Форум » Архив форума » ...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 13 » Ответить
...Тем временем в другом хорошем театре... ЧАСТЬ 13
Ирината: ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6 ЧАСТЬ 7 ЧАСТЬ 8 ЧАСТЬ 9 ЧАСТЬ 10 ЧАСТЬ 11 ЧАСТЬ 12
Ирината: Безумный день, или Женитьба Фигаро. Ленком. 30.12.13. Для «закрытия» календарных годов я каждый раз выбираю в театрах что-нибудь радостное, жизнеутверждающее. В общем, новогоднее – даже если в спектаклях ничего про Новый год и не говорится. На этот раз был Ленком (несколько нестандартный для меня выбор театра) и – «Женитьба Фигаро». Спектакля – именно для предновогоднего времени: праздничная суета и недоразумения возведены в нем в высшую степень, но в конце спектакля всё расставляется по своим местам, зло получает оплеуху, после которой превращается в добро… Все танцуют и поют. Спектаклю 20 лет. Играющие его актеры, в общем-то не вышли из возраста персонажей… Ну, хотелось бы, конечно (и это было бы более логичным),чтобы испанские (итальянские, французские и прочие) безумства совершали люди именно что на 20 лет моложе… Но главные роли в спектакле играют актеры такого высокого уровня, что такие пустяки, как возраст, для них не имеют значения. (Называю: Дмитрий Певцов, Александра Захарова, Александр Лазарев, Игорь Фокин, Александр Сирин… и особенно – потрясающий Сергей Степаненко в роли Базиля). В большей степени хотелось бы «подвинтить» массовку. Это ведь только кажется, что веселая «разлюли-малина» не требует усилий и больших затрат энергии: бегай себе из угла в угол, ори диким голосом… На самом деле, сцена в саду, этакий набор забавных гэгов, была наполовину завалена именно «стараниями» «народных масс». Впрочем, спектакль я не ругаю нисколько: он совершенно соответствовал общему предпраздничному настроению в зале и на сцене. Но лучшим – наравне со сценами массовых песен и танцев, столь вдохновенных, что аж луна пляшет в такт посреди звездного неба – был печальный монолог «веселого» Фигаро и последующее вознесение возлюбленных к небесам, которыми в театрах традиционно являются колосники. И еще: если, например, в сатириконовском «Синем чудовище» музыка, радостный карнавал и выстрелы буффонадных пушек – это финал, этакий восклицательный знак в конце спектакля… …то в ленкомовском «Фигаро» все это – пролог спектакля, виньетка заглавной буквы, с которой все и начинает бежать, лететь и скакать. В Ленкоме работает живой оркестр. Вот выходит дирижер… вот он взмахивает своей палочкой и… происходит неожиданный обвал звука. Нет-нет, это отнюдь не музыка. По первому взмаху дирижерской палочки… стреляет пушка – и публика в зале поднимает себя и встраивает в грядущее действие под долгое падение ярких конфетти-стримеров. Вот так. Последний спектакль в уходящем году был весьма подходящим в качестве предновогоднего зрелища… Удовольствие от которого я дополнила, прогулявшись по нарядно украшенному московскому Центру.
Ирината: ПОЧТИГОРОД (Сон в зимнюю ночь). Театр на Малой Бронной. 07.01.14 Долго собиралась сходить на этот спектакль. Вот – сходила. И оказалось, что сделала я это вовремя на все 100%. Ибо, по замыслу драматурга, все девять историй, из которых сложена пьеса, происходят в одно и то же время, зимним вечером, и представить себе, что они взаправду происходят вот сейчас, он-лайн, на наших глазах – несложно, ибо всё это очень-очень-очень похоже на Рождественское Чудо. Почтигород – это почти город, маленькое местечко где-то на севере США. Здесь, на зависть москвичам, под ногами хрустит снег, и вот-вот вспыхнет северное сияние, и яркий серебристый серпик луны висит так низко, что на его краешек можно присесть. Это маленький городок в те минуты, когда в него неожиданно вошла Любовь. Не все сразу это поняли, а потому какое-то время еще продолжали жить своей обычной банально-стандартной жизнью… ну, а разве можно требовать с самых обычных людей постоянной подготовленности души к Чуду? Да, тут нужно сказать, что люди в пьесе, при всей их обыкновенности, немного странные… Вот, скажем, Стив совсем не чувствует боли (что-то там не в порядке с нервными окончаниями), а потому записывает в специальные тетрадки то, что доставляет боль и чего надо (на всякий случай) бояться. Но вдруг оказывается, что поцелуй нужно вычеркнуть из списка – это совсем не больно… или, наоборот – это очень-очень больно… и при этом – очень-очень приятно… Или – Глория, которая носит свое сердце в красном пакете. В груди ее – сердце искусственное, а настоящее разбито на 19 кусочков… Сможет ли мастер Ист его склеить? И – захочет ли этого сама Глория? А вот Гейл в красных пакетах носит чувства… ну, в основном любовь, конечно. Всё, что от души дарит ей Лендал, она аккуратненько, одно к одному, складывает в пакетики… но их уже слишком много: как теперь хранить, что делать? А всё, оказывается, очень просто, надо все пакеты поменять на один, маленький… и чтобы в нем лежало такое красивое колечко. А еще очень надо, чтобы однажды встретились путешествующая по миру НАДЕЖДА и печальный человек, НАДЕЖДУ потерявший… И – да не рассердятся на меня любители строгой морали – но больше всего мне понравилась история про двух приятелей Рэнди и Чеда. Они вдруг поняли, что забавные – аж до горьких слез - свидания с девушками у них не заканчиваются хорошо по одной простой причине: просто они очень нужны друг другу, и никто иной им не нужен… Но, в общем, какими бы странными, и при этом очень банальными не выглядели люди из затерянного в снегах Почтигорода, ВСЕ они в конечном счете оказались готовы к ЛЮБВИ. Ведь, по сути, это так просто: чтобы найти её, свою единственную, надо всего лишь обойти по окружности земной шар. Или – маленький Почтигород. И тогда ты обязательно встретишь свою половинку - любимую, единственную, обворожительную. И – с размаху, смеясь, бросишься с ней в белоснежный хрустящий сугроб.
Ирината: Аркадия. Театр на Малой Бронной. 09.01.14 … и время - вспять его не повернуть. А коли так - надо двигаться вперед и вперед, смешивать и смешиваться, превращая старый хаос в новый, снова и снова, и так без конца. Том Стоппард. «Аркадия» При том, что Малую Бронную я не игнорирую и немало тамошних постановок посетила, это не стопроцентно МОЙ театр. А потому – смотрю там спектакли время от времени, и в общем-то, с удовольствием… но ничего из просмотренного не повторяю. Кроме «Аркадии». Вчера смотрела ее в третий раз. Потому что нравится. Спектакль – про то, что времена и судьбы находятся в такой неразрывной связи, что зачастую только человеческое нелюбопытство не дает нам заглянуть в общечеловеческую память-колодец и увидеть на его дне давно угасшие звезды. Или – два-три элемента огромного паззла, когда-то выкинутые за кажущейся ненадобностью, впоследствии мешают не то, что правильно сложить картинку, но даже и вообще понять, что на ней изображено. А вообще-то прошлое и будущее – они не то, что неподалеку от настоящего, они опущены в него, словно варенье в рисовый пудинг. И, в какую сторону ни крути ложкой, если делать это тщательно и умело, получишь равномерный розовый цвет… и уже никогда не сможешь отделить одного от другого. Самое начало XIX века, старинная усадьба, где гостем – лорд Байрон, где говорят о науке, и об окрестном саде, и о любви – тоже… «Наше время» (так определяет его Стоппард), та же старинная усадьба, и тень Байрона, который то ли был, то ли не был когда-то здешним гостем… Здесь говорят о науке, и об окрестном саде, и, конечно, о любви… Так же забиваются досками скульптуры на зиму, и те же книги пролистывают – пусть другие руки, и глаза другие… но буквы-то в книгах все те же – и сложены они в прежние слова. И медлительная черепашка Молния… ведь черепахи так долго живут!... может быть, когда-то ее звали Плавт и она жила у отшельника в Эрмитаже… Иные костюмы и иные слова, но… иные ли? Разные времена неотделимо смешиваются, и достаточно протянуть руку, чтобы твои пальцы, держащие тетрадь с уравнениями, оказались в миллиметре от руки того, кто эти уравнения туда вписал. Очаровательный спектакль, где актеры существуют в прекрасном стоппардовском тексте, приправленном замечательной музыкой. И костюмы прекрасные, особенно те, в конце, когда люди века нынешнего становятся неотделимыми от тех, кто жил здесь в веках минувших…или – невидимо живет до сих пор? Мне всегда нравился «треугольник» Ханна Джервис (Вера Бабичева), Бернард Солоуэй (Иван Шаболтас) и Валентайн Каверли (Андрей Рогожин). Треугольник этот странный – он постоянно меняет свое положение в пространстве и длину сторон, кои составлены из быта и Науки… По логике – не случайно Валентайн называет Ханну своей невестой… но – станет ли она когда-нибудь его женой?... Впрочем, может быть, юный гений, аутист Гас, сделает что-то невозможное – ну, как он однажды протянул Ханне портрет Септимуса с черепашкой… и ВСЁ СЛУЧИТСЯ. Есть в пьесе и в спектакле еще одна замечательная сюжетная линия. Это отношения юной Томасины Каверли, гениальной девочки и ее домашнего учителя, Септимуса Ходжа (именно он и привез Байрона в это поместье). Данил Лавренов, играющий Септимуса, прекрасен… Но только вот… В первый раз я видела в роли Томасины Антонину Шеину, и была потрясена тем, как выстраиваются отношения учителя и ученицы… как почти незаметно сближаются они. И их единственный поцелуй и единственный вальс в ту ночь, которую девочке не суждено было пережить – это было фантастически, неповторимо и единственно точно. Томасина и Септимус в исполнении Лавренова и Шеиной так подходили друг другу – словно половинки яблока… того самого красного яблока с зеленым листочком, что постоянно возникает на сцене… Они были – как ноты, разные по тональности и громкости ноты, что слились в единую – прекрасную, но такую короткую мелодию… Второй раз я смотрела «Аркадию» в том же составе, не зная, что Шеина уже давно не играет на Малой Бронной, да и их страны уже уехала… так вот, случилось ЧУДО, и в том, моем втором спектакле, Томасиной вновь была ОНА. Вчера Томасину играла другая актриса. Хорошо играла, и грех бы жаловаться, и ноты ее актерской игры не были фальшивыми. Однако неповторимо прекрасную мелодию с нотами Септимуса/Лавренова они не составили… Но в общем – спектакль очень хороший. Рекомендую.
Elena: Современник. "ВИШНЕВЫЙ САД" Что за диво-дивное этот "Вишневый сад" в Современнике! Он показался мне легким, свежим дуновением ветра, от которого становится приятно и прохладно в душный зной. Это никакой не грандиозный авангард с новым взглядом, и от этого он отнюдь не теряет своей прелести и очарования. Более того, он завораживает той неподдельной простотой, той естественностью, которые, по сути, и присущи человеку и гуманисту Чехову. Что самое главное в театре? Конечно, актеры. Так вот я увидела прежде всего актеров-людей, не зацикливаясь и не вдаваясь в вечный гражданский пафос самой пьесы. Я увидела людей с их несовершенством, с их совершаемыми ошибками, с их хорошими и дурными наклонностями, с их характерами, сформировавшимися под воздействием определенных обстоятельств и постоянно подверженными изменениям социальной среды. Да-да, это те самые люди, которые "едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки..."И еще я впервые открыла для себя смысл этой великой вещи: стараться прийти к гармонии с собой, со своим внутренним миром, и, "очистив" себя, налаживать связи с окружающими людьми. А это ой как не просто. Философия жизни, не подвластная времени, - ну куда же без нее, тем более у Чехова! Меня буквально поразил актерский ансамбль, и это особенно наглядно в "ансамблевой" чеховской постановке. Все - начиная от костюмов нежно-пастельных тонов и продолжая и заканчивая самой блестящей игрой - все было подчинено выражению партнерства и именно через него донесения самой сути до зрителя. Конечно, я скажу о Галине Волчек, ибо успех актера одновременно является и успехом режиссера, и в данном случае актеры доверяют его авторитету. С другой стороны, профессиональная обязанность режиссера - уметь завоевать и оправдать этот авторитет. Раневская-Неелова и Гаев-Ветров - совершеннейшие дети, бесхитростные, безобидные бессребреники, готовые поделиться последним. Они выброшены этой жизнью на обочину, и жестокая действительность того и гляди раздавит их окончательно. Однако эти люди как будто и не хотят замечать всего ужаса своего незавидного положения: в то время как Лопахин пытается наставить их на "правильный путь", связанный с продажей сада, они, заслышав знакомый оркестр, бросаются в воспоминания о далекой и прекрасной жизни, опять-таки связанной с этим садом. "Чистая, добрая душа", - говорит о матери Аня. Меня вот что тронуло. Ведь в самой пьесе рассказ об утонувшем сыне Раневской - всего лишь штрих в ее биографии. Но как этот "штрих" обыгрывается на сцене! Героиня постоянно вспоминает о погибшем сыне и постоянно мучается, ибо что может быть страшнее для матери смерти собственного ребенка. И именно в этом ее истинная трагедия, трагедия женщины, а Вишневый сад становится лишь вечным напоминанием о ее безмерном горе. Ольга Дроздова в роли немки-гувернантки Шарлотты - вот уж неожиданность и в плане самой роли и в плане ее решения. Да это чудо что такое, эта дроздовская Шарлотта! И снова хвала Волчек. Ведь умение режиссера уловить, рассмотреть, увидеть невыявленные стороны дарования актера, а тем более раскрыть их в процессе совместной работы и составляет одну из наиболее ценных особенностей режиссерского дарования. По-моему, сама Шарлотта - это квинтэссенция грустного чеховского юмора, ведь смеется героиня, чтобы не заплакать. И как чутко реагирует на ее демонстрируемые "фокусы" Раневская, как она ее понимает. Понимает ее неприкаянность, неустроенность, отсутствие дома и семьи. Потому что сама в чем-то с ней похожа. В плане техники примечателен очаровательный "немецкий акцент" с примесью утонченного, чисто "женского", гротеска. Одним словом, Браво, Дроздова! Также отмечу великолепного Лопахина-Гармаша: как герой "новой эпохи", он, понятное дело, противопоставлен Раневской и Гаеву. Непонимание, неприятие и испуг от всего "устаревшего", опять-таки привязанного к Вишневому саду, - и даже Вари с ее давней любовью. Очень хорошие молодые актеры театра: Аня - Виктория Романенко, Варя - Мария Аниканова и Петя - Александр Хованский. Снова подчеркну, каждый персонаж органично дополнил своего партнера и в целом "влился" в законченный ансамбль всего спектакля, в котором есть несколько сцен, когда все герои устремляются к деревьям с шумящей листвой - и никак не могут до них добраться.
Ирината: Катя, Соня, Поля, Галя, Вера, Оля, Таня... Школа Драматического Искусства. 15.01.14. Это Бунин, «Темные аллеи». Вообще – это Бунин о женщинах и, если можно так выразиться, о любви. О любви не той, где «вздохи на скамейке и прогулки при луне», а о той, что буквально разрезает пополам ржавой пилой, и потом – живи, как хочешь. Вот – хоть половинным обрубком с волочащимися кишками. Три ящика в человеческий рост. Как будто для похорон любви. Или для ее сохранения на долгие годы, дабы не домялось, не доиспортилось то, что уже было испорчено – словом, действием… бездействием. В каждом ящике – женщина. Все разные, и каждая по-своему очаровательна. Девочка-ангел с обтрепанными крылышками. Она же – путающаяся в нательном белье малолетняя проститутка – замерзшие ножки в неудобных влажных ботиночках… Та самая – распиленная пополам то ли реальной пилой, то ли пилой горестных обстоятельств. Содержанка, переходящая из рук в руки… да неудачно – вон, даже крестик ее нательный очередной любовник продал и пропил... Вот еще один – молодой, красивый… и новые изящные ноги вырастают, и платья меняются один за другим… А следом – небытие, в котором она растворится… И еще одна – молодая, красивая, смешливая, влюбленная…Только – смех, только – шепот… только – темно-красная кровь на пробитой голове И мужчины. Старые, молодые – они сидят и курят. Курилка, наполненная дымом от сигарет, мужскими запахами (спектакль начинается с того, что гримеры на наших глазах доводят мужчин «до кондиции») и – воспоминаниями. Кто-то вспоминает долго и подробно. Кто-то – в несколько невнятных слов. Кто-то подробно рассказывает по-французски… или это – НЕ по-французски… нет, все-таки по-французски. Воспоминания разгораются яростным пожаром – но тают потом, уходят легким дымом годов… А потом и изящные чернофрачные мужчины уходят. Навсегда – дальше, чем за море… И приходят их дети, или даже внуки. Племя молодое, незнакомое – и никому из них не нужна память стариков о прекрасных девах, умевших жить, любить, и умирать. Им, кажется, вообще не нужна память, они живут в свое каждосекундное время. Живут крохотными мыслишками, микроскопическими заботами… Но даже они замрут на мгновение, вдруг уловив приторный запах тех давних духов. Остановившись, оглянувшись, они почувствовуют на секунду, что есть ЛЮБОВЬ – как ощущение волшебного полета… и одновременно – как боль от ржавого зубца пилы. Но всё это именно на секунду, после которой, гогоча, они уйдут… и останется только маленький бездушный робот, которому еще как-то интересно материальное… а вот то, что связано с душой… это –нет… Этого – не нужно… *** В общем, это очень интересный спектакль. Спасибо Юрий Николаевичу Бутусову за определение – это спектакль НЕЛИНЕЙНОГО театра. Но если захочешь следовать его странными кривыми тропами, то и дело продираясь через тернии «нелинейности», он очень понравится. Хотя бы потому, что женщины, которые в нем играют (Анна Синякина, Наталья Горчакова, Мария Смольникова, Варвара Назарова) – это просто АХ! – какие женщины. И актрисы превосходные.
Ирината: Мёртвые души. Коляда-Театр (Екатеринбург, гастроли в Москве). 16.01.14. Судьба на этот раз вытянула для меня счастливый билет. Билет театральный: из всего времени гастролей Коляда-Театра в столице я могу только раз пойти на спектакль. И именно на этот мой свободный вечер поставлены «Мёртвые души» - одна из последних премьер екатеринбуржцев. Про постановку я много читала в ЖЖ режиссера, и очень-очень хотела, исходя из предварительных описаний и набросков, посмотреть именно ее. Спектакль прекрасный. Знаю (и встретила в ТЦ на Страстном вчера) зрителей, которые любят Коляда-Театр весь, от подвала до крыши со всем содержимым: маленьким залом, идущими в нем спектаклями, актерами, режиссером, репертуаром… Но я все-таки выделяю для себя любимое, и это – «Вишневый сад». Теперь вплотную к нему будут стоять и «Мертвые души». Помнится, в школе, когда нас заставляли изучать гоголевскую поэму, на мой вопрос, мол, а зачем Чичикову души умерших людей? – учительница ответила, что это в книге не главное, изучайте характеры… ну, а раз такая интересующаяся, иди к доске отвечать (типа – малявка, не задавай вопросы, на которые я не знаю ответа), Потом я уже узнала, что «души», как собственность, можно было закладывать в банке и проч., но это и правда было не главное. Вот и в спектакле Николая Коляды Чичиков с Селиваном (Чопчиян и Чистяков) ездят-ездят, покупают-покупают… а практический смысл этих действий не обозначен. Ну, может, блажь такая в голову пришла или захотелось по Руси поездить да понять, почему она совершенно не расположена дать ответы... А не дает их Русь, потому что не хочет: чего затрудняться, отвечать, когда ни-че-го за полтора века не изменилось, да и вряд ли изменится. Характеры в пьесе как бы немного сдвинуты от канона, но это не воля времени, а желание режиссера. Вот – Маниловы. Всё те же сладкие кусочки и сладкие слова, коими они друг друга пичкают (превосходные, просто фантастические работы Макушина и Ворожцовой!). И – до одичания разболтанные дети, коим внимание уделяется, только если – выпороть… а как иначе можно притормозить их хамскую безалаберность? Или вот Коробочка (Колесова). В сильные сомнения она впадает не по тупости, а по бедности, перемешанной с хозяйственностью. Ибо цену на мясо да пеньку она знает, а вот души-то мертвые во сколько ценятся? А ведь ценятся – ибо покупщик нашелся, а значит, они товаром стали… Но вот душу мужа своего умершего она не продала. И не продаст – сколько бы денег за нее не сулили. Кстати, насчет хозяйственности: Коробочка единственная, кто на сцене не только разговоры разговаривает, но и делом занимается, пельмени лепит. То есть – дело у нее там, где у других только разговоры «в воздух» или ради собственной выгоды. Или Ноздрёв с зятем Мижуевым (Кучик и Белов). Вот уж не меняющийся веками «русский характер», где драки перемежаются со страстными поцелуями, и ни разу слово делом не обернется, и долги будут увеличиваться, как снежный ком, рядом с голубыми (розовыми!) лошадями, семнадцатью бутылками водки «за раз» и разнокалиберными «шашками», которые будут двигаться в произвольном направлении. Ох, дурной характер. И человек дурной… Но все-таки настолько настоящий, что именно на ноздревской сцене появится тихий Гоголь (Ташимов) с собственным гипсовым бюстиком в руках. Да – так и надо: тихо-тихо, почти что «про себя», ибо не перекричишь. И не переспоришь. И не переделаешь, какой ответ на какой вопрос ни дай. Но и Собакевич (Федоров) – это тоже русский характер. Хитрый да прижимистый. И каждое слово, сколь бы случайным не казалось, выверено, да на свое место вставлено. Вправо-влево не качнется – не положено, за правильностью супруга следит (Панькова), которая и сама на шаг в сторону прав не имеет: а то вишь ты – встала не там, загораживает… Вроде и печалиться Собакевич по-человечески умеет, и песни поёт (вместе с…зайцами), но на деле-то он – как глыба, которая придавливает живую травку, расти не дает… И Плюшкин (ух, какая потрясающая работа Ягодина! только мало его на сцене, не хватило мне), хоть и маленький-легонький, а тоже глыба. Да еще какая! Если Собакевич еще и может просмотреть какую живую травинку, то уж Плюшкин точно из всех соки выдавит, всё живое в такое же мертвое, как и он сам, превратит. И – вроде добренький да ласковый он, только боятся его смертельно… А и правда – страшно. …Вот так и катят Чичиков с Селиваном (пахнет от которого, конечно, как-то странно… помыться бы ему… но кто ж в России моется?) по не дающей ответа Руси. Катят мимо мелких торговцев всем подряд, и поющих зайцев, и дамочек, которым уж какой век подряд интересны лишь «глазки да лапки» - рисунок на модной материи, мимо бедных, мимо богатых с разнокалиберной охраной, мимо ёлочек-сосёночек… Мимо Гоголя, который, в отличии от Руси, может дать ответ, но тихий голос Гения разве кто захочет услышать? Хоть живым в гроб ложись, хоть перевернись в нем, а все равно всё, что душа продумала и выправила, по диагонали пойдет. Нет – промчится птицей-тройкой, которую время оборотило в обычную тачку… Я давно так не смеялась, как вчера на «Мертвых душах». И все-таки – скучно жить на свете, господа…
Ирината: № 13 D. МХТ. 18.01.14. Прогон. Спектакль очень хороший. Особенно если его смотреть «на халяву» и не более одного раза. Я смотрела именно что за бесплатно, но во второй раз. Несколько лет назад видела постановку в ее оригинально-первозданном виде, с Авангардом Леонтьевым и Евгением Мироновым. Спектакль тогда был уже «на излёте», то бишь игрался более на профессионализме, чем на вдохновенном порыве, однако понравился мне больше нынешнего новорожденного варианта. Впрочем, в субботу был всего лишь прогон и наверняка спектакль разогреется и разыграется. Но это уже – без меня. Потому что платить заявленные театром 13 (тринадцать!) тысяч за хорошие места или даже 3000 за места так себе – это меня жаба придушит (и на этот раз будет совершенно права). Впрочем, «театр уж полон, ложи блещут» - это как раз про МХТ на «№ 13 D»: самых дорогих VIP-мест на премьеру уже нет в продаже; то есть – есть люди, готовые отвалить за окультуривание столь немалую (для меня – так даже неприличную) сумму. Если начать пересказывать спектакль вкратце, то это будет выглядеть так. Помощник премьер-министра Великобритании («целеустремленный жизнелюб») вместо ночных слушаний в парламенте «зависает» в пятизвездочном отеле «Вестминстер», дабы произвести соитие с секретаршей. Внезапно на балконе своего номера он видит незнакомого человека, который - по техническим причинам - вскоре окажется в виде трупа в его шкафу. В дополнение: официант случайно унесет с собой платье секретарши, а в номере 13 D окажется ее муж Ронни, на лицо ужасный и отнюдь не добрый внутри… однако по-мужски слабосильный… Могу пересказывать дальше, но, думаю, уже достаточно. В Интернет можно найти пьесу Рея Куни «Он, она, окно, покойник» - вот это и есть оригинальное название МХТовской постановки. Спектакль, как я уже писала, наверняка разогреется и разгонится, обретет оптимальный ритм и драйв. Я и на прогоне уже смеялась несколько раз (из них пару раз – искренно). А ритмичный финал, в котором сначала виртуальная птица-чайка, пролетевшая долгий путь от Биг Бена до Спасской башни, приземлилась на МХТовский занавес, а потом актеры весело отпрыгали-оттанцевали, поблагодарив всех, кто принял участие в спектакле (в т.ч. и зрителей)… так вот, этот финал вполне прикрыл все провисы и временные недочеты постановки. Помощника премьер-министра Ричарда Уилли сейчас играет Игорь Верник. Играет хорошо, тем более, что играет самого себя… ну, по крайней мере – наше, отдаленное от оригинала – зрительское представление какой этот «мальчик-улыбка» в реальности. Джоржа Пигдена, помощника Уилли, вместо Миронова играет сейчас Сергей Угрюмов. Актер не столь «звездный», но очень интересный. По крайней мере, именно его персонаж произносит фразу-восклицание, по поводу которой (ее содержания и того, как она была произнесена) я как раз хохотала-аплодировала от всей души. А фраза эта: «Джордж, ты напрасно прожил все эти годы!» - да-да, этот «симпатяга, скромняга, честняга» выяснил, что мог бы прожить жизнь гораздо ярче, веселей, богаче и беззаботнее! И проживет. Врзможно, с миссис Фостер, внезапно преобразившейся из скромной монахини-сиделки в сексапильную деваху на пуантах (Ирина Пегова прекрасно сыграла ее в обеих ипостасях). Ну и, «тело» - потрясающий Леонид Тицумник, единственный сохранивший свою роль с той, прежней версии спектакля. Вот кто потрясающий! Согласна с девушкой N.: если цветы – то только ему!!! Тицумник же ставил в спектакле движение. И сразу видно, когда актеры следуют его указаниям (тогда на сцене всё безупречно), а когда сами по себе носятся… ну, вот эти места постановки и надо «разогревать». В общем, это спектакль, который можно смотреть и получать удовольствие. А можно не смотреть. Удовольствия (особенно у думающих театралов) будет чуть меньше… но – совершенно незначительно. Тем более (если честно) я не совсем понимаю необходимость возвращения постановки, пусть даже в модернизированном, 3 D виде, на сцену МХТ. Это когда-то, в начале тысячелетия, пьесы Рея Куни, да еще поставленные и сыгранные профессионально, буквально были открытием нового для сцены жанра. Комедия положений – как неожиданно, как весело, как драйвово!.. Сейчас же наличие спектакля по Куни – это почти обязательная принадлежность провинциального театра… хоть как-то публику привлечь… Вот и выглядит это немного странно: какой-нибудь затухающий Петютькинский драмтеатр (с костюмами и декорацией из подбора)… и МХТ им.Чехова (пусть даже с суперскими 3 D спецэффектами международного класса). Хмммм… странно. Но – не мне тут учить руководство ведущего театра страны. Тем более, репертуар в МХТ богатейший и самый разнообразный. И зритель тоже разнообразный. Кто-то будет сметать дорогущие билеты на Куни… а я – в очередной раз на богомоловского «Идеального мужа» схожу. На любимую откидушечку.
Elena: "Ветер шумит в тополях" в Театре им. Вахтангова Люблю я смотреть одну и ту же пьесу в разных интерпретациях. С разными режиссерами, трактовками, актерскими работами. В конце концов, если не все, то очень многое познается в сравнении: сопоставляя, знакомишься с новыми взглядами и это расширяет твои познания в данном вопросе. Спектакль Римаса Туминаса - нечто совершенно иное по сравнению с сатириконовскими "Тополями". Он "не хуже" и "не лучше" - это просто другая рука и другое мышление. Его главное отличие в том, что он напрочь лишен той взрывной эмоциональности и экзальтированности, характерной для Райкина; и, как следствие, я увидела в этом обреченность героев на протяжении всего действия. Да-да, жизнеутверждения здесь маловато будет. Черно-серые тона, "бетонная подпорка" для Фернана, одноглазая каменная собака, кладка кирпича, на которой буквально "зациклен" Густав и непрекращающаяся "монотонная" тема Фаустаса Латенаса, временами "возмущающаяся" - споря или, напротив, защищая кого-либо из героев в их бесконечных "прениях". В левой части сцены - ряды стульев с пюпитрами для музыкантов - конечно, на террасе иногда устраивают концерты для "пенсионеров". Так вот все это вкупе определило туминасовскую постановку для меня как некую "осеннюю сонату", хотя действие и происходит на исходе августа. Но не подумайте, история Туминаса несмотря на этакое "упадничество и декаданс", отнюдь не однообразна и не скучна. Ведь главный посыл автора неизменен и здесь: герои сопротивляются, казалось бы, неизбежной обреченности. Визуально картинка изменена: в отличие от Густава, в центре постоянно фигурирует Фернан. Он не бьется в эпилепсии, а лишь припадает к своему бетонному "постаменту" и широко открывает рот, не забыв при этом о своем "капитане". У Максима Суханова совершенно изменена речь и присутствуют неестественные движения, быть может, характеризующие его усугубляющуюся болезнь, вызванную ранением. Рене - Владимир Симонов - как и подобает, "единственный, твердо стоящий на ногах". Он не носит сложноустроенного протеза, зато всегда в "выдающихся" очках и великолепном цилиндре. Этот Рене удивительно сдержан и молчалив, и только настойчивые приставания Густава с требованием рассказать о его сердечном увлечении выводят Рене из себя - он буквально визжит и задыхается. Густав, как и следовало ожидать, и здесь в центре внимания, и, собственно, сам является мозговым центром. Вдовиченков по-своему чрезвычайно интересен. Он играет действительно "патентованного сумасшедшего": постоянные тики, перекошенное лицо, закатывающиеся глаза, взъерошенные волосы и время от времени повторяющаяся "игра в кирпичи". По большей части он угрюм и подавлен, весь в себе, и создается впечатление, что подавленность эта вызвана его собственными нагнетаемыми мыслями и интенсивной умственной работой, которая не прекращается ни на секунду. Конечно, дом престарелых место не слишком радостное, но кому как ни Густаву бороться с унынием и безысходностью? И, надо сказать, у него это неплохо получается в данных условиях и в данном контексте. Концовка получилась совсем не такая жизнеутверждающая и запоминающаяся по сравнению с Сатириконом: хотя герои не взмывают к тополям, они все же увидят пролетающих птиц, как по команде, подняв вверх головы; одноглазая собака последует их примеру, и меня в который раз прошибет слеза.
Ирината: Идеальный муж. МХТ. 27.01.14 Спектакль смотрела в четвертый раз. И как-то странно начала его смотреть… Дело в том, что я раньше всегда запрыгивала в действие, как Дориан Грей «с товарищами» в летящие вниз сани - и понеслоооооссссь… (Кстати, финальный результат тот же примерно, что и у сценических героев: действие буквально «отбивает нутро», да и спину потом приходится восстанавливать: при дороговизне МХТовских билетов откидушки – это единственный возможный для меня вариант). Трижды было именно так… а вот в этот, четвертый, «санки» действия вдруг начали юлить-вилять, кое-как держа скорость… что-то было не то – и хронический сбой изображений на экранах только усилил «виляние» действия. (Да, кстати, куда делась красная машинка малыша Мейбла? В ремонте?). Впрочем, как всегда, виню в недопонимании происходящего себя: ну, «не взяло» - да мало ли, какие процессы в моем организме в тот вечер наперекосяк шли… Зато второе действие, которое для меня всегда было немного лишним – ну, как котлета между двумя частями булки в гамбургере для вегетарианца, неожиданно «попёрло» по всем составляющим – и «кафе на Малой Бронной», и размышлизмы на лыжном склоне, и история с «последним русским интеллигентом», и изящный вальсок героев в сторону ада – на фоне распятой Души… Всё было хорошо, изящно и завораживающе энергетично… Всё было – словно бы подготовкой к действию третьему… которое таки ВЫСТРЕЛИЛО! Да еще с какой мощью! Прочти от самого начала – желания морошки в день смерти Пушкина и беседы Лорда с отцом… через прекрасную (великолепную, несравнимую!) – и при этом удивительным образом пародийно-НЕпародийную сцену чеховской «Чайки»… через убого слепленное венчание в фальшивом храме… …к удивительно красивой и нежной сцене танца Лорда и Лоры (острые коньки… смех… горячий чай… обжигающее дыхание… поцелуй…). Вот это воспоминание о давнем дивном скрещении судеб, которое унесло души двоих в немыслимые выси… …почему-то именно в этот у-ди-ви-тель-ный момент Ангел опустил крыла… и не смог (не захотел) удержать счастье, не дать ему разбиться. А может быть, сие потому, что это Чудо и должно было продлиться лишь мгновенье, и потом разбиться-умереть, оставляя за собой осколки: несчастных женщин, живущих без любви и мертвые тела влюбленных – Маши Сидоровой и Мейбла, Лорда и Роберта Тернова… Нет повести печальнее на свете… и они, эти странные, страшноватые и в то же время смешные… ах нет – познавшие ИСТИННУЮ ЛЮБОВЬ, как бы она ни выглядела в глазах других, не могут быть смешными… все они дочитали эту печальную повесть до последней страницы. Гадкая телетрансляция венчания оборотилась в конце в страшное: всё на продажу! – и крупным планом снимается взрезанная вена на руке Лорда… и еще крупнее – его палец, который давит на курок… *** Поклоны-аплодисменты-цветы под веселенькую мелодию словно говорят: театр это, театр! Всё придумано. Спрячьте слезы, смейтесь! И мы смеемся. И аплодируем. Но – ведь в жизни нет аплодисментов, и никуда не деться от вальса не стареющего Дориана, который ведет в ад Сильных Мира Сего… и нас, кто плетется за ними, словно слепцы за слепым же поводырем… И останутся в этой жизни красивые и кажущиеся счастливыми женщины, живущие без любви. И влюбленные, которых навсегда разлучают глупые обстоятельства, зачем-то придуманные Судьбою и людьми… Фото: Евгений Люлюкин
Innamorata: «Идеальный муж» МХТ им. Чехова. 27 января Уже собравшись и одевшись, буквально открывая дверь, чтобы выйти и устремиться в театр, зазвонил домашний телефон. «Здравствуйте, соц. опрос…» Ожидая услышать стандартные вопросы о кредитах, домашних интернетах, радио или телевидении, я была приятно удивлена, что на этот раз сфера интересов с той стороны трубки была поглобальней. «Как вы относитесь к общей обстановке в своём районе/Москве/стране?» Вопрос, конечно, идиотский… Как можно дать чему либо объективную оценку не ограничиваясь никакими критериями? Мне нравится, как раскрашены трансформаторные будки у моего дома, но я категорически против новой пешеходной дорожки прямо под окнами. В пределах Москвы оказалось еще сложнее отвечать, а уж России? Подумала я, что не буду никого отъявленно ругать и отвечать везде безаппеляционным: неудовлетворительно. Решила просто сказать: все хорошо! И пошла себе на «Идеального Мужа»… И там действительно оказалось все очень и очень хорошо! Рублевка, «Алые паруса», лазурные берега, загородные резиденции, феррари… А действительно ли у людей, населяющих эти мифические места, все ТАК хорошо, насколько мы думаем, насколько нас думать заставляют… Как правило, если в театре что-то осовременивают, то делают это абстрактно. Город N, магазин N, фирма N и т.д. Здесь же совершенно отдельно взятая - Массква. Именно так, Массква – с «Акающим», театрально-вычурным томным акцентом или с все чаще встречаемым «гэканьем», Массква, где снег – это в первую очередь кокаин, а потом уже снег, где на главной сцене страны выступает бывший киллер, где президент раздаёт награды посредственностям, где духовенство… Впрочем, что я рассказываю, можно открыть тот же топ ЖЖ или Яндекса, или взять сегодняшнюю газету и там будет ВСЁ то и ВСЕ те, о ком эта история. Уайльдовский «Идеальный муж» был разбавлен Пушкиным, Шекспиром, в большей мере Чеховым и также уайльдовским «Дорианом Греем». Но единая история все-таки есть: о любви, которую нет-нет, да можно разглядеть сквозь треш, творящийся на сцене. Чистота эмоций во всей этой современной «грязи» еще остаётся, но её все меньше, меньше, меньше…Иногда сквозь асфальт да и пробьется березка. (Какой прекрасной есенинской «Белой березой» открывает спектакль Лорд-Игорь Миркурбанов!) Дооолгое время я читала на страницах ЖЖ и со слов Иринаты о том, какого Масштаба, какого Таланта этот Актер, хотя фамилию его раньше не встречала никогда. Подтверждаю. Всё это так. Невероятная страница моего нового театрального Знания открыта! Так вот, в основных персонаж можно легко прочитать «знакомые все лица». Или хотя бы найти несколько схожих черт с героями передовиц, скандальных ток-шоу и интернет-обсуждений. В центре истории: звезда шансона Лорд (Игорь Миркурбанов) (хотя на самом деле у него чувствуется очень сильный налет рокерства, чего стоят только блатные «А по периметру горят фонари» на электро-гитарах!) и его любовник – министр резиновых изделий Роберт Тернов (Алексей Кравченко) Таинственная Миссиc Чивли (Марина Зудина) путем грязного шантажа пытается заполучить немного денег из государственной казны, ну и, вторым пунктом, вернуть бывшую любовь в лице Лорда. Непонятая, покинутая, да еще к тому же и убитая когда-то женщина не может допустить, чтобы любимый мужчина был счастлив не с ней…Только возможно ли войти второй раз в одну и ту же реку? Помимо основного треугольника есть еще много чего: три прекрасные «сестры» - скучающие мамзели, сидящие в престижном клубе с айфонами последней модели в руках, которые уже не видимыми за силиконом устами произносят такие искренние и такие смешные речи о желании РАбООТАААТЬ и ЛюбИИть, отец Артемий, напевающий песню про маленького мертвого мальчика… The Tiger Lillies – Necrophiliac… брррр. Вереница таджикских рабов, дизайнер, телеведущий... Все немного утрированы, но мне кажется, скоро и живые люди из реальности потихоньку начнут превращаться в пародии на самих себя, дайте только срок... Есть еще приемный сын Лорда - Мейбл, который влюбился в актрису Машу Сидорову. А как вы себе представляете актрису Машу Сидорову? Провинциальная девчушка, а-ля Нина Заречная, очаровывающая всех своей простотой и искренностью? Ан нет, Маша Сидорова - престарелая прима, блиставшая когда-то в послевоенном кино: хилая, с ворохом блеклых, волос, которые потом вообще окажутся париком. И настолько несчастная, что умрет от Счастья – буквально - на своей свадьбе. Вот кто-кто, а поразила меня в спектакле больше всех Роза Хайрулина. Имя её у меня давно на слуху, но наконец-то, наконееец-то чудо явилось на сцене. Александр Семчев в роли мамы и папы Лорда – замечательный! По-отцовски настойчив и требователен, но по-матерински так трогателен и нежен. Жалко, что «мамы» было так мало… Гертруда – жена Министра резиновых изделий (Дарья Мороз) – все её выходки и предпочтения проистекают лишь от одного: 32 года без любви. Её просто жалко… Следы на её теле оставляют известные бренды, а не прикосновения любимого. И так 32 года. Мне многое понравилось, а кое-что вызвало явный протест внутри, но одно без другого не существует. Что-то должно бесить, раздражать, это нормально… Но только вот сыграно и сделано все так классно! (Обидно только что, экраны немного подвели. Хотя и непредвиденная поломка техники – это вполне в духе обстановки, если бы мне не сказали – я бы и не вспомнила об этом. Но жаль только неувиденных крупных планов!) Очень, очень смелый и грубый спектакль, недавно переживший совершенно идиотский акт провокации, что обеспечило тем самым спектаклю невероятные аншлаги, за что им и спасибо. А я вышла оттуда с кусочком правды «в кармане», обладая знанием, от других скрытым и постоянно напевала что-то неприличное! СпасиБох!
Ирината: Мертвые души. Гоголь-Центр. 30.01.14 Подруга, с которой ходили вчера на спектакль, сказала, что эту прибалтийскую постановку Кирилла Серебренникова она уже видела, когда несколько лет назад ее привозили в Москву. Ну, вот и понятненько, почему этот, в общем-то неплохой спектакль, был всего лишь неплохим, не поднявшись даже до уровня спектакля хорошего. Написанная Гоголем поэма изобразила нам традиционные черты русского характера (безудержная удаль, деловитость, скряжничество… и т.п.) не в среднестатистическом виде. В выборке писателя черты индивидуумов получились гораздо более яркими и насыщенными, чем в реальной жизни. Перевод произведения в сценическое пространство еще ярче окрасил и сгустил их (такое – и в спектакле Коляда-театра, и вот – в Гоголь-центре). А уж если это анилиново-яркое, «выпаренное» до наигустейшего концентрата действие играют иностранцы, которым, что ни соври про людей другой национальности – поверят (лишь бы соврали красиво и хоть самую чуточку правдоподобно)… Вот тут происходящее на сцене - самое фантастическое, самое нереальное - проходит «на ура» и превращается в естественное (с театрально-игральным надетом). Российские же актеры понимают, что играть им приходится «то, чего на белом свете вообче не может быть», они не слишком верят тому, что делают на сцене, и временами играют разболтанно и необязательно… а оттого и спектакль выглядит именно так – необязательно и разболтанно. И еще: в принципе, мне нравится то, что делает в театре и с театром Кирилл Серебренников… но… слышала я как-то от хорошего режиссера (и склонна ему верить), что задача постановщика – на души, даже не тени душ персонажей, которые уже присутствуют на сцене, НАДЕТЬ исполнителя так, чтобы актер и герой слились в единое целое, с единой душой. Тогда и спектакль получится хороший. В данном же случае (я, конечно, всего лишь зритель и могу ошибаться) актеры и персонажи находились совсем рядом… но всё-таки полностью не совпадали. А потому «картинка» получалась не особо четкая – как это бывает в полиграфии, когда одна из красок «съезжает». Зрительской фантазией можно было обеспечить чёткость… но трудно это, устаешь – словно делаешь трудную необязательную работу (другой ее должен был сделать! а я – только насладиться результатом!). В данном случае – этот римейк спектакля был явно придуман и заточен на Чичикова/Одина Байрона. Который и актер хороший, и – до сих пор! – птица на российских подмостках экзотическая. Именно его глаза и видели бы всё в этом преувеличенном, суперярком свете, в коем всё искажается… и глаза слезятся, так что не до подробностей – лишь бы хоть что-то зрением ухватить.. И понятен был бы финал: сколь не хитри, не придумывай умные схемы и комбинации, а, как говорится, русские «прусака» всё одно насмерть обмишурят. (Семен Штейнберг играет Чичикова хорошо… но всё равно это запасной, упрощенный вариант, увы). Байрон играл вчера Манилова – и тут, кстати, был очень хорош и логичен. Этакий обрусевший иностранец, который одной ногой уже стоит в России, а второй… по-прежнему приветствует свою высокоразвитую «заграницу-Ниццу-пиццу». Этакий белый павлин на просторах немытой России – и жена-то у него похожа на экзотического длинноногого бородатого фламинго… Ну, спроси его (а кого ж еще, как не иностранца спросить): «Как нам обустроить Россию?» - тут же ответит: «Мост построить. А по берегам – лавочки для торговли». Все правильно. Только У НИХ там – ну, в том месте, которое приветствуется второй ногой – так и надо обустраиваться. А у нас-то – сперва надо хоть какие-то дороги построить, да дураков повывести… Кстати, очень хорошо (и тоже из-за того, что немного по-нерусски) сделан финал. Это когда о Руси – великой и непонятной – говорит-поет Евгений Сангаджиев… боюсь ошибиться с национальностью… но только вряд ли у него мама-папа стопроцентными русаками были. В общем, стоит ли смотреть этот спектакль с безразмерно затянутым прологом и красивым финалом? Можно посмотреть. А можно – и не смотреть. Смотреть – уповая на то, что увидишь в роли Чичикова Байрона (к сожалению, администраторы в Гоголь-центре составы, словно Кибальчиш Военную Тайну, не выдают). И еще – в спектакле замечательный, очень точный Алексей Девотченко в роли Плюшкина. И Илья Коврижных, играющий ты самую «фламингообразную» Манилову, а в комплекте – зятя Мижуева. Ну, а уж как прекрасен Никита Кукушкин, особенно когда он выходит к микрофону Дамой приятной… это вообще фантастика.
Elena: Современник. "Враги. История любви" "Театр - единственное из всех искусств, где человека принимают таким, какой он есть. Театр - это последнее место, где нет идеологии" (Люк Персеваль, бельгийский режиссер) Это даже не шедевр. Это что-то запредельное. Это - ярчайшее явление в театральной жизни, заслуживающее наивысших оценок и признаний. Здесь все получилось не зря. Не зря нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер написал свой роман; не зря Галина Волчек долгое время уговаривала Евгения Арье "экранизировать" его на своей сцене; и, наконец, не зря сами актеры окунулись в эту историю и проблематику, и все состоялось. Легко ли поставить на сцене роман - не пьесу? Вряд ли. Даже если он максимально адаптирован, "подогнан" для сцены. Самого романа я не читала, да и имя его автора слышу впервые, исключительно в контексте спектакля. Но то, что его сравнили с Достоевским - в лучшем смысле этого сравнения, - говорит о многом. Спектакль состоит из отрывков, "сцен" романа, логически связанных между собой. И замысел Евгения Арье и сценографа Семена Пастуха - движущиеся декорации, сменяющие друг друга, как кадры кинофильма, словно проводят тебя по жизни героев и не только по ней. Ведь жизнь всегда соседствует со смертью, и в этой истории эта грань между ними практически стерта. Актеры - все - бриллианты-изумруды чистейшей воды; раскрылись один лучше другого, и при этом никто никому не уступает в плане мастерства. Даже эпизодические роли настолько великолепны, что хочется наблюдать их еще и еще. Идите, смотрите - не пожалеете. Перед началом обращаешь внимание на "туман", клубящийся со сцены в зал и впоследствии понимаешь: это дым из печи крематория. Немецкого крематория. Того самого, о котором заговорит сам герой через несколько минут. Он сидит на авансцене на корточках с вечным "портфелем Бузыкина" в руках - жалкий человек Герман Бродер. Я не оговорилась. И жалкий он не потому, что никак не найдет в себе сил справиться с собой, а потому что каждая из трех женщин, с которыми он неразрывно связан, оказывается сильнее, мужественнее, благороднее и милосерднее его. Именно таким получился герой у Сергея Юшкевича, впервые увиденного мной сейчас на сцене, и произведшего на меня глубочайшее впечатление. Самый первый монолог Бродера, в котором он признается, что и теперь война для него не закончилась, и нацисты найдут его даже здесь, в Америке, изначально задает тон дальнейшему повествованию и окончательно отнимает у героя какой-либо импульс к действию. Почему женщины зачастую предпочитают слабых, безвольных мужчин, не способных на поступок? Ответ очевиден: ведь любят не за что-то, а вопреки. Ядвига - малограмотная кухарка и прислуга, еще до войны влюбленная в хозяина Германа, когда они жили в Польше. Да она жизнь готова была отдать за него, пряча его в стоге сена от немцев и рискуя при этом своей собственной не меньше, чем он. Она и теперь не "намолится" на мужа, хочет стать "правоверной иудейкой", родить "еврейского ребеночка" - и все для него, для любимого Германа. Безусловно, он ценит все, что она для него сделала и делает, он "отблагодарил" ее, женившись и приехав с ней в Нью-Йорк вскоре после войны. Но... как водится, мужчине всегда чего-то не хватает. И вот, приняв теплую ванну, в которой его только что искупала сердобольная Ядвига, Бродер отправляется "торговать книгами", а если сказать точнее, навестить свою Машу. Маша, Маша... "Ослепительная царица Сиона евреева", и при этом не понаслышке знающая весь тот ужас и мрак, творящийся в воспаленном мозгу Германа; сама прошедшая немецкий концлагерь и в полной мере ощутившая близость все той же газовой печи. Внешне уверенная в себе, независимая, живущая на полную катушку, в глубине души она изранена и истерзана, но Бродер желает видеть в ней исключительно объект страсти и вожделения. "Если ты умрешь, я и плакать не буду. Я просто заберусь к тебе в гроб, и мы займемся любовью," - так Маша вторит ему. У нее изумительные глаза - это глаза Хаматовой, - и когда тоскующая Маша хочет докричаться до Германа из телефонной будки, - эти сцены одновременно высвечиваются крупным планом на заднике, как на экране, - героиню становится нестерпимо жаль. Конечно, Маша понимает и "синдром" у Бродера, и его "вынужденную" семейную жизнь. Но не потому, что они "одной крови", а потому что любит его. Вообще этот глагол окажется ключевым во всей истории и относиться он будет исключительно к женщинам - всем троим. Алена Бабенко и Чулпан Хаматова - Ядвига и Маша - молодые красивые женщины, опаленные, искалеченные войной и самой жизнью. И не кто другой, как Герман Бродер, добавляет в нее еще больше боли и неверия в такое, казалось бы, выстраданное женское счастье. Но это только половина правды, и вторая окажется намного страшнее первой. Бродера находит Тамара, его бывшая жена, которую он считает погибшей. Но погибли только их дети - сына и дочь застрелили на глазах у матери, - ей же удалось выжить с застрявшей, теперь уже "кошерной", пулей. Я увидела Евгению Симонову и обалдела. Нет, я обмерла. Так играть... ворожить... Это что-то из ряда вон выходящее, я думаю. Тамара прошла в этой жизни через все, включая сталинский лагерь и смерть своих детей. Поэтому ей уже давно неведом страх, и ее единственным желанием было взглянуть в глаза мужа. А то, что он жив - она это всегда чувствовала. Как вышло, что он не уберег их детей, но сам остался жив? Бродер не знает ответа, он лишь закрывает лицо руками. Тамара совсем не осуждает его: ведь жизнь за короткий срок сделала ее мудрой и всепрощающей. Более того, она сама готова принять решение за мужа в его любовном треугольнике - настолько Герман малодушен. Он совсем не изменился - ведь люди редко меняются - и Тамара смиряется и с этим. Она ни разу не повысит голоса в отличие от Ядвиги и Маши, но молчание это страшнее любого крика, любого надрыва. Это поистине библейская мудрость, сосредоточенная в одной женщине, познавшей безмерное горе, перешагнувшей и через него и через себя, и не утратившей при этом великодушия и сострадания. И именно "немые" сцены Бродера и Тамары самые выразительные и... самые раздирающие. Маша покончит с собой; Ядвига родит дочь, и Тамара останется с ней, помогая заботиться о ребенке. А Герман... Он вновь подойдет к рампе, чтобы произнести последний монолог о том, что прошлое это и есть настоящее, и исчезнуть в темноте. "Я снова сижу в стоге сена, а о н тычет в меня штыком..." ...Когда я была в Иерусалиме, я посетила Музей Холокоста "Яд Вашем", в котором провела пять с половиной часов. И то, что я там увидела и услышала, элементарно не укладывается в человеческом сознании. Это одно. И другое. Какие бы чудовищные испытания ни посылала тебе твоя жизнь, ты не вправе делать жизнь любящих тебя людей еще более чудовищной и невыносимой.
Ирината: Медея / Эквус. Балет Москва, в помещении ЦиМ. 31.01.14 Вчера, кстати, календарь (если брать за основу восточный его вариант) перевалил на Год Лошади. Посему – «Эквус» был очень-очень кстати. Ибо «эквус» в переводе с латинского и есть «лошадь». Лошадь-то она – лошадь… А всё-таки, согласитесь, в латинской версии этого слова есть что-то такое… благородное и очень элегантное. Я сегодня схитрю – и сильно…Дело в том, что писать о БАЛЕТЕ – виде искусства, в котором слова практически всегда чужеродны, подбирая именно – слова… это трудно и почти невозможно. Вчерашнее зрелище было завораживающе прекрасно – за что спасибо хореографам, спасибо исполнителям, а по «Эквусу» - спасибо замечательному Алексею Айги с его потрясающей музыкой (живой, в авторском исполнении!)… Но всё равно – перевести красоту движения в текст – это все равно, что проверять алгеброй гармонию, все равно, что пытаться разъять музЫку… А потому - с сайта Балета Москва: Многие слышали выражение «лошадиный труд танцовщика». Но мало кто знает, что это словосочетание – не просто красивый афоризм, в нем на самом деле заключается суть искусства артистов балета. Балет – это тяжелый труд, а не праздничная мишура. Профессия артиста – это кропотливая и изнуряющая работа, требующая ежедневных физических упражнений и постоянных душевных сил. Зритель видит притягательный и прекрасный мир, но эта легкость обманчива. Хореографы Анастасия Кадрулева и Артем Игнатьев не без иронии и сочувствия предлагают свою трактовку известного выражения. Теперь все-таки попробую сама. В принципе, зрители, которые приходят в театр не просто «окультуриваться», которые превращают этот вид искусства в частичку своей жизни – они знают, что труд актера, и, в частности, артиста балета – это не просто «на сцене бабочка порхала». Мы понимаем, какими тяжелыми трудами, нервами, драмами и травмами даются и актерская легкость, и зрительский восторг. Понимаем, как сложно рождаются отдельные фрагменты будущего спектакля, и сколько всего надо вложить, чтобы их этих кусочков паззла сложилась единственно возможная – прекрасная картина, от просмотра которой восторженно захватывает дух… И чего стоит труд режиссера – да, он жокей с плеткой, который управляет целым табуном лошадей/актеров, с их разными характерами, пристрастиями, уровнями талантов… И платить за право командовать, принимать решение, иногда приходится потерей такого количества сил и нервных клеток… что и правда – только рухнуть, да в воду – башкой, чтобы остудить горящие мысли… …а потом встать и – вновь творить, придумывать, пробовать… и создать ЧУДО – там, за полупрозрачным стеклом, отделяющим театральное от реального… *** Или вот – «Медея», опять с сайта: …Балет Симонова – это история безумной страсти и неисполненной мечты о счастье, это история о чудовищной силе любви и роковом мщении. Боль, страдание, ревность – в каждом движении, жесте, взгляде, повороте головы Медеи. Уязвленная женщина, доведенная до нечеловеческого предела. Трагедия Медеи актуальна и сегодня. Тоненькая, хрупкая женщина, жизнь которой – пусть это совсем простая, даже банальная жизнь – вдруг разбивают на острые, мелкие осколки. И эти осколки ранят душу, и она кровоточит…. И нет лекарства – только смерть. Своя или чужая. Прекрасная Медея Людмилы Доксомовой – ах, как она сидит – просто сидит! – на диване… словно сломанная кукла… и уже все равно, красиво ли согнута нога или упала рука… И все-таки она единственная из всей этой толпы одинаковых черно-белых теней - осколков ее собственной души? или таких же брошенных несчастных женщин? – смогла остаться сильной и гордой. Да, то, что она сделала – страшно… Пусть так – но у нее все-таки хватило сил не умереть от горя. *** Ну, а в общем – спасибо Балету Москва и человеку, пригласившему меня и моих друзей на спектакль. Это было превосходное завершение рабочей недели. На спектакли приду еще. Приду, чтобы восхититься.
Ирината: Моя тень. Театр Эрмитаж (на сцене Мастерской П.Фоменко). 04.02.14 По техническим причинам спектакль идет нечасто – да и я его с осени не видела. И не могла не порадоваться: он окреп, выровнялся, как бы «нарастил мышцы». В общем, сейчас «Моя тень» - просто превосходная постановка, в которой петельки-крючочки режиссерских придумок и как индивидуальной, так и совместной актерской игры вывязываются в замечательно ровный узор. Действий ход – за эпизодом эпизод – проскакивает, ни разу не запинаясь, и жаль, что этот не короткий спектакль, тем не менее, так быстро заканчивается… И хочется – ещё! еще! Возможно, тут имеет место удачное сращивание театральных принципов, характерных для двух любимых мною театров – Эрмитажа и РАМТа. А скорее – просто сцена Мастерской Фоменко стопроцентно приняла эту постановку и стала к ней добра… Конечно, случившееся несчастье никак не поправить… и, при всем моем искреннем уважении к Владимиру Михайловскому, он никогда не сможет полностью заменить покойного Геннадия Храпункова в роли Призрака Короля… Что делать: спектакли репетируются месяцами, и каждая роль буквально вращивается в тело спектакля, а быстрые замены…. увы, они практически никогда не бывают равноценными… Зато – сколь хороши и полновесны теперь все остальные роли в спектакле от самых-самых главных до ролей-эпизодов, ролей-промельков. Конечно, Евгений Редько в ролях Ученого-Тени и Тени-Ученого… Только очень значимый актер может ТАК играть, в секунду, на наших глазах, перевоплощаясь, «оборачиваясь» из одного персонажа в другого – по энергетике совершенно противоположного. Каково это актеру, если даже зрительскому сердцу трудно – болеть от сострадания… и тут же зажигаться ненавистью и презрением. Апогей – рукопожатие. Когда, при наличии на сцене всего одного актера… одного, но ведущего диалог – руку протягивает Ученый, а пожимает ее – уже Тень. Впрочем, и обожаемые мною министры «в законе» хороши необычайно. И разнокалиберные оценщики-людоеды, и дама-гренадер, и спящая красавица… как говорится – далее по списку. А сколь великолепен доктор в исполнении Бориса Романова (свои розы принесла для другого актера, а подарила в итоге ему). И какая же хорошая музыка! Сцену с «сестрой развлечений» и появлением белошляпых гитаристов жду каждый раз с нетерпением. (Господи, прости тех глупых театральных критиков, которым музыка показалась чужеродной! Всё на месте - просто ИДЕАЛЬНО на месте, вплоть до хулиганской песенки Юлии Джулии). Вот только финал спектакля вчера был более печальным, чем обычно. Они – Ученый, Аннунциата и доктор - уходили не как победители, а как очень, до полного изнеможения, уставшие и не очень счастливые люди. Кстати – как ЛЮДИ. Я вдруг поняла, почему это сказочное государство такое маленькое. Просто оно – кукольное. Куклы, которыми играл кто-то не очень добрый, потому они все или огрубели, или впали в перманентную панику… Ну вот, скажите: как жить кукле-принцессе, если на протяжении целых пяти лет лицом ее никто не мог любоваться? А сейчас – рвут на части. И не потому, что она нужна, что ее любят – просто каждый хочет вытрясти из бедняжки как можно больше для себя. И, когда уходит Ученый, она вновь остается одна… полукукла-полудевушка… И снова без любви. А маленькая Аннунциата печальна потому, что она-то оборотилась человеком. Вот только – можно ли без боли сменить, словно кожу сбросить, свою сущность. И свою судьбу… Фото: Евгений Люлюкин
Lyra: Моя Тень. Театр Эрмитаж. 4.02.14. Сцена Мастерской Фоменко. Это большая удача и большая радость, что я попала на эту Тень, ибо спектакль идет крайне редко. Но лучше меньше, да лучше! Это мой третий поход на Мою Тень в Эрмитаж, не видела спектакль с сентября. И вот теперь я точно могу сказать, что он стал цельным, однородным. Хотя нет, это не совсем так. В театре случилась трагедия, которую ничем не восполнить. Оттого и в спектакле появилась трещина, и склеить ее уже не удастся. Новый зритель не поймет, возможно, слез Аннунциаты, когда она рассказывала Ученому про Короля. Но меня мои собственные слезы начали душить уже когда стала открываться дверь в заднике.. Так что слезы эти не Аннунциаты, а Аллы Черных, которая просто не могла их сдерживать. И опять я поражаюсь мастерству Евгения Редько. Казалось бы, пора уже привыкнуть, а не получается. Сейчас читаю книгу Дэниэла Киза про человека с множественной личностью (реальная история про расщепление сознания на 24 полноценных личности, у каждой из которых была своя роль). Так вот, все эти личности спокойно уживались в голове молодого человека, который про них даже и не ведал, некоторые личности при этом были знакомы друг с другом, некоторые не знали о существовании иных. Я это к тому, что в один момент происходит диалог между двумя личностями, и то, что увидели психологи, было сравнимо с тем, что видели зрители в зале Мастерской Фоменко. Мгновенные перескоки с Ученого на Тень, при которых меняется голос, внешность, осанка, глаза (не взгляд, а глаза совершенно другого человека). Моргнуть не успеваешь, а молодой красивый Ученый обернулся ужасным человекоподобным существом, которое безуспешно пытается встать ровно, оторваться от земли, где место тени. И пожатие рук. Руку протягивает Ученый, пожимает ее уже Тень. Такими метаморфозами остается только восхищаться, потому что проследить их удается с трудом, это что-то за гранью восприятия. Поймала себя на том, что приняла практически всех героев. Но у всех есть свои любимчики. Вот и Аннунциата, с ее открытостью, бескорыстностью, любовью, бегающая за Ученым с зонтом, чтобы никто не обнаружил пропажу тени, стала очень близкой мне. Маленькая птичка, которая сама создала себе клетку и не желала улетать. Очаровательные злодеи-людоеды тоже были хороши. И Доктор, прекрасный добрейший Доктор, при появлении которого сердце сжимается, потому что видно, как он все душой переживает. И его же принцип посмотреть-сквозь-пальцы-махнуть-рукой-и-пожать-плечами с ним не работает - глаза выдают. Начала с того, что попасть на Мою Тень - большая радость. Но вот выхожу из театра всегда печальной. Ведь сказка-то ужасно грустная. Кто счастлив в этой истории? Даже главные герои покидают эту сказочную страну несчастными. И можно ли быть абсолютно счастливым и доверять людям после всех этих предательств, после собственной смерти? Однако Ученый все же сделал Аннунциату счастливее. А значит, он начал потихоньку приближаться к своей цели - сделать всех людей в мире счастливыми.
Ирината: Мольер «Тартюф». В Школе клоунов. Театр Эрмитаж. 06.02.14. Прогон Пожалуй, это самый неэрмитажный спектакль Эрмитажа. Поставлен он Алексеем Левинским, который по режиссерскому подходу к материалу, да и по духу близок и Эрмитажу вообще, и «Школе клоунов» - в частности. А вот получилось в итоге – зрелище неожиданное. Новая сцена вполне обживается театром, и мне, постоянному его зрителю, она уже родная… Минимализм декораций – к тому же частью они переходят здесь из постановки в постановку. Музыкальный фон в «Тартюфе» очень похож на музыку, звучащую в «Ивонне, принцессе Бургундской», которую Левинский же в Эрмитаже ставил несколько лет назад. Актеры эрмитажные – которых любишь и знаешь оч.хорошо… Да и перевод текста Мольера (именно этот!) у меня - наизусть, так что в финале погнала действий ход, вслух проговорив фразу раньше, чем это сделал актер… А вот поди ж ты: хоть здоровайся с племенем младым, незнакомым: всё в спектакле получилось ИНЫМ, чем это бывает в Эрмитаже (ведь даже если ставит не Михаил Захарович, общая аура театра все равно пропитывает играемое)… Вчера же… Иной способ донесения текста до зрителя, иные принципы перемещения по сцене, иное встраивание актеров в образы… И при этом – да! Это – Эрмитаж! Любимый театр! И такой славный, что хочется туда тащить друзей-знакомых и рекомендовать «Тартюф» к просмотру – в одном ряду с другими спектаклями театра. Кстати, и вчерашний «Тартюф» показался мне самым «нетартюфистым» из виденных прежде. Потому что при стопроцентном следовании тексту, что-то сместилось в смыслах. Хотя бы сам Тартюф/Евгений Кулаков. Он – тихий и скромный, этакий – совершенно правильный, и даже в финале эта «мышь белая» вроде бы не оборачивается крупным хищником… Всё – тихо-тихо, чуть замедленно, вполголоса и без эмоций. Даже раздевание Эльмиры, приготовление к грядущему соитию – с совершенно «нулевым» выражением лица, как при тщательном пережевывании невкусной диетической пищи. Я, между прочим, больше всего не люблю именно таких «мышат»: очаровательно милые, восторженными глазами заглядывающие тебе в рот, поддакивающие каждой фразе… а потом – тонкое острие в спину (когда никто не видит), искреннее удивление: мол, я тут при чем – ты сам на ножичек неудачно упал… и финалом (всё с той же наивной мышиной мордочкой и тихим голосом) вроде бы не плохие слова о тебе… но почему-то все вокруг начинают отодвигаться, как от больного. И – этакое встраивание в рамку: вроде бы совсем мало места занимает, а никому больше там не поместиться – только бочком, да вторым планом. Гипноз плетения фраз и тихих движений… гипноз, под который несчастливо попали Оргон (Стас Сухарев) и госпоже Пернель (Аля Никулина)… думаю, он и прочих смог очаровать, да хватило ему наивного хозяина, чтобы добиться максимальных благ для себя… Три переодевания во время действия: сначала герои в условно «мольеровских» костюмах, потом – 30-е годы прошлого века, и наконец – наше время. Действие может происходить в любой стране и в любое время. Всегда будут говорить друг другу влюбленные глупости Валер (Александр Андриевич) и Марианна (Алена Коломина). Всегда пылкий Дамис (Василий Жогов) будет пытаться решить неразрешимый вопрос кулаками. И бойкая Дорина (Александра Володина-Фроленкова) будет красноречиво молчать – думая «про себя». Всегда красавица Эльмира (Ольга Левитина) будет подвергаться домогательствам Тартюфа – хотя бы потому, что всегда будет существовать наивный Оргон и злокозненный Тартюф… И только офицер (Сергей Щепачев), принесший весть-прощение от короля, явится в современную сцену в старинном театрально-киношном сюртуке: нет в наше время добрых королей, способных, как зерна от плевел, отделить добро от зла. Вернее, они бывают… но только, увы, в киносказках да на театральных подмостках (например, когда «Тартюф» играется). *** Про «Школу клоунов». Иногда она напрямую «срабатывает»: например, когда госпожа Пернель возмущается, мол, «шутиху» из нее делает. Но все-таки здесь дело скорее в том, что спектакль получился этаким клоунским перевертышем (Белые и рыжие меняются местами. Точка.). Сдвинуты все привычные опознавательные знаки – и там, где обычно при просмотре «Тартюфа» бывает смешно – тут щемящее печально… и наоборот… И – скажем, Эльмира и Оргон – они определенно более молоды, чем ожидается. И Тартюф (как уже говорилось) тих, скромен и… просто очарователен. Быть бы ему чуть менее милым (всё-таки пережимает он в мимимилости своей) – и, вслед за Оргоном, влюбился бы в него зал, и возмутился бы разоблачению и аресту… Кстати, и Клеант (Петр Кудряшов), который во всех ранее виденных мной постановках был пустым болтуном, здесь – весьма неглупый человек, говорящий вовремя и – про нужное и интересное всем. Еще. Мне очень понравилось, как играют артисты. Вот это тонкое балансирование между эрмитажным и неэрмитажным стилем игры – оно удалось всем идеально хорошо. И, в общем-то, это очень здОрово, когда в ожидаемое (и уже даже авансом – очень любимое) театральное блюдо добавляется новая специя нестандартной режиссуры. И ты наслаждаешься вот этой изящной смесью. Хороший спектакль. Рекомендую его однозначно… а уж театралам – всенепременно. Фото Дмитрия Хованского с сайта театра Эрмитаж.
Elena: "Современник". "Скрытая перспектива" Еще одна постановка режиссера Евгения Арье со сценографией Семена Пастуха в этом театре. Этот скорее камерный спектакль по пьесе Дональда Маргулиса погружает в обычную жизнь необыкновенной женщины-фотокорреспондента, смысл жизни которой заключается в ее служебном долге. Есть люди, одержимые своим делом - любимым делом, - и без него себя не представляют. Это беззаветное служение профессии заполняет всю жизнь и становится ее единственным смыслом и целью. Почему? Потому что есть понимание того, что твоя работа необходима и никто, кроме тебя, ее не сделает. Сара именно такой человек: она едет в "горячие точки", чтобы схватить и запечатлеть жизнь на фотографиях. Это правдивые страшные фотографии: руины после бомбежек, раненые люди, умирающие дети. И сделать такой снимок в подобных условиях, - значит рисковать собственной жизнью. У Сары есть компаньон и гражданский муж Джеймс, сопровождающий ее в поездках. Но из последней командировки она возвращается одна, едва оправившись от ранения и передвигающаяся на костылях. Джеймс встречает ее и они вместе входят в свой лофт. На сцене - блистательная пара "Современника" Хаматова - Юшкевич. И вновь в их дуэте силы "неравны": сильная женщина и слабый мужчина. Печально, но мужчины мельчают, и женщинам приходится брать на себя совсем не женские обязанности. Джеймс попросту испугался, сбежав с места событий, оставив Сару одну. Он оправдывается, и Сара эти оправдания принимает. Более того, она сама советует Джеймсу найти другую женщину, не "одержимую", как она. Собственно, в финале он так и сделает. А пока пара встречает гостей - Ричарда и Мэнди - бильд-редактора издания, в котором они работают, и его юную подружку. И эта вторая пара не менее блистательна - Александр Филиппенко и Дарья Белоусова. Филиппенко - это просто какой-то неиссякаемый фонтан актерской фантазии и исполнения. Вроде бы и сюжет серьезный, и тематика, но как "в точку" этот бурлеск и взрыв эмоций! Как он восхищается работами Сары, а как защищает Мэнди от ее нападок. "Эмбрион", - так Сара скажет о ней. Но этот недалекий "эмбрион" прямо спрашивает Сару: нужны ли ее фотографии тем людям, которых она снимает? Нужно ли это матери, оплакивающей своего сына? Сара не знает, что ответить, она об этом не задумывалась. Она просто делает свое дело, ибо знает, что это ее долг, и ее работу ждут. Дарья Белоусова очень своеобразна - это касается и ее жгучей рыжей внешности, и ее манеры игры, обусловленной самой ролью. С виду кажущаяся пустота и эгоизм в дальнейшем оборачиваются глубоким чувством к Ричарду и родившемуся ребенку. Сара лишь умиляется, глядя на Мэнди с младенцем на руках: это и есть предел мечтаний человека? Нет, тихо плыть по течению не для нее. И жизнь все расставляет по своим местам: Джеймс обретает такой долгожданный бытовой "комфорт" и "душевное спокойствие" в семье с другой женщиной, а Сара, взяв в руки камеру, вновь отправляется в дорогу.
Ирината: Портрет. РАМТ. 11.02.14 Почему мы, театральные фанаты, часто раз за разом ходим на один и тот же спектакль? А потому, что мы знаем (пусть интуитивно), где в каждой из любимых постановок находятся пики энергетических волн; знаем, когда надо открыть кингстоны души, чтобы наполнить ее энергией до краев. С РАМТовским «Портретом» всё немного по-иному. Энергетика в нем мощнейшая, но – слава исполнителям, и в первую очередь Евгению Редько - непредсказуемая совершенно. Открываешься – вот сейчас… сейчас… и получаешь таки мощнейший удар… но только совсем не тот, не оттуда и не тогда, когда ожидаешь. Это как удары током – сильные и даже иногда болезненные, но отнюдь не вредные: организм таким образом очищается, и душевные раны затягиваются… Наше, даже очень предано-фанатское восприятие «Портрета» зависит от того, с нужной ли стороны ударит этот энергетический шквал: иной после спектакля, показавшегося одним блестящим, другие кривят губы – мол, «не взяло»… и всё тут. И со мною такое бывало (и не только на «Портрете»). Но вчера… по крайней мере, по моему личному скромному мнению - спектакль был именно что блестящий. Это было словно невидимый - родниковый, холодный и сверкающий поток, в который монах, отец художника Б., опускает руку, дабы смыть с лица остатки скверны, в коей замарался не со зла, а по сложившимся обстоятельствам… Кстати, я неоднократно видела спектакли самого разного уровня по первой части «Портрета». История художника Чарткова – она сама по себе поярче, позвонче – в общем, посценичней, нежели история написания зловещего портрета… Но (а иначе Гоголь не объединил бы их в единое произведение) первая часть без второй как бы теряет логику. Ибо – да, Чартков наказан безумием и смертью…то есть, по сути, пойдя на поводу у изображенного на картине Демона, он попал в ад… Но это не спасение души, о которой (мы знаем) постоянно задумывался Гоголь. Невольно, но страшно согрешив, душу свою спас отец художника Б. – монастырским покаянием и тем, что написал образ столь прекрасный, что… …тут я самого Гоголя процитирую: «Вся братья поверглась на колена пред новым образом, и умиленный настоятель произнес: "Нет, нельзя человеку с помощью одного человеческого искусства произвести такую картину: святая, высшая сила водила твоею кистью, и благословенье небес почило на труде твоем". Конечно, пропавший со стены портрет ростовщика ставит в конце произведения печальное многоточие: по чьим-то рукам еще пройдет это страшное полотно, сколько душ загубит… и у всех ли будет возможность и силы, дабы омыть смердящие руки в святом источнике… Но в спектакле последние фразы гоголевской повести даны как бы скорописью. Потому что без них не обойтись… но они как бы промежуток между главным – заветом отца-художника сыну-художнику и прекрасной музыкой, которая спектакль завершает. Да, и еще… Вчера и в первой части спектакля словно бы плеснул водой святой источник. Это сцена, когда Чартков разглядывает картину «усовершенствовавшегося в Италии» художника. Обычно это – потрясение и зарождающаяся серая зависть… вчера же – лицо Чарткова было совершенно по-детски восторженным, удивленным и светлым… Прекрасное лицо у него было. Светящееся и очень молодое. Впрочем, Евгений Редько – он всегда такой. Светящийся и очень молодой. *** Кстати: готова объявить РАМТовский портрет исцеляющим от многих хворей. Опять же – энергетика «виновата». Это эдакия магия, сплетенная из прекрасного текста, удивительных режиссуры и сценографии, актерского таланта и волшебной музыки – за которую низкий поклон ансамблю «Эрмитаж» и лично – немыслимого таланта гобоисту Алексею Уткину. Фото с сайта РАМТ
Elena: "Вишневый сад" от "La`Театр" на сцене Театра им. Вахтангова "Я взываю полюбить Чехова", - говорит режиссер спектакля и арт-директор компании "La`Театр" Вадим Дубровицкий, на что я отвечаю: в вашего Чехова, как, впрочем, и в Чехова Волчек, и в Чехова Бутусова, влюбляешься сразу и безоглядно. Вадим Дубровицкий сделал прекрасный спектакль в лучших традициях классики и в то же время прозвучавший в самом современном ключе. Я бы назвала эту постановку "полуантрепризой": Раневская здесь - вахтанговская актриса Анна Дубровская, Симеонов-Пищик - также вахтанговец Павел Любимцев, да и сама стилистика спектакля как нельзя лучше соответствует этому театру, насколько я могу судить. Я не увидела здесь того "образцового ансамблевого" чеховского наполнения в плане актерских ролей, - это, скорее, спектакль, где горят отдельные звезды. Но именно этими отдельными яркими образами он и примечателен, и своеобразен. Спектакль целиком и полностью зиждется на Раневской, Гаеве и Фирсе - замечательной игре Анны Дубровской, Владимира Стеклова и Станислава Любшина. Раневская Анечки Дубровской обворожительна и прекрасна. Она молода, она изящна, она воздушна, она кокетка, она... Женщина и потому неимоверно глубока. Заглядение! Она носит восхитительные туалеты (Браво Виктории Севрюковой!), у нее роскошные волосы и огромные, бездонные глаза, отражающие жизнь во всех ее проявлениях. Любовь Андреевна эмоциональна и чувствительна; не может спокойно вспоминать о прошлом и падает без чувств, едва переступив порог детской. И все это не жеманно, не искусственно. Смотреть на Раневскую от начала и до конца - до е е конца - восторг и упоение. И рядом с Раневской ее брат - и какой! Признаюсь, ожидала увидеть Юрия Стоянова в роли Гаева. И вот эта неожиданная "замена". Ни секунды не жалею о том, что вышел Владимир Стеклов. Да какое там - "жалеть"! Великолепнейший подарок! Вот это Гаев! Вот это артист! Артист с большой буквы. Вот у кого не зазорно поучиться актерскому мастерству. Какие там "клише" и "шаблоны" - о чем вы говорите! Да этот мастер импровизирует прямо по ходу пьесы так, что искры летят в разные стороны. Вот они - актеры советской школы - Симонова, Неелова, теперь уже также увиденный мной Стеклов. Его Гаев - это нечто невообразимое. Конечно, капризный ребенок; конечно, любитель выпить и похохмить, любитель приврать и приукрасить; но "Я - человек восьмидесятых!" - кричит он в зал со всей своей мощи, рассчитывая хоть как-то противостоять "лопахинским дельцам". И вместе с тем с какой нежностью он относится к своей Любе и племяннице. Да, это все надо увидеть. В какой-то момент у меня создалось впечатление, что Стеклову и режиссер-то не нужен, - настолько он самодостаточен в воплощении своего героя и свободен в своей игре. И в то же время как он органичен в своем дуэте с Дубровской. Две острейшие сцены, на мой взгляд, главные. Брат и сестра, Леня и Люба, сидят рядом, бок о бок, и никак не то что не могут, но не желают взять в толк, что твердит им "желающий добра" Лопахин. Растерянная, шокированная Раневская и ее антипод - взбешенный, не желающий смириться с неизбежным Гаев. И финал. Трагедия, одинаково губительная для обоих. Любовь Андреевна, тихо сходящая с ума (еще раз Браво Дубровской!), и Гаев, не в силах произнести ни слова. Они не могут существовать не только друг без друга, но и без своего Сада. Эти люди попросту не могут, не хотят поверить в утраченное прошлое и зыбкость будущего. Епифанцев-Лопахин - увы, не удивил и не убедил. Как ни старалась, не ощутила ни "мощной энергетики, ни харизмы, ни внутренней силы". Именно - слишком постно! Да, элегантен, да, вальяжен; большую часть времени полусидит-полулежит на сцене, небрежно сдвинув шляпу на глаза, но... не более того. Сомневаюсь, что был задуман режиссером столь "бледным пятном" на фоне столь яркого дуэта. К слову, не помог даже ярко-оранжевый костюм, простите за каламбур. Ведь никто другой, как Ермолай Лопахин, и является тем сильнейшим противопоставлением всему прошлому и ненужному в его понимании, сконцентрированному в Раневской и Гаеве с их Вишневым садом. Для них сад - вся их беспокойная жизнь, для него - перспектива на будущее в виде дачной аренды. Ну и в заключении, чтобы закончить на высокой ноте, - о Фирсе. В "Современнике" он прошел как-то мимо меня: наверное, потому что не было Гафта. Но у Дубровицкого Фирс в самом центре постановки - наверное, потому что это Станислав Любшин с его интеллигентным, одухотворенным лицом и наполненными глазами. С какой же точностью и ясностью он принес на сцену образ добродушного старика-слуги, заводящего патефон и с упоением слушающего "Очи черные". Этот штрих никак не отвлекает внимания от тут же выраженной им доброй и нежной, по-детски трогательной любви к его Любе и Лене. Это настоящая атмосфера жизни, которую Любшин привнес с собой в спектакль в лице беспомощно доброго старика Фирса, который, впрочем, может и поспорить, и прикрикнуть на Гаева, как на провинившегося мальчика. И, конечно же, знаменитый финал, в данном случае прямо олицетворяющий единение безнадежно одинокого Фирса с Вишневым садом, из которого у него попросту нет исхода. Здорово, просто здорово... Не меньше впечатлили декорации Владимира Максимова, создавшего большинство спектаклей Петра Фоменко. Это и пребывающий на вокзал поезд, привозящий Раневскую и Гаева домой; и "многоуважаемый" шкаф, служащий здесь центральным предметом интерьера - через него зачастую входят и выходят герои на сцену; и "висящие" в воздухе часы и мельница, и церковь, и, наконец, деревянный паровоз в самом финале. В контексте самой пьесы - все к месту и все оправдано. Что ж, половина "Вишневых садов" Москвы мной охвачена. Осталось посетить Сады Ленкома и МХТа, и практически полная картина может быть составлена.
Ирината: Rock'n'roll. РАМТ. 21.02.14 Если о содержании пьесы и спектакля в нескольких словах – то они про события в Чехословакии 1968 года, когда «для спасения социализма» в страну были введены советские танки. Про письмо Гавела президенту Гусаку с критикой коммунистического режима. Про «Хратию'77». И – про начало перестройки, визит в Чехословакию четы Горбачевых… А еще там про Великобританию времен правления Тэтчер. Ну, то есть, по сути – это политика, политика и еще раз политика. Где политика – там много говорят, спорят и даже ругаются, то есть в спектакле много разговоров и не так много действия… И еще в нем присутствуют переводы поэзии Сапфо (естественно, с древнегреческого) – и все трудности такого перевода. Кажется, всё это скучно. Но – на аплодисментах зал, отбивая до красноты ладони, поднимается в едином порыве, а у уходящих за кулисы актеров на глазах слезы… Потому что это - Rock'n'roll, и со сцены звучит музыка Сида Баррета, Pink Floyd, Боба Дилана, Rolling Stones… А еще – чешской группы The Plastic People of the Universe, которая пережила длинные годы гонений и… распалась, когда наконец стало ВСЁ МОЖНО. Но дело тут не только в рок-музыке, хотя, конечно, во многом именно она объединяет зрителей самых разных поколений, накачивает их до краев потрясающе сильной энергетикой (и финалы обоих действий замечательно выстроены на рокэндрольных музыкальных ударах). Просто политика, которой вроде бы даже излишек в спектакле – в нем НЕ ГЛАВНАЯ. А главное то, что между грохочущими политическими жерновами, живут самые обычные люди… и не просто выживают, но – любят и отдают последнее, самое ценное для себя; предают и радостно купаются в своем предательстве или болеют потом муками совести. Английский коммунист Макс – он, конечно, коммунист… но он и муж умирающей от рака Элеоноры. Чешский студент Ян, посланный в Англию следить за Максом и «стучать» на него – он, конечно, составляет досье на своего научного руководителя… но есть ли для него что-то более важное, чем коллекция роковых пластинок, да и вообще – музыка, музыка… МУЗЫКА. Фердинанд с его вечными подписными листами ЗА или ПРОТИВ чего-то… но не он ли отбил у Яна подружку Магду. То есть – все они (как и все мы) всё-таки ЧЕЛОВЕКИ, которые только уже во вторую очередь разбиваются по группам, интересам, профессиям, национальностям, вероисповеданиям… И – сколько бы времени ни прошло, как бы ни менялись власти и моды, всё остается в строгих изначальных рамках. То есть – сможешь ли ты выстоять и не предать, если под угрозой самое ценное…да, это диски с записью ансамблей… кажется – какая мелочь!.. Да – для кого-то это – малозначимые виниловые кругляши… а я вот его – понимаю. И еще: в тех же разных временах и правительствах всегда есть выбор: сдуться наподобие резинового танка, прожить свою жизнь в состоянии овоща – или хотя бы в узком кругу, где есть ты сам и близкие тебе люди, вырастить свой собственный мир – то удобряя его делами, впечатлениями и эмоциями, то безжалостно выпалывая там сорняки. Что до спектакля – то во многом его «делает» Рамиля Искандер в ролях Элеоноры в 1 действии и – Эсме, взрослой дочери Элеоноры, во 2-м. Две очень сильных женщины – и два совершенно разных характера… Конечно, замечательно хороши Петр Красилов (Ян) и Илья Исаев (Макс). И еще – Дмитрий Бурукин в крохотной бессловесной роли Пана, который, словно вечный, неубиваемый Дух Музыки, дважды возникнет там, наверху…
полная версия страницы