Форум » Архив форума » Константин Аркадьевич Райкин, ЧАСТЬ 7 » Ответить
Константин Аркадьевич Райкин, ЧАСТЬ 7
Administrator: ЧАСТЬ 1 ЧАСТЬ 2 ЧАСТЬ 3 ЧАСТЬ 4 ЧАСТЬ 5 ЧАСТЬ 6
Administrator: Отсюда. По ссылке - ВИДЕО. Константин Райкин: «Молодость приходит с годами!» Надежда Галанина 10 февраля наш город посетил знаменитый актер театра и кино, режиссер, художественный руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин. Незадолго до вечернего выступления актер пришел в студию радиостанции «Кузбасс FM», где в прямом эфире рассказал о себе и своей работе в театре. Честно говоря, когда низкорослый бритоголовый мужчина появился в дверях Дома радио, артиста Райкина в нем можно было узнать не сразу. «Здравствуйте!», - поприветствовал он встречающих, и только когда снял головной убор, в голове мелькнуло: «Надо же! Как же он похож на отца!» Вот только сам Константин Райкин совсем не любит этих сравнений, потому что он - давно сложившаяся личность и, по собственному выражению, заслуживает отдельного счета. Побывав на творческой встрече Константина Райкина в Государственной филармонии Кузбасса, утирая слезы от смеха в первой части концерта и проникаясь серьезными темами поэзии Самойлова, Мандельштама, Заболоцкого в исполнении артиста во второй части, понимаешь, насколько талантлив и многогранен человек, стоящий перед тобой на сцене. Сам по себе, без отчества и фамилии. Кстати, на чтение стихов со сцены Константина Райкина благословил отец. «Всегда читай стихи, Костя, - советовал ему Аркадий Исаакович. - Они расширяют твой диапазон как артиста и многое говорят о тебе как о человеке». После двухчасового выступления нам удалось взять интервью у Константина Райкина. Он был не очень словоохотлив, так как безмерно устал, но обаяния и искренности у актера ничуть не убавилось... - Константин Аркадьевич, накануне своего 50-летия вы сказали: «Все! Больше я на эстраду не выхожу». А тут вдруг вновь творческая встреча. Что это? Потребность поделиться со зрителем самым сокровенным? - Когда я говорил, что ухожу с эстрады, имел в виду, что ухожу от эстрадного жанра, веселого и смешного. В сегодняшней своей программе я в два раза сократил количество смешного и в два раза увеличил количество серьезного. (Более часа Константин Райкин читал для зрителей со сцены стихи Самойлова, Заболоцкого, Мандельштама, Рубцова, Пушкина. - Прим. авт.) Я действительно лет шесть не работал в этом жанре. А потом как-то стал скучать по общению со зрителем и возобновил программу в другом качестве. «Самое любимое» я начинаю с забавных миниатюр из своей жизни, а потом перехожу к серьезной поэзии. У меня даже бывают вечера в театре, когда я просто выхожу на сцену и читаю два часа подряд стихи. - Вы сегодня слышали ту самую тишину туго набитого зала, которую так любите? - Да. Временами. - Только временами? - Все время не получается, но публика здесь хорошая. - С моноспектаклем «Давай, артист!» в Новосибирском театре оперы и балета вы собрали трехтысячный зал. Сейчас гастроли по Сибири прошли с аншлагами? - В Новосибирске у меня было другое - 35 концертов в неделю, по пять концертов в день. Это был рекорд, достойный Гиннесса. Я давал поочередно концерты то в филармонии, то в Театре оперы и балета, разрываясь между двумя этими учреждениями. К концу недели меня просто носили на руках, так как ходить сам я уже не мог. - Савелий Крамаров перед смертью сказал: «Если бы у меня была возможность прожить жизнь заново, у меня была бы одна жена и много-много детей». Насколько вам близка эта мысль? - Я не задумывался о том, какие мысли посетят меня в последние минуты моей жизни. - А в передаче Владимира Познера на вопрос ведущего: «Что бы вы изменили в себе, будь такая возможность?» вы ответили: «Вычел бы себе немножечко лет». Зачем? - Просто профессия актера требует большого количества физических сил, и я уже начинаю ощущать определенные пределы своих возможностей. Мне это неприятно, это ограничивает. Профессия актера - это же «лошадиная» профессия, если, конечно, ты не только ртом разговариваешь. Язык артиста - это язык тела, чем оно более развито, тем профессионализм выше. К сожалению, с возрастом эти возможности уходят. Я хочу быть моложе лишь на чуть-чуть, мне не надо сбавлять много лет, я не хочу быть молодым. - В каком возрасте вам наиболее комфортно? - Мне комфортно в любом возрасте, просто я не хочу возвращаться к неумениям. Молодость - это неумение, период мучений от отсутствия мастерства. Я бы не хотел к этому возвращаться... - Когда-то вы сказали, что, приезжая в любой город, по лицам местных жителей можете определить, есть ли в этом городе драматический театр. Что «говорят» лица кемеровчан? - В вашем городе есть драматический театр, безусловно. Я даже приезжал сюда однажды, чтобы посмотреть спектакль в студенческом театре. - И рассказывают такую легенду, что кто-то из молодых журналистов обратился к вам: «Константин! Забыл, как вас по отчеству?» На что вы ответили: «Идите вон!» - Нет, я так не говорил. Никогда я такое не мог сказать... (После небольшой паузы.) Да это и не здесь было вовсе. (Смеется.) Эти незнания иногда и сейчас происходят. Для меня этот момент скорее приятный, нежели отталкивающий... Конечно, такое не добавляет плюсов журналисту, но то, что он меня числит отдельно от моего папы, уже хорошо. В прежние времена это было для меня особенно ценно. - Дочь Полина работает вместе с вами в «Сатириконе». Как удается делить с ней одну сцену, ведь вы когда-то воспринимали работу с отцом как «трудное счастье»? - Полина - хорошая артистка. Я давно уговаривал ее перейти в «Сатирикон», но она не соглашалась. Играла у меня три роли, а числилась в другом театре. Но потом все-таки удалось. Я понимаю дочь, потому что в свое время тоже не хотел сближаться с папой. Но я не хотел потому, что он работал в другом жанре, его театр был эстрадный, и мне, драматическому артисту, надо было сделать серьезный шаг, перейдя в эстраду. Дочери проще - она драматическая актриса, а у меня драматический театр. Ее смущало только то, что она должна примкнуть к папе. Но она мне нужна, она хорошая актриса и верный человек. Она много играет, и будет много играть. У нас простые отношения, без всяких сложностей. Сложности могли бы быть, если бы она была малоодаренной, но тогда она не была бы артисткой, я бы лично отговорил ее от этой профессии. В данном же случае я имею дело с талантливым, серьезным и умным человеком. В жизни Константин Аркадьевич носит обручальное кольцо на правой руке и еще одно кольцо на левом безымянном пальце. Во время интервью он вдруг, словно фокусник, достал их из внутреннего кармана пиджака и быстрым движением нанизал на пальцы. Я не смогла удержаться, чтобы не спросить... - Почему вы перед концертом снимаете кольца? - Это такие игрушки. Во время спектакля я никогда не оставляю на себе ничего из личных вещей, так как считаю это дурным тоном. Зритель не должен видеть на тебе никаких опознавательных знаков. Завершая интервью, Константин Райкин обмолвился о том, что человек он очень занятой: «У меня мало времени, потому что я все время в театре: что-то ставлю, что-то играю, преподаю, у меня заполнено все». И он действительно актер театра, а не кино, актер прямого воздействия на зрителя, актер живого искусства. Об этом красноречиво говорит один факт из его биографии. Представители режиссера Стивена Спилберга связались с Райкиным, чтобы предложить роль в голливудском фильме прославленного режиссера. За роль обещали несметный гонорар в 17 миллионов долларов. Но Райкин ответил отказом. Американцы не поняли. «Может быть, он не знает, кто такой Спилберг? - недоумевали они. - Или, может, он подумал, что плата за роль 17 миллионов рублей, а не долларов?». «Да нет же, просто у меня ЕЛКИ!», - пошутил Райкин. Кстати, Константин Аркадьевич остался доволен приемом, оказанным кемеровской публикой. Завершая творческую встречу, артист сделал комплимент всем присутствующим: «Вы очень хорошие зрители. Я предложил вам сложную многожанровую программу, и вы легко переключились с одного на другое, со смешного на серьезное. Это свидетельствует о том, что вы молоды душой. Я говорю так, потому что вижу в зале большое количество взрослых людей, но, вы знаете, есть внешний возраст, а есть внутренний. Никогда не забуду, как однажды Леонид Утесов сказал мне: «Старик! (А я был тогда совсем мальчишкой.) Имей в виду, молодость приходит с годами!»
Casi: click here Константин Райкин: «Не хочу быть молодым» «Самое любимое» — так назывался концерт народного артиста России Константина Райкина, который состоялся в минувшее воскресенье в Государственной филармонии Кузбасса. В программе (так было заявлено) – стихи Давида Самойлова, Осипа Мандельштама, Николая Рубцова, Николая Заболоцкого… И не только стихи. Еще до начала выступления Константин Райкин предупредил: «Буду говорить о самом любимом – о профессии, о семье, о себе… Конечно, я сам — это тоже любимое, как без этого? Но не думайте, что стихи – это будет скучно». А мы и не думали. То, что Райкин читает стихи необыкновенно – не по-актерски и не по-авторски, а совершенно особенно, знают многие. Это чтение и возвышает тебя, и омывает, и наполняет жизнь небытовым, небудничным смыслом. Однако и подробности биографии артиста, тем более артиста с ТАКОЙ родословной — это всегда любопытно. Константин Аркадьевич признается: - Я родился в славе. С самых нежных лет ощущал, что такое настоящая слава, всенародная любовь и обожание, которыми буквально был окружен мой отец. Аркадия Райкина знали все, его цитировали, ему писали мешки писем. Я застал самый пик этой любви. Меня, признаюсь, это очень напрягало. Представьте, когда в каком-нибудь самом неподходящем месте, подталкивая соседа локтем в бок, тебя спрашивают: «Мальчик-мальчик, а как твоя фамилия?» Я конфузился ужасно. Мне не нравилось владеть тем, что мне не принадлежит. И думаю, это было такое правильное самолюбие, хотя, знаю, есть детки, которые охотно облокачиваются на свои фамилии… И когда мне говорили «ты, конечно, тоже будешь артистом?», я раздражался: почему – тоже? Может, именно из этого чувства противоречия активно устраивал себя в других местах. Например, в спорте. Занялся легкой атлетикой. Она нужна была мне не для здоровья, а для рекордов. Я планировал стать рекордсменом. И действительно в 9-м классе уже стал кандидатом в мастера. Но спорт такая вещь – тут слишком много зависит от природных данных. Я бился шесть лет, чтобы прыгнуть в длину дальше всех, а пришел такой развинченный человек с нескончаемыми ногами – и через год побил мой рекорд. Это было обидно. Тогда я решил наказать спорт своим отсутствием и поступать в Ленинградский университет. Я окончил специализированную физматшколу, очень интересовался биологией, как юннат пропадал в зоопарке с утра до вечера… Короче, я уверен, что поступил бы. Но поскольку родители мои как раз в это время были на гастролях в Чехии, я позволил себе такое хулиганство: дай-ка, думаю, попробую между вступительными экзаменами сгонять еще в Москву и сдать экзамены в театральный вуз. Конечно, это было такое кокетство с судьбой. Нет, я готовился. Перед зеркалом. Читал стихи, прозу, имел у себя большой успех. Но на турах в Щукинском училище, наслушавшись, как там всех обрывают после первых же фраз, решил преподавателей обхитрить. То есть я понял, что надо самому себя перебить чем-то неожиданным, не дать экзаменаторам опомниться. И я решил: буду показывать им разных животных (С чего? Сейчас оторопь берет от собственной наглости). Но когда я, оборвав себя на полуслове, объявил «тигр!» и со свирепой мордой пополз под стол к комиссии, они начали поджимать ноги. «Ага!» – думаю, — и давай звереть лицом все более. Но не успели они как следует испугаться, я объявил: «Грин. «Алые паруса» — и без перехода начал читать что-то лирическое. В общем, когда меня не было в списках прошедших на второй тур, я дико удивился. И правильно, потому что меня, как оказалось, допустили сразу к третьему туру. Готовясь к интервью, я прошерстила интернет и выяснила, что Константин Райкин писал в детстве неплохие стихи. Его сестра Екатерина, например, до сих пор помнит такой опус: «Рассекая клювом воздух, в небе мчится воробей. Все сильнее и сильнее удивляет он людей». Но когда я напомнила его Константину Аркадьевичу, он даже не улыбнулся: «И что? Кто в детстве стихов не пишет? Нет, стихотворцем я себя никогда не мыслил». - Тогда давайте поговорим о красоте. Если верить интернету, в число любящих вас и любимых вами женщин входили просто умопомрачительные красавицы: Наталья Варлей, Марина Неелова, Ирина Роднина, Татьяна Веденеева… Как вы их добивались? - Мне не интересно об этом говорить. Мне глубоко несимпатична эта любовь некоторой части публики к извивам личной жизни артиста. Это – мещанский интерес, я не хочу ему потакать. Да, я публичный человек, но по другим же причинам, не по этим! По ролям, по работе в театре… - Значит, будем говорить о театре. В одном из своих интервью вы как-то сказали, что по дыханию зала можете понять, есть в городе драматический театр или нет. Как вам впечатление от нашей публики? Наличие театров в городе Кемерово чувствуется? - Конечно. Хорошая публика. Кстати, меня когда-то даже привозили сюда специально, на один день, чтобы показать один выдающийся спектакль… - Это был спектакль студенческого театра-студии «Встреча». Кстати, у нас в Кемерове бытует легенда, что один молодой журналист тогда, желая взять у вас интервью, растерялся и сказал: «Константин… э-э… как вас по отчеству?». А вы возмутились такой неграмотностью и сказали: «Идите вон». - Никогда! Я не мог такого сказать. Да это и не здесь произошло… Нет, на самом деле, этот момент для меня был бы скорее приятным: ценно, что меня воспринимают отдельно от моего отца. - А когда вы перестали состязаться с отцом? Когда вы поняли, что вас перестали сравнивать? - Я никогда не пытался с ним сравниваться. Другие – да, конечно. Но это вещь неизбежная. - Сейчас в вашем театре «Сатирикон» играет ваша дочь. Каково вам делить с ней сцену? - Она хорошая артистка, мне она нужна. Но мне было легче ее уломать прийти в наш театр, чем отцу – меня в свое время: у нас одна специальность. С отцом у нас были несколько разные сферы: он — артист эстрады, я – драматический. С дочерью таких сложностей нет. Сложности были бы, если бы она была малоодаренной. Но тогда, думаю, она и не стала бы артисткой: она человек самолюбивый. - Какие годы жизни вы считаете лучшими? - Видите ли, наша профессия требует от человека большого количества сил. Лошадиная, по правде говоря, профессия. Язык артиста – тело, и чем оно в лучшей форме, тем лучше артист. Так что я бы себе немножко сбавил лет. Но не много! Молодым быть не хочу. Молодость – это время неумений. Там много мучений от отсутствия мастерства. - А вы никогда не жалели, что так и не стали биологом? Может, сейчас бы уже заслужили Нобелевскую премию? - Нет. Даже если бы я поступил в университет, успешно его окончил, стал работать по специальности… Все равно все бы увенчалось тем, что и есть сейчас. Была бы просто затяжка времени, лишний виток в судьбе. - Не так давно я, случайно включив канал «Культура», попала на вашу поэтическую программу. Не могла оторваться. Идя сюда на концерт, думала: хоть бы он читал то же самое! Так и вышло. Спасибо. А вообще у вас есть другие стихотворные программы? - Нет. Я даже эту не могу назвать поэтическим спектаклем – это что-то такое, что нарастало во мне со временем. Действительно, любимое. Это – не специально подготовленный спектакль, это – спектакль моей жизни. Иногда я что-то вспоминаю и добавляю в него (он, кстати, разросся за время своей жизни раза в два). Но я не читаю стихи по заказу. Иногда на меня за это даже обижаются. Например, вдова Давида Самойлова как-то принесла мне его записные книжки. В стихах. Он вообще писал стихи сразу набело. Он письма друзьям в стихах мог писать, дневники. Там много талантливого. Много похабного. Смешного. Да это все опубликовано, можно посмотреть. Но я сказал: вот есть 16 стихотворений Давида Самойлова – я их читаю. Это – мое. Другое не буду. Она обиделась. Но что тут поделать? Я давно подозревала: когда говорят, что «люди сегодня ничего не читают» или что «поэзия в наши дни уже не может собирать тысячные аудитории», – это неправда. Люди сегодня, легко пересекающие границы виртуальности, без напряга путешествующие в пучинах интернета, довольствующиеся музыкой «в записи», картинкой «с экрана», едой из микроволновки, истосковались по чему-то настоящему, подлинному, неодноразовому. Стихи, прозвучавшие в исполнении Константина Райкина – тому свидетельство. Говорят, в его турне по Сибири он поставил рекорд: за неделю гастролей в Новосибирске выступил перед 35-тысячной аудиторией. Давал по пять концертов в день, чередуя залы Новосибирского оперного и филармонии. Не удивляюсь, что и у нас в Кемерово его поэтическая программа собрала аншлаг. Ольга ШТРАУС.
Casi: Церемония вручения Премии Станиславского в отеле "Балчуг Кемпински". На фото: актёр, руководитель театра "Сатирикон", президент Международного благотворительного фонда имени Станиславского Константин Райкин Фото: Анна Иванцова,
Casi: Фотограф Анатолий Иолис
Administrator: От зрителя Константин Райкин. Свои голосом. Челябинск. С…ная Театральная Критика Вчера вместе с Самой Прекрасной Девушкой в мире побывали на моноспектакле-концерте Константина Райкина «Своим голосом» (или «Самое любимое»). Действо это имело место быть на основной сцене Челябинского театра драмы, но в принципе идет и в «Сатириконе» (например, в конце марта будет чуть ли не четыре вечера подряд). Кроме того, есть и телеверсия большей части этого спектакля, которая была показана по т/к «Культура» в ноябре прошлого года (я, кстати, уже размещал ссылку на это дело)/ И вот Константин Аркадьевич снова приехал в Челябинск (в конце прошлого года он был здесь со своим театром – частью его молодой труппы, которая показывала еще не выпущенный на тот момент спектакль «Карасенок и поросенок» в рамках «Челябинского трубопрокатного фестиваля «Снежность»). Я не думал, что попаду на этот спектакль, ибо билеты стоят заоблачные для простого ассистента главного режиссера деньги (что-то в районе 3000 р.). Но обладательница «персонального кресла» в партере нашего театра – Таня Богданова – которая выиграла подобный приз в начале года, победив в зрительском конкурсе, не смогла пойти на этот спектакль, и передала свой абонемент Вашему Непокорному Королевичу. Если бы не это, то я бы и не пошел, ибо принципиально не пользуюсь своим служебным положением, и не хожу бесплатно на чужие спектакли, которые проходят на нашей сцене, если только организаторы явно не против этого. Так вот, мы с удовольствием заняли роскошные места Татьяны (центр второго ряда), на сцену выбежал (именно так) Константин Аркадьевич, и… Сейчас пересматриваю видео и понимаю, что большей части всего того, что делает артист Райкин на сцене, оно, разумеется, не передает. Хотя и по одному видео можно сказать, что это очень круто, да. Но (!), как только он начал читать стихи, предварительно разогревшись частью «воспоминаний о молодости и истории поступления в ВУЗ, на сцене с частотой раз в несколько минут стали проходить такие мини спектакли, которые были или смешные, или грустные, или веселые, или печальные, или «и такие, и такие», причем все это было такого высочайшего класса, что у меня захватывало дух, на глазах появлялись слезы, после – улыбка во все лицо, смех, снова слезы и так все оставшиеся полтора часа. Эффект был идеальный – по сути, я пережил невероятный стресс, эмоции были настолько сильными, что я лишь в третий или четвертый раз в жизни хотел после спектакля куда-нибудь спрятаться, забраться в самый дальний темный угол и спокойно посидеть, пережить все это, разобраться со своими чувствами, наконец, просто успокоиться. Такое уже бывало ранее, и это лучшее, что может «прийти» к тебе в театре. Ты этого всегда ждешь, надеешься на это, но никогда не бываешь к этому готов. Никак я не думал, что моноспектакль-концерт Константина Райкина окажется столь высоким по уровню театральным действом. После я начал думать, в чем здесь дело. Да, первое лежит на поверхности – он гениальный артист, то, как он читает стихи – это фантастика. Вообще хорошо читать стихи умеют очень немногие, а отлично и даже замечательно – читают единицы. Он явно среди них. Мало того, что он это делает четко и очень точно, передает весь смысл, все подтексты, всю историю, которая есть во всем, что он читает (за счет голоса, произношения, интонаций, звуковых акцентов и т.п.), так еще плюс к этому он сам, всем своим телом, в момент произношения того или иного слова олицетворяет его смысл – либо этого слова, либо того, от чьего имени идет речь, либо какое-то место, конкретный предмет, эмоцию, действие – все, все, все, и делает это красиво, уместно, эффектно… Ну, что об этом говорить. Это надо видеть. И вот как раз эту «пластическую сторону» его чтения запись практически не передает. Здесь нужно видеть артиста в полный рост. Ну, и актерское обаяние, органику – все это можно увидеть и проникнуться этим только вживую. Но это всего лишь первая и самая очевидная составляющая общего эффекта, который производит спектакль. Вторая сторона заключается в его методе. И здесь вот в чем вся фишка. Первые полчаса Константин Аркадьевич увлеченно рассказывает о своих детстве, отрочестве, юности, о том, как выбирал, куда поступить, как поступал и как так получилось, что он стал заниматься тем, чем стал заниматься. И это было на самом деле очень искренне, живо, без тени усталости от повторения истории. Но ведь он каждый раз рассказывает все это. В чем здесь дело? Как так искренне можно рассказывать одну и ту же историю о себе? Сначала я начал объяснять это какими-то частными общечеловеческими мотивами, но после, вспомнив пару-тройку совершенно иных и непонятных ноток на его лице (когда он выходил из образа, и особенно то, каков он был на поклоне ),то понял, что ответ прост – все это есть полноценный спектакль. Успех подобного моноспектакля-концерта в том, что он профессионально собран, отрепетирован, заучен, вошел в тело артиста: все движения, их последовательность, качество – все это воспроизводится артистом чуть ли не автоматически, плюс, разумеется, оставлен простор для импровизации, но, как и должно быть в нормальном спектакле, без выхода из образа и в заданных рамках. Это просто очередная роль Константина Райкина под названием «Константин Райкин», не больше, но и не меньше – как все другие десятки и сотни ролей, которые он играл, играет, и еще будет играть. Это ни в коем случае не формат обычного творческого вечера, а самый что ни на есть настоящий спектакль. Все гениально и просто. В том числе и костюм, оформление сцены – все это продумано, сделано так, чтобы производить максимальный эффект. Ближе к финалу мне (как выяснилось, далеко не одному), начало казаться, что вокруг артиста возникает какая-то аура. Причем я ни в коем случае не обожествляю кого бы то ни было и вообще не умею восторгаться кем-то конкретно. Его делом – да, но не личностью. Люди все одинаковы – у каждого есть как свои слабости, так и сильные стороны. Никто не лучше, но и не хуже других. Просто кто-то умнее, кто-то глупее, кто-то сильнее (не обязательно физически), кто-то слабее, кому-то важнее удовлетворить физические потребности, а кому-то моральные. В этом – да, мы отличаемся. Почему – я пока еще не понял. Но все это не может позволить говорить кому-то, что он вот лучше другого. Но визуально вокруг Райкина в определенный момент действительно было свечение – за счет игры театрального света, его движений и сценического костюма. Браво! Все это очень круто. Именно это я и люблю в театре – продуманное, точное, идеально выверенное действие. Точь-в-точь, как и движения рук Константина Райкина во время чтения стихов. Точнее некуда. Так и надо. Живая неконтролируемая эмоция – это не театр, не профессия, это случай. В театре все должно быть выверено, подо всем должна быть логическая основа, ничего случайного и бесконтрольного. Ранее я видел Константина Райкина на театральной сцене лишь в одном спектакле – «Король Лир». И вынужден признать, что во вчерашнем моноспектакле артист использовал свои преимущества куда более эффектно, нежели режиссер Юрий Бутусов в своей сценической редакции текста Шекспира. Да, сравнивать эти работы нелепо, но жить, стараясь не делать ничего выходящего за общепринятые и навязанные обществом рамки, гораздо более нелепо, чем это. Всем привет из Челябинска! P.S. отличные фотографии у меня получились, неправда ли? Особенно верхняя. Класс, просто класс.
selena: К.А.Райкин в спектакле "Превращение"
selena: К.А.Райкин в фильме "Тень"
Administrator:
Casi: ВЕЧЕР ПАМЯТИ АРКАДИЯ РАЙКИНА ПРОШЕЛ В ПЕТЕРБУРГЕ/ Декабрь 2012 г.
Локоны: mySLO.ru: Константин Райкин: «Деньги и слава меня не интересуют» В Ясной Поляне гостил Константин Райкин со своим выпускным курсом школы-студии МХАТ. Спектаклями своих студентов он представил особый взгляд на русскую классику. ВИДЕО Надо приглашать «Наш Пушкин. Руслан и Людмила. Jam Session», «МЫкарамазоВЫ. Диалоги» были необычны, оригинальны и эмоциональны – как и полагается молодому студенческому восприятию. Завершились мини-гастроли спектаклем самого мэтра «Самое любимое. Отец. Профессия. Стихи». В свободное от спектаклей время он нашел время и для того, чтобы ответить на вопросы «Слободы». – Константин Аркадьевич, как думаете, самому Толстому Ваши спектакли, показанные в Ясной, понравились бы? – Если была бы та искренность, с которой мы обычно их играем, то да, думаю, понравились бы. – А как вообще родилась идея этих гастролей? – Сам проект готовили почти за год. Толчком к гастролям стала наша встреча с Владимиром Ильичом Толстым в Лондоне во время Олимпиады. Там были люди из разных областей человеческой деятельности. Мы с ним несли олимпийский факел как деятели культуры. Владимир Ильич упомянул, что они только что отреставрировали клуб, и пригласил приехать со спектаклями. – Что скажете о зале дома культуры «Ясная Поляна»? – Мы им буквально очарованы. Тут все очень правильно организовано – угол наклона, сама сцена, которая хорошо соотносится со зрительным залом. Очень все уютно и хорошо. – Аналоги подобных гастролей – на родине кого-то из русских писателей – в Вашей практике уже были? – Мы ездили в Старую Руссу, к Достоевскому. В Пушкинские горы. В Спасское-Лутовиново, правда, к сожалению, без спектакля. Мы вообще приверженцы классики. – А в самой Туле провести подобные выступления не было интереса? – Дело не в нашем интересе. Это происходит в лучшем случае при равной заинтересованности обеих сторон. Но инициатива, как правило, исходит от приглашающей стороны. Приглашать надо. Кино и жизнь – Говорят, Вашим студентам-первокурсникам вы запрещаете сниматься в кино. – Это не я запрещаю. Это нормальная практика любого театрального вуза. Если с девяти утра до двадцати двух вечера идут занятия, времени на съемки просто не остается. – И исключений не бывает? – Разве что какой-то невероятный значимости сериал. Но и тогда надо просто выбирать. У нас был случай – нашу студентку-первокурсницу пригласили на главную роль в фильме «Стиляги». Сначала пришел Леня Ярмольник, он был продюсером этого фильма, за нее просить. Потом она сама. Я сказал, что все понимаю и это очень серьезно может как-то решить судьбу. Замечательный режиссер Валера Тодоровский, наверняка замечательный сценарий. Но тогда снимайся, учиться будешь позже. Я был уверен, что она выберет кино. Но она выбрала учебу. А в этой роли замечательно снялась Оксана Акиньшина. – Но ведь студенты все равно каким-то образом в кино проникают! – Обычно с формулировкой «в свободное от работы театра время». Или приходится выбирать между учебой и кино. Но дисциплинированные люди могут сниматься, продолжая работать в театре. У нас Максим Аверин, будучи задействован в «Глухаре», не пропустил ни одной репетиции. На съемках он был ночами, а утром уже приезжал в театр. Причем в абсолютной форме, не чувствовалось, что он не спал. Я даже не знал, что он где-то еще занят. – Вы ведь и сами последнее время совсем не снимаетесь. – У меня нет времени, и я не вижу смысла в этой работе. Ведь в кино очень мало что-то от тебя зависит как от артиста. Это совсем технический вид искусства. Ты можешь талантливо сниматься, но из этого ничего не выйдет, потому что тебя не так смонтировали, не так сняли и так далее. В кино идут в основном ради денег, ради славы, ради художественного результата. Первый этап: деньги и слава – это уже то, что меня не очень интересует. Есть вещи более знаковые, чем слава, на каком-то этапе жизни это начинаешь понимать. А художественные рубежи – они, конечно, в театре. Никогда в жизни не сравню интересность работы в театре с кино. – Зато кино остается как минимум надолго, в отличие от сцены. – Зачем тебе оставаться в качестве, за которое не хотелось бы отвечать? Лучше коротко, но гениально, чем навсегда, но очень средне. Кино – искусство обмана. Назовем, например, пятерку самых гениальных американских актеров – Дастин Хоффман, Аль Пачино, Роберт де Ниро, Джек Николсон, Мерил Стрип. Но их же у нас озвучивают! До какой степени унижено достоинство этой профессии, что гениальному артисту в рот нужно вставлять голос и дикцию другого артиста. Разве голос не является частью его искусства? Значит, это не так важно для кино. Это тот вид искусства, который на артиста наступает. – Трудно поверить, что, например, в «Труффальдино из Бергамо» Вы не получали удовольствия. – Не получал. Потому что в это время играл «Записки из подполья». И сравнить две эти работы я не могу. Кино использует то, что ты уже научился делать в театре. Поэтому умные люди работают здесь. Это кузница мастерства. А кино – кузница славы, денег, чего-то другого. Сын Райкина – Слава отца оказывает на Вас влияние и по сей день? – Конечно, он всегда мешала. Ведь это не твое достижение, это то, что тебя конфузит, закрепощает, и интерес к тебе лишь как к сыну великого артиста, вообще говоря, неприятен. Притом что ты очень любишь своего папу, обожаешь его творчество, он для тебя и в художественном смысле учитель. Но фамилия та же, и тебя сравнивают с ним впрямую, и это сравнение не в твою пользу. Потому что он уже мастер, а ты еще никто, ученик. Для большинства населения я по-прежнему все равно сын Райкина. Поэтому когда говорят Константин, не помню вашего отчества... это хорошо. Значит, кто-то меня числит отдельно. – Анекдот про журналистку, которая не помнила Вашего отчества, был в реальности? – Это много раз повторялось и повторяется сейчас. Марк Розовский, который запустил эту историю, дополнил, что я сказал «вон отсюда». Этого не могло быть, хотя бы потому, что это невежество и бестолковость мне в какой-то мере симпатичны, потому что человек ко мне относится отдельно. Без предыстории, без мещанского интереса через папу. – Папа во многом в свое время был эталоном вкуса. И в работе, и даже в манере одеваться. В последнем Вы с ним схожи? – Я, наоборот, всегда плохо одевался. Это потом встречающиеся на моем пути женщины привили мне вкус. Я очень любил простую некрасивую советскую одежду. Самое ужасное в детстве, когда мне из-за границы что-то привозили. Я надевал эти нарядные костюмы и выходил во двор к моим товарищам, и мне было неуютно. – Вы сказали, что в Ясной Поляне Вам все нравится. Выходит, хотели бы сюда вернуться? – Посмотрим. Завершим гастроли, а потом уже будем думать о новых планах. Из досье «Слободы» Константин Райкин, российский актер театра и кино, руководитель московского театра «Сатирикон», профессор. Лауреат многочисленных театральных премий, в том числе премии «Золотая маска». Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» III степени. Снимался в фильмах «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Труффальдино из Бергамо», «Остров погибших кораблей», «Неудача Пуаро» и др. Супруга Елена Бутенко – актриса театра «Сатирикон». Дочь — актриса Полина Райкина, окончила Высшее театральное училище имени Б. В. Щукина, актриса театра им. К. С. Станиславского, сотрудничает с театром «Сатирикон».
Administrator: Тульские известия Театр – это царство артиста В течение нескольких дней в ДК «Ясная Поляна» студенты Школы-студии МХАТ показывали свои спектакли. Юные дарования приехали сюда вместе со своими преподавателями, в том числе – руководителем курса, профессором, худруком театра «Сатирикон», народным артистом России Константином Райкиным. У них уже были аналоги таких гастролей – в Старой Руссе, где жил Достоевский, в Пушкинских Горах, в Щеглыкове – на родине Островского. – А данный проект мы с Владимиром Ильичом Толстым задумали еще год назад в Лондоне, где были олимпийскими факелоносцами, – рассказал тульским журналистам Константин Аркадьевич. – Так что организация этих гастролей похожа на то, как Ленин готовил революцию: она тоже «делалась» за границей. И поскольку на олимпиаде присутствовали отечественные деятели из различных областей, то мы с Толстым шутили, что бежим «от культуры». – Это уже третий ваш выпуск, ребята чем-то отличаются от предшественников? – С одной стороны, они социально равные, в отличие от преды-дущих студентов, здесь много приезжих, есть ребята даже не из малых городов, а из сел, да и москвичи «не очень коренные», и это всех уравнивает, не раздражает, не сталкивает. Они все невероятно работоспособны, целеустремленны, и долгое время мне казалось, что это лучший набор. Потом что-то поменялось, и мне самому интересно, как дальше будут складываться отношения: у меня сложные ощущения. Конечно, я их люблю. – Правда ли, что вы запрещаете своим студентам сниматься в кино? – Не я, а высший устав театрального учебного заведения: при ежедневном расписании занятий с 9.30 и до 22.00 на съемки просто не будет времени, ну разве только в каникулы… Конечно, бывают судьбоносные встречи, к примеру, у нас одну студентку, Аню Чиповскую с предыдущего курса, Валера Тодоровский пригласил на главную роль в свой фильм «Стиляги». И тут надо было делать выбор, что я ей и предложил. Но она предпочла институт, чем очень удивила, а в нашумевшем фильме прекрасно показала себя Оксана Акиньшина. Очень сложно работать в кино артистам, активно занятым в театральном репертуаре, но люди дисциплинированные все равно умудряются совмещать. Например, Максим Аверин, когда шла работа над «Глухарем», три года снимался по ночам. И я этого не знал: по утрам на репетициях он всегда был в прекрасной форме. – Константин Аркадьевич, а почему вы практически не снимаетесь? – Потому что наступает такое время, когда нужно выбирать, что тебе ближе… И потом, мне уже кино неинтересно, я – взрослый и знаю, как многие на некоем жизненном этапе познают, что есть вещи куда более важные, чем слава, которой оно может обеспечить. Об этом, кстати, у Льва Николаевича замечательно написано… Деньги, гонорары за съемки, тоже интересны до определенной степени, потом приходит понимание, что ты их всех не заработаешь, это у молодых еще есть жадность, что тоже нормально… А сниматься ради удачного художественного результата рискованно: от артиста в кино мало что зависит. Это же технический вид искусства, и там твои талантливые находки могут быть вырезаны, переклеены. Все художественные рубежи, которые ты можешь преодолеть, есть только в театре. Никогда в жизни я не сравню привлекательность для актера театральной работы со съемками. – Но кино остается в веках, а театр конечен… – А зачем тебе оставаться надолго в качестве, за которое ты не хотел бы отвечать? Лучше коротко, но гениально, чем навсегда и очень средне – я специально беру какие-то крайние примеры. Царство артиста – театр, именно там можно проверить, какой он, хороший или плохой: вышел на сцену – и всем зрителям сразу все ясно. А кино – это все-таки искусство обмана. Возьмите самых великих американских артистов, к примеру, Аль Пачино, Роберта де Ниро, Джека Николсона, Мерил Стрип – их же озвучивают в нашем прокате. Понимаете, до какой степени унижено достоинство этой профессии? Ну разве голос не является частью – и важнейшей! – актерского искусства?! Но здесь голос человека, его интонации, манера играть роль – откинуты, для кино это не важно, там главное – сюжет, финал. А вот в театре этого не может быть, выходишь к залу – и пробуешь, рискуешь. – Трудно поверить, что в «Труффальдино…» вы не получали удовольствия от съемок… – В это время в театре я играл «Записки из подполья», и даже сравнить эти две роли не могу: я из-за этой работы на сцене артистом стал. А в «Труффальдино из Бергамо» лишь делал то, что умел давным-давно: кино просто использует твои навыки, полученные на подмостках. Поэтому умные артисты работают в театре, это – кузница мастерства, а кино – кузница славы, денег, может быть, и чего-то другого, если повезет… – Константин Аркадьевич, а можно накануне женского праздника задать не совсем серьезный вопрос? Вы снимались в фильме «Комедия о Лисистрате», главная героиня которого была первой феминисткой в истории человечества. Как вы относитесь к подобной женской позиции? – Вообще в тот эротический фильм, снятый на заре перестройки, я как-то неудачно влетел и теперь стараюсь по возможности забывать про работу в нем… А к женщинам-феминисткам хорошо отношусь. Я к любым убеждениям людей отношусь довольно лояльно, лишь бы все это не было связано с насилием над другими, с подлостью. Были бы люди хорошие – в основных, библейских, что ли, параметрах. Ну мало ли какие бывают течения, увлечения, время диктует свои поправки, нарушающие гармонию, и феминизм, мне кажется, – некий ответ, реакция женщин на происходящее, вполне понятная. – В давно снятом телеспектакле «Малыш и Карлсон» со Спартаком Мишулиным в главной роли вы сыграли друга Бетан – эдакого стилягу «шведского производства». А по жизни были стилягой? – О Боже мой! Вы помните «меловой период» моей жизни, со времен динозавров! Даже моя жена не в курсе, что я участвовал в том спектакле: некоторые роли имеют такое малое значение для меня, для рабочей биографии, что про них и не вспоминаешь… Что касается стиля, то в нашей семье папа гениально одевался, а у меня со вкусом было не очень хорошо, так что встречающиеся на моем пути женщины постепенно научили меня этой премудрости. Главный учитель – моя окончательная жена, Елена Бутенко, хотя я до сих пор спрашиваю ее совета. А в детстве и в юности я очень любил простую и некрасивую советскую одежду, и самым ужасным было, когда родители привозили фирменные вещи из-за границы. Меня наряжали во что-то яркое, и я появлялся во дворе, не похожий на друзей-мальчишек, и это были дни позора, ужас и стыдоба! Ведь мне так нравилось ходить в нормальной, старушечьих тонов одежде… В конце пресс-конференции один из тульских журналистов задал неизменный вопрос: «Не мешает ли вам популярность вашего отца?» И ироничный, тонкий Райкин-младший ответил: – Да она мне и сейчас мешает: сижу – а она мешает... Творческая личность никогда не хочет владеть тем, что ей не принадлежит, поэтому слава отца – не твое достижение, ты к нему не имеешь никакого отношения, это то, что тебя конфузит и закрепощает. И интерес к тебе как к сыну великого артиста становится, вообще говоря, неприятен, хотя ты очень любишь своего папу, обожаешь его творчество, и он в художественном смысле является для тебя учителем. Но – фамилия та же, тебя сравнивают с ним впрямую, и от подобного не уйти, и оно не в твою пользу, потому что он – уже мастер, а ты еще ученик. Поэтому – да, мешает, но для большинства населения страны я так и останусь навсегда «сыном Райкина», даже если доживу до девяноста лет. И есть уже анекдот, будто журналистка обратилась ко мне: «Константин, не помню вашего отчества…». Если бы такое в самом деле случилось, я был бы счастлив, это значит, кто-то меня числит отдельно, хотя, с другой стороны, это чудовищно… – А тот анекдот имел под собой почву? – Это был реальный случай, причем повторявшийся потом много раз. Розовский услышал и придумал, будто я сказал в ответ: «Вон отсюда!» А меня это радует, хотя тут и невежество присутствует, и бестолковость, но она мне симпатична: пришли ко мне, без мещанского интереса к сыну великого артиста. Марина ПАНФИЛОВА Елена КУЗНЕЦОВА
Administrator: Отсюда Константин Райкин на Ретро FM: «Мы очень плохо проходим проверку свободой» Российский актёр театра и кино, руководитель московского театра "Сатирикон", профессор Константин Райкин приезжал в Барнауле с моноспектаклем "Самое любимое". Перед спектаклем известный актер побывал в студии Ретро FM 104,4. "Папа меня как артиста любил" -Это запланированные гастроли? - Лет тридцать, если не больше, я разъезжаю по стране и по зарубежью и выступаю. Я играющий тренер. Я художественный руководитель театра "Сатирикон", играющий в нем артист. Преподаю в школе МХАТ, сейчас выпускаю очередной свой курс. Еще я открываю институт при театре. Это будет высшее учебное театральное заведение. Будет называться "Театральная школа Константина Райкина". Это моя давнишняя мечта, которая сейчас осуществляется. Школа откроется уже этой весной. - Скажите, если бы ваш отец сейчас посмотрел на вас, он был бы доволен? - Да. Я неплохо знаю своего папу, честно говоря, он был нестрогий судья по отношению ко мне. У меня были судьи гораздо строже его. Он всегда для меня был образцом для подражания. Работа для него была не просто профессия, он жил театром. В этой среде он был как рыба в воде. Для меня он был примером растворенности, это даже жертвенностью нельзя назвать, он без театра просто не мог. В плане оценки он меня как артиста любил и даже больше, чем я себя. - Почему вы боялись его приглашать посмотреть на себя? Только спустя два года в "Современнике" он вас увидел на сцене. - Ситуация "все смотрят, как папа смотрит на игру сына" кажется мне пошлой. Что-то есть в этом мещанско-умилительное. Кто чей сын, кто чей родственник – какая разница? - Какое-то время назад вы приезжали в какой-то город и радовались, что не знали вашего отчества. - Да, было такое и часто бывает. В некотором смысле, к сожалению, чем дальше, тем чаще, потому что папу забывают. Он же был театральный артист, а это забывается. Легенда растворяется. Я не могу этого не признать. Такова участь любого театрального артиста. "Культура – вопрос национальной безопасности" - Ваш театр можно назвать драматическим? - Конечно. - Несмотря на огромное количество музыкальности? - Нет, у нас в основном классический репертуар. - На ваш взгляд, это нормальная инициатива, когда театры гастролируют? - Нормальная, но запоздалая. Ей быть бы на двадцать пять лет пораньше. Такие пожелания высказывать вполне нормально, а реализовать это – другой вопрос. Для реализации необходимо проявить максимум инициативы и действенности. Это необходимая вещь. Надо заниматься культурой, это вопрос национальной безопасности. Упущенные мозги и души это самая большая опасность, гораздо большая, чем подорожание или удешевление нефти, экономические кризисы и т.д. Я считаю, что самые разрушительные процессы происходят по ведомству Министерства культуры, образования и науки. Чужие "можно" и "нельзя" - Есть выражение "каждая кухарка может учиться управлять государством". Сегодня мы то и дело видим, как на театры, в том числе на барнаульские, происходит православное давление. От этого страдают театральные творения. Что вы думаете по поводу вмешательства со стороны "благостных"? - Что-то нельзя, что-то можно. Мы это уже проходили. Наше государство с трудом освобождается от рабства. Желание услышать сверху, что можно, а что нельзя. В некотором смысле это очень удобно иметь чужие "нельзя" и чужие "можно". Эта психология раба очень медленно покидает нашу жизнь, если вообще покидает. Рабы могут быть не только внизу "социального пирога", а еще и наверху. И это тоже очень страшно и вредно. Очень многие хотят вернуться в "зоопарк" и жить за решеткой, имея двухразовую баланду, вместо ответственного существования на вольных хлебах. Мы очень плохо проходим проверку свободой. Свобода – это опасное испытание. Чтобы иметь право на свободу, необходимо иметь большое количество несвободы внутри. Если хотите, это библейские "нельзя", культурные. Если у человека нет внутренних "нельзя" и ему дать внешнюю свободу, он будет ее понимать, как разрешение на грабеж, хамство, убийство и т.д. Что мы в большей степени и видим. - Вы многое повидали в жизни, многое знаете в театре. Скажите, вы согласны с заповедями театральных реформаторов " театр должен не только развлекать, он должен нести нечто"? Я неслучайно задаю этот вопрос. То, что я вижу по телевизору, меня бесит. Меня бесит то, что я вижу в театре, и я перестаю туда ходить. Мне не нравится, что со мной разговаривают, как с человеком, только что поднявшимся из лужи. Должен ли театр быть театром без развлекухи? - Российский театр имеет более высокое назначение. Это у Гоголя очень точно описано. Хотелось бы этого. Да, много барахла, но не надо отчаиваться. Хорошего должно быть немного. Надо привыкнуть, что плохого больше, чем хорошего. Вообще не обращайте внимания, умных людей меньше, чем глупых. И людей высокоодаренных меньше. Так устроен мир. Не надо опускать руки, наоборот, надо бороться. В этом диалектика жизни – борьба глупости с мудростью. "Спасение в женщине" - Немного о личном. Должен ли мужчина, творческий человек, актер что-то делать по дому? - Абсолютно ничего не умею. И не считаю себя обязанным это делать. Неумение забивать гвозди хорошо я восполняю другим. - Какое место в вашей жизни занимает женщина? - Первостепенное. Спасение в женщине. В маме, жене, дочери. - Аркадий Исаакович, уходя, понимал, что отдает свое театральное детище вам в руки. Наверное и вам приходят в голову мысли "кому оставить свое детище в руки?" - Я об этом думаю.
Administrator: Фотографии спектакля "Будущие летчики" (курс К.А. Райкина Школы-студии МХАТА) см. ЗДЕСЬ.
selena:
Casi: click here «Самое любимое» Константина Райкина В минуты интервью он чуть-чуть напоминает химика, у которого где-то там, в лаборатории, идёт опыт и колба стоит на огне. Вроде и включён, и азартен, но душа витает… Последний раз в Перми Константин Райкин был четыре года назад с моноспектаклем «Контрабас» по Патрику Зюскинду. В этот раз свою творческую встречу с пермской публикой «Самое любимое» народный артист России, режиссер и художественный руководитель театра «Сатирикон» решил посвятить 100-летию со дня рождения своего отца — гениального Аркадия Райкина. Вечер, наполненный высокой поэзией, пропущенной через сердце, рассказами о театре, анекдотами из жизни и, конечно, воспоминаниями, получился необычайно лиричным и проникновенным. — Вас в глаза и за глаза уже не первый десяток лет именуют Костя, а не Константин Аркадьевич. И вас, похоже, это не коробит… — Мне трудно точно объяснить, но мне нравится. Как общение на «ты» — ведь бывает по-разному: либо — хамство, либо — доверительность. Так и здесь: если нет хамского панибратства — приятно. Просто Костя — свидетельство моей живости и общедоступности. Я не мэтр с апломбом, а нормальный человек. Но «общедоступен» я не всем — только себе подобным. А вообще, вы и не догадываетесь, какая прелесть перед вами!.. Не согласен с «Золотой маской» — Пермь называют театральным городом. А что вы знаете о нас? — Знаю Пермский театр оперы и балета с его намоленностью и очень хорошей аурой. И знаменитую балетную школу. Гастроли вашего театра в Москве бывают регулярно. Да и «Золотую маску» так просто тоже не дают. Это все-таки самая престижная из театральных премий, а поскольку Пермь попадала в номинанты и лауреаты неоднократно, это показательно. — Вы действительно считаете, что «Золотая маска» вручается лучшим театральным силам страны? — Да что вы, боже упаси! Конечно, нет! Во-первых, никогда не надо думать, что нечто вручающееся означает что-либо серьезное. «Оскар» тоже национальная премия, и что? Да, «Маска» престижна, ее приятно получать, приятно номинироваться, потому что это означает: тебя учитывают как-то. Но я вообще часто бываю не согласен с «Золотой маской». У ее экспертов есть весьма непонятная любовь к очень элитарным спектаклям. Вот если выстроить в единый репертуар все золотомасочные спектакли, то такой театр неизбежно прогорит. Потому что театр — это вид искусства, который не просто зависит от публики (любой вид искусства от нее зависит), в театре публика является частью этого вида искусства. И это необходимое условие его существования. Вот я сегодня с утра побывал в вашей галерее — той, что на набережной, оказавшись одним из трех посетителей. Там висят картины Саврасова, Репина, Сомова и других. И они висят, даже когда там никого нет. И в темноте висят, и ночью. Они самодостаточны. А спектакля в пустом зале априори быть не может! Иначе театр как вид искусства просто исчезает. Успех — это необходимое условие. Более того, театр — это искусство настоящего времени, в нем нет будущего и прошлого. Ты должен быть понятым, востребованным и почувствованным сейчас, пока идет спектакль. Никаких приходов на кухню, озарений: а, вот это про что! И вдруг зарыдал за ужином. Фигня это! Это все очень не по-русски. Это брехтовская система: сначала думать, а потом чувствовать. А русский путь лежит через сердце в голову, а не наоборот. — В спектакле «Контрабас» вы один, практически без декораций, «держите зал» два часа. После него критика писала: «Есть ли что то, чего он еще не умеет в своей профессии» А действительно, есть? — Разве можно достичь совершенства в профессии? Каким же надо быть дураком, чтобы сказать: я все умею в своей профессии, которая называется искусством! Кто может сказать, что умеет все? «Боюсь быть скучным» — Как должны лечь карты, чтобы вы пригласили к себе в театр нового режиссера? Вам должен быть близок стиль и метод его работы? — Я смотрю его спектакли. Режиссер — это же судьбоносная фигура для театра. Артиста — и то нельзя брать с чьих-то слов, надо самому смотреть. А уж режиссер тем более должен показаться. Потому что на какое-то время от него будет зависеть судьба театра — от степени удачи и неудачи его постановки. Это вообще такой временный командир, которому ты доверяешь своих актеров. Или самого себя! Поскольку я не могу играть в том, что ставлю. И если я играю, то это кто-то другой ставит. А чтобы понять, нужен ли мне режиссер, мне надо посмотреть его спектакль, и не один, и понять, есть ли у нас совпадения. Потому что есть хорошие режиссеры, которых я никогда к себе не приглашу. И никогда не позову того, у кого сложные отношения с публикой. Наш театр находится в Марьиной роще. Это такой, я бы сказал, довольно грубый район за пределами московского Садового кольца. И когда у нас на сцене пять минут скучно, люди встают и уходят. Поэтому я не могу делать скучно! Вот, скажем, МХАТ, который находится в Камергерском переулке, может себе позволить сделать неудачный спектакль. Люди гуляют по центру города, там красиво. А почему не зайти в театр, не посмотреть плохой спектакль и при этом настроение себе сильно не испортить? А я должен отблагодарить своих зрителей за то, что они так далеко ехали. Наши грубее, но и лучше, с другой стороны. Я сам не люблю вялотекущего на сцене, а люблю, когда внятно. Поэтому чужаков я приглашаю редко… Хотя что значит редко? У меня все время кто-то что-то делает, но чтобы найти своего, нужно пуд соли съесть. Поэтому-то в последнее время я стал все делать сам, я знаю свой зал и свою публику и знаю, как надо сделать успешно. И об этом говорить никогда не стесняюсь. Для меня неуспех — страшнее смерти. Что такое по сравнению с ним «Золотая маска»?! Вот театральная критикесса (из талантливых злючек, кстати) Маша Давыдова спрашивает: «А разве вам не нравится совершать такие ошибки, о которых бы потом писали все критики и изучали столетиями?» Да никогда в жизни! Гори они синим пламенем, все критики. Мне удача гораздо дороже и желаннее. Не надо мне никаких неудач, которые потом будут изучать! Не хочу я этого. Я театральный практик, для меня неудача — страшное дело: значит, ты не понят, не востребован со своими муками и представлениями о жизни. Значит, тебя не понимают!!! — Константин Аркадьевич, вы так страстно об этом говорите, что понимаешь: такой болезненный опыт был… — Конечно! Это обязательно надо испытать! — Но как потом излечиваться от страха: а вдруг это снова повторится? — Вопрос только в интуиции. А спасение… в похожести на других. Мне смешно, когда кто-то страстно лелеет свою непохожесть. Но ведь непохожесть никуда не денется, мы и так все не похожи друг на друга. И бе-зумно похожи при этом. Но это-то и важно. Я, например, знаю: то, что нравится мне, нравится многим. И меня это очень радует. Когда я говорю «многие», то имею в виду театральных зрителей, которых изначально меньшинство. В театр ходят 8–10 процентов населения, в лучшем случае. Значит, это уже избранные. Да, бывают ошибки. Я знаю, что такое неуспех. И каждый должен знать. Чтобы раз и навсегда этого бояться. Некоторым режиссерам я просто в глаза боюсь смотреть. Как они устроены? Они не боятся быть скучными. А я страшно этого боюсь. Ужасно, панически! Это все равно, как что-то рассказывать и понимать, что тебя не слушают. По-моему, это бе-зумно унизительное состояние. А есть люди, с которыми никто не разговаривает, но они все равно продолжают говорить. И их не волнует, что их никто не слышит. Для меня это поразительное, загадочное качество. Но среди большего количества режиссеров я вижу подобное. Зрители уходят из зала. Ужасно оскорбительная ситуация! Это означает, что им глубоко наплевать. Поэтому я очень боюсь быть непонятым и неуслышанным. И неуспеха боюсь. Но чтобы этого не бояться, надо хоть раз это испытать. Это все равно, как не может быть полноценным мужчина, которому хоть раз не отказала женщина и который ни разу в жизни не получил по морде. Это тоже обязательно! А таких людей, которым ни разу не давали по морде, я вижу за километр. У них нет объемного представления жизни. Они одномерные и одноклеточные, не видят трехмерного пространства. У них жизнь плоская. Фотообои какие-то… — Каждый год вы берете в театр сразу несколько своих выпускников. Настолько все талантливые? — Они у меня обязательно проходят через Островского. Но при любом нюхе педагога получается очень большой процент ошибок. «Мастера и Маргариту» не трогать!» — Вы пробовали ставить «Мастера и Маргариту» Булгакова… — С этим романом у меня свои отношения. Я пробовал его поставить, но это другая история. И я не хочу ее рассказывать. К этому произведению не надо прикасаться вообще. Это ни у кого не проходит безнаказанно. Исключений не было. И Виктюку, поставившему «Мастера и Маргариту», тоже придется с этим столкнуться. Его спектакль я не пошел смотреть принципиально. Фильм Юрия Кары вышел на экраны сколько лет спустя и счастья никому не принёс… У Юрия Петровича Любимова тоже есть спектакль «Мастер и Маргарита». И что стало с «Таганкой»? Убежден, это — абсолютная, стопроцентная чертовщина! Где Юрий Петрович и где его театр? Разве не странным было разделение «Таганки»? А что произошло с Эфросом и с театром вообще? Это и есть последствия подобных заигрываний с чертовщиной. — Наверное, вы правы… — Что же вы так вздыхаете? Не надо драматизировать ситуацию (улыбается). Кстати, приезжайте к нам на премьеру спектакля «Синее чудовище» по комедии Карла Гоцци. Роскошный спектакль! Там Полина, моя дочь, играет Смеральдину. И хорошо, между прочим, играет. И так считаю не только я. Порода!.. «Веду диалог с отцом» — Вы строите свою семью по образу и подобию родительской? — И да, и нет. Это вещь подсознательная. Плана по воспитанию у меня не было. Дочь Полина уже взрослая, в чем-то мне очень нравится, как она воспитана. Она — Райкина, я в этом убедился. По духовной закваске, по душевному строению. Она — наше, райкинское, продолжение. А вот как это случилось, не знаю. Наверное, общение и гены. — У вас есть внутреннее ощущение связи с отцом? Вы с ним часто советуетесь? (Тихо): — Есть. Но это не значит, что у меня с ним какой-то постоянный сеанс связи. А диалог происходит постоянно. Помимо слов и даже, я думаю, неосознанно. Я к этому привык, и это присутствует во мне как данность. Думаю, что я его очень неплохо знал. Знал… собой. И это проистекало не от количества общения, не от часов, проведенных вместе, потому что папа был человеком довольно закрытым. Нельзя сказать, что физически со мной и моей сестрой Катей он проводил много времени, мы вообще его не так часто видели, но родство у нас было очень тесное. Я его через себя и собой знал. Такое у меня ощущение. Притом что мы были, конечно, очень разные, и в этом — мое спасение. Не то чтобы я его знаю. Все равно другого и даже родного человека знаешь до определенной черты. Даже для меня он во многом человек загадочный, мой отец. Но в какой-то степени я его очень ощущал. Какие-то его основные вкусы, пристрастия, мне кажется, во мне проросли. Мне даже трудно выразить это словами. Он меня очень ко многому приучил. Буквально каждый день, если посмотреть, в моей жизни воспитание папы как-то прослеживается. Я играю «Контрабас» в какой-то степени исключительно потому, что меня вообще интересует симфоническая музыка, к которой он меня с детства приучил — водил на концерты. Я сегодня был в галерее у вас просто потому, что меня папа приучил к живописи. И так далее. Это во всем проявляется. Мне передалась способность восхищаться талантом другого. И, не завидуя, тянуться, заражаться. Уже работая в одном театре, мы с ним, случалось, жарко спорили, но еще при его жизни мы решили, что театр, который им создан и носит теперь его имя, должен измениться с его уходом. Это были непростые разговоры, потому что это были разговоры о том, как мы будем жить, когда его не будет. Мы с ним обсудили, как дальше развиваться театру. И он благословил эту трансформацию нашего театра — из эстрадного в драматический. Он знал, что я по этому пути буду дальше вести дело. Я совершенно убежден: то, что у нас происходит в театре, в принципе, ему бы очень нравилось. — Он вам снится? — Нет. У меня вообще со снами какая-то странная история. И я их… не вижу. Нет, может, и вижу, но никогда не помню. Иногда специально заставляю себя проснуться, чтобы рассказать о важном сне… — А новые постановки не снятся? (Быстро): — Снятся. Но тогда я не считаю, что это был сон… «Актёрская профессия — вонючая» — Знаю, что как поклоннику Зюскинда вам близок не только «Контрабас», но и «Парфюмер». Не здесь ли лежат истоки вашей коллекции парфюмов? (Хохочет): — Нет! На самом деле все началось оттого, что наша актерская профессия… очень вонючая! Скачешь весь день по сцене, потеешь и, следовательно, потом неприятно пахнешь. А мне хотелось пахнуть хорошо и вкусно. Так я начал собирать одеколоны, как тогда говорили. Нет, ну все подряд запахи я, безусловно, не собираю. Лишь те, что мне нравятся. Что-то привожу с гастролей из других стран, что-то дарят. Сейчас в моей коллекции порядка полутора тысяч запахов. Впрочем, я и окружающий меня мир люблю воспринимать на нюх… — Вы раньше занимались спортом. И сейчас находитесь в хорошей форме. Есть фирменный секрет? — Да какой секрет! И спортом я не занимаюсь специально. Но играю шесть названий в театре. Вообще-то это много для артиста моего офицерского состава. Обычно актеры такого статуса — хотя не хочется о себе так говорить — играют 6–8 спектаклей в месяц. А я — 18–20. В редком случае 14. И все они очень подвижные. Кстати, мой приезд в Пермь был под большим вопросом из-за серьезных проблем со спиной. И сейчас все еще не очень хорошо, хожу перекошенный. Но пока справляюсь. Видимо, специально спортом мне заниматься уже не надо, и так хватает нагрузок. Да и как-то я привык всегда быть здоровым. А тут вдруг началось… (вздыхает). — Вы подрабатывали в зоопарке, чтобы получше изучить повадки и привычки животных. Эта страсть к братьям нашим меньшим не прошла? — У меня есть загородный дом, его охраняют две здоровенные собаки. Одна — среднеазиатский волкодав. Вторая — немецкая овчарка. Обе они выдрессированы как сторожевые и признают только меня. Очень злобные, но очень добрые собаки… по отношению ко мне (смеется). Кошка есть. Она живет в доме. А псам в жилье заходить нельзя. — Вы можете взять в руки ружье? — Я могу взять в руки ружье и выстрелить могу. Но не люблю охоту. Бывал я там, но мне не нравится. Мне и рыбная ловля не очень нравится, я к животным по-другому отношусь. Гуманно. — Я почему-то так и думала… газета Звезда Маргарита НЕУГОДОВА
бельчонок: Некоммерческое образовательное частное учреждение высшего профессионального образования «Высшая школа сценических искусств». Народный артист России, лауреат Государственных премий РФ, Константин Аркадьевич Райкин, начинает отбор абитуриентов на специальность АРТИСТ ДРАМАТИЧЕСКОГО ТЕАТРА и КИНО Прослушивания с 10 апреля 2013 года 8 495 689 79-93, 8 495 689 78 77 click here
Кука: "Ника 2013"
Administrator: Отсюда Два возраста Константина Райкина Автор: Татьяна Кочетыгова 17 марта в Театре музыкальной комедии выступил Константин РАЙКИН , режиссер театра «Сатирикон», актер театра и кино. Скажу сразу, что на Райкина шла в предвкушении чуда, поскольку несколько лет назад побывала на премьере спектакля «Король Лир» в Москве, в театре «Сатирикон». Короля Лира играл Константин Аркадьевич, и потрясение после спектакля было настолько сильным, что забыть это невозможно и сейчас. Его король Лир так пронзительно тогда мне дал понять, что мир такой, как он есть, и его не изменишь. И все, что тебе предначертано судьбой, нужно принимать и сносить с достоинством, не пеняя и не обижаясь ни на кого. Иногда мир страшен в своей правде, но и это нужно принять, пережить. В этот раз Райкин привез моноспектакль «Самое любимое», в начале которого дал небольшие пояснения о том, что в первой части расскажет о своем пути в актерскую профессию, а затем почитает стихи любимых авторов. Зритель влюбился в актера с первых минут, тишина стояла такая, что диктофон брал с последнего ряда без всяких помех и посторонних шумов. Талант, который передался ему от Аркадия Райкина, позволил даже какие-то внешние раздражители превратить в плюсы. Константин Аркадьевич предупредил зрителей: - На протяжении всего спектакля сверху на меня все время будет что-то падать, какая-то мишура, это не мое оформление спектакля, это остатки предыдущего, который прошел утром. А то подумаете еще, что я, как Снегурочка, себя все время чем-то посыпаю… Это еще что, однажды на меня поролоновые лягушки падали, и я не мог прерваться, поскольку весь был в авторском тексте. НЕОЧЕВИДНЫЙ ПРЫГУН Константин Райкин рассказал несколько приправленных юмором историй из юношества о том, как он самоопределялся в жизни: - Я боялся, что хочу стать артистом по инерции, и решил себя устремить в другие сферы. И устремлял. Занимался спортом, не для здоровья, а для рекордов, для чемпионства. Занимался легкой атлетикой – бегом на 100 метров и прыжками в длину. По мне не скажешь, что я прыгун в длину, я неочевидный прыгун. Занимался легкой атлетикой шесть лет, давно оставил позади женский мировой рекорд, был в сборной города в своем возрасте. Но случались неприятные моменты, приходил какой-нибудь высоченный парень с длинными конечностями, который не очень знал, что с ними делать, но через полгода уже прыгал дальше меня. После этого как-то уже не желаешь ему добра. В беге на 100 метров такая же ситуация. Глазки вытаращишь, главную скорость врубишь и бежишь. 30 метров я выигрывал у всех, у меня была просто зверская реакция. Жалко, что нет такой дистанции, если бы была, я стал бы чемпионом. Сначала бежишь, никаких зрительных помех, чистый горизонт впереди. Потом начинаются всякие гадости, какая-нибудь волосатая грудь вылезает слева или справа, потом бок, часть спины… неприятнейшее ощущение, до сих пор иногда мне это снится. Когда я понял, что не буду лучше всех бегать и прыгать, решил оставить спорт, так сказать, наказать его. Кто-нибудь спросит: «Где Райкин?» А его уже нет, вот так вам. Спорт меня многому научил – умению трудиться, идти к намеченной цели, продвигаться к ней по сантиметру каждый день. Надо сказать, что это то, что не умеет почти никто. Так можно выиграть почти у всех, главное – жить долго. Такой у меня секрет успеха. ЩУКИНСКОЕ Константин Аркадьевич мечтал стать биологом, но волей случая стал артистом: - Я учился в физико-математической школе при Ленинградском государственном университете, куда принимали только победителей олимпиад. Из этой школы прямая дорога в университет. Родители это поддерживали, мне нравилось, что все в семье артисты, а я в другую сторону, такая белая ворона. И вот оканчиваю десятый класс, родители уезжают на гастроли в Чехословакию, я начинаю поступать в университет, все, казалось бы, решено. И вдруг подумал просто для пробы поступить в Щукинское театральное училище. Узнал, что самое сложное – пройти первые три тура на актерское мастерство, дальше шли общеобразовательные экзамены. Нужно было выучить отрывок из басни или стихотворения и с выражением это прочесть. Я перед зеркалом прочел стихотворение, имел у себя колоссальный успех, просто читал и плакал, потому что красавец и внутри еще такое богатство. Приезжаю из Ленинграда в Москву, подхожу к Щукинскому училищу: в сквере толпа народу, которая излучает истерическую энергию. Кто-то рыдает, потому что не поступил, кто-то что-то читает, играет на гитаре. Все ждут своей очереди, в приемную запускают по десять человек. Потом они появляются с опрокинутыми лицами, с ними со всеми уже что-то случилось, словом, почти что потеря девственности произошла. Все говорят, что там их прерывают, не дают читать до конца. Я подумал, что и меня могут прервать, и стал придумывать, что бы такое сделать, чтобы держать комиссию все время в напряжении. Решил им показывать зверей, вкраплять их в неожиданных местах во время чтения монолога. Сейчас я вспоминаю – меня прямо оторопь берет, почему я решил, что это можно. А вот почему зверей выбрал, я могу рассказать. Я был юным натуралистом в Ленинградском зоопарке. И вот там вел серьезнейшую детскую научную деятельность – убирал из клеток за животными. Для меня все, что связано с животными, было желанным, звери чувствовали, что я убираю за ними не по обязанности, а по любви, и давали мне работу с удовольствием. Я на них действовал как слабительное. Дома я без конца этих зверей показывал, становясь на четвереньки. И вот три дня я ждал, когда дойдет мой черед, было 317 человек на место, и это не самый большой конкурс. В театральные институты наборы маленькие, курс по 20-25 человек. На четвертый день меня выкликнули, вошел, начал читать стихи. Я и сейчас много работаю руками, но тогда я был просто взбесившейся мельницей. Я не знал, что существует такое понятие, как дистанция, и для того чтобы тебя рассмотрели, нужно немного отойти, поэтому упер свой живот в лицо центральному члену комиссии, он несколько раз просил отойти, но на следующей фразе я опять приближался. И весь свой «испанский танец» я проделывал в опасной близости от лиц членов комиссии. Я за ними наблюдаю, думаю, ой, сейчас прервут, и тут сам прервался прямо посреди строчечки и объявил: «Тигр». Встал на четвереньки и пошел вдоль приемной комиссии со зверской рожей, страстно припадая к коленям слушателей и заглядывая им в глаза. Они стали поджимать ноги, я еще позверел лицом, потому что понял – мало свирепости, обогнул стол и стал возвращаться за их спиной, они меня потеряли, я зарычал, мол, я здесь. Меня не прерывали, наблюдали как за явлением природы, первый шок прошел, я встал на две ноги и объявил: «Грин, «Алые паруса». Все расслабились, подумали, хищников больше не будет, опять я их довел до полетного лирического места и потом без предупреждения – раз на четвереньки, и показал им «Жизнь дворняжки». Это была реалистическая картина жизни дворняги, в большинстве своем безнравственной и аморальной. Я подошел на четвереньках, как выяснилось позже, к председателю комиссии и избрал его ногу для столба. Все стали хохотать, меня это как-то вдохновило, и я начал читать стихи, которые не намечал, показывать пантомимы, ничего не заканчивал, у меня был какой-то клиповый вариант. Потом я сам сказал «все» и сел, дескать, даже больше не просите, не буду. Я понял, что они потрясены, это меня не удивило, я же сам был от себя в потрясении, поэтому был ошарашен, когда мою фамилию не прочли в приглашении на второй тур. Как выяснилось, меня сразу провели на третий. На второй я все же пришел, чтобы закрепить успех, на третьем меня уже ждали. Как только меня зачислили, я понял, что ни в каком университете я учиться не хочу, буду только здесь. Родители застали меня москвичом и обрадовались. Они были большими хитрецами, я думал, я решал все сам, а оказалось, что всегда поступал, как они хотели. Папа знал, что я стану актером. Когда я начал учиться и играть в спектаклях, ждал, что начнет меняться погода, а преподаватели будут целовать мне руки и ноги. К моему огорчению, ни разу никто не приполз, погода тоже не менялась. И вот я уже взрослый, но до сих пор этого жду. Могу сказать, что кое-что все-таки происходит. Я приехал к вам в Сибирь, и потеплело. ЛЮБИМЫЕ СТИХИ - Когда у меня появилось право на сольные концерты, я полтора часа смешил зрителей чистым актерством: показывал всякие зарисовки, а в конце читал стихи. В момент, когда зрители шли за мной и влюблялись, я резко менял направление и читал им Заболоцкого, Мандельштама и Пушкина. Доверяя мне, они влетали в неожиданное поле. Однажды на мой концерт попал папа и сказал – всегда читай стихи, таким образом ты даешь новое содержание своему спектаклю, показывая, что жизнь бывает не только смешной. Я это запомнил и читаю до сих пор, - предварил чтение стихов Константин Райкин. Начал с Давида Самойлова, затем читал Николая Заболоцкого, Николая Рубцова, Осипа Мандельштама, в самом конце – Александра Пушкина. Кто хоть однажды слышал, как он читает стихи, легко меня поймет. Это было не менее захватывающе, чем спектакль «Король Лир», он не читал стихи, он их играл. Это мини-спектакли. У меня мелькнула мысль, что он бы мог выпустить аудиокниги с любимыми стихами или аудиоуроки для старшеклассников. В его устах это не просто стихи, это уже рецензия на них, причем неожиданная, нестандартная, и все произведения становятся простыми и понятными слушателю. И самое главное, появляется желание все это после концерта перечесть, потому что тебе кажется, что ты разгадал, как и Райкин, понял суть вещей через поэзию этих авторов. «Смерть дирижера» Самойлова в его исполнении приобретает особый сакральный смысл, это не только история жизни музыканта, но и ожившая в словах музыка. Барабан у него барабанит, флейта звучит, хоры поют. Как это получается, понятно, наверное, только самому артисту, но благодаря новому штриху зрителю становится ясно, что дирижер – повелитель музыки, которая сделает его бессмертным. Николая Рубцова Райкин показал как мудреца с библейским взглядом на жизнь и горьковатым житейским юмором. «Разлад» Рубцова прозвучал у него как отрывок из деревенского водевиля, забавный и в то же время очень правдивый. Осипа Мандельштама он назвал ювелиром, который плетет словесные кружева. И вообще, Константин Райкин говорил о поэте как о старом знакомом, о котором все-все знает, любые подробности биографии, творчества. Например, стихотворение «Скрипач» Мандельштам написал в ссылке. Он побывал на концерте какой-то приезжей талантливой скрипачки. И вот Райкин читает это стихотворение, и ты понимаешь, в какой эйфории на концерте был поэт, для Мандельштама классическая музыка была как глоток воздуха, как путешествие в прошлое, в свою молодость, когда он был весел и беззаботен. После такого концерта начинаешь жалеть, что ты не живешь в столице. «И ПЛАКАТЬ, И СМЕЯТЬСЯ, НЕ ЗАМЕДЛИВ...» Константин Аркадьевич оценил барнаульских зрителей, пришедших на концерт: - Ваша способность так легко переключаться с одного жанра на другой - свидетельство молодости души. Есть возраст внешний, есть внутренний. Я себя считаю очень молодым человеком. Однажды Леонид Осипович Утёсов сказал мне: «Старик, молодость приходит с годами». Есть еще замечательное вступление к «Фаусту», в котором комический актер говорит: «И плакать, и смеяться, не замедлив, сумеет тот, кто юн и желторот. Кто вырос, тот угрюм и привередлив. Кому еще расти, тот все поймет». Вот последняя строчка к вам относится.
Локоны: ТЕАТРОН: КОНСТАНТИН РАЙКИН, АКТЕР, РЕЖИССЕР Около театра "Сатирикон" достраивают внушительный комплекс "Райкин Плаза", состоящий из двух корпусов, в одном из которых расположена Высшая школа сценических искусств и площадка "Открытый театр". Прослушивания на актерский факультет Школы Константина Райкина начнутся 13 апреля, в дальнейшем откроются еще три факультета: звукорежиссерский, светотехнический, менеджмента. Накануне начала набора обозреватель "Пятницы" встретилась с Константином Райкиным. - Вы открываете свою Школу сценических искусств — зачем? - Идея создать институт при "Сатириконе" — давнишняя. Если театр правильно развивается, то на каком-то этапе взросления он ощущает потребность иметь при себе школу. Это если театр находит свою дорогу. А для меня совершенно очевидно: у "Сатирикона" свой путь. И он, в частности, — в особом способе существования актера на сцене. - Что это за способ? - Это сродни гигантскому слалому. Роль — как трасса, по которой надо ехать быстро и извилисто. И пройти все ворота. Не ломая, не через кусты, не по прямой, а пройдя весь сложный рисунок человеческого поведения, причем сделать это стремительно, ярко — так, как это диктует сегодняшняя жизнь. Это некая энергетическая атака, замешанная на виртуозном владении техникой. Но виртуозное владение техникой может быть продемонстрировано и в своем вяло-текущем варианте — что тоже очень распространено в современном театре. А мне скука враждебна. - Выпускники школы пополнят труппу "Сатирикона"? - Да, школа нужна в первую очередь для этого. Ведь труппа в "Сатириконе" все время меняется, здесь происходит сознательная текучка кадров. Я не люблю, когда актер ощущает абсолютную гарантированность, обеспеченность своего существования в театре — независимо от того, сколько он играет и как он играет. У меня все до одного на контракте. Я этот контракт волен продлить или не продлевать. Я делаю ставку на молодых, сразу даю им играть большие или главные роли. "Сатирикон" — молодой театр уже много-много лет. Он может оставаться таким только при текучке кадров. Это некая протекающая река из людей, которая намывает золотой песок. В труппе из пятидесяти человек есть человек пятнадцать, которые работают много лет, и это настоящие мастера. Они тоже на контракте, но понятно, что из них складывается лицо "Сатирикона". Остальная труппа — они работают, никто друг другу не клянется в вечной верности, если у них есть перспектива — продолжают работать, если перспектива уходит, я их об этом предупреждаю. Поскольку здесь очень много работы и это работа тяжелая, они сами иногда уходят. Кого-то не устраивает такая загруженность. Или я сам могу не устраивать. Вот сейчас несколько студентов моего выпускного курса в Школе-студии МХАТ, которых я позвал в "Сатирикон", не хотят сюда идти. Хотя у них здесь потрясающие перспективы. Я полагаю, что тут есть некая аберрация рассудка, они думают, что и дальше будут так же востребованы. Я хотел бы, чтобы так было, но, к сожалению, в этом сомневаюсь. И думаю, что этот сюжет еще не окончен. - Переживаете? - Конечно. Значит, я не сумел их убедить, увлечь. Для меня это информация к размышлению. Это ведь непостижимая вещь — педагогика, это как искусство, и, если ты не дурак, ты не можешь сказать, что знаешь в этой области все. Это человековедение. Даже наш дипломный спектакль "Ромео и Джульетта", где студенты играют вместе со взрослыми артистами, оказался под угрозой из-за того, что несколько главных исполнителей не захотели идти с нами дальше. Образно говоря: "Вы выйдете за меня замуж?" — "Нет, Константин Аркадьевич". — "У вас кто-то есть?" — "Нет. Но мы вас не любим". - Что вас удивляет в молодых? - Бесстрашие. Свобода. Хорошо ли это? Не уверен, но иногда это завораживает. Вот такое: а-а-а! (широко машет рукой) — так раньше не было. Мы все-таки были более зажаты обстоятельствами, более испуганными. Понимаете, моя дочь никогда не испытывала радости от пребывания за рубежом. Потому что она родилась уже в другое время. А я счастливее ее. Я — бывший заключенный соцлагеря, поэтому я до сих пор счастлив от самого факта пребывания за границей, где бы я ни был. Я очень много езжу, но все равно часть моего взгляда — это взгляд бывшего советского заключенного. А Полина не знает этой прелести бывшего голодного от того, что ты вообще ешь. (Смеется.) Их внутренняя свобода — иногда это хорошо, иногда раздражает. Думаешь: нет, ну это легкомыслие какое-то! Как можно сжигать мосты, не зная, доплывешь ты или нет? А они — запросто! - Скоро у вас начнутся прослушивания — какие качества должен проявить абитуриент, чтобы вы его заметили? - Прежде всего дарование. Я человек опытный, отбираю по целому ряду тестов: делаю с ними этюды, разговариваю. Потому что, если человек хорошо читает стихи или басню, этого иногда бывает мало. Потом мне важно понять их характер — это имеет принципиальное значение. Помимо таланта нужен определенный склад личности. Потому что актер театра — это очень тяжелая профессия, она требует преодолений, больших волевых усилий. Это вообще очень мужественная профессия. Предполагающая очень сильный характер. И это крайне редкое сочетание — дарования и сильного характера. Театральный артист — это еще и человек общественный. Театр — это команда, умение жить общими, а не узкоэгоистическими интересами, чувство товарищества, партнерства. Это особо важная вещь — то, что не обязательно для артиста кино. Вообще кино — замечательный вид искусства, но очень мало развивающий артиста. Кино, даже хорошее, не предполагает поиска, проб, там ты успеваешь сделать только то, что ты и так уже умеешь. А где ты этому учишься? В театре. Кино — просто потребитель. - Как можно понять на вступительных экзаменах, сильный ли у человека характер? - Очень трудно. Почти невозможно. Поэтому и бывают ошибки. - Кроме актерского, в школе откроются факультеты менеджмента, звукорежиссуры и светотехнический — почему именно эти отделения? - Потому что свето- и звукотехника в силу определенных причин стали нашим коньком. Ведь наше здание — это бывший кинотеатр. Здесь принудительная акустика, живой акустики практически нет. И за 25 лет существования наш звуковой цех приобрел такой огромный опыт, что про это можно написать целое научное исследование. То же самое и в плане световой партитуры спектакля. В "Сатириконе" работали лучшие художники: Боровский, Алекси-Месхишвили, Шейнцис, Шишкин, — а сценография это ведь обязательно и световое решение. Что касается менеджмента — мы находимся в очень сложном для привлечения зрителя месте. Раньше в этом районе не было метро, и до Шереметьевской трудно было добраться вовремя. Тем не менее, во многом благодаря труду нашей дирекции, "Сатирикон" — очень раскрученная площадка. Все это может послужить учебным пособием. Думаю, что со временем здесь будет и режиссерский курс, или актеры станут учиться вместе с режиссерами. - Школа сценических искусств будет существовать бок о бок с коммерческими площадями ТЦ "Райкин Плаза" — как вам это соседство? - Нет, это отдельное здание. Школа не имеет никакого отношения к торговому центру. Да, она близко от него, но ближе к театру, через узкую дорожку от театра. Я даже думаю, что мы сделаем какой-нибудь подземный переход туда из "Сатирикона". А то, что рядом торговый комплекс — ну Щепкинское училище находится рядом с ЦУМом, и что? Просто строит одна компания. - Правда ли, что площадка "Открытый театр" предназначена для уличных спектаклей? - Совершенно верно. Здание школы будет работать не только как учебное заведение, но и как уличный театр. Есть такой вариант сцены, когда она открывается прямо на улицу, и зрителями становится гуляющая толпа. - Вы сами собираетесь делать уличный спектакль? - Хотел бы попробовать. И, кстати, я приглашаю режиссеров, я вовсе не ревнивый единоличник. Между прочим, для художественного руководителя театра это совсем не очевидная вещь, часто они очень ревнивы к чужому успеху, а я про себя не могу такого сказать. Если посмотреть, кто у нас ставит — это лучшие режиссеры страны. И может, кого-то приманит именно шанс сделать уличную постановку. Тем более что там будут очень большие технические возможности — сцена исключительно хорошо оснащена. - Этой весной вы выпускаете премьеру: "Лондон Шоу" по "Пигмалиону" Бернарда Шоу. Почему именно эта пьеса? - Есть некий набор великих пьес, самых лучших ролей всех времен и народов. Как можно было пройти мимо "Пигмалиона"? Тем более что у меня там любопытное распределение ролей. Элизу Дулитл будет играть Лиза Мартинес Карденас, темнокожая молодая актриса. А ее отца — темнокожий Григорий Сиятвинда. Хотя у меня есть и белый вариант распределения, в котором Дулитла будет играть Денис Суханов. Максиму Аверину, думаю, пора сыграть профессора Хиггинса, потому что это совершенно его роль. "Пигмалион" — это пьеса, которая в репертуаре взрослого театра в какой-то момент обязательно должна появиться. Как "Гамлет", как "Ромео и Джульетта". Театру этапы своей взрослости надо отмечать именно такими пьесами. - А современная драматургия вас интересует? - Если бы меня спросили: "Кто лучше всех на свете пишет сегодня?", я бы ответил: "Мартин Макдонах". У нас вышло уже два спектакля по Макдонаху, и осенью сыграем третий — "Однорукий из Спокана". - Сейчас такая напряженная общественная жизнь — этот воздух проникает на сцену "Сатирикона"? - Ну а как он может не проникать? Просто это не обязательно должно отражаться впрямую. Почему мы решили сделать "Ромео и Джульетту" еще раз, несмотря на то, что я уже ставил эту пьесу? А потому, что есть изменения в обществе, и "Ромео и Джульетта" становится просто главной пьесой времени. Монтекки и Капулетти — это вообще тема выживания человечества. Какой там метеорит или астероид? Да никогда в жизни мы не дождемся этого астероида, гораздо раньше поубиваем друг друга, если так дело пойдет! Столько ненависти друг к другу накоплено, что все, что написано об этом чувстве раньше, звучит сегодня все более остро. Ощущение апокалипсиса, надвигающейся катастрофы, конечно, есть. При этом очень много малодушия, много слабохарактерного во времени. Ведь что такое цинизм? Это философия слабых. Цинизм в нашей жизни, безусловно, есть, но он требует борьбы с собой, ему надо что-то противопоставить. А когда я вижу спектакли, упивающиеся полной утратой идеалов, я думаю: конечно, это слабость — говорить, что конец света уже наступил. - А может, это боль по поводу утраты идеалов? - А чего тогда детей рожают, а зачем спектакли делают, ну тогда застрелись! Прекрати заниматься творчеством. - То есть художник должен показывать выход? - Хотя бы предчувствие выхода. Читаю журнал, и там такие слова про женщину-режиссера: "Она своим фильмом ставит вопрос: а что, жизнь только в детстве такое г… или всегда?" Цитирую буквально, просто не называю фамилии. И сам автор статьи отвечает: "Всегда!" И я думаю: а зачем ты тогда пишешь, зачем работаешь в этом журнале? Ну застрелись тогда! Или ты лукавишь? И на самом деле ты нравишься себе сейчас, ты смотришь на себя в зеркало, когда это пишешь? Это такой черный нарциссизм. Это сегодня очень модно. И это называется отказ от борьбы. Ну давайте теперь копошиться в этом, как опарыши! Мне так не нравится. Хотя я же вижу весь ужас происходящего, и искушения, и коррупцию, и то, что ничего уже не стыдно. Но маятник качается и в другую сторону. Я вот выхожу на сцену и читаю стихи — а у меня успех, как у какого-нибудь эстрадного певца! Я называю стихотворение — а в зале аплодисменты: они знают. Прихожу в зал Чайковского — там ни одного свободного места. Езжу по многим городам России — везде битком. Я понимаю, что это меньшинство, но все-таки такой публики больше, чем мы думаем. Потому что люди думают: этот мат с междометиями, приправленный английским сленгом, — вот это и есть русская речь? Ну сколько можно? Мы же все устаем от этого! Зрители хотят услышать хорошую русскую речь. Они хотят про любовь что-то услышать. Не сериальное, а серьезное, глубокое, точное. Есть потребность в чистоте. А стихи, хорошая русская речь, облеченная в форму, да еще внутри себя имеющая какую-то божественную мысль, — она же структурирует человека. Я иногда читаю стихи просто один, вслух. Для меня это здоровье. У меня внутри структурируется что-то. Что-то во мне правильно перераспределяется — добро со злом.
Локоны: ВЕДОМОСТИ:
полная версия страницы