театр-дом исчезает. Но мне нужно куда-то приходить, и не только потому, что я ленивый, а потому что это единственно возможная творческая ситуация, когда и я могу открыться, и они, и мы вместе можем что-то сделать. Репертуарный театр — гениальная придумка, и лучше не будет. Другое дело — вопрос о механизме обновления трупп и создания поля для возможности возникновения новых театров. 10. Актер — художник или исполнитель, интерпретатор или создатель? Если актер занимает позицию исполнителя — все, конец. Конечно, у всех разные способности быть авторами, но в идеале хотелось бы только этого. Для того, чтобы он стал автором, и придумана «система». Без его соавторства акт будет формальным, ничего не родится. 11. Бергман говорил: «Актер — брат и саботажник». В чем заключается братство и в чем — саботажничество? Я думаю, любая зависимость переносится нелегко. Даже от родного человека. Ю.Бутусов в редакции «Петербургского театрального журнала». Работа над анкетой. Фото из архива редакции 12. Существует ли для вас понятие актерской школы? Какой вы себе ее представляете в идеале? Да, для меня существует. И в идеале это А.И.Кацман. Я не учился у него, но насколько я это понимаю, видел, чувствую, наблюдал — это он. Может быть, я не имею права так говорить, но сужу по его ученикам. И было несколько случайных встреч с ним, которые на меня сильно повлияли. Я работал монтировщиком в Учебном театре, и когда он прибегал, совершенно безумный, и репетировал, и заставлял натягивать эти задники как надо — я понимал его отношение к театру. Директором Учебного театра одно время был Израиль Моисеевич Бернадский. И однажды, когда курс Кацмана должен был выступать перед какими-то деятелями театра, постелили ужасный половик. Кацман попросил хороший. Нету. «Тогда постелите бархатный занавес», — сказал Кацман. Прибежал директор: как это возможно — бархат? на пол? И тут начался такой мат! В результате — это невозможно представить — все было так, как хотел Аркадий Иосифович. Его безумие победило рационализм. А как он в буквальном смысле плакал, когда однажды отменили «Братьев Карамазовых» (что-то сломалось). Или: я что-то прибиваю, а он стоит сзади и смотрит, как это происходит, все ли тщательно, нет ли стрелок, заломов… Я встретил его случайно на Невском за неделю до смерти. А потом… Может быть, это глупости, но я их храню… В год, когда я поступил в институт, в сентябре, мы отвозили в Комарово фундамент для его памятника, а на следующий год — сам памятник. Это лирика, случайность, но для меня важно. Школа Кацмана. Человеческая и профессиональная. 13. Если бы вы имели возможность собрать собственную труппу со всего мира — из кого бы она состояла? А хотелось бы, чтобы были непьющие. 14. Как вы относитесь к идее открытых репетиций (Бергман, Эфрос)? Плохо. Мне кажется, это искусственная вещь. А скорее всего мне просто не хватает опыта. 15. Петербург. Ваши взаимоотношения с ним. Взаимоотношения с ним вашего театра? Мне здесь хорошо. 16. В диалоге с кем вы находитесь? С моими любимыми врагами. 17. Как вы ощущаете сегодняшнюю петербургскую театральную ситуацию? Присутствие в городе Сергея Дрейдена снимает все отрицательные эмоции. 18. Рядом с Вами за круглым столом: В.Туманов, А.Праудин, Г.Козлов, Клим, А.Галибин, Г.Дитятковский, В.Крамер. Что вы скажете об этой компании и о том, что ее принято называть «новой волной»? «Волна» подразумевает общую эстетическую программу. Ее нет. Просто не занимаемся производством. И может быть, поэтому у нас нет своих театров, а есть другие взаимоотношения с миром, с актерами…
evita: Здесь Фильм “Фауст” Александра Сокурова откроет третий международный фестиваль “Сад гениев” 4 июля в музее-усадьбе “Ясная Поляна”, в программе форума – лекции о писателях, музыкальные и театральные представления по мотивам произведений классиков, фотовыставка “Место гения” сообщила РИА Новости организатор форума Юлия Вронская. “Сад гениев” – рассчитанный на несколько лет европейский проект, созданный для сохранения значимости классической литературы и для развития домов-музеев как многофункциональных культурных центров. Форум объединил дома-музеи семи великих европейских писателей – Толстого, Сервантеса, Гюго, Гете, Джойса, Данте Алигьери и Шекспира. Проект инициировал и возглавил музей “Ясная Поляна” – усадьба, где жил Лев Толстой, находящаяся в Тульской области – и фонд “Наследие Л.Н. Толстого”. ................................... Россию в театральной программе представят два актера “Сатирикона” – Агриппина Стеклова и Владимир Большов покажут отрывки из спектакля по произведению Льва Толстого, скорее всего, это будет “Крейцерова соната”. .......................................
Олеся: Сегодня 25 июня в 23.00 ч. на телеканале "Домашний" Агриппина Стеклова в программе "Дети отцов"
Олеся: "Бедные родственники" Режиссер: Роман Просвирнин Оператор: Ольга Ливинская Художник: Юлия Чарандаева Продюсер: Ирина Смирнова Производство: Кинокомпания "Русское" Год: 2012 Cерий: 16 Актеры: Анастасия Балякина, Василий Лановой, Ирина Купченко, Алексей Зубков, Дарья Грачёва, АГРИППИНА СТЕКЛОВА, Иван Добронравов, Сергей Барковский, Анастасия Веденская, Денис Васильев, Роман Курцын, Татьяна Кузнецова Жанр: мелодрама СССР, послевоенное время. В жизни маленькой Симы происходит трагедия – ее родители объявлены «врагами народа» и репрессированы, а девочка вынуждена уехать из Москвы в деревню. Возвратившись в 17 лет для продолжения учебы, Серафима обнаруживает, что ее комнату отдали постороннему человеку. С поступлением тоже не ладится – ее отказываются принимать из-за биографии родителей. На счастье, хозяйка ее комнаты, стенографистка Кира Петровна, учит девушку печатать и пристраивает на работу к бывшему партийному начальнику, который хочет написать книгу. Неожиданно Сима встречает и первую любовь – девушка теряет голову от племянника Киры Петровны, обаятельного абитуриента театрального института. Каково же изумление героини, когда возлюбленный бесследно исчезает, ограбив квартиру своей тети. Еще больший ужас ждет девушку, когда она понимает, что беременна.. http://www.kino-teatr.ru/kino/movie/prod/ros/100457/annot/
Administrator: От зрителя "Лафкадио", история про льва. 17 июня. ...Собственно, про спектакль. Два американца, самых что ни на есть настоящих, Один Байрон и Казимир Лиске, около полутора часов рассказывают историю про льва, который поборол охотников и сам практически стал человеком. И который очень любит (здесь нараспев) мууурррмелад. Я в восторге, я в восхищении, я очарована. Очень добрый, милый, лёгкий спектакль, пролетает на одном дыхании. Честно говоря, сторителлинг видела впервые и к нему, наверное, надо иметь талант, потому держать зал с первой реплики про потерявшийся носок вплоть до последних аккордов заключительной песни, без сомнения, просто так не получится. Всё настолько динамично, что отвлечься даже не успеваешь, иначе рискуешь что-то пропустить даже за несколько секунд. Как же естественно они играют! Мой низкий поклон художнику: так менять декорации, используя только большой рулон белой бумаги, маркер, две табуретки, ножницы и свет, - надо сильно ухитриться. Но, возможно, это открытие только для меня, приверженца в основном классических постановок да и вообще человека не творческого. Вообще люблю камерные мероприятия, в первую очередь из-за близости артиста к зрителю, когда нет очерченной рампой границы, а сценическое пространство ограничивается не сценой, а стенами всего зала. Такое привычно встречаю на концертах, но вот в театре для меня в новинку. И это первая на моей памяти постановка, когда артист, спустившийся в зал (впрочем, уместнее будет употребить "переместившийся") не воспринимается чем-то инородным, кем-то "не отсюда", а вот он, реальный, стоит прямо рядом с тобой и что-то рассказывает. Я бывала на интерактивных спектаклях, но на них всё равно такого не было, как и не было ощущения, что ты сам являешься частью спектакля: то с тобой практически ведут диалог, то ты из зала театрального перемещаешься в зал цирковой и уже сидишь среди той публики. Кстати, о публике театральной: она удивительно разношёрстна. Заканчивается всё песней The White Stripes "There's no home for you here". Это мне показалось так... по-американски) Наверняка, каждый в процессе поиска себя хоть раз оказывался на месте Лафкадио. Я же уходила оттуда со светлым чувством на душе и с ощущением, что я до сих пор тоже немного Лафкадио.
бельчонок: click here 4 июля в музее-усадьбе «Ясная Поляна» откроется III Международный арт-фестиваль «Сад гениев». Литературное наследие Л. Н. Толстого будет представлено отрывками из «Крейцеровой сонаты» в исполнении актеров театра «Сатирикон» Агриппины Стекловой и Владимира Большова. Программа: 5 июля в 14.00 — открытие фотовыставки «Место гения» (музей «Тульский некрополь»); в 19.00 — сцены из комедий и трагедий Шекспира, Англия (Ясная Поляна); в 21.00 — спектакль «Добродетель важнее денег», Испания. 6 июля в 19.00 — лекция. «Толстой» (Дом Волконского); «Крейцерова соната. Попытка услышать». Агриппина Стеклова и Владимир Большов (театр «Сатирикон»), Россия. 7 июля в 17.00 — лекция. Иллюстрации С. Дали к книгам гениев (Дом Волконского): в 19.00 — музыкальный спектакль «История Гавроша», Франция; в 21.00 — музыкальное представление «Божественная комедия», Италия. 8 июля в 17.00 — лекция Е. Ю. Гениевой. «Джойс» (Дом Волконского): в 19.00 — моноспектакль «Шиллер, смерть и дьявол — криминальное разбирательство», Германия; в 21.00 — кафе-шантан: Песни «Дублинцев», Ирландия.
evita: Отсюда. «Это была бомба» Отрывки из «Крейцеровой сонаты» были то ли прочитаны, то ли сыграны семейной четой актеров театра «Сатирикон» 6 июля. Агриппина Стеклова и Владимир Большов сами не понимают, что это было. Они признаются, что в рамках этой премьеры, подготовленной специально для «Сада гениев», нового для самих актеров было в избытке — это впечатления от выступления на свежем воздухе, и первый опыт проекта исключительно «на двоих», и личные выводы для себя самих после погружения в пространство этого неоднозначного и психологически острого произведения Льва Толстого. — Как вам выступалось на такой сцене — комары не мешали? Владимир Большов: — Нет, на сцене их почему-то не было. Агриппина Стеклова: — А я была в таком шоке, что мне никто просто не мог помешать. Мы получили огромный заряд адреналина — ведь мы впервые выступаем в таком качестве: это и не спектакль, и не чтение, это нечто третье. Компиляцию текста подготовил мой муж. В.Б.: — Да, тем более что это такая как бы разовая акция, которую нас попросили подготовить специально для «Сада гениев». — А просили именно «Крейцерову сонату»? А.С.: — Нет, просили сделать все что угодно. Мы планировали изначально «Анну Каренину», но нам сказали, что в прошлом году ее было слишком много, но «если хотите, то делайте, конечно». И нам расхотелось. В.Б.: — Нам было очень интересно поработать с этим материалом, потому что это неоднозначное произведение, по тем временам это была бомба. — А эмоционально работать было тяжело? В.Б.: — Нет, это часть работы. Я больше волновался, как разделить роли на двоих, ведь произведение написано от лица мужчины. Но там все-таки достаточно большие фрагменты апеллируют к женщине, поэтому появилась возможность огромные куски отдать женской половине. То есть у нас вышел не однобокий взгляд. — Для себя вы какие-то выводы сделали? Ведь это очень семейное произведение. В.Б.: — Я, например, работая над ним, вдруг стал бояться, что это как-то может отразиться на наших взаимоотношениях, опасался, как бы из художественной плоскости этот материал не перешел в бытовую (смеется). — Вы вообще часто уступаете друг другу? В.Б.: — Да каждый день. А.С.: — А я каждый час. Это же не просто — много лет быть рядом. Хотя, с другой стороны, наоборот, все очень даже просто — надо только любить. — Наверное, в театре видитесь чаще, чем дома? В.Б.: — Бывает и такое. Случается, что вообще встречаемся только на спектаклях. — А в Туле были до этого когда-нибудь? В.Б.: — Я был. И пряники покупал. И у меня есть дом в Тульской области, в Велегоже. -То есть, можно сказать, что мы с вами земляки? В.Б.: — Лучше сказать — я попросил политического убежища в Тульской области (смеется)…
бельчонок: Один Байрон и режиссер Кирилл Вытоптов в Нью-Йорке. Ребята сейчас работают над совместным российско-американским проектом в Eugene O'Neil Theater Center. Премьера состоится там 15 августа, а в сентябре возможны показы в Москве. Фото Инны Сухорецкой.
Олеся: 6 июля 2012. Крейцерова соната. Попытка услышать. Агриппина Стеклова, Владимир Большов http://www.garden-of-geniuses.ru/
evita: ЗДЕСЬ Лов на диви патици От Александър Вампилов Драматург: Георги Борисов Постановка: Юрий Бутусов Участват: Иван Юруков, Валери Йорданов, Леонид Йовчев, Николай Урумов, Снежина Петрова, Ирмена Чичикова, Теодора Духовникова, Александра Василева, Дарин Ангелов Зилов (Иван Юруков), героят без нито едно положително качество, се опитва да сглоби пъзела на живота си в новата премиера на Народен театър "Иван Вазов". За първи път пиесата на Александър Вампилов "Лов на диви патици" се поставя у нас през 1978 г. на сцената на Сатиричния театър. Сега един от най-значимите и успешни имена на съвременния руски театър - Юрий Борисов, представя постановката и на сцената на Народния театър. "Лов на диви патици" Вампилов пише през 1968 година. Постановката е призната за връх в товрчеството на драматурга и за една от най-добрите пиеси в световния репертоар. Текстът е предизвикал толкова множество спорове и различни тълкувания, че дори се заражда понятието "загадката Вампилов". "Пиесите на Вампилов – пише през 1978 г. американският изследовател Джеймс Е. Бърнард – представляват връхна точка в опитите на руската драматургия да се освободи от хегемонията на безконфликтната драма, окупирала руската сцена след Втората световна война". В спектакъла са използвани откъси от "Поема за въздуха" на Марина Цветаева, както и част от произведенията на Фредерик Шопен.
Administrator: Узнаёте? Антон Кузнецов. В спектакле Театра На набережной «На слом» (РЕТРО-КАНТРИ спектакль в трех хроникальных фильмах, потрясающих мозг железнодорожного бродяги По произведениям А. Мальца, И. Стоуна, Т. Уильямса). ПО ССЫЛКЕ еще фотографии и информация о спектакле. Думаю, в следующем сезоне надо будет позвонить по имеющемуся на страничке телефону, и задать вопрос: "КОГДА???". Кстати... ЗДЕСЬ - отзывы о спектакле. Хорошие!
Administrator: Отсюда Юрий Бутусов поставит в новом сезоне спектакль по Брехту на сцене Театра имени Пушкина Кристина СЫЦКО Театр имени Пушкина анонсировал одну из премьер предстоящего сезона - в 2013-м году Юрий Бутусов представит на Большой сцене свою работу «Добрый человек из Сызуана» по пьесе Бертольда Брехта. Главную роль Шен Те-Шуи Та сыграет Александра Урсуляк. Художником-постановщиком спектакля выступит петербуржец Александр Шишкин, один из самых востребованных, продуктивных и успешных среди младшего поколения мэтров в этой театральной области. Художественный руководитель Театра имени Пушкина Евгений Писарев рассказал «Театралу» о том, как возникла идея привлечь к сотрудничеству Бутусова: «Юрия Николаевича я пригласил сразу, как стал худруком, два года назад. Мы с ним давно знакомы, работали вместе в Московском художественном театре. Я видел его спектакли, он – мои. Я не хочу занимать в театре все пространство. Мне интересно звать талантливых людей. Они умеют то, чего не умею я». Евгений Писарев также заметил, что выбор пал на произведение Брехта не случайно: «Он вообще становится все более популярным: и в «Маяковке» его ставят, и в Московском художественном театре, так что мы в тренде». ...........
evita: Информация с сайта Максима Аверина. Внимание! Максим Аверин зарегистрировался в твиттере, это его единственный реальный аккаунт: https://twitter.com/Averin_Maxim
Casi: Отрывки из спектакля "Маленький повседневный апокалипсис" по пьесам и текстам Ионеско. Постановка: Вячеслав Игнатов и Мария Литвинова Актеры: Елена Березнова, Екатерина Хейфец, Руслан Вольфсон, Андрей Нечаев, Мария Литвинова.
Кука: Лика Нифонтова click here
Anja: Юрий Бутусов покажет зрителям свой вариант шекспировского «Макбета» ВИДЕО можно посмотреть ЗДЕСЬ.
evita: Страничка Бутенко Елены Ивановны в Википедии. http://ru.wikipedia.org/wiki/%C1%F3%F2%E5%ED%EA%EE,_%C5%EB%E5%ED%E0_%C8%E2%E0%ED%EE%E2%ED%E0 Ссылку надо скопировать полностью.
Administrator: От зрителя Моноспектакль Максима Аверина "Всё начинается с любви" 26.07.12 88 раз «люблю!» «…целую, люблю, люблю.Геннадий». - Товарищ Максимов, Вы по ошибке два раза «люблю» написали! - Почему по ошибке? Это моей жене. - А, понимаю… (восхищённо) Два раза «люблю»!!! В замечательном фильме «Мы с вами где-то встречались» главный герой Геннадий Максимов, блистательно сыгранный Аркадием Райкиным, отправляя телеграмму жене, два раза пишет «люблю». Да, не в письме, а именно в телеграмме – сообщении, в котором вообще-то слова принято экономить. Ведь это естественно и разумно! Вот только всегда находились и, к счастью, находятся такие… хочется сказать «чудаки», а на самом деле нет – такие люди, удивительные, настоящие, лучшие люди, которые – вопреки всевозможным традициям и логике – все эти, казалось бы, грамотные, продуманные и вполне целесообразные правила нарушают. Которые понимают, что экономить надо не любые слова – на самые главные, на самые нужные лучше не скупиться. Причём встретить таких людей можно не только в фильмах, но и в жизни. Артист Максим Аверин в моноспектакле «Всё начинается с любви» – в моноспектакле, придуманном им же самим от начала и до конца, – говорит «люблю!» очень много раз! Говорит не только тогда, когда это слово – люблю! – встречается в стихотворении или песне (то есть, на самом деле, почти во всех номерах программы). Каждое стихотворение само по себе – это и есть слово, а с ним и ощущение «люблю!», адресованное зрителям. И каждая песня – это «люблю!». И всё, что служит сопровождением для номеров. И текст, который произносится между ними, – тоже. «Люблю!», в котором заключены все оттенки и все значения этого слова сразу. Это спектакль о любви артиста к зрителям – любви безусловной, необходимой, помогающей «мечтать, влюбляться и творить»: именно об этом артист поёт в самом первом номере – песне «Так, как хочется». О любви к профессии – дарящей счастье, вдохновение, но также иногда приносящей с собой грусть и сомнения: сбудется - не сбудется, случится - не случится (рассказ о фильме «Мужчина и женщина», предшествующий стихотворению Юрия Левитанского «Жизнь моя – кинематограф», не только о самой картине). О любви к творчеству людей, определившим и продолжающим определять судьбу актёра – поэтам, артистам разных лет, партнёрам по сцене (тут даже не надо уточнять имён). И, конечно же, просто – о любви! Разной! Нежной, чуть робкой и тихой как в песне «За кулисами» - к радости для зрителей, снова исполненной в одно и то же время для всех сидящих в зале и будто только для одной гостьи, в этот раз – для режиссёра Гузэль Киреевой. Любви невысказанной, незамеченной и – увы! – несостоявшейся, как в удивительно трогающем стихотворении «Piccolo bambino» Александра Вертинского. Страстной, но «растаптывающей и обезличивающей», как в его же «Концерте Сарасате». И о той, что никак не может закончится, как в стихотворении «Злые духи», – номере только-только появившемся в программе, и уже с момента его второго исполнения сильно изменённом: дополненном танцем под музыкальный проигрыш после каждой строфы-куплета. Танец этот – одновидный, с несколько марионеточными движениями – не послушными, а скорее, вымученными, теми, что появляются, когда «заставляют плясать». Проигрыш – тоже неизменный, но во всех этих повторениях и подчёркнутом однообразии кроется столько отчаяния и страдания от невозможности что-либо изменить!.. Вообще в этот раз, 26 июля в Театриуме на Серпуховке, очень многое прозвучало по-новому. Конечно, на всех моноспектаклях Максима Аверина каждый номер прекрасен своей неповторимостью. Разве можно хотя бы два раза одинаково прочитать «Научи меня жить» Пастернака? Или «День без единой смерти» Высоцкого? Или «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру» Маяковского? «Я сегодня смеюсь над собой» Вертинского? А спеть «Вечную Любовь»? Всё это в тот вечер было, и было как-то особенно неожиданно и ново, с невероятным количеством изменений не только внешних, но и внутренних. Например, в стихотворении Маяковского «Скрипка и немножко нервно» лязги тарелки отдавались эхом. История влюблённого радиста, шифрующего поцелуи цифрой «восемьдесят восемь», была рассказана доверительно и мягко, с большей трепетностью и осторожностью. В «Письме про дождь» Роберта Рождественского «мо-о-оре-е-е гу-у-уде-е-ело» так, что его гул и простор мог представить и почувствовать даже человек с самой небогатой фантазией. Также как и узоры метели на стекле и капающий с ночника воск из стихотворения Пастернака «Зимняя ночь». А давно всем знакомая Цыганова из стихотворения Давида Самойлова, подойдя к накрытому для гостя столу, вдруг стала совсем по-девчоночьи кокетливой! И уж конечно, удивили совершенно новые номера и идеи. Стихотворение «Ах, как мы привыкли шагать…» дополнило цикл стихов Роберта Рождественского, постоянно звучащих в моноспектакле. Такое ласково-печальное, тёплое, просящее… Напрямую обращённое к зрителям. По-доброму произнесённые Максимом слова «мои дорогие…», «мои золотые…» ещё долго отголосками будут звучать в их сердцах. Песня «Грустить не надо» оказалась вынесенной за пределы двух стихотворений из цикла «Цыгановы» и была исполнена перед ним. А её место – между «Гостем у Цыгановых» и «Смертью Цыганова» – заняла другая песня, русская народная, – «Прощай, радость, жизнь моя», – исполненная Максимом акапельно, только под шум дождя, и на фоне кадров из фильма «Жила-была одна баба» – эпизода Варвары и беглого каторжанина Александра. Протяжно, широко, свободно – без какой бы то ни было суеты. Чисто. В точно выдержанном стиле. Очень талантливо! Это – без преувеличений – спето будто не голосом, а душой. И действительно, очень хорошо вписывается в стихотворный цикл. Кстати, «Прощай, радость, жизнь моя» оказалась не единственной песней, исполненной без музыкального сопровождения. «Счастье рядом» тоже в этот раз была спета без аккомпанемента. Пусть это произошло не запланировано – просто у звукорежиссёра не нашлось записи, – но получилось интересно и неожиданно. Можно сказать, эксклюзивно! Вообще, все песни – такие разные – получились! «Где ты была» прозвучала нежно, «О хорошем настроении» – весело, «Небом забытые» – с нервом, «Спектакль окончен» – радостно-грустно и таинственно, как бы приоткрывая завесу того, что случится в театре, после расставания артиста со зрителями. Интересно, что сам спектакль всё-таки заканчивается не ей. Если не считать прощальной песни «Иди своей дорогой», исполняемой вслед за поклонами, послесловием здесь служит «Баллада о прокуренном вагоне» – послесловием, в котором обобщено то, что уже не раз прозвучало в спектакле, и ещё раз говорится самое главное, но по-новому. Чтобы лучше и навсегда запомнилось, чтобы прочувствовалось, чтобы стало само собой разумеющимся и незыблемым. …Жаль, что телеграммы ушли в прошлое. Очень бы хотелось после спектакля отправить артисту телеграмму, тоже написав в ней два раза «люблю»!.. Хотя почему – два? Как минимум – восемьдесят восемь!
Administrator: Из интернет-архивов (по ссылке есть фото) «Я БУДУ ИДТИ» («I’LL BE GONE») С.Беккет. «В ожидании Годо». Театр на Крюковом канале. Г.Бюхнер. «Войцек». Театр им.Ленсовета. Режиссер Юрий Бутусов, xудожник Александр Шишкин Имя Юрия Бутусова театральному Петербургу стало известно в одночасье. Лишь только прошла премьера его дипломной работы — «В ожидании Годо» (театр «На Крюковом канале»). В спектакле с героями С.Беккета произошла странная метаморфоза. Безнадежность и бессмысленность их томительного ожидания вызвали у режиссера иронию: ведь изначально ясно, что никакой Годо не придет! Но как жить в этом «безумном, безумном, безумном мире», если надеяться не на кого и не на что? Бутусов попытался пойти ва-банк, переиграть ситуацию трагической безысходности, нарушив статику, сменив «оцепенение» персонажей непрерывным движением вперед — в поисках Годо. Из «неподвижных путников» Владимир и Эстрагон (Михаил Трухин и Константин Хабенский) превратились в незадачливых странников, шатающихся по белу свету. Музыка к сериалу «Джив и Вустерс» стала лейтмотивом их вечного кочевья. То самое «засохшее дерево», которым ограничивался пейзаж в беккетовской пьесе, Владимир и Эстрагон всюду таскали за собой. Они в буквальном смысле «несли свой крест». Странная ноша их, похожая на обломки дельтаплана, служила и лестницей на небеса и шутовским распятием. В калейдоскопе аттракционов даже самые мрачные эпизоды превращались в клоунские репризы. Дорожные приключения часто увлекали героев гораздо больше, чем ожидаемая встреча с Годо. Это упорное движение вперед, казалось, обретало самостоятельный смысл… Но парадоксальным образом режиссер приходил к тому же результату, что и автор пьесы. Бесконечное путешествие оказывалось тщетным, суетливым бегом на месте — из ниоткуда в никуда, по замкнутому кругу жизни. Мир представал дикой нелепицей, обнаруживая до боли знакомое «постоянство веселья и грязи», где человеку уготована ничтожно малая роль. Жизнь рассыпалась на бесчисленное множество мгновений, ускользающих бликов бытия. Да и сами герои в какой-то момент оказывались двойниками — половинками одной, потерянной души. «Мы здесь! Мы здесь!..» — что есть мочи голосили Владимир и Эстрагон. Взывали к неведомому Годо, не в силах вырваться из бессмысленной этой круговерти и что-либо осознать. Отправляя героев в путь, режиссер оставлял финал открытым. Он жестко и прямо ставил вопросы: соотношение мира и человека? Роль, которую каждому из нас задано исполнять?.. И желаемого ответа для себя не находил. В театре имени Ленсовета, куда Юрий Бутусов был приглашен вместе со своей актерской «командой», он поставил пьесу Георга Бюхнера «Войцек». Для нового эксперимента как нельзя кстати пришлись и фрагментарность неоконченной драмы, позволяющая произвольно менять композицию, убирая все лишнее, и жесткая экспрессия диалогов, и отчаяние юного автора, размышлявшего о жалкой участи человеческого существа, подчиненного «фатализму истории». «В человеческой природе я обнаружил ужасающую одинаковость, в человеческих судьбах — неотвратимость, перед которой ничтожно все и вся. Отдельная личность — лишь пена на волне…» — отрывки писем Бюхнера к невесте и родным, напечатанные в программке, стали эпиграфом спектакля. Как известно, игра цитатами — занятие увлекательное: из произвольно вы-бранных фраз, сказанных по разным поводам разными людьми, можно сложить собственный текст, наделенный новым смыслом. «Фатализм истории» вовсе не занимал Бутусова. Его интересовала судьба человека, столкнувшегося вдруг с грубой и беспощадной реальностью жизни. Бюхнер умер, не дожив до 24-х. Его герой — Фридрих Иоганн Франц Войцек, рядовой четвертой роты второго батальона пехотного полка, говорит о себе: «Мне сегодня тридцать лет семь месяцев и двенадцать дней…» Но Войцеку в спектакле Юрия Бутусова нет и 25-ти. Это человек, вступающий в жизнь. Но в душе уже затаен страх перед неведомым, которому он не в силах противостоять. Мир слишком огромен и страшен, полон причудливых необъяснимых видений, о которых Войцек (Михаил Трухин) полушепотом, испуганно рассказывает в первом же монологе: «…вон в траве светлая полоса… вечером по ней катится голова. Один парень возьми да и схвати ее — думал ежик. А через трое суток вынесли того парня ногами вперед…» В огромных, почти прозрачных глазах Войцека застыло изумление перед пугающим мороком жизни. Он старается не думать о том, зачем и как он существует, точно пытаясь убежать, укрыться от тяжелого дыхания мира. И вновь бег по кругу, ставший бегством от жизни, а в итоге — от себя. «Войцек» ворвался в театральное пространство города стремительным властным танго. Его резкие, отрывистые аккорды скорее напоминали марш, нежели «знойную» мелодию страсти. Люди в черных, причудливо разукрашенных шинелях (художник — Александр Шишкин) кружили по гладкому накренившемуся помосту, лихо прищелкивая каблуками: «Шибче! Шибче! Шибче!..» Как и в предыдущем спектакле, существование героев режиссер подчинил беспрерывному движению. Мелодия Тома Уэйтса «I’ll be gone» («Я буду идти») с ее бесконечными вариациями одной и той же музыкальной фразы стала в спектакле темой изнурительного круговращенья жизни, ужасающего в своем обыденном бесстрастии. Здесь был совсем иной танец, нежели в «Годо»: Владимир и Эстрагон вместе с Лакки и Поццо, забыв обо всем на свете, буйно «отрывались» в лезгинке, и в безумной пляске их возникал момент братства и освобождения. В «Войцеке» музыка, звучащая откуда-то сверху, с первых же тактов диктовала жесткую иерархию отношений. Здесь не танцевали, а точно оттаптывались за собственное унижение. Так бьют по лицу. Так вонзают нож — судорожными ударами по самую рукоять. «Хорошее убийство, настоящее убийство…» — финальная реплика, брошенная в зал, относилась и к распростертому телу Марии, и к Войцеку, раздавленному миром масок черного, «казарменного», балагана. Балаган — простое и грубое развлечение жадной до зрелищ толпы — таил в себе жуть внезапного оборотничества. В нищей пестроте балаганного веселья прорехи бытия, казалось, не так заметны. Но потертые лоскутки обыденности здесь безжалостно перелицовывались — бесстыдно вывернутая наизнанку, шершавая ткань жизни представала исподней стороной. Балаган стал метафорой жизни героев. Он был не просто местом встреч — местом столкновения воль, местом пересечения судеб. Из множества действующих лиц в спектакле были оставлены лишь восемь — четыре контрастные пары: Войцек, поэтическая душа, и пересмешник Дурачок Карл (Константин Хабенский), испитой философ Капитан (Михаил Пореченков) и розовощекий тупица Доктор (Михаил Вассербаум), статный щеголь Тамбурмажор (Георгий Траугот) и согбенный Старик (Михаил Девяткин), мадонна и грешница белокурая Мария (Елена Кривец), и разбитная, хлесткая на язык черноглазая Маргарита (Маргарита Алешина). Но антагонисты порой оказывались двойниками. Обнаруживалась все та же раздробленность и смятение людских душ. В спектакле, составленном из отдельных эпизодов — сколков жизни Войцека,— каждый персонаж был подан «крупным планом», словно увиден глазами героя. И каждый имел собственный «коронный выход». Стихия актерской импровизации, царящая в фарсовых эпизодах («У Капитана», «У Доктора»), порою нарушала границы режиссерского замысла. Так «похмельный синдром» Капитана или «утренняя гимнастика» Доктора, фанатично утверждающего «здоровый образ жизни», обрели самодостаточность концертных номеров. Обозначив жанр представления как «трагифарс», режиссер отделил трагический мир Войцека с его исступленной любовью к Марии от фарсовой стихии грубого балаганного веселья. «Этой бы девице кирасирами плодиться!» — «Да и для тамбурмажоров тоже сгодится!…» На самом верху, почти под колосниками, лихо поблескивая клавишами аккордеонов, играли трое музыкантов, таких же бравых и пышноусых, как Тамбурмажор… Войцек, издерганный, усталый, в наспех застегнутом френче, старался не вникать в происходящее вокруг. Душа его жила лишь любовью к Марии: в ней находил он оправдание и смысл существования, в ней он прятался от жестокости и бездушия мира. Пьянящая музыка балагана будоражила, звала в мир сильных и грубых страстей… Но здесь, на празднике, он был чужим. Неуклюжий, смешной, жалко примостившийся на жердочке лестницы, Войцек зачарованно глядел на пляшущую с Тамбурмажором Марию. Напряженное, нервное лицо его вдруг прояснялось, резкие черты смягчались детской улыбкой. Иллюзорный мирок мечты рушился в миг от брошенной вскользь фразы об измене Марии. И лишь одна навязчивая идея мерцала в его воспаленном сознании, заставляя твердить: «Зарежь, зарежь…волчицу». Поединком воль становилась встреча Войцека с Тамбурмажором — человеком, спокойно надругавшимся над его святыней. «Смачная бабенка!.. ну и ляжки у нее… Да и сама вся — как огонь!» Зайдя к цирюльнику побриться и навести надлежащий лоск, Тамбурмажор вдруг понимал, к кому он попал. Режиссер сочинил для спектакля одну из самых пронзительных сцен: лезвие бритвы, скользнув по холеной щеке (в узком луче прожектора — смертельно бледной), медленно приблизилось к горлу. Но… рука Войцека чуть дрогнула — и тотчас самодовольство Тамбурмажора взяло верх над страхом смерти. И вновь он с еще большим наслаждением унизил Войцека. Как и героям спектакля «В ожидании Годо», Войцеку не дано изменить ход событий. Наравне с другими участниками балагана он играл отведенную роль: выслушивал пьяный бред Капитана, за жалкие гроши участвовал в дурацком эксперименте Доктора — три месяца подряд безропотно ел горох. Для осмысления и отстранения происходящего режиссеру оказались необходимы и философская притча умудренного жизнью Старика, и бессвязный лепет убогого идиота — Дурачка Карла. «Ну, слушай, цыпленочек…» — герой Михаила Девяткина неторопливо, усталым голосом рассказывал притчу о бедном безродном мальчике, отправившемся на поиск жизненной опоры и утешения, утратившем все: и небо, и звезды, и землю под ногами. Его песня о сердце матери, жалеющей своего убийцу-сына звучала протяжной, тихой колыбельной: «Тебе не больно ли, сынок?..» Она привнесена режиссером. И образ Старика обрел мощную притчевую значимость. Этот важный монолог звучал в спектакле обособленно. «Мудрость» мира никак не уравновешивала, а лишь усиливала его «безумие». В балагане жизни единственным свободным человеком оказывался сумасшедший. Дурачок Карл из бессловесного персонажа превратился в центральное лицо. Повсюду следуя за Войцеком, то и дело подставляя бритый лоб свой под затрещины и оплеухи, он был и участником, и комментатором происходящего. Появляясь из всевозможных люков и проемов, выкрикивал название сцен: «Город», «Улица», «Комната Марии», «Балаганы»… Ему были отданы реплики нескольких персонажей и авторские ремарки. Но жутковатый танец, кривлянья и ужимки наголо остриженного шута были куда красноречивей слов. У него не было привычной «униформы» — черной шинели. Длинный вязаный халат был накинут на щуплое, почти мальчишеское тело. В свое грязно-серое рубище Дурачок бережно кутал булыжник — воображаемого ребенка Марии. Не в силах предотвратить греха, словно занавесом закрывал ее и Тамбурмажора от взоров сидящей публики — стоя «огородным пугалом», нелепо и криво улыбаясь. Облик Карла чем-то напоминал далевского Шута (из фильма Г.Козинцева «Король Лир»). Карл — часть души самого Войцека, его боль, беззащитность и сладостная истома затаенной издевки. Трагический танец Войцека с еще неостывшим телом убитой возлюбленной как в кривом зеркале, с издевкой, отразился в жутковатых пародиях «горохового шута». Предваряя сцену убийства, Карл расправлял на полу свое грязное одеяние, любовно поглаживая рукава, и — отчаянно кидался на воображаемое тело, долго корчась в бессильном сладострастном исступлении… Карл исполнил последний свой танец, нахально, с правом победителя прижимая к себе чучело, одетое в шинель самого Войцека. Послушное воле своего «кукловода», тряпичное обез-главленное тело вытанцовывало диковинные пируэты. Оно, как когда-то карманы Войцека, набито было горохом. Желто-зеленый град звонко отскакивал от черного блестящего планшета сцены, рассыпаясь барабанной дробью финального многоточия… На сегодняшний день Бутусов поставил совсем немного спектаклей: «Парадоксалист», по «Запискам из подполья» Ф.М.Достовского, «Женитьба» Н.В.Гоголя — как студенческие работы; два — на профессиональной сцене — «Годо» и «Войцек». Но очевидна эволюция его героев. В «Женитьбе» Подколесин — инфантильное существо — беспомощно плескался в детской ванночке, отчаянно пытаясь дотянуться до ускользнувшего мыла. Голый и жалкий, он не мог и шагу ступить без глумливого диктатора-Кочкарева. Робкие попытки обрести самостоятельность оказывались тщетны: вызывающе дерзко распахивал он окно, с разбега прыгал и…судорожно карабкался по ржавой институтской крыше — уже не человек, а «тварь дрожащая», — боясь быть раздавленным. Точно играли «Превращение» Ф. Кафки, а вовсе не гоголевскую «Женитьбу». С «мертвой точки» были сдвинуты Владимир и Эстрагон. Не в силах разомкнуть «порочный круг» абсурдного, вымороченного бытия, они шли и шли — в поисках призрачного смысла. Из мира жуткого балагана вырвался Войцек — ценой самоуничтожения. Что-либо изменить он так и не смог, но сумел заглянуть в лицо жизни и осмыслить происходящее. Почти во всех постановках главные роли сыграл Михаил Трухин, учившийся одновременно с Бутусовым на параллельном актерском курсе. В шутовской «купели» бутусовской «Женитьбы» получил Трухин свое театральное «крещение» — первую крупную роль. Примеривающийся к жизни человек стал его героем — человек, пытающийся понять, как и во имя чего жить в этом странном, пугающем мире. Сегодня Бутусов репетирует «На Литейном» пинтеровского «Сторожа» — и вновь ему необходим Трухин-актер, с ним вместе пришедший в профессию. Удастся ли им уловить гармонию в разорванном бытии, найти смысл в этом хаосе жизни? Их путь только начинается — «i’ll be gone». Июль 1997 г.
полная версия страницы