Форум » Архив форума » ... и другие наши "солнцы" ;)) - всё-всё-всё о сатириконовцах. ЧАСТЬ 8 » Ответить
... и другие наши "солнцы" ;)) - всё-всё-всё о сатириконовцах. ЧАСТЬ 8
Ирината: "...и другие наши солнцы..." ;)) ЧАСТЬ 1 "...и другие наши солнцы..." ;)) ЧАСТЬ 2 "...и другие наши солнцы..." ;)) ЧАСТЬ 3 "...и другие наши солнцы..." ;) ЧАСТЬ 4 "...и другие наши солнцы..." ;) ЧАСТЬ 5 "...и другие наши солнцы..." ;) ЧАСТЬ 6 "...и другие наши солнцы..." ;)) ЧАСТЬ 7 Ну что ж... Продолжим! Темка-то хорошая!
Локоны: Новые Известия: Случайно попал Максим Аверин рассказал, как кинематографический мир обратил на него внимание В столичном киноклубе «Эльдар» прошел творческий вечер Максима Аверина под названием «Жизнь моя – кинематограф». Актер, прославившийся ролью следователя по кличке Глухарь в одноименном телевизионном сериале, рассказал, в каких еще фильмах он успел сняться за свою относительно недолгую жизнь в кино. Максим Аверин, ныне активно снимающийся в различных сериалах и участвующий в спектаклях театра «Сатирикон», на своем творческом вечере с апломбом рассказывал, с какими выдающимися режиссерами ему удалось поработать, при этом «Глухаря», сделавшего его знаменитым, упоминал лишь вскользь. Вначале актер попытался «сбить пафос», но ему это плохо удалось. Он заметил, что творческий вечер подразумевает некое подведение итогов, «но как бы не так – я ведь еще подающий одежды артист». Тем не менее Аверин все-таки «отчитался» о проделанной работе в кино, по ходу рассказав, как, собственно, складывался его творческий путь. «Оканчивая театральный вуз, я, естественно, думал, что сейчас кино- и театральное сообщества упадут к моим ногам. Но этого не произошло», – отметил актер, сказав, помимо всего прочего, что в «Сатирикон» его «взяли для мебели, поскольку долгое время я ходил в массовых сценах». По словам Аверина, несмотря на неудачи, он продолжал верить, что ему выпадет шанс как следует проявить себя. И это, наконец, произошло – его пригласили в фильм «Любовь зла». «Мне казалось, я сыграю там все, что можно, – рассказал артист. – Я выдал весь свой актерский багаж. Но когда в просмотровом зале я увидел эту ленту, то понял, что меня больше никто и никогда снимать не будет – на экране была просто какая-то макака». К слову, «Любовь зла» была снята в 1998 году, а следующий крупный фильм, в котором Аверину, по его словам, посчастливилось поучаствовать, была картина «Магнитные бури» (2003 год) Вадима Абдрашитова. «У меня тогда были длинные кудрявые волосы, – рассказал Аверин. – Я пришел на пробы к Абдрашитову в клешах, серьгах, перстнях… Мне казалось, я самый крутой парень в городе, но это была ошибка». Судя по всему, оторопевший от такого зрелища режиссер спросил у своей ассистентки: «Женечка, а кто это?» – «Это хороший артист из «Сатирикона», – «Да-а?» В итоге Вадим Юсупович 40 минут рассказывал о своей новой ленте, а у Аверина, «балдевшего от собственной крутизны, пришло понимание: это моя первая и последняя встреча с великим мастером». Актер добавил, что, снимаясь у Абдрашитова, он научился правильно работать в кадре, «распределяться» по роли, а не «давить» все сразу. «Случайным», по словам актера, стало и его попадание в картину Андрея Смирнова «Жила-была одна баба». Как рассказал Аверин, ему везло не только на режиссеров, но и на партнеров, а «особенно на партнерш» по фильмам. Об одной, а именно о Людмиле Гурченко, его «сердце не перестает говорить». «Все началось очень давно, – начал актер издалека. – Когда папа подарил мне книгу «Аплодисменты». Прочитав ее, я подумал: «Какая удивительная судьба, какое отношение к кинематографу!» И эта книга в каком-то смысле стала навигатором в моей жизни, в профессии. Потому что только так к ней надо относиться – страстно, ярко, сгорая, по-настоящему». Спустя несколько лет Аверину предложили поучаствовать в бенефисе Гурченко. Встреча с артисткой проходила в ресторане на Патриарших. От переизбытка чувств актер пару раз «хлопнул» для храбрости и начал читать Людмиле Марковне стихи Маяковского, а Гурченко стала пересказывать актеру краткое содержание сериала «Глухарь». Последовавший далее диалог Аверин разыграл, что называется, в лицах, передав своеобразный тембр голоса Людмилы Марковны. «Знаешь, что я в тебе люблю? Вот ты сидишь такой весь спокойный, а потом раз – в глазах печаль и серое пальто…» Но потом она мне сказала: «Ну что? Тебе плюют в спину?» Я ответил: «Всякое бывает. Поплевывают». На что Гурченко сказала: «Плюют в спину – это хорошо! Значит, ты впереди!»
Локоны: Красный Север: Аверин встретил на Ямале родных Какие обязательства наложила на известного актёра северная публика? Можно не любить образ его Глухаря, но остаться равнодушным к актеру Максиму Аверину не смог ни один из тех, кто видел в окружном центре монопостановку «Всё начинается с любви». Зал опустел не сразу. Публика не просто онемела. Оцепенела. После поклона актер несколько раз еще возвращался на сцену, чтобы поблагодарить за встречу. БЕЗ ГЛУПОСТЕЙ В городе на полярном круге Максим Аверин прежде никогда не был. Встреченный внезапной для сурового февраля оттепелью, он появился в окружном Центре национальных культур – за несколько часов до начала действа. Неожиданно для кинозвезды пришел пешком. Мы встретились в огромном пустом зале, замершем в ожидании восторгов, переходящих в аплодисменты… Предупредили: глупостей не спрашивать, про «Глухаря» тоже лучше не надо. Что ж, не лезем под шкуру любимцу публики, а вместе с ним погружаемся в перформанс одного актера. Как ему там, внутри? – Спектакль поставлен не по пьесе. Из чего же строится диалог с залом? Ведь моноспектакль не просто сложный театральный жанр. И в вашем случае – это откровение. – Пьеса сама жизнь. Я об этом всю жизнь мечтал. Мне очень этого хотелось. Из молодого поколения артистов, а я причисляю себя к подающим еще надежды, – смеясь, добавляет артист, – ну я не знаю, кто может так еще осмелиться. Это, конечно, наглость творческая. Любой художник ищет свою глубину, как рыба. Погружение в моховики души – это ежедневная работа над собой, своими ошибками, познанием мира, ощущениями. Я мог бы остановиться еще три года назад творчески и не дать себе дальше пойти. Мы же все находимся в состоянии выживаемости. И меня никто бы не осудил. Любой артист, мы все в поиске заработка. И вдруг Аверин говорит: «Нет, мне интересней творчество». На успехе остановиться не каждый себе позволит. И вдруг, завершив историю, я впрыгиваю в другую. Но смелость города берет. В театре, каким бы эффектом ты себя ни разукрасил, если нет сердцевины, то всё. Ты находишься здесь и сейчас, и в этом его волшебство. ФИНАЛ – ДЛЯ НАДЕЖДЫ – Какими чувствами наполнена постановка? – Грусть, конечно, она, несомненно, сопутствующий товар жизни, как и одиночество. Любой человек испытывает одиночество. Мы вообще все одинокие люди, это естественно. Но всё-таки мне кажется, что в финале должна быть надежда на жизнь. Всё равно жизнь прекрасна. Бунин сказал: «Как ни грустно в этом печальном мире, но он всё же прекрасен». Жизнь – это колоссальный подарок. – А из каких произведений-«позвонков» состоит спектакль? Что это – отрывки из спектаклей, отдельные произведения определенных авторов? – Связующее полотно – монологи написаны мною. Вообще в основном это поэзия: Борис Пастернак, Иосиф Бродский, Владимир Маяковский, Роберт Рождественский, Давид Самойлов, Владимир Высоцкий, который, по моему мнению, это связующий двух наших миров: одного, в котором мы родились, и современного. Высоцкий именно сейчас актуален, потому что нужна личность, которая бы за собой повела. Он был такой личностью. Сейчас такого героя, который мог бы на сознание людей влиять, нет. Недавно читал газету, посвященную его юбилею, и там был напечатан опрос молодых людей: насколько они знают его произведения. Вполне возможно, кто-то вообще не знает, кто-то знает только «что за кони мне достались привередливые». Кто-то знает и уважает именно его поэзию. Не песни, а именно поэзию. Ведь у одного его стихотворения, которое я читаю «День без единой смерти», если не ошибаюсь, три варианта. Представляете, какая колоссальная работа проводилась ежедневно. У Иосифа Бродского я очень люблю «Одиночество», поэтому не прочитать его не могу. – Моноспектакль «Всё начинается с любви» – это готовая работа, в которой расставлены все знаки препинания, или же это живой организм, который живет и изменяется вместе с вами? – Работа продолжается ежедневно и сейчас. Я ведь сегодня другой, нежели вчера. Естественно, расту, открываю что-то новое. Я, наверное, невежественно не знал поэзию Роберта Рождественского. А тут кто-то подарил мне сборник его стихотворений – и вот ты уже погружаешься в авторский мир... и можно сойти с ума. Меняется, конечно, и по настроению. Например, сегодня я чего-то не чувствую, поэтому какие-то строки остаются за кулисами. СЫГРАЕТ НА «ФЛЕЙТЕ» – Какие произведения сейчас находятся в «производстве»? – В данный момент работаю над произведением Владимира Маяковского «Флейта-позвоночник». Одно из произведений, которое для меня не останется в стороне. Особенно после того, как я прочитал мемуары Лили Брик. Это было особенное погружение в автора, в мир поэта. – Перед тем как появиться в Салехарде, вы успели присмотреться к публике в Лабытнанги. Как приняли вас жители? – Для меня познание города – это публика. Это самое главное. В Салехарде от гостиницы до Центра (ОЦНК) мы решили пройтись. И пока шли, у меня такое ощущение сложилось, будто я родственник. Каждый второй останавливал со словами: «Здравствуйте». Это очень приятно и дорого стоит. Самое чудовищное, когда говорят: «Подождите, мы вас где-то видели. Ой, вы артист!» А когда тебя принимают как родного, это обязывает. Я понимаю, что от тебя ждут как в песенке «хорошего настроения». Я однажды ехал в машине, сквернейшее было настроение: всё не ладилось, мне казалось, что жизнь не удалась. Вдруг параллельно остановилась машина и водитель, улыбаясь: «О, Аверин, мистер позитив». Я могу позволить себе быть сильным … знаю просто, как многим людям это необходимо, и этим дорожу. P.S. В Салехарде, как впрочем, и Лабытнанги спектакль прошел в полной тишине. Его слушали на одном дыхании, смотрели – на позвоночнике. После спектакля в Лабытнанги 9 февраля в твиттере Максима Аверина появилось сообщение: «Вот и закончился спектакль в Лабытнанги... Спасибо, мой зритель! Кто же сказал, что здесь холодно?! Здесь ЖАРКО!!! Завтра Салехард!!!» И после: «Гастроли закончились. Спасибо всем! Очень понравилось в Салехарде!» ОТЗЫВЫ Вера ГРИШИНА, зритель: – Для меня это был культурный шок. Спектакли, которые нам привозили до этого, были работами на потребу публики. Максим Аверин нас просто покорил. Когда закончился спектакль, он ушел, освещение погасили. Но потом вернулся на сцену за вещами. В зале снова включили свет, и стало очевидно, что люди даже не сдвинулись с места. Никто не разошелся. Это было настоящее искусство, которого так не хватает Салехарду. Зал плакал. «Всё начинается с любви» – мое любимое стихотворение. Для выступления были выбраны стихи, что называется, не в глаз, а в бровь – самые лучшие стихи поэтов. Вообще он, конечно, гениальный артист. Режиссура была на высшем уровне. Ничего не существовало отдельно: музыка, поэзия, актерская работа. Лидия ОРЛОВА, зритель: – Меня впечатлило прочтение стихотворений Владимира Маяковского. Те логические акценты, интонационные, которые он расставил, прямо попадали в сердца слушателей, зал затаил дыхание. И началось то волшебство, которое называется настоящим искусством художественного чтения с музыкой, с видеозаставками. Например, когда он читал Вертинского, рефреном шла музыка той эпохи. В течение двух часов он держал публику голосом, взглядом и пластикой. Актер четко почувствовал, что зал отозвался. А публика была подготовлена. Мы знали те стихи, которые звучали. Я вместе с ним цитировала любимые стихи и могу сказать, что я слышала, как мои соседи вместе со мной шептали строки. Нельзя не заметить, что спектакль имел выраженную социальную направленность. Подобраны произведения, которые сегодня очень актуальны. Из них, знаете, как мозаика, сложилась такая ретроспектива о любви и о нашей жизни, было понятно, что он хотел донести – свою природную человеческую чуткость, отзывчивость на проявления жизни. И зал был с ним. Аплодисменты были громкими, но краткими. Ждали продолжения. В зале сидели люди разного возраста, но все без исключения остались под впечатлением. И, конечно, по завершении зал встал в едином порыве.
Administrator: В какой театр ходят звёзды Агриппина Стеклова, актриса театра «Сатирикон»: «Я стараюсь много смотреть. Самые сильные впечатления связаны с "Дядей Ваней“ Римаса Туминаса, с „Пристанью“ как действом-посвящением театру. „Анархия“ в „Современнике“ понравилась».
Casi: 26 февраля в Киноклубе "Эльдар" состоится творческий вечер кинорежиссёра Сергея Урсуляка («Русский регтайм», «Сочинение ко дню Победы», «Ликвидация», «Долгое прощание», «Исаев», «Жизнь и судьба») Участвуют: Михаил Ширвиндт, Сергей Пускепалис, Константин Лавроненко, Павел Любимцев, Полина Агуреева, Лика Нифонтова, Наталья Рожкова, Вера Таривердиева и др. http://bigbilet.ru/event/buy?id=D36...040D35F06BE7152
Локоны:
Casi:
Administrator: Отсюда Зилов vs Шен Те Анна Степанова На Володинском фестивале в Санкт-Петербурге я посмотрела «Утиную охоту» Вампилова, недавно поставленную Юрием Бутусовым в болгарском Национальном театре им.Ивана Вазова (София). Несколько дней спустя оказалась на бутусовской премьере «Доброго человека из Сезуана» Брехта в Театре имени Пушкина (Москва). Спектакли зарифмовались, поселились в моем воображении и там вступили в противоборство. Выпускаю джиннов на волю. В Питере «Утиную охоту» едва не отменили — пожарники сразу запретили непропитанные ничем противовозгорательным болгарские картонные декорации и местные опилки. Как-то обошлось. Спектакль поначалу шел вяло, почти без надолго запаздывающих титров и в явно незапланированных световых всполохах во время сумеречных сцен. Потом вдруг рванул в какое-то макабрское пике, и никакие сбои и технические накладки уже не имели значения. Фраппированная беспощадностью увиденного, питерская публика в антракте наполовину очистила до того битком набитый зал ТЮЗа, но оставшиеся зрители в финале устроили длинную и жаркую овацию. В «Утиной охоте» у Александра Шишкина черно. Почти весь планшет сцены в круг устелен темно-красным, вязким, в длинных лоснящихся на свету складках шелком благородного цвета запекшейся крови. Красиво. Но красота эта обрамлена нагроможденными полукругом кривоватыми, глумливо выпятившими свою картонную фактуру разновеликими ящиками — так на одном фломастером коряво написано «планетарий», на другом, поменьше, взрезана окошком стиральной машины неряшливая дыра. Справа совсем у рампы картонный двустворчатый шкаф, а возле него пестрая полянка из выставленных разноцветными парами туфелек. Еще там есть зияющий провал люка почти под носом зрителей середины первого ряда. И главное — в черном воздухе через всю сцену над красным бликующим озером натянут белый-белый канат, до него можно дотронуться поднятой рукой. На белом канате вешалка, на ней болтается черное пальто. Невысокий, да еще скрюченный в мелком похмельном ознобе Зилов с лиловым фингалом вокруг глаза, перехватывая из руки в руку мерзкий пластмассовый телефон, влезет в пальто, потом осядет на табуретку с распяленными в черных рукавах руками, прицепленный вешалкой к белой-белой горизонтали, прочерченной во тьме. Так обозначен его предел, потолок, крыша и крышка — выше подняться не дано. Можно только проваливаться в яму люка, но и она неглубока, как весь плоский, захламленный мир, нелепо воздвигшийся на кровавом глянце. У Бутусова в «Утиной охоте» все происходит в смещенном, сбитом, расползающемся сознании Зилова. Кажется, тут режиссер добавляет еще один слой к классическому вампиловскому бутерброду прошлого с настоящим. Словно невидимый, растворившийся уже в накрывшей сцену тьме, отлетающий в небытие Зилов рассматривает с высоты свои ничтожные подвиги и их жутковатые результаты. Весь спектакль превращен в творящейся с сумасшедшей скоростью самосуд героя. В этой «Утиной охоте» есть очень страшные сцены. Вот Галина говорит мужу, что сделала аборт. Галина у Снежаны Петровой удивительная: высокая, плавная, широкая в кости, с нездешне античным лицом. Тут она корчится на красном шелке, в руках вынутая из-под юбки белая тряпица с тошнотворно коричневатыми пятнами, Галина протягивает ее мужу. Зилову Ивана Юрукова наплевать. Но он полагает, что нужна его реакция, с трудом заводит себя на истерику, вдруг распаляется, самцом бросается на Галину, настигает, опрокидывает ее на пол возле шкафа. Разноцветные туфельки взлетают в воздух. Подмяв жену под себя, Зилов вваливается на ней в распахнувшиеся картонные дверцы шкафа, и над ними смыкаются в колыхании развешенные там на плечиках платица веселеньких расцветок. Во втором акте темно-красный шелк на планшете сцены снова появится только в финале, пока вместо него — голый картонный круг цирковой арены. Уже Зилов осознал, что потерял отца. Уже ушла Галина, за которой опустилась огромная картонная стена, и ножом пробивавший ее Зилов уже обнаружил подмену. Ирина у Ирмены Чичиковой юная, почти бесплотная, в светленьком платьице с мелкими идиллическими цветочками. Она обнимает Зилова. Любит. Хочет. Он обнимает Ирину. Они падают на пустой картонный круг у дальнего края. Зилов раздвигает ее худые колени и каждым рывком в совокуплении выталкивает тело Ирины вперед на публику, «животным с двумя спинами» переползая арену насквозь. Ее лица не видно, а у него ритмично дергается голова с мертвыми глазами и перекошенным открытым ртом. Насилие и физиологические отыгрыши вампиловского сюжета у Бутусова не имеют никакого отношения ни к натурализму, ни к метафорам. Так предстает судорожная агония жизни, в которой нет смысла, нет порядка, нет опоры, а из подлинного осталось только страшное — боль и смерть. Изничтоженные им женщины в воображении Зилова сбиваются в насмешливую черно-белую стаю полусильфид-полуэриний, мужчины превращаются в черно-белых коверных, и все они весело торопят его на тот свет. В финале красный круг арены наглухо обнесут картонным цирковым бортиком. Там одинокий Зилов в нелепой голубой курточке с золотыми галунами под грохот бравурно-инфернальной музыки безумным шпрехшталмейстером будет как заведенный вышагивать по центру полой оболочкой самого себя. Если в болгарской «Утиной охоте» Бутусова реальность ерническим цирковым гэгом сворачивается, закукливается, пожирая героя, то в его московском «Добром человеке из Сезуана» все ровным счетом наоборот. Из дощатой конуры, еле обозначенной в глубине сцены (и здесь у Александра Шишкина все черно), в туго перепоясанном блестючем черном же плащике, драных черных чулках в сеточку, с вымазанными фосфорически алым губами появится — шлюха. У нее каблуки, походка циркулем, усталая повадка человека, занятого физическим трудом. А еще надсаженный хрипловатый голос. И никаких тут одухотворенных вам Сонечек Мармеладовых. Шен Те у Александры Урсуляк честно и тяжко работала себе на прокорм. И клеймо профессии останется на ней до самого конца. Драные чулки в сеточку будут выглядывать из-под белого свадебного платься и из-под элегантного черного туалета, когда у Шен Те уже вырастет пузо. Они обнаружатся снова, когда исторгнув из себя финальный зонг, она протянет руки в зал, и с нее упадут полосатые брюки Шуй Та. В Шен Те бьет через край плебейская сила выживания, слабеет она — ненадолго — только от любви. Без колебаний, без рефлексии, но не без иронии прикидывается жестоким прагматичным братцем, открячивая полосатый зад, дурно копируя чаплинскую походку. И взнуздывает других — легко, и в полпинка устраивает свой трущобно-табачный бизнес. В спектакле героиня становится все сильнее, слабеют боги. Еле бредущая со стертыми в кровь ногами в начале спектакля и почти погибающая от слабости в конце тоненькая бледная девочка у Анастасии Лебедевой — это и есть БОГИ. Вот все, что осталось от божественной силы, иссякающей в реальности на наших глазах. Странным образом оборачивается тут брехтовский сюжет — Шен Те из темного угла, где тихо торговала телом, выходит в люди, в большую жизнь. Она ведь получает любовь (пусть преданную), ребенка (еще не рожденного), бизнес (хоть с грязнотцой). Не нищей проституткой, а респектабельной социализированной особой в финале героиня кричит в зрительный зал, протягивая к нам руки: «Помогите!» В отличие от болгарской «Утиной охоты» в московском «Добром человеке из Сезуана» торжествует жизнь. Она земная, неправильная, несправедливая и совершенно непонятно, как с ней быть. Она убивает мечты и порывы, но все равно от любви рождаются дети, старики поддаются милосердию, в жалком инвалиде клокочет титанический дух, способный реанимировать угасающее божество. Персонажи здесь в зонгах пытаются осознать законы, по которым им надо жить, но поют свои зонги на чужом языке, и пылающая красная строчка перевода бежит на заднике, как раскаленные от боли мысли в голове. В «Утиной охоте» между публикой и сценой — глухой смертный барьер. В «Добром человеке» дистанция между зрителями и спектаклем пала после первого же зонга, блистательно спетого Александром Матросовым, и виртуозного, ошарашивающего превращения его водоноса Ванга из роскошного красавца в дцпешного калеку. Финальный зонг Александры Урсуляк, на этом спектакле разом превратившейся в одну из лучших и мощных современных актрис, довершил дело. Давно не видела я в театральном зале столько растроганных, смущенных лиц. Люди в последнем отчаянном «Помогите!» героини услышали свои голоса, узнали собственную боль и, как в старые добрые времена, задышали одним дыханием, удивились подступающему к горлу комку. А я-то думала, что такого уже не бывает.
Administrator: Отсюда Добро и зло тридцать лет спустя Ольга Федянина Зинаиду Славину в «Добром человеке из Сезуана» я видела ровно тридцать лет назад — перед поступлением в ГИТИС, в начале 1983-го. Спектаклю Любимова было уже двадцать лет, но Славина продолжала играть. Александру Урсуляк в спектакле Юрия Бутусова по той же пьесе Брехта я видела пару дней назад. Две двойные роли дают некоторое представление о том, куда нас несло-несло и вынесло за столько-то времени. Я почти ничего не помню из того любимовского спектакля, но свое впечатление от игры Славиной помню отлично, и воспоминание это не из тех, что бледнеют или стираются. Лучше всего помню сухое, пепельное отчаяние, с которым она играла свою злую ипостась. Там не было сомнений: Славина играла Шен Те, которая играет Шуи Та. И Шуи Та причинял Шен Те страдания. Ее Шен Те знала, как выглядит зло, как оно говорит, как оно добивается успеха — и могла это виртуозно воспроизвести. Но необходимость перевоплощения была трагедией. И становясь Шуи Та, Шен Те застывала в античную маску. А становясь снова Шен Те, обмякала на глазах, как будто из нее вынимали стальной стержень, заморозка переставала действовать, мышцы лица отпускало. В финале ей разрешали остаться самой собой — почти — и понятно было, что еще не рожденный ребенок — это надежда и избавление, и в любом случае реальность. А злой двоюродный брат — призрак, дух, который, наверное, придется снова вызывать заклинанием, но все же дух. Боги — чем-то похожие на Малый Совнарком — условность, но с помощью этой условности Шен Те выигрывала свой бой с тенью. Александра Урсуляк в спектакле Юрия Бутусова играет обе инкарнации равноправно: азартно и неуемно. Играет каким-то редкостным и не поддающимся описанию методом, который хочется назвать монументальной эксцентрикой, — на протяжении всего спектакля, не теряя цельности и не сваливаясь в однообразие. Какая цельность может быть у раздвоенного персонажа? Роль начинается с того, что их двое — сестра и брат, мужчина и женщина. Она — в черном шлюшечьем латексе, он — с черными сутенерскими усами и бакенбардами. Не берусь судить, о чем договаривались режиссер и исполнительница главной роли, но слово «доброта» мне ни на старте, ни позже в голову не пришло. В спектакле «Добрый человек из Сезуана» нет ничего более вводящего в заблуждение, чем его название. Он вообще не о добре и не о зле: скорее уж о единстве и борьбе противоположностей, мужского и женского начала. Брехт-моралист расстроился бы. Брехт-диалектик порадовался. Назвать Шен Те Александры Урсуляк доброй язык не поворачивается. Легкомысленной, недалекой, слабой — сколько угодно. Очень женственной – безусловно. Из всего этого героиня с помощью всех остальных персонажей неутомимо (и вполне в соответствии с текстом) сооружает катастрофу, полноценную и неотвратимую. Необдуманные покупки, долги, непрошеные знакомства, скандалы, полиция. Слишком мало денег, слишком много чувств. Пять пудов любви. Появление кузена должно выручить — и выручает. Ненадолго. Зло в лице Шуи Та внушает надежду. Оно, это зло, такое подтянутое, ясное и задорное. Называющее вещи своими именами, диктующее условия и объясняющее правила. Но вот беда — еще несколько оборотов сюжета, и катастрофа возвращается в другом обличье. Хотя, казалось бы, все построены, обузданы и подкуплены. Задорное подтянутое зло бессильно против зависти, ненависти, конкуренции и жадности, которые само же и породило. И теряется. И снова меняются местами брат и сестра. Повторю, Александра Урсуляк играет обе фигуры — или обе ипостаси — равноправно и с одинаковым азартом. С каждым оборотом истории все дальше забираясь вглубь хаоса. Потому что, в каком обличьи ни приди — все становится только хуже, запутаннее, безнадежнее. Ты должен все большему числу людей, ты обманываешь все большее число людей, у каждого к тебе претензии, в лучшем случае, вопросы, на которые нет ответа. Несчастны — все. Второе действие Александра Урсуляк начинает там, где, казалось, должны были кончиться силы, и главное, исчерпаться тема. Но начинается самое интересное. Создав перед этим двух персонажей, она начинает лепить из них одного. Доигрывая на словах историю о расхождении добра и зла, Урсуляк чем дальше, тем больше перевоплощается в гротескного андрогина: в конце концов мужские брюки сползают с живота беременной женщины, размалеванное лицо «украшено» потеками макияжа и наклеенными усами. И это постепенно возникающее у нас на глазах страшное, трогательное, грандиозное существо продолжает давать показания в суде за Шуи Та и объясняться в безнадежной любви за Шен Те, планировать новый корыстный обман и мечтать о ребенке, всем помогать и всех грабить. Финальное позволение «богов» жить как живется, но иногда прибегать к помощи злого кузена, тонет в вопле отчаяния и ярости. Само же позволение — чистое издевательство. Персонажам (или персонажу) Урсуляк в конце спектакля пригодился бы не столько визит богов, сколько конец света. Такой showdown, в стиле даже не Тарантино, а Родригеса — с взрывами гранат, автоматными очередями, лезвиями мачете, вспарывающими оболочку безнадежного мира, — и морем хлюпающей черно-красной жижи. Но театр — каким бы радикальным он ни был — все равно остается институцией с хорошими манерами. В общем-то, к счастью. Возвращаясь к началу. Зинаида Славина сыграла в спектакле Юрия Любимова роль, которая — вместе со спектаклем — вошла в историю. Спектакль Юрия Бутусова только начинает жить на публике, и, честно говоря, я даже боюсь цеплять эпитеты к тому, что делает на сцене Александра Урсуляк. Если можно, я, не пытаясь имитировать мудрость и хороший стиль, скажу: это очень большая роль. О важных подробностях — коротко. Заметка филолога. То, что зонги звучат на языке оригинала, может нравиться или не нравиться: мне показалось, что это все же перебор остранения. Но. Отдельный комплимент и поклон всем исполнителям и репетитору. Немецкая просодия отрепетирована с блеском — верны ударения, длительность слогов и интонационный рисунок. Кто не понимает, поверьте на слово: это очень сложно. Заметка зрителя. Прошу прощения, но я не люблю, когда с колосников что-то сыплется. А в спектакле сыплется много. Мне в такие моменты становится неловко. Но это вкусовщина с моей стороны. Заметка критика. Я приношу свои извинения всем прекрасным актерам, которых не упомянула. Но это и не рецензия, а высказывание в блоге. Мне хотелось всего лишь сравнить две роли. Заметка театроведа. К вопросу о том, Брехт это или не Брехт. Когда Елена Вайгель сыграла мамашу Кураж, которая, видимо, была ее лучшей ролью, — ревнивые во всех отношениях коллеги-актрисы язвили, что играет-то она хорошо, но вовсе это не эпический театр, который пропагандирует Брехт, а самый что ни на есть обычный, психологический. Человек теории (и выдающийся демагог), Брехт написал несколько теоретических и поэтических текстов, разбиравших игру Вайгель как образец эпического театра. Человек театра (и большой ценитель успеха), Брехт всегда умел вовремя сказать своим ученикам, последователям, любимцам и любимицам: не надо быть святее папы римского. Что я с удовольствием готова повторить после спектакля Юрия Бутусова.
Локоны: СТС прима: В Красноярск приехал секс-символ современных домохозяек, Максим Аверин — российский актер театра и кино, режиссер. Также известен, как Глухарь — исполнил главную роль в сериале «Глухарь».
Administrator: Страница режиссера В.Рыжакова ("Маленькие трагедии Пушкина", Сатирикон" на фестивале "Золотая маска-2013".
Локоны: MK.ru: Галатея из «Ликвидации» Лика НИФОНТОВА: «Что и как бы ни сыграла, я все равно буду женой Сережи» У народной артистки России Лики Нифонтовой юбилей. Красивый и очень круглый. Она прима театра «Сатирикон», но народ узнал ее, конечно же, прежде всего из кино: Нора в «Ликвидации», жена Штрума в «Жизни и судьбе»… Кино, которое делает ее замечательный муж Сергей Урсуляк. То есть Нифонтова — Галатея, вылепленная влюбленным в нее режиссером? Не скажите! Она попала, конечно, в хорошие руки, но теперь всем видно, что Лика и сама по себе большая драматическая актриса глубины необыкновенной. — Лика, я вас лично не знаю, но, глядя на экран, мне кажется, что вы умная актриса. Я прав? — Надеюсь, у меня правильное процентное содержание для актрисы. Я очень не люблю умничающих актрис. То, что человек должен быть неглуп, — это хорошо, и если произвожу впечатление неглупого человека, мне безумно приятно. Мне кажется, я не из тех, кто умничает. Я все-таки полагаюсь на интуитивные вещи, эмоциональные, а если говорить образно, на животные. Ведь иногда голова мешает актрисе. И ее нужно просто отключать. — А вы легко подчиняетесь? Я имею в виду — режиссеру, тем более что в жизни у вас их два главных: ваш муж Сергей Урсуляк и Константин Райкин. — Вы знаете, мне очень повезло. Я считаю себя прежде всего театральной актрисой, хотя, конечно, у меня есть какие-то работы в кино и очень важные встречи с Сережей (Урсуляком. — Авт.) не только в жизни, но и на площадке. Но театр — главное. Здесь помимо моего любимого Константина Аркадьевича у меня были великолепные встречи в театре — дважды: Роберт Стуруа и Юрий Бутусов. Так что я счастливая актриса, мне везет на режиссеров, потому что таким режиссерам приятно подчиняться. — А разве Райкин не подавляет? Кажется, что в театре все заточено на него, и в этом смысле он продолжает своего отца Аркадия Исааковича. — Нет, вы неправы. У нас весь репертуар держится не на Константине Аркадьевиче, а на актерах. У Райкина на сегодняшний день всего, если не ошибаюсь, два спектакля. — Я говорю совсем не об игре, а о режиссуре. — Я работаю в театре «Сатирикон» уже 28-й сезон. Именно потому, что здесь можно многое играть. — При этом Райкин очень легко расстается с теми, кто, по его мнению, не тянет. А вы у него 28 лет — это уникально! — Я попала в «Сатирикон» сразу после института, в 84-м году. Им тогда еще руководил Аркадий Исаакович, а Костя только набирал молодых актеров и пытался как-то менять концепцию. Образовалось ядро, которое и держит репертуар. Это уже разные поколения, от 50 и ниже. Да, у нас достаточно сильная текучка в театре, люди уходят, не выдерживают. Очень тяжелый график, мы работаем много, а молодые ребята хотят сниматься в невозможном количестве сериалов, зарабатывать деньги. Но есть же Григорий Сиятвинда, Максим Аверин, Агриппина Стеклова, Наталья Вдовина — их Константин Аркадьевич, конечно же, отпускает на съемки. Сейчас мы репетируем «Пигмалиона», где у нас два состава, поэтому всегда можно подойти к Райкину и попросить замену. Молодым нужно заслужить определенное положение в театре. Это нормально. Я знаю, что если приду и скажу: «Костя, у меня будут съемки», — он обязательно пойдет навстречу, это было не раз. — В чем, по-вашему, концептуальное отличие театрального и киноартиста? — Когда я снималась в «Жизни и судьбе», параллельно у меня был спектакль «Чайка» Бутусова. Но и театр, и Сережа Урсуляк здесь мне помогли, и мы все совместили. В общем, актер должен быть универсален, по возможности работая и в театре, и в кино. Были бы предложения интересные. — Но здесь с мужем вам, конечно, повезло. — Да, я невероятно ему благодарна. Но если б это был другой режиссер — говорю искренне, — мне было бы легче, потому что я б занималась только своей ролью. А с ним я очень болею за общее дело, боюсь его подвести. Ведь что и как бы ни сыграла, я все равно буду женой Сережи. И я абсолютно нормально к этому отношусь. То, что Сережа доверяет мне такие работы в своих картинах, большая честь для меня. С ним работать — невероятное удовольствие потому еще, что он сам театральный человек, понимающий театральных актеров. Он всегда делает ставку именно на таких артистов. Они очень подготовлены ко всему, они как пластилин, готовы играть сильные эмоции, которые не очень нужны сейчас ни в кино, ни тем более на ТВ. Может, я и не права, но хочу сказать, что и в успехах, и в неудачах актеров, особенно в кино, всегда виноваты режиссеры. — Большинство своих фильмов вы сыграли у Урсуляка. Но если предложение делает другой режиссер, вы советуетесь с Сергеем? — А как же! Я так боюсь вляпаться во что-нибудь. Ведь это плевок в вечность, как сказала Раневская. Все-таки в театре, если не получился спектакль, он сойдет, а в кино же остается всё. — А вот Армен Джигарханян, чемпион по количеству ролей в кино, никогда не боялся вляпаться. И ничего, его репутация от этого не страдает. — Я просто не такого уровня актриса, поэтому боюсь. И не настолько в себе уверена, как потрясающий Джигарханян. Вот в театре я, может быть, и рискнула. — Сейчас не зазорно стало говорить: да, я снимаюсь в сериалах, чтобы заработать деньги. Мне кажется, что и Сергей, и вы в этом смысле очень избирательны, принципиальны и никогда ради денег не возьметесь за халтуру. — С одной стороны, я с вами согласна. С другой… Кто-то прочитает из актрис и скажет: ну конечно, у нее есть возможность выбирать. Я не знаю, как бы я поступила — говорю честно, — если б у меня дома сидели голодные дети. В свое время мы с Сергеем работали по всей стране, играли концерты где только можно. Ведь нужно было зарабатывать на жизнь и кормить маленькую дочку. Это был конец 80-х. Мы не считали это зазорным, потому что просто нужно было что-то есть. Сейчас, к счастью, судьба дает мне возможность выбора. — Но неужели вы бы, если что, согласились сняться и в рекламе? — В свое время, очень давно, когда были огромные проблемы с кинопроизводством, Сережа снимал рекламу. Правда, это был маленький период — год, по-моему, когда он искал деньги на полный метр. Сегодня все по-другому, и дай бог, чтобы это продлилось как можно дольше. — Дочь Сергея от первого брака Александра Урсуляк — теперь уже известная актриса. Какие отношения у вас с ней сложились? — Да чудные! Я ее знаю с двух лет. Саша — член нашей семьи, родной человек. Она ждала рождения Дашки, своей сестры… Мы — семья, мы обсуждаем с ней все. Случались ситуации, когда Сережа не мог с нами поехать, и я отправлялась на отдых с двумя девочками, когда они были еще совсем маленькими. А сейчас уже две внучки у Сережи, и дважды я с ними ездила отдыхать подолгу. — То есть со стороны Саши есть абсолютное понимание жизни отца и вас? — Так сложилось, ведь с маленького возраста она была с нами. Сашу часто отпускали к Сереже, и это, конечно, большое счастье. У меня с ней возникли хорошие, очень дружеские отношения с самого начала. Я никогда не лезу — она сама, если ей нужно, что-то спросит. По-моему, это правильные, здоровые отношения. Она большая молодец и вообще очень добрый человек. — Теперь и ваша дочь Даша пошла в актрисы? — А перед этим чуть не окончила филфак РГГУ. Все у нее было хорошо, и вдруг — как гром среди ясного неба: с 5-го курса, практически с диплома, перешла в театральный. Сказала, что просто попробует поступить. Выбрала Щукинское училище, сейчас у нее 3-й курс, и она счастлива. Еще одна актриса появилась в семье. Я все жду, когда еще и наша собака начнет говорить, какие у нее новости в театре и в кино, потому что это невозможно: 24 часа в сутки люди говорят на одни и те же темы. (Смеется.) — И все-таки как накладывается на ваши личные отношения с Сергеем то, что вы жена режиссера — то есть его муза? — Вот если у меня какой-то выпуск спектакля, то Сережа все домашние проблемы берет на себя. И никто не будет говорить: знаешь, я режиссер, сейчас фильм заканчиваю, а тут в квартире все трубы полетели. Совсем недавно так и было — действительно трубы полетели, а меня не было в Москве. Ничего, Сергей занимался ими с рабочими. Я тоже, конечно, при первой возможности бросаю все и помогаю. У нас нет такого, что я актриса, он режиссер, я должна подчиняться, а он будет заниматься только собой… Нет, как-то все по-нормальному, по-живому происходит.
Локоны: ЖЖ: Моноспектакль Максима Аверина "Всё начинается с любви" 23.02.13 «Он – поэт. Поэт, и этим всё сказано. Не надо никаких эпитетов – великий, знаменитый, известный. Так же, как артист. Есть два понятия – «артист» и «неартист», и ничего больше». Так Фаина Раневская говорила о Маяковском. И примерно так же – о других поэтах, стихи которых она любила. Коротко. Не вдаваясь в подробности. Почти однословно. Маршак – поэт (без напрасных оговорок: «пусть детский» или «не только детский»). Ахматова – «мой поэт» (без спорных грамматических поправок). Пушкин – «любимый современный поэт» (без ненужных уточнений, связанных с тем, что вся поэзия современна). Каждое из этих предложений – уже рассказ. Ведь «поэт» в данном случае – это, прежде всего, признание и оценка читателя. А всевозможные разъяснения – «выдающийся и крупнейший», «основоположник или яркий представитель стиля/ эпохи/ течения/ жанра» – хороши для энциклопедий и словарей. О любом из авторов, чьи стихотворения читает в моноспектакле «Всё начинается с любви» Максим Аверин, тоже можно сказать просто: он – поэт. А ещё лучше: он – лирик. Ведь слово «лирик» (слово, в котором опять же больше не определения, а оценки и которое, вопреки суждениям составителей научных статей, не сужает, а расширяет значение «поэт») – подчёркивает то, что все они: Вертинский, Маяковский, Пастернак, Рождественский, Высоцкий, Самойлов – в первую очередь, писали о любви. И авторы звучащих в спектакле песен – тоже. «Лирик» – пожалуй, главная характеристика, которую сам артист даёт каждому из поэтов, чьё творчество ему близко. Но – не прямым текстом. И даже не вслух. Это слово – и это отношение – скорее, угадывается, отражаясь в самом выборе стихов и манере их прочтения. Становится неотъемлемой частью впечатления от спектакля; его пусть не озвученной, но, тем не менее, услышанной и принятой зрителями мыслью. Максим Аверин даёт почувствовать, что Вертинский – лирик, произведения которого, даже лишившись мелодии и изначального музыкального сопровождения, сочинённых их автором, не утрачивают внутренней мелодии стиха, отразившейся в каждой строчке. Так они обретают новую интонацию, новый темп. Лирик, способный с помощью, казалось бы, элементарного описания событий и действий не только построить сюжет стихотворения или песни, но и тонко передать настроение и чувства своих персонажей (как в «Концерте Сарасате», «За кулисами», «Piccolo bambino»). А ещё – умеющий просто, но образно выразить мысли своих героев («Я сегодня смеюсь над собой», «Злые духи»). Артист напоминает и о том, что лирик – Маяковский. Напоминает не впервые, помогая разглядеть в кажущейся грубоватой прямолинейности поэта – откровенность и искренность, возведённую в небывалую степень (о таком говорят: весь наружу), а в часто присущей его стилю резкости и дерзости – отчаяние и крик души. И, тем не менее, это всякий раз представляется новостью, удивляющей и по-настоящему застающей зрителей врасплох: так же как и – в лучшем смысле – застают врасплох его стихотворения, исполняемые в моноспектакле. Отрывок из его поэмы «Флейта-позвоночник» (а точнее, пролог и первая часть), звучащий почти сразу после произведений Вертинского – нескольких историй любви – одновременно и продолжает заданную тему, и будто начинает её заново. Другим языком. В другом строе. С другой энергетикой. И, как следствие, по-другому прочитанное артистом. Мощно? Глубоко? С надрывом? В раскалённой атмосфере? Да! Но подобно тому, как ни один даже самый добросовестный разбор стихотворения никогда не сможет сказать больше, чем само стихотворение, так и никакие красноречивые обороты речи не способны передать впечатление от актёрской игры ярче, чем сама игра. Важно одно: парадоксально – и закономерно, что очень личное, автобиографичное для Маяковского, произведение в прочтении Максима Аверина становится биографичным и для зрителей, причём даже в том случае, если в их жизни похожей истории не было. Маяковский – единственный поэт, чьи стихи в моноспектакле не исполняются одним блоком. Они звучат в первой половине спектакля и возвращаются ближе к финалу вечера. Читаются вслед за циклами стихотворений Рождественского («Всё начинается с любви», «Письмо про дождь», «Восемьдесят восемь», «Ах, как мы привыкли шагать») и Высоцкого («Бокал», «День без единой смерти»). А также после песен «О хорошем настроении» и «Небом забытые» (сопровождающий которую прежний, внешне не изменённый видеоряд, созданный в память об ушедших артистах, всё же смотрелся иначе, поскольку показанные здесь кадры фильма «Двадцать дней без войны» теперь постоянно будут напоминать не только о Людмиле Гурченко и Юрии Никулине, но и о режиссёре Алексее Германе). А значит, можно сказать, что произведения Маяковского, наряду с монологами, придуманными артистом, тоже по-своему служат объединяющим элементом постановки. При этом они могут оказаться полностью самостоятельным эпизодом в действии – как опять же «Флейта-позвоночник». Ведь предшествующая стихотворению песня «Кукловод», в этот раз исполненная Максимом по-новому (строки, в которых говорится о куклах, артист пел с вызовом, подбоченившись, можно сказать, стоя фертом, – передавая таким образом бахвальство, пустую самонадеянность марионеток, их излишнюю самоуверенность, самолюбование и ещё множество схожих состояний, начинающихся со слова «само»; в то время как собственно кукла-партнёр оставалась несколько в стороне), достаточно далека от него по тематике и характеру. Или же могут открывать сцену, складывающуюся из разных номеров, – так, как «Скрипка и немножко нервно» становится началом для сцены, состоящей из стихотворений Пастернака («Зимняя ночь» и «Научи меня жить») в обрамлении песен «Вы говорите, не молчите» и «Вечная любовь». А могут всё же находиться в связке друг с другом – как прочитанные много позже «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру» и «Хорошее отношение к лошадям». Эти стихи всегда исполняются Максимом с невероятным артистизмом и юмором! Качествами, которые помогают артисту не только увлечь публику, но и дать почувствовать ей красоту рифм, изменчивость ритма и разнообразие проявлений выразительности – например, звукопись, что особенно проявилось в «Рассказе литейщика…» (задорно и по-настоящему щекотно прозвучали строки «…ч-чайкой поплещ-щ-щеш-ш-шься и мёртвый расх-хох-хоч-ч-чется от того плещ-щ-щущ-щ-щего щ-щ-щекотания…»). Причём сделать это естественно и свободно – так, что прочтение каждого стихотворения Маяковского, как, впрочем, и любого другого поэта, становится тоже своего рода анализом, но анализом актёрским, то есть обращённым не к знанию, а к эмоциям. К эмоциям, складывающимся в общее впечатление – от стихотворений, песен, от спектакля в целом. А главное, от игры Максима Аверина! Говоря о котором, конечно же, можно тоже бесконечно подбирать эпитеты: «Талантливо! Вдохновенно! Ярко! Сильно!» А можно, по примеру Фаины Раневской, ограничиться всего парой слов: «Он – артист».
Локоны: Свободная сцена: ИНТЕРВЬЮ С РЕЖИССЕРОМ ЯКОВОМ ЛОМКИНЫМ В ПРЕДДВЕРИИ ПРЕМЬЕРЫ «ОТЕЛЛО» Почему «Отелло»? Яков, вы не боитесь, что в этой хрестоматийной трагедии не будет никакой интриги? Ведь каждый из зрителей, кто придет смотреть ваш спектакль со школьной скамьи знает, что в финале Отелло задушит Дездемону. Я.Л. Конечно, не боюсь! Иначе мне не стоило было бы браться за столь сложный и интересный материал. Давайте обо всем по порядку. Почему Отелло? Да потому, что это великая, вечная Трагедия с большой буквы! И именно сегодня, в наше время, нам не хватает тех возвышенных шекспировских эмоций и страстей, которые позволили бы зрителю ощутить всю силу и мощь шекспировского катарсиса. А именно такого рода очищения, через слезы, сейчас дефицит… В наше холодное и прагматичное время мы естественным образом закрываемся от лавины личных, государственных, внешнеполитических проблем. На каждом шагу, из каждой сводки новостей на нас обрушиваются техногенные катастрофы, криминальные убийства и разборки, крушения самолетов и поездов. Что поделать - наш мир на пороге апокалипсиса… Поэтому, естественно для каждого человека, чтобы элементарно не сойти с ума, приходится спасаться за маской равнодушия и за личиной циничного восприятия мира. И, как следствие из всего вышеперечисленного - это то, что мы стали бояться сильных эмоций, предпочитая стебно-лицемерную ухмылку истинным переживаниям и сопереживаниям. Теперь по поводу саспенса, или интриги, которой в "Отелло" якобы нет… Когда режиссеру приходит идея поставить спектакль на основе такого рода великой классической драматургии, у него должно быть такое решение, которого до него еще не было. А интрига или саспенс всего действия, происходящего на сцене, держится в основном на режиссерской изобретательности, на по-новому убедительном прочтении хрестоматийных образов и на мастерском актерском воплощении режиссерских идей. А наш проект имеет все эти составляющие и, кроме того, он в некотором роде революционный по всем позициям. И в чем же эта революционность? Я.Л. Сейчас попробую это доказать. Во-первых, ни одна антреприза, прошу прощения за столь упрощенно-примитивное определение для нерепертуарных спектаклей, не имеющих своей постоянной площадки и своей актерской труппы, доселе не отваживалась на столь рискованный театральный проект! Ибо, сами понимаете - с коммерческой точки зрения гораздо прибыльнее "оказывать увеселительные услуги населению", нежели заставлять зрителя думать, сопереживать и не считать его глупее себя, привозя в тот или иной город, как обезьянку, "знаменитого артиста из телека" в спектакле с названием "Монологи вагины…" или "Диалоги желудка и кишечника"… Не хочу никого обижать - каждый зарабатывает как может и как хочет… Слава Богу, что наши родные и любимые продюсеры "Свободной сцены" могут себе позволить практически фестивальный проект под названием «Отелло». Так что в этом уже революция номер один. Во-вторых, мы заново перевели Шекспира! Это второй революционный пункт. Когда на стадии идеи проекта мы собрались с артистами на первую читку, у нас волосы встали дыбом от того, насколько архаичным, сложноподчиненно-сложносочинненно-поэтично-аллегоричным оказался перевод М. Лозинского… Что уж там говорить о великих переводах Б. Пастернака или других авторах, которых насчитывается более десяти! В итоге я благодарен судьбе за то, что у нас возник прекрасный творческий тандем с потрясающим переводчиком Сергеем Волынцом. Он прекрасно сократил многие длинноты, повторения и средневековые разъяснения, и в итоге у нас получилась абсолютно доступная современному зрителю, почти детективная история. Даже психологический триллер, если хотите, замешанный на шекспировских страстях эпохи Возрождения. И третья, бесспорно, самая главная революционная интрига нашего "Отелло" - это то, что все роли в этом прочтении шекспировской трагедии будут сыграны всего шестью артистами… при этом только МУЖЧИНАМИ… … Только мужчины?… Что это: желание следовать веяниям моды, перевести спектакль в разряд арт-хаусных или это просто PR-ход для привлечения внимания к проекту? Я.Л. Это ни то, ни другое, ни третье! Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно приоткрыть тайну моего режиссерского замысла и моего решения этой трагедии. Что, прямо скажем, я делать не люблю. Надеюсь, что у зрителя будет возможность понять и расшифровать, почему в нашем спектакле все роли будут играться только мужчинами. Вообще, это мне кажется правильным. Потому, что это военная, брутальная и по-современному жесткая история! Затем, что очень важно, это не трагедия Софокла, Эсхила, Рассина или Сартра. Это великая трагедия Уильяма Шекспира, а это значит, написана она была для театра Глобус, в котором все роли исполняли мужчины. Так что в некотором смысле мы возвращаемся к истокам… И, наконец, самое главное! Почему-то Отелло, благодаря еще школьному стереотипу, в нашем восприятии - обманутый герой, несчастный мавр, любящий свою Дездемону и душащий ее на пике любви… С этим я категорически не согласен. Для меня Отелло- это предатель Любви, ибо ревность- это настоящее предательство. Первым изменяет любимому человеку тот, кто допускает мысль об измене. Как уж там он попадает в этот ревностный капкан, кто в этом ему помогает и какими иезуистскими способами - это другой вопрос. По сути Отелло – предатель. А в нашей чуть более чем двухтысячелетней истории есть только один пример самого главного предательства - это предательство Иуды… Поэтому в этом треугольнике - Дездемона, Отелло, Яго - я бы хотел достичь вертикального смысла этой библейской притчи. А вы не боитесь, что в случае с тем, что главная героиня будет "мужчина", любовь Отелло и Дездемоны будет иметь гомосексуальный подтекст? Я.Л. Нет, не боюсь. И всячески стараюсь убрать этот подтекст в происходящем на сцене. Это очень сложно… И ужасно интересно! И потом, в случае, если бы Дездемону играла девушка, спектакль приобрел бы мелодраматический характер, что мне кажется не очень верным, потому что в этом случае ему было бы очень сложно взмыть в гибельные трагические выси… Дездемона в моем прочтении должна быть неким инопланетным существом, практически ангелом воплоти. А среди этих грубых, брутальных и приземленных вояк ее любовь настолько глобальна и высокодуховна, что мне вовсе не интересна ее сексуальная принадлежность. И во многом именно поэтому роль Дездемоны досталась артисту с темным цветом кожи и, по воле Божьей, с самым, что ни на есть, русским именем и фамилией - Ивану Ивановичу. А что же, сам Отелло в исполнении Максима Аверина тоже будет покрашен в черный цвет? Я.Л. Нет, этого не будет. Макс Аверин будет играть роль Отелло без грима и «морилки». И даже без мавританского кудрявенького паричка. Раз уж мы заговорили об артистах, не могу не похвастаться своим истинным сокровищем. Для каждого режиссера очень важно создать на стадии рождения спектакля неповторимую, почти семейную атмосферу, в которой каждый из членов коллектива чувствовал бы себя комфортно и раскрывался в материале на все 100 %… Я, разумеется, не хочу предвосхищать события, до результата нам еще далеко, и о нем будет судить зритель. В одном абсолютно уверен: я получаю истинное удовольствие от репетиционного процесса вместе с теми артистами, с которыми мне уже довелось работать! Это, конечно, Максим Аверин и Игорь Гудеев - мои партнеры по театру Сатирикон. Нас связывает огромное количество творческой работы и в родных сатириконовских пенатах, и вне его стен. Мы вместе уже почти 15 лет плечом к плечу в одной гримерке. Порой мне кажется, что мы чувствуем друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда или даже с полужеста… И если Макс Аверин будет взлетать в гибельные выси в заглавной роли Отелло, то Игорю Гудееву достались в нашем спектакле сразу две роли - главного управляющего островом Крит - Монтано и роль проститутки на острове Крит - Бьянки. Отдельных комплиментов заслуживает Дмитрий Жойдик, которому предстоит перевоплощение в Яго. Это назначение было огромной неожиданностью для Димы. Он абсолютно не похож на двуличного Яго из хрестоматийного прочтения "трагедии об Отелло". Более того, открою вам секрет: у Шекспира главный герой - вовсе не Отелло, а именно Яго. Именно у этого персонажа больше всего текста и именно его психологическая линия так подробно разработана величайшим драматургом всех времен и народов! А Дмитрий Жойдик обладает всеми неповторимыми качествами уникально-честной и искренней индивидуальности, чтобы сломать всевозможные стереотипы относительно этого злодея. И, быть может, ему удастся сделать столь отрицательного Яго в какой то степени положительным героем… Во всяком случае, не однозначным - это точно. Роман Полянский будет играть Кассио. Не удивлюсь, если после премьеры спектакля «Отелло» Рома проснется в новом статусе секс-символа "Свободной сцены"))) Кстати, кроме Дездемоны и Бьянки, в спектакле есть еще одна очень важная женская роль! Это жена Яго - Эмилия. Ее будет играть Дмитрий Мухамадеев. Он же будет совмещать эту роль с ролью ревнивца Родриго. Все женские образы нашим артистам нужно будет играть открытым фарсовым театральным ходом, перевоплощаясь в женщин на глазах у зрителя. И в этом нам, бесспорно, должны помочь прекрасные костюмы от Евгении Панфиловой, простая, но очень эффектная и многофункциональная сценография от Акинфа Белова, аскетичное, но при этом по-европейски лаконичное визуальное решение от художника по свету Александра Сиваева, стильный, современный пластический рисунок от ультрамодного хореографа Альберта Альбертса, и, конечно же, потрясающая музыка живого классика Фаустаса Латенаса! Все это позволит нам балансировать на грани трагедии и фарса… У нас молодая, адекватно амбициозная команда единомышленников, которой по плечу решать самые сложные творческие задачи. Надеюсь, я максимально подробно ответил на Ваши вопросы)))
Локоны: Курган и курганцы: Максим Аверин рассказал курганцам, какой бывает любовь Актер показал в Кургане свой спектакль-откровение по стихам великих поэтов Истинного искусства, того, что только и имеет право зваться высоким, очищающим, возвышающим, в гастрольной театральной афише на долю курганских зрителей выпадает не так уж много. Моноспектакль Максима Аверина «Все начинается с любви…» – редкое исключение, пропустить который значило бы обеднить палитру душевных переживаний, пройти мимо поэзии чувств. И не открыть для себя Актера с большой буквы, который, как и полагается человеку его профессии, будит душу, тормошит разум, выворачивая наизнанку свое сердце, чтобы мы наполнились его соками жизни и радости, боли и отчаяния, и вышли из зала новыми людьми – более нежными, терпеливыми, любящими. Нервная скрипка Любовь Все началось с того, что на экране пронеслось несколько кадров из фильмов, сделавших Аверина знаменитым (в том числе и непременный «Глухарь»). Сам режиссер и герой постановки, пританцовывая, появился на сцене с песней «Здравствуйте!». Спрыгнул в зал, пронесся вдоль рядов, по ручке здороваясь со зрителями, подкупил незвездной простотой. Люди потянулись – «такой свой»! Доверительный разговор о любви пошел по тропинкам пронзительных строк любимых поэтов – Александр Вертинский, Владимир Маяковский, Владимир Высоцкий, Давид Самойлов, Роберт Рождественский. От образа Пьеро к образу Арлекина, то грустный клоун, то мятущийся поэт, каждое стихотворение, песня – отдельная пьеса, драматически законченный номер. Актер умудрился в несколько строк поэта вложить палитру всех оттенков любви, сыграть на струнах души зрителя и нежный ноктюрн, и ностальгическую элегию, и искрящийся джаз, и трагическую балладу. «Но когда он играет «Концерт Сарасате», ваше сердце как птица, летит и поет». Как грубому герою утонченного Вертинского, за одно это рвущее сердце прочтение страстной поэзии, за катарсис и набегающие на глаза слезы уже можно было простить многое, если бы нужно было прощать. Метущейся и неспокойной творческой натуре Аверина несомненно созвучны признания Маяковского в любви нервной, издерганной скрипке, мощь и мужественность поэзии Высоцкого, романтизм и теплота строк Рождественского. Сколько зрительниц после спектакля потянулось к книжным полкам в надежде перечитать пережитые накануне строки, открыть новых авторов или заново познакомиться с уже известными, но так и не узнанными до конца! Максим, снижая накал душевного напряжения в зале, переключался на юмор, вспоминал нелепости, которых в актерской жизни накопилось достаточно. Школа «Сатирикона» и Константина Райкина, знаменитого учителя Аверина, чувствовалась и в танцах, и в непобедимом жизнелюбии и неиссякаемой энергии исполнителя. Галантный кавалер, певец прекрасных дам, он слетел со сцены в зал с букетом белых роз и раздарил их зрительницам, не помнящим себя от счастья. Актер, режиссер, журналист За несколько часов до спектакля состоялся наш разговор с артистом и тут же сложился портрет героя без ретуши, творца, желающего коммуницировать только на равных: ему одинаково чужды и грубая лесть, и спешка поверхностного общения без взаимного интереса. Он предельно требователен к себе и считает, что имеет право быть таким же взыскательным к окружающим. Без сомнения, жесткий, как всякий перфекционист. Теплая, солнечная и неповторимая в своем очаровании улыбка Аверина – конечно, уже брэнд, но обманываться не стоит: в приватной беседе он не каждого ей одарит. Он может быть злым, нервным, раздраженным, наверное, даже невыносимым – как многие известные, любимые всеми великие российские актеры, предельно ранимые люди с хрустальной душой, несущие в своем творчестве божественный огонь искусства и берегущие его от чужого враждебного веяния, грубого взмаха – «не задули бы!». Даже брать у него интервью для журналиста - экзамен на профессионализм. Но, забегая вперед, скажу: мы с двумя коллегами-подругами его с честью выдержали. Организаторы гастролей потом удивлялись, как это Максим, обычно уделяющий журналистам не более пяти минут, проговорил с нами почти час! – Сейчас встретил за кулисами человека сцены. Он спросил: «Первый раз у нас работаешь?» Я ответил: «Первый!». Он прищурился: «Что-то лицо знакомое». Это хорошее начало, когда принимают за своего, за местного, - рассмеялся Максим, рассказывая о первых встречах в Кургане. Разговор зашел о спектакле, и он сделал неожиданное признание: – Впереди меня, мне кажется, идет жадность. С одной стороны, «театр - как это прекрасно!», а с другой стороны, это такое же производство. И ты шурупчик, винтик в большой машинерии этого производства. Меня это положение не очень устраивает, мне хочется много, сразу всего и обязательно интересного. Я ненасытен, такая моя планида. И когда, грубо говоря, на меня возник спрос, во многих городах нашей необъятной родины мне стали предлагать творческие встречи. Но я же еще «молодой, подающий надежды», поэтому, мне кажется, что нескромно выходить на сцену в джинсах: «А давайте я расскажу вам, как снималась 57-я серия «Глухаря»!». И я решил создать форму спектакля- ревю, концерта (мне больше нравится «моноспектакль»), в котором звучит поэзия, музыка, которые на сегодняшний день определяют меня как артиста, как человека, которого вы бы назвали «свой». А если свой, то должен говорить то, чем дышишь, чем сам вдохновлен и чем можешь увлечь своего зрителя.
Томуся: ПРЕМЬЕРА! ПРЕМЬЕРА! ПРЕМЬЕРА! 9 АПРЕЛЯ НА СЦЕНЕ Центрального дома культуры железнодорожника СПЕКТАКЛЬ «Незваный гость» Искрометная комедия по пьесе Леонида Филатова «Часы с кукушкой» Режиссер: Гузэль Киреева В ролях: Лиза (Жена) – Яна Крайнова Валентин (Муж) – Сергей Громов Тихон (Гость) – Андрей Гайдулян Представьте себе: вы сидите, уткнувшись в телевизор, а жена каждый вечер пилит и пилит вас: «Скучно живем, ни театра, ни кино, ни концертов, даже в гости не ходим, да и к нам – никто...» Чем это может закончиться? Понятно чем: является однажды в дом незваный гость, и скучать сразу некогда. В семье переполох. Вспомнить бы кто таков и узнать насколько приехал... Гость же ведёт себя по-простецки, радуется встрече после долгой разлуки. Так становится весело, что уже и до развода недалеко... Смешная бытовая история оказывается на поверку глубокой философской притчей, как и все пьесы, созданные Леонидом Филатовым. Смотрите нестареющую искромётную комедию «Часы с кукушкой» в исполнении прекрасного актёрского состава! Билеты уже в продаже.
Локоны: Агриппина Стеклова в антрепризе "Старший сын":
Локоны: proГОРОД: В Сыктывкаре Максима Аверина удивили сыктывкарские верблюды А также артист признался, почему он до сих пор не женится. Сегодня, 10 марта, состоялась пресс-конференция с участием актера Максима Аверина. Сегодня в 18:00 артист выступит в Филармонии со своим моноспектаклем «Все начинается с Любви». На встрече с журналистами Максим признался, зачем ему нужны социальные сети, а также рассказал о своем творчестве. Главный герой нашумевшего сериала «Глухарь» основательно подготовился к встрече с сыктывкарской публикой и успел прочитать историю нашего города. Подобной подготовки требует артист и от журналистов. Так, он сделал замечание одному из журналистов, который своим вопросом оскорбил звезду. «Вы меня оскорбили! – улыбаясь, кинул фразу в сторону журналиста Максим. - Мерзавец!». Гостит Максим в городе уже со вчерашнего дня и успел прокатиться по носному городу, а по пути на пресс-конференцию успел увидеть верблюдов, которых он ласково называет «верблюдятина». Фотографию артист успел разместить в своем Твиттере. Много актер рассказывал о своем творчестве, о ролях, которые ему приходилось играть. Максим признался, что не ждет приглашения в съемках большого кино. Самый компрометирующий и волнующий поклонниц вопрос был оставлен на десерт. Актер признался, почему он до сих пор не женат. «Это знаете как, - начал Максим, - перед вами большой стол с разнообразной едой. Вам и это хочется попробовать, и это, и то». Но пообещал обязательно жениться.
Локоны:
Локоны: Дополнение к моему посту 366 на этой же странице Курган и курганцы: РАЗГОВОР СЕРДЦЕМ Известный актер Максим Аверин сыграл все оттенки любви в своем спектакле-откровении ... - Каждый находит свое в спектакле: кто-то открывает артиста, которого видел лишь в телеящике, кто-то — неизвестную для себя поэзию, кто-то просто подарил билет своей любимой. Я рад тому, что человек приходит в одном настроении, а уходит в другом. И когда вижу во время спектакля, как кто-то придвигается к своей половинке и обнимает ее, я просто счастлив. И, конечно, в спектакле есть юмор, который жизненно необходим любому из нас. Смех — это единственное, что нас держит на плаву. Россия — удивительная страна. Пессимист говорит: «Хуже уже не будет!», оптимист радостно кивает: «Будет, будет!». Мы как Мюнхгаузены. И чем больше я живу на этом свете, тем больше себя ассоциирую с этим персонажем. Что бы ни происходило, за косичку вытягиваешь себя, чтобы не упасть, не споткнуться, не сломаться, не разбиться на тысячу мелких кусочков и не собраться уже никогда. Вытащить себя, собрать, заново зажить и пойти вперед — это очень сложно. Сейчас у журналистов в моде вопрос: «Расскажите что-нибудь трагическое из вашей жизни, как вы страдали, когда уходил папа, например…». Я говорю: «Зачем?! В этой стране каждый второй расскажет вам такие истории». А вот если я смогу вам подарить хотя бы пять минут хорошего настроения и вы улыбнетесь, это гораздо ценнее. — В каком состоянии актеру лучше творить на сцене: когда он безоблачно счастлив или переживает внутри бурю, страдает? — Я отвечу вам словами Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора рождаются стихи!». Вдохновение — это уникальная вещь, которую нельзя рассчитать и построить, это не метеорит с неба. Все зависит от твоей энергии, которую ты отдаешь, и от того, есть ли тебе что сказать, и, конечно, от зрителей. Если тебя ждет этот зритель… Театр в моем понимании — чудо. В кино все можно сделать: выстроить как надо кадр, свет, сделать монтаж, грим. А театр — это чудо, которое рождается здесь и сейчас. Хоть весь город завесь афишами с изображением артиста, а народ на него не идет. Потому что сцена — рентген, она сразу считывает, кто и за чем пришел. Меня часто спрашивают: «Что вы больше любите — театр или кино?». Я никогда их не сравниваю, актер театра и актер кино — это абсолютно разные профессии, противоположные по энергетике. Кино — более интимное искусство, но театр — это интимность души. — Вы пробуете себя и в качестве режиссера. Насколько это для вас серьезно, планируете ли поменять профессию? — Я пока востребованный артист, и мне это очень нравится. Хотя вся жизнь уходит на то, что ты жребий, уготованный судьбой, пытаешься всячески развенчать. Мне безумно интересно открывать в себе новые грани. Я иногда ударяюсь в режиссуру только потому, что меня не устраивает, как со мной работают некоторые режиссеры. Форма моего существования — это поиск: это и режиссура, и мои уходы в журналистику, и поиск музыкальный — того жанра, который сейчас уже не существует. У нас давно не делают музыкальных комедий, хотя полно мюзиклов, но нам нужен свой, российский аналог. Россия — страна больших творческих возможностей (пусть это и плакатно звучит), мы во многом были первооткрывателями. И мне очень хочется, чтобы моя страна вернула свои позиции быть первооткрывателем. Но чтобы не «до основанья, а затем»… Был повод очнуться — плохая последняя Олимпиада. Все спохватились и стали делать огромные вложения в спорт. Ирина Роднина прекрасно сказала: «Ну что вы хотите? Закончились советские дети!». Страна тогда колоссально работала над своей будущностью в спорте, в культуре. Да, была цензура, но государство понимало, что культурный пласт надо взращивать. — Максим, вы решили переквалифицироваться в режиссеры, потому что не удовлетворяет работа некоторых режиссеров. А в журналисты пошли по той же причине? — Да, потому что не удовлетворяет работа журналистов. Очень многие думают, что интервью — это исповедь. Не говорю, что все, но очень многие решают на эту исповедь приходить, не готовясь. Я ненавижу давать интервью по телефону. Мне звонят, просят рассказать про мою трагедию, а я отвечаю: «Простите, я даже ваших глаз не вижу! А вы хотите, чтобы я сейчас вам откровенно рассказал о том, что является моей болью, моей жизнью?! Это все равно, что играть спектакль по телефону. Бред!». Мне не нравится, когда люди относятся неуважительно к своей профессии. Мне неважно, плохой человек или хороший, но если он профессионал, я это ценю. — Вы к актерам приходили и задавали вопросы с позиции актера же. А какие вопросы волнуют актеров? — В этом и кайф! Почему мне и повезло в моих пока немногочисленных журналистских работах, что я-то знаю, что интересует артиста. Когда ты раскручиваешь человека, ты понимаешь, о чем ему бы хотелось поговорить — о его будущности, о будущем его в творчестве, куда его тянет, к чему он стремится. А журналисты спрашивают: «А вот в вашем втором браке вы оставили несчастных детей…». И все заканчивается на этом. Потому что ты только взлетел, только пошел разговор, знаете, это ведь такие тонкие вещи! Чарли Чаплин сказал: «Искусство, прежде чем дать человеку крылья, обычно ломает ему ноги». И это абсолютная правда! Я был недавно в городе Лабытнанги, это рядом с Салехардом. Чудесный город, и у меня спектакль проходит замечательно, все так хорошо, люди заходят, благодарят. Иду на интервью в еще мокрой рубашке. И вот — ненавижу еще, когда мне говорят: «Ну мы что, мы — провинция!». Это надо искоренять! Откуда такая, мне кажется, жлобская стеснительность по поводу своего края?! Я не понимаю этого. Гордиться нужно своим краем. Приходит журналистка, спрашивает: «Ну, вы впервые в Лабытнанги, что вы можете сказать?». Как-то ответил, а она задает второй вопрос: «Расскажите, будет ли продолжение «Глухаря»?». Все! Ну как взлететь?! Если она профессионал, ну открой интернет, там черным по белому написано, что сериал «Глухарь» закончился. Уже три года я там не снимался. Раньше я был более деликатным, а сейчас я считаю, что нам больше говорить не о чем, и ухожу. Извините, но я люблю все-таки взаимоуважение, когда вы — мне, я — вам. Это называется «круговорот отношений в природе». «В этом фильме был я все-таки король» — Что касается музыкальных ваших проектов, вы собираетесь выступать как просто поющий актер или… — Да-да, вот, не продолжайте больше. Именно актер, а не певец, не участник всевозможных песенных шоу. Я тихо пою в душе. Я ничего не открыл нового, просто возвращаюсь к тому, что было сделано когда-то моими великими коллегами — Андреем Александровичем Мироновым, Людмилой Марковной Гурченко… Это было очень талантливо и прекрасно. На мой взгляд, артист не должен загонять себя в какие-то рамки — «умею только это» — и эксплуатировать свой навык. Артист должен быть как фортепианная доска — от этой октавы и до той. Я мог повесить творчество на гвоздик и спокойно существовать, доставая из фуражки какие-то фокусы. Но в чем был бы кошмар для меня — мне бы через 10 лет сказали: «О, все, надоел!». Нет уж, я буду вас держать в постоянном напряжении! — Ваш самый странный театральный опыт или киноопыт? — Знаете, что Мэри Пикфорд многие свои киноленты сожгла… — Хотите сказать, что тоже хотите уничтожить некоторые свои киноработы? — Я очень самокритичный человек, и я прекрасно знаю, когда получилось, а когда нет. Очень многие работы в не так широко известных (как бы мне хотелось) фильмах, на мой взгляд, получились. Считаю, что фильм, с которого надо начинать отсчет в моей кинокарьере, — это «Магнитные бури» Вадима Абдрашитова. Моя лучшая работа! Именно Абдрашитов меня научил, как работать в кино. Еще одна из удачных работ — в фильме Андрея Сергеевича Смирнова «Жила-была одна баба». Люблю работу в телефильме «Карусель». И «Глухарь» я тоже считаю своей лучшей работой. И я его не стесняюсь, это мое детище, я сделал в этой роли все от «А» до «Я». И именно из любви к этой работе я закончил там свои съемки. Потому что дальше снимать — только портить все. Считаю, делать продолжение было ошибкой. Сейчас я работаю в телефильме про подводников «Горюнов», мне очень нравится там сниматься. Но если бы все зависело от меня! Читаю сценарий и думаю: «Класс! Я хочу в этом сниматься!». А потом случается много всяких факторов, чтобы это не состоялось: не получается финансирование, которое имеет колоссальное значение в наши дни, или ты с режиссером не нашел общий язык. А я от него завишу, он для меня царь и бог, я — глина в его руках. Но если вдруг вижу, что режиссер не готов, — представляете, какой ужас! Титры же не краснеют. — А у вас бывают споры с режиссерами? — Да. Ужасные! — И кто в них побеждает? — Я! (смеется.) На самом деле это же не бокс, здесь все работают на Его Величество Кадр или на спектакль. Важно, чтобы было хорошо сделано. И мне надо, чтобы режиссер был лучшим, гением, чтобы я тянулся за ним. Он должен быть лучше меня. — Вы говорили как-то, что мечтаете о собственном театре. Это пока только мечта или вы на пути к нему? — У меня очень хорошая закваска, то, что дал мне мой художественный руководитель Константин Райкин. Колоссальный опыт, который я прохожу в «Сатириконе», дает мне возможность твердо держаться своих убеждений касательно профессионализма. Когда тебя уже распирает, что очень хочется кому-то еще передать, — это дай Бог! Я ничего не рассчитываю специально, я интуит, живу, как дает мне Господь Бог. Но я не лежу на печи, я не жду, что все дастся мне по щучьему велению. Любимая сказка русского народа, что вот какая-то рыба все за нас сделает. Я никогда не сидел сложа руки. И я придерживаюсь, по-моему, самой сложной жизненной позиции: «Дай мне, Господи, пережить то, что невозможно изменить!». Даст мне Господь силы, здоровье, — я что-то сделаю. «Моя миссия — радовать людей» — У вас на апрель намечена довольно необычная премьера «Отелло», можете рассказать о ней? — Апрель и май будут богаты на премьеры. В апреле выходит продолжение телефильма «Склифосовский». Мне кажется, второй сезон даже будет поинтереснее первого. 8 апреля состоится премьера «Отелло», где я играю главную роль. Скажу только одно: спектакль сделан в лучших шекспировских традициях. — То есть играют одни мужчины. — Да. Мне очень интересно работать с этим режиссером. Это не первая наша совместная работа с Яковом Ломкиным. — Максим, вам все-таки интереснее какое амплуа — злодея, комического персонажа, героя-любовника?.. — Да какой я герой-любовник?! Мне кажется, сейчас время многожанровости. Я не люблю разделение на плохой-хороший. Не понимаю, как играть плохого и как играть хорошего. Есть человек, который способен совершать и хорошие, и плохие поступки. А дальше все зависит от обстоятельств, в которые попадает персонаж. Как и в жизни. Мы очень неплохие люди, но есть масса событий, обстоятельств, когда мы вынуждены действовать не так, как полагается хорошему человеку, не можем что-то сделать. Всякое бывает. В последнее время, когда люди идут на разрыв отношений, я говорю: «Давайте отмотаем назад, хотя бы на три минуты, и попытаемся что-то собрать!». Все очень просто: все наши проблемы и беды — от головы. Мы просто не можем договориться вовремя. — Вам удается «отматывать» ваши отношения назад? — Иногда да. Это ежедневная работа над собой. Очень многие люди ждут от меня того, что я стану каким-то примером, и это обязывает. Если бы я дал вам «суицидное» интервью: «вот все плохо, и я ухожу», вы бы выключили камеру, диктофон и ушли. Вы ждете от меня другого: чтобы я вам дал энергию, чтобы вы сказали: «Вот, у него получилось, и у нас получится!». И моя работа над собой всегда продолжается. Я иногда встаю, не только суставами скрипя, но и жизнью своей. Вы знаете, какое количество людей раздражает этот улыбающийся артист, который говорит: «Все прекрасно!»?! Это я сейчас уже такой сильный. А представляете, какое число критических статей выходит обо мне, и представляете, как мне после этого выходить на сцену! Но я научился не обращать на это внимания. — А вы читаете эти статьи? — Ну, мне же приносят их. — «Доброжелатели»? — Конечно! А вы думаете, все так безоблачно?! Ну что такое заметка в газете «про нашего мальчика», если она хамская и оскорбляющая? Завтра ей место в мусорной корзине, а зритель, который придет на меня, важнее. Меня не укатали же еще в асфальт, я вот перед вами стою, простой русский мужик. Какого внимания достойна критика, не разбирающая, не анализирующая, а оскорбляющая? Есть несколько журналистов, чье мнение мне важно. Но есть еще и мое мнение, и мнение зрителя — моего главного критика. — Я слышала, что вы храните письма от поклонников. — Есть несколько писем. Мне очень много писем приходит, и совсем мало оскорбительных, между прочим. Было смешное письмо, в котором лежал конверт, затем еще в нем был завернут конверт и так до бесконечности. А внутри этих конвертов листочек и одна фраза: «Аверин, вы — дурак!». Я ржал невозможно. Чувство юмора помогает мне жить. Я это письмо обожаю, я его храню. А есть письма с болью. От женщины, потерявшей сына. У нее нет денег и возможностей следить за моим творчеством, но она нашла радость в моей работе. Я не говорю, что ей это возместило страшную потерю, но какой-то маленький отрезок боли возмещен моей работой. Когда совсем накрывает, она покупает билет на спектакль и приходит в театр. Много людей молятся за меня, называют меня в письмах «Максимка». Очень приятно, когда о тебе думают, любят, ждут. Может, пафосно прозвучит, но чувствую, что моя миссия на этом свете — радовать людей.
Локоны: IvDay.ru: Известный актер Максим Аверин рассказал ивановцам "Все о мужчинах" В Иванове прошел спектакль-комедия «Все о мужчинах». Несмотря на звездность актерского состава – в главных ролях играли Виктор Добронравов, Максим Аверин и Дмитрий Жойдик – билеты были раскуплены не все. Пришедшие дамы, составившие большую часть публики, надеялись насладиться актерской игрой и обществом обаятельных актеров. Их ожидания оправдались: на сцене были и откровенные сцены, и элементы стриптиз-шоу, и очень личные мужские разговоры. Спектакль своеобразный, состоит из инсценировки нескольких острейших, многим знакомых жизненных ситуаций. Здесь есть и отношения друзей, и отцов и детей, и сексуальных меньшинств. И даже появляется мигрант, который в поисках денег приходит в стрип-клуб, пробуя себя в роли «стыдливого жеребца». Все эти картинки из жизни профессионально приправлены искрометным юмором и блестящей актерской игрой – этого у Аверина, Жойдика и Добронравова не отнять. Хоть жанр спектакля и заявлен как комедия, скорее, назвать его можно фарсом. Так, один из героев соблазняет жену лучшего друга. Сын незаслуженно обвиняет в смерти матери родного отца, больного раком. Владелец ночного клуба подыскивает «жеребцов», но в итоге сам оказывается на подиуме – в ретузах. Иными словами, спектакль в равной степени и юмористичен, и философичен. И каждый из зрителей секрет мужской психологии в итоге понимает по-своему.
полная версия страницы