Форум » Архив форума » КОНСТАНТИН АРКАДЬЕВИЧ РАЙКИН, ЧАСТЬ 2 » Ответить
КОНСТАНТИН АРКАДЬЕВИЧ РАЙКИН, ЧАСТЬ 2
Administrator: КОНСТАНТИН АРКАДЬЕВИЧ РАЙКИН, ЧАСТЬ 1: http://suhanov.fastbb.ru/?1-1-0-00000013-000-0-0-1208419773 Продолжаю тему отрывком из заметки о вручении "Золотой маски". Отсюда. Маска Лира Вручена ведущая театральная премия России Образ покинутого своими детьми короля Лира вот уже которое столетие пробирает до глубины души не только рядовых театралов-любителей, но и маститых критиков. В прошлом году за исполнение этой роли спецпремию «Золотой маски» от жюри драматического театра и театра кукол получил Петр Семак (питерская постановка Малого драматического театра (МДТ) — Театра Европы), а в этом году судьи взяли выше — на состоявшемся 15 апреля вручении «Золотой маски-2008» приз за лучшую мужскую роль в драме уже не впервые забрал художественный руководитель «Сатирикона» Константин Райкин, сыгравший в прошлом сезоне несчастного и яростного шекспировского монарха...
Ответов - 89, стр:
1 2 3 4 5 All
Perfect: Рыбочка пишет: у него все таки БЫЛ один очень достойный и сильный соперник. Это Вы про Курышева?)))))
Рыбочка: Perfect пишет: Это Вы про Курышева?))))) что Вы...нет конечно
Perfect: а про кого же? только его в соперниках держали))
Рыбочка: Perfect пишет: а про кого же? исключительно про...Анатолия Белого
Perfect: аааааааааааааа, ну это несерьёзно.....
Рыбочка: Perfect пишет: ну это несерьёзно..... Ну, а на мой взгляд, так даже очень серьёзно Но, к сожалению, Маска такова, какова она есть...и мне было понятно, что получит её Константин Аркадьевич...но я болела и за Белого тоже
xaramis: Perfect пишет: аааааааааааааа, ну это несерьёзно..... Ты сходи уж наконец на "Человека-подушку", а то ведь не можешь пока рассуждать "серьезно-несерьезно" Administrator/Ирината: А если к Человеку-подушке добавить еще Короля Лира в режиссуре Судзуки... да приперчить слегка Белой гвардией... Вся прелесть Белого (имхо) в том, что он во всех своих ролях РАЗНЫЙ. И каждый раз - оч.хороший. Смотреть на него на сцене - истинное наслаждение. Хотя я и не являюсь его поклонницей. Впрочем, темка у нас посвящена Константину Райкину, получившему Маску оч.даже заслуженно. Искренне его поздравила. И с удовольствием делаю это еще раз.
Perfect: Да будет так!)))
Casi: Я не занаю,как перенести фотку Райкина из другой темы сюда. Потому что здесь http://censor.net.ua/go/offer/ResourceID/80217.html очень много хороших фоток его из Киева. И немножко написано про эти фотки. Administrator/Ирината: Casi, не надо ничего никуда переносить... всё нормально, всё на месте! А за ссылочку на фотки - спасибо!
Рыбочка: Casi, спасибо ОГРОМЕННОЕ!!! Фотки замечательные...я в восхищении
Casi: Рыбочка, не за что. Я стараюсь иногда помочь чем-то интересным. Может, интересно будет. http://www.tvkultura.ru/news.html?id=51298 Про интервью на Телевидении Константина Райкина в 2005 году.
Ирината: Ох ты, Боже ж мой... До чего хорош фильм, до чего ж хороши в нем все актеры, до чего ж хороша фотография юного Райкина в одной из ролей! Свой среди чужих, чужой среди своих.
Casi:
Ирината: Отсюда. Константин Райкин в майско-июньском номере "Шо" об искусстве вообще, просто и четко. Лучше не скажешь. Корреспондент: Вы верите в то, что люди, проведя несколько часов в Марьиной роще (в "Сатириконе") выйдут из театра чуть лучше? Райкин: Нет, я в это не верю. Но я верю, что сидя на спектакле, они станут лучше. А выйдут на улицу - и станут такими же хамами, как были. Не надо быть наивными: если человеку все время твердят, что деньги - это самое лучшее, что есть на свете, театр за два часа не переубедит его в том, что есть и более высокие ценности. Но если спектакль хороший, он на два часа в это поверит. И Бог запомнит, что он на эти два часа чуть-чуть потоньшал душой и был немного ближе к Богу. И Бог его чуть меньше накажет после смерти. Вот только в этом смысл, наверное. А то, что человек так разнежится, что после спектакля взятки перестанет брать и ворованные деньги отнесет в сиротский дом, я не верю. ********************************* Журнал постараюсь "отловить", ибо интервью, похоже, неплохое.
Ирината: Вроде бы ЗДЕСЬ можно скачать: Оригинальное название: Тема Год выпуска: 1993 Жанр: ТВ-шоу Выпущено: Телекомпания "Вид" В ролях: Константин Райкин, Богдан Титомир Программа Владислава Листьева с участием Константина Райкинa и Богдана Титомирa. С начала 1992 г. телекомпания "ВИD" вместо программы "Взгляд" начинает производить "Тему с Владиславом Листьевым".Листьев был создателем и ведущим следующих телепроектов: «Поле чудес», «Тема» и «Час пик». Приглашался в жюри Высшей лиги КВН. В 1995 году Листьев перешёл из телекомпании «ВИД» на канал ОРТ, где становится Первым Генеральным директором ОРТ.
Ирината: КСТАТИ: http://raykink.ru/ Сайт, посвященный К.А.Райкину.
Ирината: Здесь можно купить свежий номер журнала ШО. И прочитать в нем интервью с Константином Райкиным "Театр не лечит хамов...".
Casi: http://mxatschool.theatre.ru/people/acting/raikin/ Шкла-студия МХАТ, про Константина Райкина.
Daisy: Ирината а нигде нет этого интервью в цифре? Administrator/Ирината: ПОКА нет. Если появится - будет на сайте. Если удастся купить журнал - отсканирую и... Ну, и т.п.
Ирината: Отсюда. Константин Райкин - В театры я хожу довольно регулярно, стараюсь увидеть все новое. Из последних впечатлений, пожалуй, самое сильное - посещение нового здания театра Петра Фоменко и его спектакль "Бесприданница". Страшно рад, что Петру Наумовичу театр наконец-то построили, в старых зальчиках им давно уже тесно. А "Бесприданница" показалась мне совершенно замечательным, каким-то хрустальным и верным созданием. Труднейшим, но единственно правильным ходом решенным. Эта пьеса Островского ведь всем известна, много раз играна, создан популярный фильм. Взять ее к постановке - уже большая храбрость. Но при этом поставить ее таким элегантным способом, избежав мелодраматических надрывов, страдательных интонаций и стереотипных ожиданий, вот достижение. Фоменко легчайшим образом обошел все рифы, на его пути возникающие, и от сравнения с рязановским фильмом уклонился, сделав очень сердечный спектакль, изящный, графический и трогательный. С прекрасными актерскими работами, прежде всего с замечательной Полиной Агуреевой, играющей Ларису. Вроде бы все знают, как эту героиню играть надо, а у Фоменко она совершенно по-новому сделана, с каким-то очень светлым оттенком от начала до конца. И это поразительно при том трагизме, который возникает в финале. Что, по-моему, свидетельствует о высочайшем классе режиссуры. В этом спектакле такая театральная культура, которой теперь днем с огнем не найдешь на наших сценах. Я как-то очень давно не встречался с сердечным театром, очень скучаю и страшно счастлив, что встретился с ним. Спасибо Петру Наумовичу Фоменко за это. Фото: Николай Галкин ************************************** А это - Петр Фоменко на вечере Год без Гвоздицкого в театре Эрмитаж. "Как?! Вы знаете самого Петра Фоменко???!!!" (с)
Ирината: Отсюда. был сегодня в театре Сатирикон на спектакле КОНТРАБАС по Зюскинду. очень очень мне понравился спекталь! Райкин один 2 часа на сцене и ни секунды скукоты! он конечно талантливейший и профессиональнейший актер! смотреть и следить за ним чрезвычайно интересно! всем советую. очень интересный материал! неожиданный! не думал что из такой темы можно раскрутить целый спектакль!
Ирината: Аудиозапись на CD "Тигренок, который говорил Р-Р-Р-Р". Действующие лица и исполнители: От автора – Вениамин Смехов Тигренок – Игорь Кваша Улитка – Людмила Крылова Обезьяна – Лия Ахеджакова Крокодил – Виталий Шаповалов Попугай – Константин Райкин А ведь у нас когда-то такая пластинка была. Ох, и любимая! И дочь училась говорить это самое "р-р-р-р", выпевая песенку: Тридцать три, тридцать три, Тридцать три полоски На хвосте, на животе И даже на ушах..." Купите! Послушайте - и те, у кого есть дети, и просто... для себя. Это отличная позитивная штука!
Катюша: Здесь Тигрёнка можно послушать. http://mymir.ru/Members/data/%D0%A1%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%BA%D0%B8/files/%D0%A1%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%BA%D0%B8-%D0%BE%D1%82-%D0%90-%D0%B4%D0%BE-%D0%AF/%D0%A2%D0%98%D0%93%D0%A0%D0%95%D0%9D%D0%9E%D0%9A%20%D0%9A%D0%9E%D0%A2%D0%9E%D0%A0%D0%AB%D0%99%20%D0%93%D0%9E%D0%92%D0%9E%D0%A0%D0%98%D0%9B%20%D0%A0-%D0%A0-%D0%A0.mp3/video
xaramis: А у меня до сих пор такая пластинка лежит Правда послушать ее негде....
Perfect: О!Фанатьё с детства
Ирината: Отсюда. Отлично, Константин! В минувший понедельник он вышел на сцену ЦНТИ в безукоризненном фраке, бабочке и лакированных туфлях и сразил публику юмором хорошего градуса и нежным отношением к своим ученикам. Константин Райкин - сын великого отца Аркадия Райкина и главный режиссер великолепного театра «Сатирикон» - привез в Ульяновск театральную молодежь. А разговор с публикой начал с того, как сам стал актером. Известный факт: отец ничего не знал о поступлении сына в московское театральное Щукинское училище, протекции не составил, сыграл роль талант. Неизвестный факт: Райкин-старший устроил Райкину-маленькому тест на актерство, сказал: если ты сможешь обойти обычную клумбу в сквере, как будто это вся твоя жизнь, от рождения до первого шага, до школьной парты и дальше, значит, в тебе живет актер. Не помня себя, Константин выполнил задание отца. Ответ на свой вопрос увидел в его глазах. Вот как становятся актерами, захотел рассказать публике Константин Райкин, выводя на сцену своих учеников - в этюдах о животных (в которых когда-то прославился он сам), в скороговорках, в забавных сценках. Зал стонал от смеха и наслаждения таким молодым и энергичным театром два часа без антракта. Отношение Райкина к своим ученикам на сцене было не показным. Это оценили организаторы гастролей. Константин Аркадьевич, прибывший на выступление в Ульяновск спецрейсом авиакомпании «Волга-Днепр», отказался воспользоваться VIPзалом, предпочел находиться вместе со своими ребятами. То же случилось в кафе во время обеда, метр предложил всем заказывать любимые блюда, как он, а не есть усредненный бизнес-ланч. Работники сцены отметили безукоризненный профессионализм Райкина, который, немного поспав после ночного перелета, отправился посмотреть концертную площадку, а потом провел трехчасовую репетицию, отработав всю программу «на шестерку». Единственный прокол Райкина прозвучал в его приветствии публики, когда он сказал: «Теперь я абсолютно счастлив, потому что побывал в Ульяновске». Дежурная заготовка, в которую подставляется название любого города, тут не сработала: часть публики помнит, как Константин Аркадьевич выступал у нас, правда, это было давно и на сцене театра драмы. Этот эпизод отложился в памяти самых верных поклонников Райкина. Впрочем, может, сам он о нем уже забыл? Лилия ГРЕБЕНСКОВА.
Casi: Фильм "Много шума из ничего". Константин Райкин играет Бенедикта.
Casi: Константин Райкин
Ирината: Отсюда Контрабас» Патрика Зюскинда в театре «Сатирикон» Всем очень советую посмотреть его. Это совершенно пронзительный спектакль о любви, одиночестве, о жажде поступка и невозможности его совершить, о желании приблизиться к божественному и недостижимости этого. Спектакль трагический о страданиях «маленького» и космически одинокого человека – все-то лишь контрабасиста в государственном оркестре, не очень талантливого и совсем не успешного в жизни. Его душа жаждет прекрасной женщины и прекрасной музыки, творческого полета, а физическое тело, способности и жизненные обстоятельства абсолютно ограничивают возможности достижения этого. Это спектакль об идеальной и высокой любви. Спектакль с открытым концом: непонятно сможет ли главный герой совершить свой Поступок – обратить на себя внимание любимой женщины. Однако мне такой финал показался недостоверным. Так не бывает в жизни. Для того, чтобы совершить Поступок, обратив на себя внимание любимой женщины, в жизненной ситуации главного героя нужно быть или очень сильным человеком или сумасшедшим. А он - ни то и ни другое. Здесь более органичным и правдивым был бы трагический конец, например, смерть героя. Но этого нет. Поэтому было ощущение какой-то недосказанности и не правды. Может быть, Райкин просто его пожалел. Но спектакль, как мне кажется, от этого проиграл. К. Райкин как актер меня потряс. Я никогда не была его поклонницей. Мне казалось, что он переигрывает своей гиперпластикой и гипермимикой. Но я его не видела и не представляла в серьезных драматических ролях. Оказывается он большой трагический актер. Мне он показался равным Гоголю в своей любви к «маленькому» страдающему человеку. Я почти не видела мимику его лица, так как сидела не близко. Но, может быть, это было и хорошо. Тех приемов, которыми он лепил образ - модуляций голоса, интонаций речи, пластики тела, деталей (походка, движения головы и т.д.) было вполне достаточно и это было потрясающе. В сцене, где он ласкает свой контрабас, представляя перед собой любимую Сару, он просто велик: эротический, страстный порыв мужчины выражен абсолютно и прекрасно. Его энергетика удивительна и уникальна. Надо сказать, что весь спектакль очень удачен – и по режиссуре, и по оформлению сцены, по визуальному ряду, свету и по музыкальному сопровождению. Все точно, все к месту и все работает на главного героя, на его образ, настроение. Огромную нагрузку несет в спектакле музыка – классические фрагменты из произведений Шуберта, Бетховена, Верди, Вагнера…. – обеспечивая кульминационные моменты действия, выражение чувств главного героя. Он ведь музыкант. В спектакле много размышлений о музыке.
Ирината: Страничка Константина Райкина на сайте Театра Антона Чехова (руд.рук. Л.Трушкин). Много фотографий - Сирано де Бержерак, Там же, тогда же.
Ирината: Отсюда. Константин Райкин, актер, режиссер Фото - Валерий Разин "Чтобы выработать характер, надо быть побитым. Я считаю, что любой нормальный мужчина должен хоть раз получить по физиономии. Человек, который не получал, - ущербный, он чего-то не понимает, он неточно выстраивает отношения. И я сразу отличаю тех, кто ни разу не получал. И в любви надо узнать поражение. Тебя должны отвергнуть! Хоть раз! И у меня это было. И хорошо, что было. Когда мужчина не знает отказа, его вкус к жизни атрофируется. Мужчине обязательно должны дать по морде и не дать."
Ирината: Празднование 3-летия журнала "Эгоист". Константин Райкин и Маргарита Озерова
Ирината: Отсюда. Рай как место для "Сатирикона" Совсем недавно замечательный артист и режиссер Константин Райкин получил свою очередную "Золотую маску". На этот раз престижная театральная награда досталась ему за исполнение роли короля Лира в одноименном спектакле "Сатирикона". Теперь в коллекции Константина Аркадьевича четыре "Маски", но все же самая ценная, как считает сам Райкин, это именно нынешняя. – Вместе с режиссером Юрием Бутусовым мы взялись за "Короля Лира" неслучайно, – рассказывает лауреат. – Нам давно хотелось поставить эту вершину мировой драматургии. Ведь в "Сатириконе" с успехом шли "Гамлет", "Сирано де Бержерак", "Ромео и Джульетта", "Ричард III". А теперь наступил момент "Короля Лира". На мой взгляд, в этой пьесе сосредоточены едва ли не все главные вопросы человеческого бытия, которые не меняются со временем. С годами меняются только жаргон и мода. Это лишь "обертка". А человек продолжает задавать себе все те же вопросы, что и 400 лет назад. Люди сами по себе меняются мало или не меняются совсем. Это наполовину к счастью, наполовину к горю. Вот и наш спектакль рассказывает о том, как легко и незаметно можно убить тех, кого любишь. Он об отцах и детях, не нашедших взаимопонимания. В основе "Лира" лежит простая мысль: причина всех зол – упрямство и душевная глухота, нежелание понять другого человека. – А почему в "Сатириконе" не часто идут спектакли современных авторов? . – Когда приходится выбирать между Шекспиром и братьями Пресняковыми, я пока что выбираю Шекспира. Существует море великой драматургии. Я ничего не имею против нынешних драматургов, но порой классика выглядит гораздо актуальнее. Все зависит от того, как ее поставить. Например, Островский нравится мне больше, чем все современные авторы. Это драматург для каждого времени. Он попадает в любую эпоху, хотя действительность, естественно, меняет акценты. При этом я признаю, что пьесы Александра Николаевича зачастую ставятся как-то старомодно. Но дело ведь не в том, как его герои чай пьют и ведут самоварные разговоры. Например, в Малом театре идет обаятельный и трогательный спектакль по пьесе "Правда хорошо, а счастье лучше". Меня в этой постановке не устраивает только одно – ритмы, они из старого времени. Замечательный спектакль – если не заснешь. Очень медленно, очень сидяче... – Наверное, поэтому в "Сатириконе" вы сделали из "Доходного места" эксцентричную комедию? – Может, такое определение и страдает некоторым преувеличением, но в принципе оно верно. Неслучайно, когда идет этот спектакль, зал бывает накален как сковородка. Конечно, это еще и вопрос темперамента – актерского и постановочного. Думаю, те зрители, которые ходят в наш театр, хотят именно заразиться энергией. Вот мы ее и направляем в зал. – Вы хорошо представляете себе своего зрителя? – Я люблю театр для всех: для тех, кто понимает, и для тех, кто не понимает, тоже. Спектакль, идущий живо и мощно, способен пробить всех. Сам факт прихода в театр говорит об определенном интеллектуальном уровне. Раз пришел, значит, не безнадежен. Если пришел еще раз – значит, зацепило. Об этом, кстати, говорил и мой отец. Он иногда хотел взять в свой театр что-то совершенно в него не вписывающееся. Если ему что-то нравилось из того, что он видел, он хотел это взять в свой театр. Папа ни на миг не задумывался, что будет с этим делать. Если ему нравилась балетная постановка, он восклицал: "Ах, как было бы хорошо, если бы это шло на моей сцене!" Если отец приходил в восторг от исполнения музыкального произведения, он мечтательно говорил: "Вот если бы все это в нашем театре…" У него был хватательный рефлекс такой. Я думаю, ему было бы очень радостно, от того, что в "Сатириконе" появился серьезный репертуар. Мы шли к этому очень долго. – Вы как-то сделали признание, что всю жизнь боролись за собственное имя. Как вам живется в этом неизбежном соотношении с отцом? – Живу с такой вот двойственностью, это точно. Считаю, что я из очень хорошей семьи, и моя связь с родителями существовала с детства вполне органично. Но, вообще говоря, ситуация тяжелая для душевной внутренней экологии: ребенок, занимающийся профессией успешных, если не сказать большего, родителей. Я всегда буду сыном Райкина. Недаром наша фамилия происходит от слова "рай". И умру, что бы я ни сделал в профессиональной жизни, сыном Райкина. Для большинства населения страны я – сын. Радует это? Нет. Меня утомляет тезис, якобы открытие, что природа на детях гениев, оказывается, не отдыхает, вернее, не всегда отдыхает. Как раздражает и первичный постулат о том, что она отдыхает. Его придумали завистливые люди: дескать, ты талантливый, так уж дети твои будут ничтожны. Вообще в искусстве сравнивать нельзя. "Живущий несравним", – помните, у Мандельштама? Но есть мещанское желание сравнивать. А вообще насколько возможно преодолеть зависимость от фамилии, думаю, я преодолел. – Вы уже более тридцати лет на сцене. Чему вас научил театр? – Прежде всего тому, что он, собственно, и есть моя жизнь. Отделить одно от другого невозможно. Я живу в театре и не считаю, что рамки моего существования тем самым как-то сужены. Театр – это океан жизни. Здесь есть все. И чтобы познавать действительность, мне нет нужды погружаться в иные реалии. Пастернак говорил: чтобы познать жизнь, не обязательно ехать далеко, достаточно выглянуть за окно своей дачи. Именно так я и поступаю. – Похоже, вы не слишком общительный человек. Кто чаще всего приезжает к вам на ту же дачу? – Честно говоря, у меня нет друзей в ответственном понимании этого слова. А в обиходном значении, ну, к примеру, когда, обращаясь к собравшимся, вы говорите: "Друзья мои!" – таких людей сколько угодно. Настоящих же друзей много не бывает. Друг бывает один, ну два. Я знаю, что такое мужская дружба. Это такое очень прочное, важное и нужное соединение людей. Оно достаточно неприхотливо. Гораздо более неприхотливо, чем, например, любовь, которая капризна, ревнива, зачастую эгоистична, агрессивна и потому гораздо менее живуча. У меня когда-то был друг. Потом без всяких ссор мы перестали быть друзьями. Я не могу сказать, что с тех пор это место свободно. Оно просто заросло. Спустя много лет я вдруг обнаружил, что живу без друзей. И совершенно нормально себя чувствую. Без этого можно обойтись. Гораздо труднее совладать со своими собственными чувствами и переживаниями. – Они вам свойственны? – Еще как! У меня вообще сложные отношения с самим собой, и всегда так было. Я все-таки искусством занимаюсь. Хотя я знаю людей, которые удовлетворены собой и своим искусством. Я не испытываю желания следовать их примеру. У меня всегда возникает чувство досады, когда я вижу, что человек огромным талантом наделен, но абсолютно в себе уверен и собой доволен. Для меня такие люди в какой-то степени являются загадкой. Я не понимаю, как им это удается. Когда я мучился, страдал от неуверенности в себе, я кое-кого из своих старших товарищей спрашивал, что мне делать, как быть. Они отвечали, и я понимал, что их рецепты мне совершенно не годятся. – А режиссерам трудно с вами? Вы капризный артист? – Нет, я абсолютно послушный. Безоговорочно выполняю все режиссерские задания. Делаю то, что мне скажут. Я вообще не понимаю разговоров о том, что артист должен выстроить собственную концепцию роли, чуть ли не противопоставить ее режиссерской задаче, вступить в творческий конфликт с постановщиком… Такое понимание актерского ремесла мне представляется архаичным, глубоко несовременным. Артист – профессия исполнительская, подчиненная. И лучший актер тот, кто способен наиболее точно воплотить режиссерский замысел. В современном театре режиссер не позволяет исполнителю роли даже бровью повести без своего указания. Просто хороший артист делает это так, будто сам придумал. И в моих ролях, которые кем-то признаны успешными, все придумал режиссер. К примеру, все мои рискованные, экстравагантные, даже какие-то фривольные штучки в спектакле "Синьор Тодеро хозяин" придумал Роберт Стуруа. – Считается, что афишу "Сатирикона" вы формируете с расчетом на собственные главные роли в ключевых спектаклях… – Так поступают многие руководители театров. Другие образы я играть и не должен, это было бы неправильно. Я ведь "тяжелая артиллерия". Если я выйду в роли второго плана, спектакль скособочится, его станет куда-то кренить… Раз в полтора года я играю новую роль. За это время выходит несколько спектаклей без моего участия. И эти постановки очень востребованы. На них спрос совсем не меньше, чем на спектакли со мной. Может быть, это мое самое большое достижение в "Сатириконе": публика ходит не просто на актеров – она ходит в театр. – Вы по-прежнему уверены, что понятие "звезда" – абсолютно не театральное? – Я когда-то высказал эту мысль и считаю ее справедливой. По-моему, всех и всяческих звезд придумывают журналисты, а не люди искусства. Есть другое понятие – "артист". Оно гораздо более серьезное и глубокое. "Звезда" – это что-то гламурное, что тиражируется на обложках дорогих журналов и беспрестанно мелькает по телевизору. "Звезду" можно сделать даже из небольшой одаренности, если вкладывать деньги. Театр же строится не на знаменитостях, а на актерах. Для того чтобы стать актером, надо работать, учиться, мучиться. Звездой можно стать в одночасье, не приложив к этому никаких усилий, без всяких душевных затрат. Разумеется, в "Сатириконе" есть несколько поколений очень талантливых людей, истинных профессионалов. Все вместе мы создали настоящий рабочий театр. Режиссеры, которые у нас ставили, а это и Фоменко, и Фокин, и Стуруа, и Бутусов, – все говорят, что любят работать в нашем коллективе. Потому что здесь не качают права, не теоретизируют, не разглагольствуют. Здесь работают. И получают удовольствие именно от этого. АЛЕКСАНДРА КАЛИНИНА
Ирината: Отсюда. ...Константин Райкин безсомнения один из лучших российских актеров нашей современности, если не самый лучший, но уж очень специфичный материал... сложно сделать моноспектакль, который мог бы идти 2 часа на одном дыхании, такое на моей памяти случилось только у Лепажа, да и то не без помощи различных технических средств, а тут Райкин оказался практически "голым", кроме бутылок пива, контрабаса и ящиков на сцене не было ничего, поэтому спектакль превратился из спектакля в некую лекцию контрабасиста о искусстве, сексуальных проблемах мужчина за 50 и о месте каждого из нас в жизни, при этом темы как-то уж очень друг с другом конкурировали, а не дополняли.. так или иначе спектакль хорош, но не более того.
Ирината: Для информации. Драматическая внутритеатральная ситуация, может, и прошла бы мимо меня, если бы о ней мне не рассказала Любимая Актриса: http://info.sdart.ru/item/553 По ссылке - реакция на статью Оренова деятелей культуры (опубликовано на страницах журнала "Театр"). В частности: Безнравственность этой статьи, по-моему, заключается в самом факте её существования. Почему господин Оренов, сам будучи работником театра, сделал своё частное мнение статьёй в журнале? Знает ли он, что среди всех порядочных людей искусства и театра, в частности, существует правило: в средствах массовой информации о коллегах либо хорошо, либо ничего? Если тебя так возмущает творчество товарища по цеху, подойди и скажи ему об этом. Ну, напиши ему письмо, если он далеко. Но не надо делать это через газету, журнал или телевидение. Критики не в счёт. Это их профессия. Их хлеб. Есть неписанные, но совестью ощущаемые высокие законы цеховой солидарности. Да, время от времени они нарушались и нарушаются. В советские и особенно сталинские времена некоторые деятели искусства писали друг про друга разоблачительные пасквильные статьи и публично выступали с критикой и обличением коллег. Несмотря на то, что тогда от этого могла зависеть карьера и даже жизнь самого обличителя, подобные поступки всегда вызывали у порядочных людей гадливое ощущение предательства, стыда и позора. Эти же чувства испытываешь по отношению к этой статье. Люди театра - очень маленькое избранное племя. Но поскольку господин Оренов данной статьёй-поступком ставит себя как бы вне этических норм театра, он тем самым и нам даёт моральное право высказываться в его адрес резко и публично. Константин Райкин Кстати, обращаю внимание, вне контекста ситуации, на фразу Райкина: Люди театра - очень маленькое избранное племя.
Casi: http://kulsi.ru/Pages?pid=2&id=231 Константин Райкин: «Искусство ничего не должно!» Творческая встреча с художественным руководителем театра «Сатирикон» Константином Райкиным длилась почти два часа. После вопросов о театре в общем журналисты вновь возвратились к «информационному поводу» встречи – спектаклю «Ричард III», показанному накануне в театре «Глобус». - Зачем был нужен новый перевод? - Время от времени вообще хорошо Шекспира переводить заново. И каждое время так и будет поступать, поскольку это самая великая драматургия, поэтому она отражает любое время, и любое время может найти в Шекспире отражения своих проблем. Поэтому любое время будет его по-своему трактовать и переводить. В данном случае это перевод 1999 года. Там ещё кое-чего. действительно, редко бывает, когда один перевод целиком везде хорош. Это один такой петербургский переводчик, Который перевёл это таким жёстким языком. Мне кажется, это правильно. Каждое время будет давать свои переводы, и это тоже правильно. Вообще мне кажется, что так называемые отрицательные роли – это относительно. Конечно, есть злодеи. Скажем, Ричард. Он убийца, сознательно существующий вне морали человек. Он же человек, того же вида животное, что и мы все, он рождён в человеческом обществе. Почему он так идёт? Это всё интересно исследовать. Ведь это всё в нас есть. Почему мы так любим читать криминальную хронику? Потому что мы удовлетворяем наш садистический, преступный, бандитский, кровожадный, аморальный интерес, которому мы на даём выхода в реальной жизни, но с помощью своей фантазии, читая эту хронику и подробности кровавых преступлений, мы себя ставим на это место, это немножко проживаем и получаем от этого некоторое удовольствие. Противно, страшно, мерзко, ужасно, но привлекательно. Чем привлекательно? Тем, что в каждом из нас это есть. Есть преступник, садист, сексуальный насильник, все гадости и низости человеческих проявлений живут в нас. Тот, кто скажет мне, что у него этого нет совсем, либо себя не знает, либо он мне неинтересен. Потому что мне неинтересна стерильная натура, каковой вообще не бывает практически. Мне интересна та борьба, которая идёт внутри. И хороший человек не может быть полностью хорошим. Он хороший не потому, что в нём нет плохого, а потому, что он это плохое преодолевает, и хорошее в нём как-то побеждает. А у него есть эти потайные полки, на которых лежат все мерзости, обязательно есть. Мы же отличаемся друг от друга только расположением полок. У кого-то полка злости близко, у кого-то глубоко, нужно долго лезть. А у злого тоже доброта есть. Кстати о ранимости. Ричард очень ранимый человек, очень! От ранимости-то всё произошло. Потому что он, самый умный, самый талантливый, самый одарённый, самый энергетичный, а на последнем месте. А как у него детство проходило? Как кто-то из критиков написал: «Его, видите ли, мама не любила, поэтому он стал преступным, ха-ха-ха». Ну и дурак, что он так написал, потому что это очень серьёзная и на самом деле единственная, может быть, мотивировка, которая всё решает, космической важности мотивировка, которой достаточно, чтоб либо Ричардом III стал, либо критиком. Это на самом деле очень сильная причина, очень сильная. А что такое, когда ребёнок ощущает себя, так сказать, ущербно, а ему недодаётся, а его стыдятся, и он это чувствует? А он самый умный, а он самый хваткий, самый наблюдательный, самый энергичный, самый сильный. Но при этом этот красивый, этот красивый, этим мама гордится, этим гордится, а его… А девочки не любят! А это как много! Мама не любила и девочки не любили – всё. Уже достаточно. А ещё при ощущении, что я лучший, я быстрее соображаю на самом деле, у меня гораздо больше вариантов в голове и всякое такое… Поэтому – желание стать королём, чтобы с помощью насильственной власти заставить всех встать на свои справедливые места по отношению ко мне. Это интересно очень исследовать. Мы все имеем это в своей жизни в разной степени. А дальше существует фантазия, с помощью которой это можно раздуть. Вообще отрицательные роли играть очень полезно для движения к Богу, для самосовершенствования. Что такое играние отрицательной роли? Вот я играю какого-то мерзавца... Я думал, что сыграл самого большого мерзавца. А вот в «Косметике врага» с Ромой Козаком я играю ещё более мерзкого человека, чем Ричард III, вообще просто, я бы сказал, запредельно мерзкое существо. И это я тоже очень люблю играть. Почему? Ты же это играешь на себе, ты исследуешь эту мерзость, ты её достаёшь, ты лепишь из неё какой-то образ, выплёскиваешь её на сцену и таким образом уходишь от опасности быть таким в жизни. Это акт самоочищения. Ты это исторгаешь из себя и двигаешься в противоположном направлении. Лепя из этого образ, ты становишься лучше. Это движение к Богу. Отрицательные роли играть полезно. Потому что, повторяю, это играние роли – в этом есть самоочищение. А эти бездны, конечно, есть в нас. Вот если скрытой камерой снять, что делается с нами во время спектакля… Обычно же не осознаёшь себя во время акта творчества, не думаешь о том, как ты выглядишь, за кулисами особенно. Иногда я думаю, что если бы в этот момент меня кто-нибудь бы снял на плёнку, это было бы ещё страшнее, чем на сцене, потому что настраиваешься же, ты же в это погружаешься. Это же только на первый взгляд: ага, он играет плохого, значит, он сам такой. Или церковь – то есть некоторые недальновидные, поверхностные служители её – говорит, что это вот очень вредно – перевоплощаться, что это безбожные дела такие. На самом деле я в связи с этим довольно долго мучился вопросом о православии. Потому что я человек верующий и православный в результате, но я долгое очень время не мог себя определить в этом отношении, потому что мне очень не нравилось, как церковные деятели православные говорят о театре. Потому что театр – это моё принципиальное место, благодаря которому я считаю, что становлюсь лучше. Для меня это очень серьёзно – место, где я работаю и что я там делаю. И когда я слышу, что театр – это грех, это очень поверхностное заявление. Я готов с этим человеком поспорить и выиграть этот спор. Потому что я много думал. Театр – это дело, в котором есть место и божественному, и дьявольскому. Это от человека зависит. Кстати, и в церкви можно служить дьяволу, будучи формально церковным служителем. То же и в театре – важны цели, которые ты преследуешь. И я долгое время не мог обратиться в православие, потому что мне не нравилось, как говорят о театре. Но я нашёл человека, одного очень умного священника православного, который когда-то занимался театром. А таких много довольно идёт в церковь. Он сохранил к театру очень большую любовь и, кстати, высокий уже сан имеет. И он мне всё объяснил, и мне стало намного легче, проще - и я крестился. И я когда какую-то роль, которая вызывает у меня какие-то сомнения, получаю или выбираю, я советуюсь с людьми из церкви. Но с умными. Потому что там тоже есть, как среди критиков, разные. Мне, например, очень важно, чтобы спектакль служил Богу, а не дьяволу. Искусство же такое интересное дело. Мы вот с советских времён привыкли: искусство должно. Да ничего искусство не должно! Искусство есть отражение мира в сознании того или иного творца. Он может как угодно этот мир воспринимать. Он может служить Богу или дьяволу в своих произведениях, это совершенно возможно. Найдутся, наверное, потребители этого вида искусств. Искусство – просто явление человеческого духа, и оно такое, какое оно есть. Просто в традициях, скажем, нашей страны, театр – это особое дело, которое, как писал Гоголь, должно нести добро. Так сложилось в нашей психологии. Но существует другое. Был у нас, скажем, фестиваль «Территория». Там совершенно другие задачи стоят перед театром. Бывает смотреть мерзко, отвратительно и, собственно, это входит в задачи этого спектакля, потому что они по-другому живут там, в тех странах, откуда они приезжают. Там большой слой богатой публики, буржуазной, которую надо как-то встряхнуть, которую надо обратить к жизни, к её мерзким сторонам. Мы спасаемся от мерзости жизни в искусстве. Нам искусство нужно, чтобы не умереть от правды. Я к этой формуле тяготею. Но кто-то совершенно может быть с этим не согласен, и будет прав, потому что у него другие задачи. Хотя и то, что показали на «Территории», и там, в Европе, совершенно элитарное искусство, для избранных. Это я говорю для примера. Так это вот по части бездн. - В спектакле много молодых артистов. Это сознательный выбор ваш или риск? - Вообще здесь ничего не обходится без решения Юры Бутусова. Как он скажет, так и будет. Я могу ему сколько угодно предлагать какого-то артиста. У меня полтеатра сейчас – это мои бывшие студенты. С одного курса я их взял в составе двадцати человек в театр, а всего у меня там работает сорок с небольшим. Молодые волей-неволей заняты в репертуаре очень плотно. Я не требую, чтобы кто-то клялся мне в верности на всю жизнь, и я никому не клянусь. Поэтому у меня такой вариант театра, куда люди приходят, работают, а потом могут и уйти. Конечно, бывает жалко расставаться. Ну жалко, но как-то я с этой жалостью разбираюсь. Я считаю, что это нормально. Кого-то я прошу уйти, потому что нету дальше перспективы. Я ещё могу просто надоесть. Понимаю, что я очень настырный и всё время говорящий одно и то же, это часто утомляет. У меня в театре надо много работать, поэтому это иногда уже начинает не устраивать людей. Люди хотят зарабатывать большие деньги и отдаться этому целиком, а я этому мешаю, потому что они заняты в репертуаре. И люди уходят. Кого-то сам прошу. Очень тяжёлые разговоры, но что делать. Вот они сейчас играют, молодые. Кто-то ушёл. Кто-то меня предал и ушёл нехорошо, подведя меня. Такие тоже есть. Не надо очаровываться, не надо завышать представления о человеке вообще. Не надо думать, что это такая прелесть. Надо знать, что человек трусоват, подловат, склонен к предательству, леноват обязательно. Это не значит, что человек – такое фантастическое существо. Но актёры – совершенно замечательные, интересные люди, которые бывают так прекрасны в своих порывах, и так жертвенны, и так духовны, как, пожалуй, никто. И так великодушны бывают. Но эти же актёры в других обстоятельствах бывают подловаты, завистливы, ядовиты, и надо себя настраивать на это. Что скорее всего тебя кто-нибудь да предаст и в самый неудобный момент он скажет тебе, что уходит завтра сниматься в кино. Не заранее, а в момент, когда ты больше всего на него рассчитываешь. Это может произойти и с моими молодыми бывшими учениками, которых я очень люблю, ценю. Я понимаю, что всё равно не знаю, как нужно преподавать и как нужно быть худруком. Вот уже двадцать лет руковожу и не понимаю, как нужно это делать. Как руководить красиво, вот чтобы можно было каждый момент снять и сказать: «Потрясающе!». Легко так, не повышая голоса. Как-то вот так, сидя, раздавать поручения, репетировать мастерски. Я совершенно этого не умею, я без конца истерю, срываюсь, не понимаю, как мне быть, чем дальше я этим занимаюсь, тем больше я понимаю, насколько мало я умею в этом деле, потому что студенты ведут себя непредсказуемо, и я не понимаю, как мне к нему подойти. Но мне гораздо интереснее работать не с теми, кто умеет, а с теми, кто хочет уметь. Это точно. Потому что, строго говоря, не умеет никто. Просто есть некие звёзды. Скажем, ориентация МХАТа табаковского на звёзд для меня совершенно чужое, непонятное дело. Потому что это совершенно не составляет команды. Команда – это сыгранные и любящие друг друга люди. Это некая семья, хотя и временная. Это к звёздности не имеет никакого отношения. Звезда – это вообще понятие журналистское, не имеющее отношения к актёрству. - Хороший ли у вас в «Сатириконе» зритель? - У нас, что называется, раскрученная площадка. У нас очень любит работать антреприза. Это происходит, потому что к нам проложена тропка. Публика у нас хорошая. Я люблю нашу публику. К нам ходит много молодых. Мы играем, скажем, спектакль косметика врага в театре Пушкина и в театре «Сатирикон». У нас два комплекта декораций, два комплекта костюмов, две обслуживающих бригады, у нас своя, у них своя. То есть художественное решение ставил Роман Козак. Я у него приглашённым артистом, он – у меня. И я могу сравнивать публику в театре Пушкина с нашей. Они, как известно, в центре, в хорошем месте. Но у них очень длительный период неуспеха был до прихода Романа Дмитриевича, многодесятилетний, я бы сказал. Большая пора неуспеха. До сих пор это я ощущаю на публике. Там много случайной публики, недоумённой, у неё нет навыка восприятия театра. Она как-то теряется. Не знает, как реагировать. Они видят: «Райкин». И приходят: «Труффальдино, что ли?». Что-то такое. И наша публика. Рома мне не очень в этом признаётся, конечно же, но у нас совсем другая публика. Просто этот же спектакль идёт в другой зрительской атмосфере. Обычно свежий, мощный по реакции зал – это у нас. У нас публика, которую я приучил к определённым вещам. Она такая, не любит долго вялотекущее. Если в других местах они сидят ещё, у меня, когда скучно, они встают и уходят. Поэтому я предупреждаю – кончайте свои тонкости и заумь, иначе они встанут и уйдут. Это Марьина Роща такая у меня. Она тоже приучает к определённому. Я просто люблю простодушный театр. Это на самом деле самый трудный театр, театр открытых сердец, с настоящими, живыми эмоциями, сильными. Потому что сейчас тенденции такие – играть без оценок, играть холодно, отстранённо. Без оценок – ну как, я не понимаю? Оценки – это самое интересное на сцене. Зрители, например, уже знают, что это произошло, и они с интересом следят, как этот об этом узнает, как он на это среагирует. И смотрят во все глаза. Оценки – это самое интересное, самое трудное. На оценках невозможно обмануть, в них определяется актёрское существование на сцене. На генеральных путях ещё можно обмануть. А вот в оценке, в повороте… это самое трудное почти. И сейчас модно играть без оценок. Почему модно? Потому что так проще. Заумь, отстранённость игры, лукавство от чего происходят? От беспомощности. Легче заумно, просто – очень трудно. Если у меня внутри есть боль, и я хочу как-то её высказать, то это непременно найдёт отклик в зале. А если этого нет, то идут в ход всякие лукавства театральные. Всякие модные веяния. - Каково должно быть взаимоотношение актёра и его ролей? - Я считаю, что это очень здоровая профессия. Конечно, аристы – люди с подвижной психикой, это по определению так должно быть. Но я люблю и хочу работать с теми, которые умеют фиксировать, осознают, что они делают, с которыми можно разговаривать, и они воспринимают сложную мысль. Я не люблю глупых артистов: он такое животное, а ты его надрессируешь. Или всякое балдение вокруг этой профессии, всякое там выпивание и в этом состоянии игра. Я раньше встречался с такими актёрами. Это отвратительно, я это терпеть не могу. Я терпеть не могу тех, кто через четыре спектакля играют гениально. Три заваливают, четвёртый играют гениально. Я не могу этого вынести, каких-то вдохновений. Есть манки для вдохновения, кнопки определённые. Артист не должен зависеть от погоды, от отношений с окружающей средой, от межличностных отношений. Это всё непрофессионально. Я люблю профессионалов, ясно мыслящих. Ясно, кристально понимающих всё людей со здоровой психикой, которые не путают сцену с залом, не ходят потом долго в роли после спектакля. Это всё шаманство либо какая-то психическая неполноценность. В театральном деле таких замечаешь и избавляешься от них. Если это Ричард III в жизни, надо сажать его в тюрьму. Все роли, которые артист играет, от него примерно одинаково далеки. В этом прелесть нашей профессии. Если, скажем, принять Сирано де Бержерака на курс, то вообще только по блату, потому что с такими внешними данными он не пройдёт. Это очень здоровая, мужественная профессия, она требует очень сильного характера, очень здоровые, сильным характером люди, с подвижной психикой, которые умеют ею владеть. Подвижная, но подвижная в их руках собственных. Вот таких людей я называю профессиональными артистами. Всё остальное – шаманство, какие-то болезни. Меня такие до последних лет жизни Джульетты – патология какая-то. Умерла от молодости – это ж невозможно!
Катюша: Ночной полёт от 9 июня 2008 (Видео) http://www.atv.ru/programs/fly/announces/2008/06/09/konstantinrajkin/ КА заинтриговал - интересно, что поставят после Синего чудовища,Кота __________и перед Отелло?
Ирината: ОЧЕНЬ ВЕРНО!!! ...Красота - это только внешнее? Много наблюдала как красивыми становились совершенно некрасивые люди. Как меняется Константин Райкин, когда играет! Когда человек занимается любимым делом, у него меняются глаза и лицо, он начинает светиться. И ты думаешь: "А он Красив!"
Sberik: Просто попалось на глаза. Фильм с КАР «Неудача Пуаро» Забавно, Константина Аркадьевича не сразу признала =)) Похожи оч с Дэвидом Суше
Casi: Спектакль "Косметика врага", Константин Райкин
Sberik: Casi , а чьи фото? интересные...%))
Casi: Sberik я не помню откуда, из какого-то живого журнала, там про спектакль писали.
Ирината: Наставник - Константин Аркадьевич Райкин. На спектакле группы школы-студии, которой он руководит. Фотографии из спектакля "Будущие лётчики" - ЗДЕСЬ. Правда, я там плагиатик обнаружила... У Райкина в школе-студии МХАТ - Инопланетяне. У Беляковича на ЮЗ - Ведьмы (Макбет)
Рыбочка: Ирината пишет: Правда, я там плагиатик обнаружила... Плагиатик взаимен
Ирината: Рыбочка, я не знаю, кто у кого сплагиатил... только Инопланетяне в школе-студии МХАТ появились в этом году, а вот Ведьмы выходят на сцену ЮЗ с 1994 года... "...Ведьмы - находка Беляковича. Молодые актеры-мужчины, которые исполняют их роли, все время повернуты к публике спиной. На их затылках - маски, издевательская неподвижность которых вступает в контраст с гибкостью обнаженных рук и торсов, и весь пластический рисунок создает нужное режиссеру ощущение пугающей двойственности, когда невозможно разобрать, где спина, где лицо, где иллюзия, а где реальность, где правда, а где ложь..."
Ирината: СЕГОДНЯ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПРАЗДНУЕТ КОНСТАНТИН АРКАДЬЕВИЧ РАЙКИН! ОТ ВСЕЙ ДУШИ, ОТ ВСЕГО СЕРДЦА - ПОЗДРАВЛЯЕМ!!!!!
Рыбочка: Любимого АКТЁРА! Поздравляю-ПОЗДРАВЛЯЮ!!! Удачи! Ролей! Новых идей! Постановок! Спектаклей! и ЗДОРОВЬЯ, чтобы всё это сбылось!!!
Morskaya: Поздравляю Константина Аркадьевича с Днем Рожденья ! Желаю всех благ !
Morskaya: От всего сердца поздравляю Константина Аркадьевича с Днем Рожденья! Желаю всего самого самого хорошего, неиссякаемых творческих задумок и интереснейших решений на радость всем Нам! Большого человеческого счастья и удачи!
Morskaya:
yanka: Поздравляю Константина Аркадьевича!!! Долгих лет жизни, неиссякаемого вдохновения, удачи!!
Daisy: Поздравляю всех нас с тем, что у нас есть Константин Аркадьевич! Долгие лета имениннику! Прекрасных новых проектов, сил и здоровья! Любви, радостей и счастья! Ну а нам всем - радостей и прекрасных моментов! Гип-гип ура!!!
Ирината: Отсюда. Поставить на "Сатирикон" Алена Карась С актером и художественным руководителем театра "Сатирикон" Константином Райкиным мы встретились в конце сезона, когда вовсю шли репетиции его нового спектакля "Синее чудовище" по сказке Гоцци. Разговор, однако, получился не только о ближайших планах театра, но и о более отвлеченных сюжетах. Российская газета: Вы сейчас работаете со студентами своего третьего курса в Школе-студии МХАТ над новым спектаклем "Сатирикона". Вообще за последние годы ваш театр резко омолодился. С чем это связано? Константин Райкин: Тут формула такая: интереснее работать не с теми, кто умеет, а с теми, кто хочет уметь. Это очень важно. Потому что, строго говоря, не умеет никто. Научиться этому делу нельзя, оно до конца непознаваемо, и ты всю жизнь пытаешься его осваивать. Конца этому нет. Но часто люди талантливые и умелые в какой-то момент утрачивают интерес к профессии. Уровень притязаний снижается, они начинают ощущать себя мастерами. С ними тоже порой приходится работать - и это тоже удовольствие. И все-таки я предпочту очевидную неумелость, но страшное рвение и желание научиться умелости, ставшей ремесленничеством, утратившей страсть. Конечно, у меня есть любимые артисты, коллектив, с которым я готов работать всегда. Я имею в виду Дениса Суханова, Максима Аверина, Сиятвинду, Трибунцева, Иванову, Нифонтову - их не очень много осталось. Сейчас гораздо больше вновь прибывших - весь мой первый выпуск Школы-студии МХАТ и несколько человек с нового курса. С ними мы ставим "Не все коту масленица", который выпускают режиссеры и педагоги Алла Покровская и Сергей Шенталинский. Это была моя идея, поскольку Островский - мой любимый русский драматург, и я очень мечтал сыграть в его пьесе. А Алла Покровская, работающая на моем курсе, для меня безусловно выдающийся мастер. Вот я и подумал - почему бы нам со студентами не поработать вместе, не стать партнерами. Ребятам это очень полезно во многих отношениях. Они увидели в партнерстве со мной, как мучительно и трудно работает их худрук, трудно и некрасиво, без того легкого прищелкивания пальцами, которое они себе воображали. Они увидели, как я расстраиваюсь, плачу. Они увидели меня в состоянии отчаянья, а у меня такое бывает в каждой новой работе. Они увидели, как я беспрекословно получаю вместе с ними все замечания - не обсуждая ничего, не споря, абсолютно послушно - мне кажется, это для них огромная школа. Когда я, как и они, не стильно, кролем или брасом, а по-собачьи пытаюсь выплыть, и мы вместе спасаемся - это для нас всех очень важно. РГ: Но действительно часто кажется, что игра дается вам легко. Райкин: Я вообще не верю в легкие пути. Если человек умеет легко работать, значит, он эту легкость уже оплатил в какой-то предыдущей работе, значит, что-то уже было оплачено тройной ценой. По-другому не бывает. Репетиция - очень кровавая пора, бесстыдный, мучительный процесс. Если работа не оплачена мучением, отчаяньем, абсолютным ученичеством, в которое обязательно впадаешь, - ничего не выйдет. И вот они все это увидели. РГ: А вам они что дают? Райкин: Они очень опасные партнеры. Они же живые, как кошки, им в этом соревновании можно легко проиграть, тем более на малой сцене. Их, как и меня, прижимают к стенке, берут за кадык, потому что у Аллы Борисовны Покровской некуда не деться: надо играть, надо проживать и пропускать через себя. Это метод работы с актером, которым не владеют порой вполне серьезные режиссеры: он стал очень редким качеством. А Алла Борисовна в этом смысле ас из асов. Я очень слежу за всем, что происходит в педагогике, и очень ценю то, что делает Сергей Женовач, или в нашей замечательной Мастерской Козака и Брусникина, где работает Покровская. То, что делает Алла Борисовна - это потрясающе. Я считаю, что она лучший педагог страны, и не зря она получила премию Станиславского именно за педагогику. РГ: Спектакль, насколько я поняла, практически готов. Когда вы его планируете выпустить? Райкин: В сентябре мы сыграем премьеру. Что из этого получится - неизвестно, но мне кажется, что может выйти большая прелесть. Мы сыграли уже несколько прогонов на зрителе, и очертания этого спектакля уже видны. Это работа, с точки зрения режиссерских амбиций, как бы непритязательная, абсолютно школьная. Но мне кажется, что в этом - страшная оригинальность! Школьная работа на сегодняшний день - ну совсем простодушная - это самое трудное и самое сейчас редко встречающееся. Она сделана с попыткой по живому, не музейно, через себя сыграть пьесу с очень большим количеством замоскворецких завитушек, с тем языком, который очень трудно сделать своим. Просто сыграть человеческую, абсолютно современную, по сути, историю - в шкатулке, где сидят сто зрителей - только саму суть Островского, его живую структуру. Островский такой драматург, что если его правильно, живо сыграть, то публика не может не подключиться к нему. РГ: В вас как в актере и в руководителе театра совмещается стремление к предельной эксцентрике и почти циркизации театра с потребностью в подробной психологической проработке. Вот сейчас вместе с Островским вы репетируете "Синее чудовище" Гоцци. Как вы удерживаете этот баланс? Райкин: Я не нахожу здесь ничего оригинального. Я все-таки артист русской школы, то есть я артист психологического театра. Я считаю, что без школы Станиславского, без психологической подоплеки не может быть успеха ни в каком самом ярком рисунке. Я не говорю, конечно, об очевидных проявлениях театра представления, о таких, как комедия дель арте. Сам по себе он меня интересует мало. И я совсем не по этой причине взял для постановки "Синее чудовище", которое толком-то у нас никогда не ставилось. Для нас комедия дель арте - ничем не легче театра кабуки, это очень формальный театр. Поэтому Евгений Вахтангов искал в "Принцессе Турандот" именно русские ходы. Кстати, то, как играет Феруччо Солери в замечательном спектакле Стрелера "Арлекин, слуга двух господ", - это абсолютная школа представления. Но так нельзя играть Арлекина на русской сцене! Ну, например, русский артист не может, не должен играть в маске. Русский артист воспитан на подоплеках, на оправданиях, на психологических переходах. Они, конечно, в каждом жанре свои, ими не нужно везде одинаково "грузить" зрителя, но совсем без них невозможно у нас в России. РГ: Но в чем тогда природа того восторга, с которым Феруччо Солери принимали в Москве? Райкин: Но это же была элитарная, профессиональная публика театральной олимпиады. Большая публика смотреть это с восторгом не станет, потому на русской сцене сложились другие художественные традиции. РГ: При этом, насколько я знаю, вы делает "Синее чудовище" не только как комедию дель арте, но даже как цирк. Райкин: А я делаю другое! Да, это цирк, но это цирк в театре. Это только игра в цирк! Там превращения, там иллюзионные акты, там какие-то колдовства, переодевания, там маски, а маски по-русски - это клоуны: Панталоне, Тарталья, Труффальдино, Смеральдина, Бригелла - это коверные. Да, это будет абсолютно цирковое представление. РГ: Самое настоящее? Райкин: Да, там и летать будут, и срываться, и падать с трапеций. Мне очень помогают цирковые артисты, которые нас тренируют. Я целые роли строю в воздухе, связанные с большим количеством физических усилий, нетипичных для драматического труда. Гоцци - венецианец, Гоцци - приверженец традиционной комедии масок, ненавидящий Гольдони за то, что тот стал записывать тесты, превратил маски в характеры, повел все в сторону усложнения и реализма. При этом оба - венецианцы. Гоцци отправляет своих персонажей в какой-то сказочный Китай, и Труффальдино у него - негр, молодая жена китайского царя - из Самарканда, а принцесса - грузинка. Но в результате у него все равно все происходит в Венеции. Поэтому мы сделаем так - на сцене стоит цирковая арена со светящимся барьером, к ней ведут лестницы, по которым спускаются и поднимаются актеры. Потом эта арена заполняется водой. И вот вокруг этой арены постепенно вырастает Венеция - реквизит вдруг привозится на гондоле, возникает мост Риальто. Китайцы, грузины - все, кто ни есть в этой пьесе, - при одном лишь слове "Венеция" впадают в ностальгическую прострацию. Венеция становится точно символом детского, прекрасного, теплого, что было у них в жизни и чего они так или иначе лишены сейчас. Все самое красивое в жизни - это Венеция. Такой эмоциональный пароль. РГ: Почему из всех фьяб Гоцци вы выбрали именно эту? Райкин: Здесь очень острый сюжет, сильные страсти, всерьез написанная, очень напряженная, как всегда у Гоцци, философичная, умная история. Но в отличие от других его фьяб она более стройная, это не какая-нибудь "Зеленая птичка" с ее путаным сюжетом. И еще - как это есть во всех его прекрасных венецианских фьябах - там есть ad libitum - то, что дается на откуп актерам, что позволяет им импровизировать как угодно. Когда появляются маски, Гоцци просто указывает, что между ними идет диалог на какую-то тему: играй, что хочешь, только в итоге попади обратно в сюжет. Мы просто "изсчастливились" от таких импровизаций, которые у нас там были. РГ: Импровизация - сложнейшая форма театрального искусства. Как вы ее понимаете? Райкин: Пьеса была написана Гоцци по вполне злободневному поводу, и она предполагает, что импровизация будет каждый раз обновляться. Но я принимаю импровизацию только на репетициях. Импровизировать на тысячный зал с дорогими билетами для меня неприемлемо. Только редчайшие артисты, и даже чаще - не артисты, способны импровизировать, каждый раз говоря новый текст. На репетициях закрепляется что-то наиболее удачное. Импровизация дает такие возможности для актерства как ничто другое. Важно эту атмосферу сохранить уже в готовом спектакле. РГ: А что подтолкнуло вас к идее театра в цирке? Вдохновляла ли вас мейерхольдовская традиция или мода на так называемый "новый цирк", которая постепенно начинает к нам приходить? Райкин: Мне совершенно не интересно гнаться за оригинальностью как таковой. Мне кажется, что, если я искренне пойду за сутью того, что делаю, я стопроцентно окажусь оригинальным. Как только ты становишься личностным, ты становишься и оригинальным, и узнаваемым для многих. Мне кажется, что гнаться за оригинальностью - это дешевка. Меня цирковой ход здесь увлек только потому, что я считаю это правильным ходом для этой пьесы. Цирк настроений, атмосфер. Вот в "Дожде", например (спектакль канадского Цирка Элуаз, показанный на последнем Чеховском фестивале. - Прим. ред.), - это свет, настроение, абсолютно драматическая структура. Сейчас все виды искусства диффузируют, проникают друг в друга. И то, что цирк проникает в театр, мне очень нравится. Дело вовсе не в том, что это стало модно. Мы все несем в себе бациллу времени. Я не знаю, кто это придумал, но так делать правильно. Не нужно заново изобретать кирпичи. Нужно из них строить свое здание. Я считаю, что цирк - это только кирпичи. Я из тех же кирпичей сделаю совсем другой дом, и это будет мой дом. Тем более что там множество других тем. РГ: А что такое у вас это Синее чудовище? Райкин: Синее чудовище - это некое существо, которое полюбить невозможно, а надо полюбить, потому что от этого зависит счастье героини. Мы подумали: кого невозможно полюбить? Телеведущего, излучающего безумную энергию, с пустотой внутри. Я не буду никого называть, но я не могу представить себе целый ряд некоторых знаменитых телевизионных жителей в реальной жизни. Они являют собой ноль содержания, ноль души при абсолютной энергии. Это узнаваемо, понятно для зрителя. И семиглавая гидра у нас тоже - фантом, сотканный из мира современных, телевизионных образов. Знаете - есть такие телевизионные журавли, краны с камерой. Вот у нас будет таких семь "журавлей". А еще - радиоуправляемые гондолы, очень сложная цирковая установка с трапециями, кольцами, полотнищами, лестницами. Эти лестницы, соединяясь, превращаются в мост Риальто. Это будет очень сложный в техническом отношении спектакль, который придется играть блоками. Мы в сентябре будем играть девять раз, десять раз - в октябре. РГ: Вот вы говорили о Станиславском. Но даже Островского вы ставите и чувствуете как-то очень по-мейерхольдовски, не говоря уж о вашей любви к Гольдони, Гоцци, ярко театральным вещам. Нет ли у вас желания поставить на малой сцене какой-то совсем камерный, психологический спектакль? Райкин: А я и поставил в прошлом году на малой сцене две пьесы МакДонаха, камерный проект. МакДонаха я считаю лучшим современным драматургом, он мне очень нравится. Мне кажется, это жесткие, даже жестокие, но очень подробные, психологические, лишенные внешних эффектов спектакли. Я люблю в этом ключе работать. Просто я люблю разные вещи. Есть разные инструменты, разные пьесы. Я люблю и сцены-шкатулки, и большие полигоны. У человека есть разные струны. И когда кто-то говорит: "Я люблю джаз", я задаю вопрос: "А рок не любишь? А классику?" Я считаю, что нормальный здоровый человек должен любить разные вещи - есть гениальная попса. Нельзя же не любить такие явления, как Майкл Джексон? И это не значит, что в другое мгновение твоей жизни тебе не захочется послушать Бетховена. РГ: Это вы такой разносторонний. Райкин: Просто я снобизм не люблю. Жизнь гораздо шире, чем один жанр. Вот есть Артем Троицкий. При мне он начал как-то ругать жанр мюзикла как таковой. Я считаю, что ругать жанры так же невежественно, как ругать какую-то национальность. Ты что, не чуешь таланта? Ведь чутье на талант сильнее жанровых ограничений. РГ: Недавно в "Школе злословия" ректор Школы-студии МХАТ Анатолий Смелянский не смог скрыть ноты тревоги по поводу падающего уровня культуры поступающих в Школу-студию студентов. Райкин: Я разделяю эти беспокойства, но предпочитаю впадать в заблуждения. Мы в некотором смысле уже довольно долго находимся на тонущем корабле. Есть люди, которые получают от этого какое-то извращенное удовольствие, кто-то равнодушен, я же (как, кстати, и Смелянский) предпочитаю работать и делать свое дело. Мы ездили с моим курсом в Нью-Йорк к Михаилу Барышникову, в его центр, и я испытал гордость, когда зал, состоящий из американских актеров и преподавателей, стоя аплодировал нашим студентам. Оказывается, что даже на этом тонущем корабле есть свои радости. Когда я вижу своих детей - студентов, они время от времени вызывают у меня восхищение и чувство гордости. Там есть ребята из разных городов и стран - даже из Америки двое. Вот они вышли на экзамене сегодня - американцы и моя "негритянка", православная девочка из Москвы - вышли и спели такой спиричуэлс, что это перестало быть экзаменом, а стало высоким искусством. Это тот наркотик, который дает силы не впадать в отчаянье.
Casi: http://www.tvkultura.ru/news.html?id=241556&cid=178 Телеканал "Культура", программа "Набор слов". Константин Райкин дал интервью «Российской газете». В «Сатириконе» вовсю идут репетиции его нового спектакля «Синее чудовище» по сказке Гоцци. Разговор однако шел не только о ближайших планах театра, но и об отвлеченных сюжетах. «Я вообще не верю в легкие пути. Репетиция – очень кровавая пора, бесстыдный, мучительный процесс. Если работа не оплачена мучением, отчаяньем, абсолютным ученичеством, в которое обязательно впадаешь, ничего не выйдет».
Casi: http://www.bulvar.com.ua/arch/2008/27/4875e144396c5/ Интервью. Много про Константина Аркадьевича Райкина. Дочь Аркадия РАЙКИНА Екатерина: «Никаких отношений с Юрием Яковлевым я не поддерживаю ровно столько лет, сколько нашему сыну. То есть 48...»
Ирината: Про театральный фестиваль "Балтийские сезоны", который откроется в Калининграде 18 июля -ЗДЕСЬ. ...На спектакли, которые увидят калининградцы, в обеих столицах трудно достать билеты. Так что, если вы до сих пор не видели Олега Табакова и Марину Зудину в "Сублимации любви" ("Табакерка") или Константина Хабенского в "Утиной охоте", а также награжденных многочисленными премиями "Волков и овец" Петра Фоменко, фокинского "Ревизора" в Александринке и легендарный "Контрабас" с Константином Райкиным, то берите отпуск в середине сентября и... дранг нах вестен. Билеты недешевы, но затраты окупятся. При любой погоде вы увезете массу впечатлений...
Ирината: Дополнение к информации о Балтийских сезонах. ...Вновь в фестивале примут участие Константин Райкин и театр «Сатирикон», которые покажут два спектакля: «Смешные деньги» и «Контрабас»... ...А завершит фестиваль, уже по традиции, специальная программа спектаклей театральных вузов «Будущее театра». На сцене Калининградского областного музыкального театра («Театр на Бассейной) в период с 21 октября по 1 ноября свои работы представят студенты мастерской Руслана Кудашова (Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства), мастерской Константина Райкина (Школа-студия имени В.И. Немировича-Данченко), мастерской Владимира Бейлиса и Виталия Иванова (Высшее театральное училище (институт) имени М.С. Щепкина), мастерской Романа Виктюка (Российская академия театрального искусства - ГИТИС)...
Casi:
Casi: http://blogs.mail.ru/community/art-knigochey/ABF03D804C6C2FB.html Дьяков Владислав Анатольевич Артист посвящается Константину Райкину Непостоянные черты Твои на миг не остановишь, И даже с фотографий ты Не смотришь – сам с собою споришь Какую роль сейчас сыграть, Какою гранью обернуться, Погаснуть или засиять, Раскрыться или отвернуться. Ты весь - полёт, ты весь – порыв, Ты изверженье вечной страсти, Как ты божественно красив! Да только видеть это - счастье. Твой ослепителен талант, И руки! Боже, эти руки... Ты ими, словно музыкант, Из сердца извлекаешь звуки...
Ирината: Отсюда. ...сходила сегодня на "Синее чудовище" в Сатирикон. В течение спектакля за спиной слышался рёв, топот, шорохи. Я несколько раз оборачивалась, но никто из зрителей не показался источником звука. В конце второго действия загадка была разгадана - в окошечко для кинопроектора я увидела макушку режиссёра. Просто он так выражал своё отношение к игре артистов. Есть в этом что-то поразительное и трогательное, на мой взгляд...
Ирината: Журнал STORY. Читайте в июльском номере ЛИЧНОЕ ДЕЛО Из которой читатель узнает, как «Битлз» вызывали у мира истерику, что ненавидит Константин Райкин и какое волшебство ищет всю жизнь Вероника Долина.
xaramis: Ирината пишет: Из которой читатель узнает, как «Битлз» вызывали у мира истерику, что ненавидит Константин Райкин и какое волшебство ищет всю жизнь Вероника Долина. Кстати, журнал у меня есть. Если кому надо, могу отсканить
Administrator: О чем речь, любезная xaramis! Я думаю, всем надо! Если не сильно затруднит - отсканьте, пожалуйста!
Sberik: МАРАФОНЕЦ Их до сих пор сравнивают – Райкина-старшего и младшего. Младшего уже передергивает. Конечно, он обязан отцу. Фактом своего рождения. Но история успеха у него – собственная. И, чтобы добиться успеха, ему пришлось решить непростую задачку с несколькими неизвестными. ............................ Майя Чаплыгина Мы сидим на кромке репетиционной сцены «Сатирикона». Время – ноль часов тридцать минут. Такой график, что паузы для разговора днем не найти. Признается, что не ел с утра. Но из-за этого отменять встречу не станет. После нашей беседы он поедет на дачу. Там его ждут две огромные псины; говорит, такие морды, что запросто могут разорвать. Но поскольку он вожак в этой стае, уточняет, он – главная собака, - они его обожают. «Вот прихожу, дотрагиваюсь до них, и из меня что-то накопленное, плохое выходит». А пока он делает глубокий вдох и, выдыхая: «Итак», - дает понять, что можно начинать. Только-только закончилась вечерняя репетиция. Райкин готовится выпускать спектакль «Синее Чудовище» по Карло Гоцци, философскую сказку, которую ставит в цирковом жанре. Именно в этой постановке они впервые окажутся в связке – Константин Аркадьевич и дочь Полина. Полина тоже стала актрисой. Окончила Щукинское училище. Вообще-то поступала она в школу-студию МХАТ, где преподает и Райкин, на курс к Роману Козаку. Козак ее не взял. При этом сейчас Козак вместе с Райкиным играет в одном спектакле «Косметика врага». Это к вопросу о независимости окружения. Ему все равно, что по поводу семейственности в театре его могут потом клевать. И ресница не дрогнет. Больше того, он сам активно звал дочь в труппу. -Говорю ей: «Мне такая артистка нужна!» У меня и жена работает в театре, но она работала еще до того, как мы поженились. Поймите, я не из тех, кто двигает родственников. Я и к дочери трезво бы относился. Но Поля сама не захотела. Категорически. Тогда я предложил ей конкретную роль в новом спектакле. Вот репетирует. Когда я с ней работаю, мне, честно говоря, все равно, кто на сцене. Я работаю с артисткой, которая годится на эту роль. Больше меня ничто не волнует. …Мы сидим на кромке сцены. В ее центре почти до пола свешиваются связанные между собой канаты. Один из элементов нового спектакля. Мы говорим о тех внутренних канатах, которые страховали его от болезненных провалов, удерживали от неверных решений. В общем, о тех неизвестных переменных, которые помогли ему сложить свою весьма незаурядную жизнь Приручить страх NB: «Для творческой реализации требуется разоблачить собственные защиты. Выявить и найти смелость преодолеть страхи и неуверенности. Это болезненно, так как защиты направлены против чего-то неприятного. Но отказ от защиты стоит того». (Из книги Абрахама Маслоу «Самоактуализация») Когда его мать (Руфь Марковна Иоффе. – Прим.ред.) узнала, что ждет мальчика, в семье были не самые радужные времена. Точнее, между ней и Аркадием Исааковичем были такие уже напряжения, что в какой-то момент даже возник вопрос: рожать – не рожать? Костя все-таки родился. Но недаром говорят, что ребенок еще в утробе матери все чувствует… «Тебя не надо, а ты есть, - говорит он.- Вот моя формула страха». Отсюда приступы неуверенности в себе, в которых он не стесняется признаваться. - Я очень неуверен в себе. Я здание уверенности выстраиваю в себе всю жизнь и по крупицам. Конечно, важна мера – между смелостью, оголтелостью и страхом неуспеха. Бывают периоды, когда перебор – такая неуверенность, что, кажется, вконец можно сожрать самого себя. Поэтому мне так нужна моя профессия – как заике, который вдруг вышел на сцену и красиво запел. Знаете, как Ира Роднина стала фигуристкой? У нее были больные легкие, она пришла на каток просто укрепить организм. Но сработал ее характер, дикий, мощный, - и она стала чемпионкой. Но началось-то все с болезни. Райкин тоже углядел этот фокус. Нужно преодолеть свою слабость, ну хотя бы приручить. Хотя бы хитростью задурить ее туповатую голову, и она сама не заметит, как сработает на тебя. Вот почему все двадцать лет, что он ведет «Сатирикон», в театре аншлаги. Вот почему здесь идут громкие постановке в Москве и самые дорогие. Это важная для него планка, в этом тоже его кураж: преодолеет, не преодолеет? Ожидаемая вскоре премьера по Карло Гоцци, нет сомнений, будет масштабной и бурлескной. Чтобы почувствовать себя услышанным, воспринятым, понятым, он должен все делать на несколько градусов громче, ярче, интереснее, чем другие. - Поэтому я поражаюсь режиссерам, которым как бы не важна реакция публики. Гораздо важнее высказаться. А слушают их или нет – второстепенно. Они на сцене творят! А люди с этих творений пачками покидают зал. И этим режиссерам не страшно… Я поэтому же ненавижу кашель в зрительном зале… В этом месте он выдает свой характерный отрывистый смех, такое хе-хе-хе, которое заставляет сотрясаться все тело. - Это значит. Что ты говоришь, что тебя волнует, а тебя в этот момент не слушают. Когда тебя не надо… Тут я защищаю зрителя, говорю, что кашель – это рефлекс, непроизвольность. Иногда нет сил сдержать. Сама однажды испытала этот ужас, пришлось вовсе сбежать. - Это абсолютно произвольная реакция! – настаивает он. – Я знаю точно. Когда всем интересно, даже если у кого-то коклюш, простуда – в зале полная тишина и внимание. Конечно, почти на каждом спектакле что-то происходит: кашель, кто-то выходит из зала. Но какое же это страшное ощущение!.. Ты говоришь, а тебя не слушают… Если я говорю, все должны слушать, иначе я больше ничего не скажу. Он замолкает, отворачивается, а потом точно в никуда говорит. -Но это все из набора не уверенных в себе людей… Сказал и будто вышел из роли человека, который взвалил на себя тяжеловесную театральную машину, в одном кулаке - десятки людей, миллионы рублей. Остался без всяких защит. И ясно, что актерство - вот его способ укрощения своей застенчивости и зажатости, страхов и сомнений. Такая бесконечная война с дворовыми хулиганами, которые ждут за каждым углом и всякий раз норовят неожиданно выскочить и дать оплеуху. А он все равно идет в этот двор, бросается сам на этих хулиганов, время от времени получает оплеухи, но не боится быть битым. Потому что вот еще что понял... - Надо быть мужчиной. Мужчина обязательно хоть раз в жизни должен получить по морде, иначе он неполноценный. Ему хоть раз должна отказать женщина, обязательно, вот это очень важно, я всегда про это говорю, иначе нет ощущения объема жизни. Если этого раза не было, жизнь получается плоская, ровная, удобная. Я сразу вижу людей, которым никогда не отказывали, никогда не били по лицу. Конечно, это неприятно, мучительно, но сразу совершенно другое ощущение жизни... Он борется за себя, отчасти, чтобы другим доказать - и ты можешь, и ты... - Наша жизнь по большей части - сплошная суета. Все что-то делают, кажется, что-то очень важное, а потом проходят годы, и оказывается, что позади - пустота. Ничего действительно важного и не было. Почему? Потому что была одна беготня. Без торможения, остановок. Люди, которые у моря живут, не чувствуют этой красоты, ходят мимо нее, как мимо фотообоев. А рядом море. Ну и что? А приезжает отдыхающий на неделю и думает: какие они счастливые! Ничего они не счастливые, они такие же несчастные, как и он. Но когда им ткнешь под нос, они действительно подумают: море, однако! Вот искусство для того и нужно, чтобы сделать жизнь более ощутимой. Чтобы человек остановился, огляделся, задумался и вдруг восхитился чему-то, а от чего-то ужаснулся. Найти свою команду NB: «На проявление и развитие творческого потенциала личности влияет социальное окружение, группа, в которой находится человек. В группе с комфортным социально-психологическим климатом уровень психологической защиты личности снижается, предоставляя тем самым больше возможностей для самореализации. Таким образом ускоряется динамика творческого самораскрытия». (Из книги А. Маслоу) Три года назад Райкин набрал курс в школе-студии МХАТ. Однажды я наблюдала, как его студенты сдают знаменитый экзамен по вокалу - на не- го обычно стекаются целые ватаги: родственники и знакомые экзаменующихся, заодно и все преподаватели студии, даже если они не имеют никакого отношения к курсу. А собираются, чтобы вволю нахохотаться - ребята выдают здесь все свои актерские способности, иногда пародируют классический репертуар, типа популярных арий Паваротти или вечных «О соле мио», или «Бесаме мучо». Экзамен был уже на исходе, когда одна из студиек взяла первые аккорды песни, которая была лейтмотивом в прославленном спектакле «Служанки», - его поставил в «Сатириконе» Роман Виктюк с Константином Райкиным в главной роли. Понеслось жалостливое «Же сви маладе». Студийка, видимо, чтобы понравиться Райкину, исполняла все по нотам, все очень серьезно. Я посмотрела на Райкина. Он нервно принялся чесать правое ухо левой рукой. Невдалеке от него стояла Алла Сигалова, тоже преподаватель школы-студии, а в свое время хореограф «Служанок». Она вжала голову в плечи, сгорбилась, всего на минуту, потом резко распрямилась, сделала вид, что ничего не произошло. «Мы обменялись взглядами, - скажет позже Райкин. - Захотелось сразу встать к станку...» Все проясняется, стоит только узнать предысторию. «Служанки» стали первым спектаклем «Сатирикона» после смерти Аркадия Райкина. При старшем Райкине это был фактически театр одного актера, от которого ждали исключительно чего-то смешного, сатирического, эстрадного. А Константин Райкин выдал спектакль-бомбу, явную провокацию для того общества конца восьмидесятых. Но эта бомба точно попала в цель - в свое время. И театр не просто выжил, он объездил с этим спектаклем весь мир, и везде «Служанки» пользовались невероятным успехом. Правда, когда напоминаешь, что тот успех случился именно благодаря его интуиции - он пригласил Виктюка, он решился на неоднозначную постановку, - недовольно мотает головой. - Ну я бы не стал так говорить. Ну решился пригласить Виктюка. Да я просто сдался под его напором! Очаровался туманом его слов: Жан Жене, Жан Жене... Он пришел в театр и начал читать эту пьесу. Читал он ее поразительно. И я понял: мы пойдем на это. Хотя сразу возникли безумные сомнения: так все казалось странно и ни на что не похоже. Три месяца мы фанатично репетировали, как сумасшедшие. Но я не любил играть в «Служанках»... Через полгода после премьеры из труппы ушли два артиста. Ситуация была безвыходная: вводить других артистов Виктюк отказался. Вернее, Виктюк просто исчез, и найти его было невозможно. Валентин Гнеушев, режиссер по пластике, не рискнул брать на себя вводы. С хореографом, Аллой Сигаловой, к тому времени отношения были испорчены - именно она «увела» артистов из труппы. - Спектакль был замечательным. Но обладал странным свойством. Он нес разрушение. Работал на рождение чего-то черного. Не божескому служил. Может быть, это связано с фигурой самого Виктюка, это мое частное мнение. При этом Роман Григорьевич - огромный талант, непостижимый. Он очень многому меня в этом спектакле научил. Но... вокруг возникла атмосфера экзальтированного ажиотажа, она разрушительно действовала на некоторых артистов и поклонников. У актеров сносило башку. Они стали очень серьезно относиться к успеху, желая его длить и умножать без болыпих затрат. Вот в чем пошлость. Разговоры пошли: почему ты нас не популяризируешь? Разговоры о славе. Настырные. Ни к чему хорошему это никогда не приводит. Вот был какой-то артист замечательный, а стал хуже. А где талант, он же был? Споловинились, потому что человек слишком всерьез начал относиться к своим успехам... Райкин нашел замены и по крохам, с новыми актерами восстанавливал спектакль еще три месяца. Райкин уже точно выверил команду и создал такую атмосферу, которая сработала на прорыв. Именно с этой актерской группой «Служанки» и прославились. Спектакль шел восемь лет, был сыгран больше двухсот шестидесяти раз. Со «Служанок» для «Сатирикона» и Райкина началась новая эпоха. - Должен сказать, что театр - не место, где в наше время становятся знаменитыми. Это камерное искусство. Кузница мастерства. Слава - это что-то масштабное, должна быть многомиллионная аудитория телевидения или кино. Зато никто не имеет такого конкретного успеха, как театральный артист, - с криками «браво», с овациями. Выходишь после спектакля, и весь зал встает и орет - такого больше нигде нет. Отчасти из-за этих ощущений он отказался в свое время от предложений работать у Алексея Германа («у него съемки длятся по пять лет, а у меня театр, студенты), отказался от миллионного контракта со Спилбергом («не мой путь»). - Мне всегда казалось, что я не совсем актер... Не только актер. Есть лидерские задатки, не реализовывать которые мучительно. Я не могу быть только... с самим собой. Поэтому мне нужен театр. Команда. Чтобы поставить окончательную точку в теме, проговаривает. - У меня часто заносчивые образы возникают. Мне иногда кажется, бог сейчас окидывает взором наш мир и прикидывает: махнуть бы на нас всех ру- кой и покрыть все мраком. А потом вдруг смотрит: вот мы в «Сатириконе» работаем, что-то репетируем. Нет, думает он, подожду, пусть они там еще немножко... И мне кажется - вот из-за нас! Понимаете? Если честно работать, из-за нас, может быть, все образуется... Прислушаться к себе NB: «Необходимо прислушиваться к голосу импульса, то есть к собственному Я, тем самым предоставляя возможность этому Я проявляться. Без этого человек не может сделать хороший жизненный выбор. Большинство же чаще всего прислушиваются не к самим себе, а к голосу мамы, папы, к голосу государственного устройства, вышестоящих лиц, власти, традиции и т.д.». (Из книги А. Маслоу) Недавно я наткнулась на одну современную энциклопедию, в которой черным по белому написано: Аркадий Райкин - отец Константина Райкина. Начинаю ему рассказывать... - Плохая энциклопедия, - обрывает. - Сравнения могут быть только образными. Но не так: кто хуже, а кто лучше... Вы еще скажите: природа на детях великих не отдыхает! В отношении меня это говорит каждый второй. Слышать это уже не могу. В каком-то смысле он сам спровоцировал эти разговоры, когда оставил «Современник» и пришел в отцовский Театр миниатюр. В театр, где, по сути, все было сосредоточено на одном актере. Константин ушел в тень - на шесть лет. Ему много чего мешало работать в тандеме с отцом. Он-то прекрасно знал, что рядом с Аркадием Райкиным все остальные артисты... просто пропадали. Но в его случае это был сознательный выбор. Ему не нужно было меряться с отцом амбициями. Наоборот, он учился - тому, как тот собрал вокруг себя единомышленников, как сумел найти свою нишу. Поэтому, когда спрашиваешь его об отце, неловкость и зажатость, которая чувствовалась до этого, плавится воском. - Меня всякий раз поражало, как отец каждое утро выходил из спальни к завтраку идеально одетым - в рубашке, при галстуке. Так было всегда. А как он ел... Иногда смотрел на меня, делал брезгливую гримасу... Я оправдывался: ну вроде же все свои... «Но почему руками?» - вопрошал он в своей интонации. Я в этом смысле ничего от него не унаследовал. Я могу прилично есть, но это не в крови. А у папы... В нем был внутренний аристократизм. Причем не понятно, откуда это все взялось. Папа же был из семьи лесника, его отец работал лесным инспектором. Откуда аристократизм? Расплывается в улыбке, показывая отцовские повадки. - От него ничего нельзя было добиться сразу. Чтобы ответил на вопрос, приходилось повторять два-три раза. «Пап!.. Пап! Пап!!!» Наконец доносилось меланхоличное: «Да...» На самом деле у него был безумный темперамент, ураганный. Его отстраненность, углубленность в себя была связана с работой - он постоянно прокручивал в голове монологи, сцены. И он же с детства был сердечником. Два раза в жизни умирал. В тринадцать и двадцать шесть лет - от ревматических атак. Когда умирал в двадцать шесть, уже и врачи от него отказались. Потом он рассказывал: в каком-то пограничном состоянии слышал, как медсестры говорили врачу: «Придите, сделайте хоть что-нибудь, у меня тут больной кончается...» Его вытащили буквально с того света. Именно тогда он и поседел. И поскольку всю жизнь у него был порок сердца, он научился в жизни себя беречь. Был тихим, бархатным человеком, который не блестел, а скорее поглощал свет. Говорил мало, больше слушал. Находился в некоей прострации. Знаете, как он гулял? И оживляет отца, заговорив с его модуляциями. - Один шаг, делает остановку, второй шаг - остановка. Медленный поворот шеи. Я его частенько пародировал. Он смотрел, узнавал. И тихо выдавал из себя скупой смех. Кхе-кхе... Этим своим тихим голосом он творил чудеса. Два раза в жизни он проводил со мной воспитательную беседу. Ничего страшнее не было в моей жизни. Тихим голосом он что-то такое говорил, всего несколько фраз. Потом я начинал реветь: папочка, пожалуйста, не надо! Лучше бы он меня бил... Раздается телефонный звонок. Долгое молчание. Потом: «Поля... когда ты будешь дома? Да? А!..» - Полина - нашей семьи человек, - говорит сдержанно, и оттого еще сильнее чувство запредельной нежности. - Я вижу в ней продолжение и усиление тех качеств, которые были мне так дороги в отце, в матери, сестре. Верный человек и редчайше добрый. Несколько раз становилась диссидентом в классе. Невероятная ситуация для маленькой девочки. Был педагог, которого изгнали, и она ушла вместе с ним. Вынесла все гонения. Помню, мы отдыхали на Черном море. Как-то пришли на каменистый пляж. Поля обожала лазать по большим камням. А тут ребята ее спихнули с самой высоты. Она упала, ударилась, заплакала. «Успокоилась, не больно?» - спрашиваю ее. «Нет, не больно!» - отвечает. А потом, предполагая, что столкнувшие ее дети испугались и беспокоятся - больно ей или нет, - говорит: «Ребята, мне не больно!» Говорит, думая, что доброта, которой она переполнена, - она во всех должна быть, без исключений... Полина училась в Щукинском. Из училища ее невозможно было вытащить. На любой вопрос был один ответ: «Я живу жизнью курса». Одно время у нас дома ходила шутка: «А сегодня где Полина будет жить жизнью курса: дома или в общежитии?» Теперь она живет жизнью моего курса. Свидетельствую. Я видела, как она приходила на курс, когда был экзамен по вокалу. Как все были ей рады. Как потом, когда преподаватели закрылись в аудитории и выносили оценки, подходила ко всем и утешала, подбадривала. - Я до боли узнаю ее в себе, когда вижу, как они с Леной (жена К. Райкина, Елена Бутенко. - Прим. ред.) иногда выясняют отношения. Когда работал в «Современнике», я никогда ничего не рассказывал отцу о том, что там со мной происходит. Мама клещами вытягивала из меня какие-то сведения. Мама была замечательная. Но у нее всегда было несколько объектов внимания. А для меня это было невыносимо. И вот она что-то выспрашивала, и я через себя, через силу начинал ей рассказывать что-то очень интимное и вдруг замечал, что мама рассматривает мою прическу. Как я взрывался! Мне-то казалось, если уж я рассказываю о своих делах, все должны замолчать, слушать меня, смотреть только на меня. Так же сейчас происходит и с Полей. Она начинает разговаривать со своей мамой, и вдруг... та поправляет ей волосы или говорит: «Не морщи лоб!» И взрыв! И скандал на полчаса! Лена не понимает, что произошло. А я Полю понимаю абсолютно. Мы оба бескожие. Он смотрит на часы. Делает смешную рожицу – ясно, что ни времени, ни сил у него уже нет. Прежде чем отключить свет в репетиционном зале, проходит взглядом по всему пространству сцены. Затем, точно одним этим взглядом набрав энергии, бросает напоследок. - Ничего не успеваю, очень многое упускаю, иногда не замечаю, как сменяется время года. Но по-другому просто не получается. И не хочу. ...В разговоре он часто употребляет спортивные термины и выражения. Даже когда речь заходила о театре, спектакле, успешности. Забег, планка высоты, которую нужно взять, тренировка, мастерство... Сказываются те пять лет, что упорно занимался легкой атлетикой. Потом понял, что в спорте первым не станет. Бросил. Зато усвоил важный спортивный принцип, который сработал и в театральном деле. - Если спокойненько, легкой трусцой преодолевать свою дистанцию ежедневно, день за днем, то почти стопроцентно, что в результате отстанут многие. Обгонишь рьяно начинавших, бурно стартовавших - всех, чьи спины исчезали поначалу в туманной дали. Он ведет этот свой марафон больше четверти века. Часть дистанции уже позади. Райкина-актера обожает вся страна, Райкин-режиссер сделал аншлаговым театр «Сатирикон». Многие - очевидно позади. А он все так же спокойненько, легкой трусцой, ежедневно продолжает свой бег. Не сворачивая с дистанции, держа темп, не сбивая дыхания...
Perfect: Ирината пишет: ...сходила сегодня на "Синее чудовище" в Сатирикон. В течение спектакля за спиной слышался рёв, топот, шорохи. Я несколько раз оборачивалась, но никто из зрителей не показался источником звука. В конце второго действия загадка была разгадана - в окошечко для кинопроектора я увидела макушку режиссёра. Просто он так выражал своё отношение к игре артистов. Есть в этом что-то поразительное и трогательное, на мой взгляд... я лежу под столом, содрагаясь и теряя голос)))))))))))) Это все впечатления от спектакля? мне казалось там и другие есть интересные вещи , хотя это конечно тоже бесспорно захватывает)) Administrator/Ирината: Perfekt, в спектакле НЕСОМНЕННО есть и другие интересные вещи - так напишите про них!!! Хотя бы пару слов... не как человек "изнутри театра", а как хороший зритель хорошего спектакля!!! Просим! Просим! Именно - ХОТЬ ПАРУ СЛОВ... А?
Ирината: МК в Питере «Актер — это ленивая скотина»30/07/2008 С идейным вдохновителем «Сатирикона» мы встречались не один раз. Сначала Константин Аркадьевич отказался от общения. В следующий свой визит в Питер он был более любезен, но вновь не располагал временем. «Давайте в следующий раз, — предложил он. — Хотите, напишу «обещаю дать интервью». Через год Райкин уже не смог отвертеться. Атакующий спектакль — Константин, как вам кажется, театр может изменить человека? — Только на время спектакля. А потом в 99 процентах все становится на свои места. Надо быть самому к этому готовым, хотеть измениться. Так, чтобы в театр вошел жлоб, а вышел художник, — не бывает. Но театр, безусловно, это духовная баня. И туда нужно периодически ходить. Мы же моемся, а потом снова становимся грязными. К сожалению, не многие понимают, что духовное очищение не менее важно, чем физическое. Большинство людей живет без этой потребности. — Как вы относитесь к лабораторным театрам? — «Публика нас не интересует, нас интересует процесс больше, чем результат», — говорят сторонники эксперимента. Они, видите ли, напрямую разговаривают с Богом. Почему-то в последнее время скука стала обязательным атрибутом чего-то глубокого. Если не скучно, значит, дешевка. А я никогда не скрываю, что работаю на публику. Я люблю простодушный, демократичный, энергичный, атакующий спектакль. У нас в «Сатириконе» именно такие. Бродвей подождет — Не секрет, что сейчас многие актеры разрываются между театром, кино и телесъемками. Как вы к этому относитесь? — Работа в театре трудная, соблазнов и искушений стало очень много. Прежде всего, дьявольские понятия — славы и денег. Да, артисту слава необходима. Другое дело, чем он за это платит. Я разговариваю со своими артистами на эти темы. Иногда разговоры помогают, иногда нет. Но я считаю так: кто из театра уходит, тот его недостоин. Чтобы работать в театре, его надо очень любить, а заставить любить нельзя. Тех актеров, которые не поддаются соблазнам, я очень люблю и стараюсь оплатить ролями, работой. — Вы сами много отказываетесь от предложений сняться в кино? — Не только от киноролей, от многого отказываюсь. Например, меня приглашал американский продюсер, который занимается делами Славы Полунина. Он посмотрел нашу «Страну любви» и зажегся идеей, чтобы я поставил это на Бродвее. Но я сразу отказался. Не могу на полгода все бросить. Иначе можно вернуться на пепелище. Ведь в каждом замечательном артисте живет ленивая скотина, и во мне тоже — только отвернулся кто-то, кого ты боишься, сразу станешь ленивым и толстым. — Вам важно, что пишут о Райкине? — Да. Я не верю тем, кто говорит, что им все равно. Это же мнение профессиональных зрителей! Многих из них знаю и понимаю, что ими движет. Хвалить же скучно. Лучше разругать. Часто читаю «артисты играют ожидаемо хорошо». Конечно, если бы я навалил кучу дерьма и был бы провал, они бы обрадовались. Но не могу я их пока порадовать лажей. И все же самое главное — зрительская оценка. Даже не слова, а придыханье, смех, аплодисменты. «У меня нет друзей» — У вас актеры могут себ е позволить прийти на работу «навеселе»? — Игра на сцене — очень трезвое дело. Поэтому, если хоть кто-то попадается, сразу выгоняю. Иначе это может означать только одно — актер меня не уважает. А личные отношения… Вы знаете, у меня нет друзей. Есть только коллеги и родственники. Был один друг, но потом мы разошлись. И его место никто не занял. — А дружба между мужчиной и женщиной, на ваш взгляд, возможна? — Вполне. Но в этой дружбе, как правило, замешано какое-то неразвитое желание любви у кого-то из этих двоих, которое, не будучи возможным развиться, превращается в дружбу. — Любовь сильнее дружбы? — Любовь — это что-то нежное. А дружба — грубое дело. И очень ответственное для меня понятие. Любовь — это заблуждение, иллюзия, но без нее мы не можем жить, потому что, на самом деле, нам не нужны голые факты. Стеснительный и застенчивый — Скажите, а вы уверенный в себе человек? — У меня есть какая-то гипертрофированная деликатность. Многим кажется, что я очень свободный человек. Но это ошибочное мнение. Все время думаю о том, что я здесь делаю, что занимаю чье-то место. На самом деле, это, конечно, не может не мешать. Я стеснительный, застенчивый. Для меня выступить на юбилее, сказать речь где-то не в своем театре, мучительно. Лучше три премьеры сыграю. — А в жизни вы тоже играете? — В жизни артисты играют плохо. Чем лучше артист, тем хуже он притворяется, потому что не умеет врать. — Когда у вас плохое настроение, а надо выходить на сцену или случаются какие-то неприятности, вы можете сказать, что сцена лечит? — Всякое бывает. У меня умерла мама, и в тот день я должен был играть спектакль. Но профессионал на то и профессионал. У меня вообще настроение меняется очень часто, но я ухожу в работу и поэтому не испытываю ни стрессов, ни депрессий, ни апатий. Художнику в этом смысле легче, чем другим людям. Он может отрицательный опыт, свои беды переплавить в творчество. Горе — это очень сильная эмоция… Питер трудный и противный — В одном интервью вы говорили, что ваш папа не умел говорить «нет». А вы умеете? — Я умею. Я умею «нет» говорить лучше, чем папа. — Вы разные по характеру? — Разные, конечно. Много похожих вещей я в себе узнаю. Но и разного тоже много. И слава Богу. — Чему самому главному научил вас отец? — Он никогда меня ничему буквально не учил. Он воспитывал собой, своим способом жить, а не назиданиями. Хотя пару раз в детстве поговорил со мной тихим голосом, после чего я чуть не стал заикой. Он очень страшно разговаривал тихим голосом. Я в своем театре целый день ору, а он тихо беседовал, и люди просто падали в обморок, если он был недоброжелательно настроен. Когда он хотел, у него была очень тяжелая энергия. При этом он абсолютно раскрепощал людей, когда был в духе. Уже работая вместе, мы с ним, случалось, жарко спорили, но еще при жизни отца решили, что театр должен измениться с его уходом. Это были непростые разговоры. К счастью, папа благословил трансформацию «Сатирикона» из эстрадного — в драматический. — Моховая улица в Петербурге, театральный институт, где учился Аркадий Райкин, у вас вызывают ностальгию? — Для папы Моховая всегда была местом ностальгическим. Естественно, он ведь там родился как артист. А для меня театральный институт — это воспоминания о товстоноговских дипломных спектаклях: «Люди и мыши», «Зримая песня», «Вестсайдская история»... Еще это актеры, выпускники Петербургского театрального института, которые работают у меня. Кроме того, Моховая — эмоции от одной очень удачной вдохновенной встречи со студентами. Приятно, что и они ее помнят. — Какие еще чувства вызывает у вас Питер? — Это город очень ответственный для меня и еще противный и трудный. В смысле культурного «пиара». Он закомплексован в этом отношении по сравнению с Москвой. Временами он невежливый, а порой просто хамский. Эти эпитеты относятся к некоторым «пиарщикам» и их тону. Я имею в виду не содержание даже, а форму. Кстати, и об отце до последних его лет пресса в Ленинграде ничего хорошего не писала. Впрочем, такие неприятности компенсируются чудесной публикой. Публика в Петербурге — одна из лучших в мире, если не лучшая. Для отца она была самой родной, самой тонкой, самой интеллигентной. Хоть и не самой громкой по выражению эмоций, не самой орущей и топающей от восторга ногами, как в Одессе и Баку. Но самой понимающей. Татьяна Болотовская
Ирината: Отсюда. И вот однажды я увидела афишу, где громадными буквами вещалось о прибытии Райкиных на гастроли. Выступления у них начинались в моем любимом ДК им. Горького, в сентябре 1985г. Что мне могли дать Райкины? Но я пошла. Я к тому же еще была культ-массовым сектором на работе, я должна была знать о театрах все. Поэтому и пошла. Как-то мне этот ДК запомнился тем, что он всегда был солнечным, освещенным местом. На А.Райкина сходила - хоть бы что. А вот где-то в следующим спектакле театра миниатюр (ныне "Сатирикон") уже играл Константин Райкин. Это было что-то. Я думала, что больше в жизни у меня никогда не будет никаких чувств, впечатлений. А, попав на его спектакль, я испытала такой шок, что до сих пор не могу от него оправиться. Спектакль назывался "Лица". Это был такой "студенческий" спектакль-шоу. Действие происходило на дискотеке, К.Р. брал интервью у разных людей, пришедших на нее. Все было так трогательно, с большим юмором... К.Райкин призывал посмотреть др. на друга получше, обратить внимание на окружающих. И так он делал это убедительно, что выйдя в антракте в фойе, я смотрела на людей так, словно никогда их не видела. Ни с чем непередаваемое зрелище. Но а самое главное, что меня поразил этот папенькин сыночек. Ну что ему надо, да? Все у него есть: слава отца, материальное благополучие... Но он играл абсолютно "на разрыв аорты", у него душа была переполнена БОЛЬЮ, скорбью, диким желанием выплеснуть все это зрителям, донести до них важные свои мысли. Я вот приведу пример финального монолога К.Райкина: "Лици!Лица!Лица!Лица!Лица!Лица!.. И при всей несхожести наших лиц, в каждом из нас живет надежда - быть понятым. Эта надежда вновь и вновь толкает нас др. к другу. С этой надеждой вы пришли сюда сегодня, с ней мы вышли к вам на сцену... И вот вы не видите себя со стороны, но поверьте мне на слово: знаете, это прекрасно: видеть столько человеческих лиц, с надеждой обращенных к тебе. Прекрасно! Страшно! Потому что как сделать так, чтобы не обмануть ее, эту надежду? Мы не знаем, а вы знаете? Ха-ха. Зато мы вместе знаем одно: какие бы танцы ни изобретались, какая бы музыка ни звучала, самым главным движением, самым прекрасным па в нашей человеческой дискотеке всегда останется просто шаг навстречу друг к другу. Это далеко непростое движение, в общем-то, и делает нас людьми. Правда ведь? И даже если оно не всегда получалось и получается, у каждого из нас еще есть время попробовать снова. Ведь это только наша маленькая дискотека заканчивает свою работу, а дискотека нашей жизни продолжается. Еще есть время, ха-ха, еще есть время. Еще есть!" С такой страстью он произносил эти слова, что кровь стыла в жилах! Зал выл (продолжение завтра).
Ирината: Это - продолжение. Уже не так, чтобы напрямую - про Райкина. Больше про то время... Тогда я и сама, бывалоча, на Таганку через вентиляционные короба ходила... Отсюда. В "Лицах" были, естесственно, и музыка и его зажигательный танец. Позже я узнала, что в К.Р. были влюблены практически все актрисы театра. Такая эйфория была вокруг него! Он был настоящим действующим вулканом! Конечно же, я все те 3 меесяца, что театр находился в Ленинграде на гастролях, сидела в зале на всех спектаклях, творческих встречах. Ходила я не одна, многих "подсадила" на К.Р. С Ирой, той, что водила меня на Валеру, мы работали вместе. Она была председателем комсомольской ячейки, а я культмассовым сектором заведовала. С ней мы стали ходить на все спектакли театра миниатюр. А на работе я тоже добросовестно исполняла обязанности, возложенные на меня комсомолом и не упускала возможность влюбить ткачих в театр. С первых дней я их упрекала в пассивном отношении к жизни: "Как вам не стыдно? Вы живете в таком городе, где столько интересных театров, а вы сидите дома, как старые бабки!.." Я такую мощную пропаганду театров устраивала, что расшевелила-таки некоторых, буквально зашкирку их поднимала и вела в театр. Однажды собрала толпу пристыженных комсомолок и привела их на К.Райкина. А билеты мы достать не смогли. Я их на улице раздела и потащила через тайные ходы. Но мы кругом наткнулись на препятствия. Оставался один выход: идти через служебку. Если бы мы представились какими-нибудь артистами, вахтер мог бы потребовать удостоверений... Мы могли не попасть. Я объяснила, что надо идти напролом, не обращая на вахтера никакого внимания и ни на секунду не останавливаясь. Вот нас такая шабла штурмом как взяла эту служебку... Вахтер аж опешил, а мы бежали вперед смело, без оглядки. И оказались сразу на сцене. Там такое помещение странное. В 3-5 метрах от служебки сразу начинается сцена. Мы заскочили сразу на нее! Хорошо, там хор пел. Сначала выступала самодеятельность, а потом - К.Райкин. Хор занял всю сцену, так мы бочком аккуратненько за их спинами пробежали и кое-как пробрались в зрительный зал. Устроились где-то под потолком, потому что мест не было абсолютно. Но все были довольны. В том ДК работала одна очень хорошая администратор. Я подходила к ней и просила билеты подешевле. Она нам говорила: "Давайте по 50 коп." Я: "О-о-ой, а дешевле нет?" она: "... по 30 коп." Я опять: "Ой-ой-о-о-о-ой!" И тогда она давала нам билеты на Аркадия Райкина по 20 копеек! Здорово, конечно, праздновали мы гастроли театра. Праздник был у нас каждый день (продолжу сегодня).
Daisy: Ирината пишет: И тогда она давала нам билеты на Аркадия Райкина по 20 копеек! я как Вовочка, хочу в СССР )))
Ирината: Отсюда. Во время гастролей в Ленинграде, К.Р. репетировал со своими молодыми артистами новый спектакль. Эти 2 спекталя ("Лица" (автор М.Мишин) и "Что наша жизнь..." (автор А.Арканов наш) сочинялись на ходу и тексты уже потом оформляли в пьесу. Тот новый спектакль "Что наша жизнь..." появился в 1986 году. Я увидела его в Москве, в Олимпийской деревне (своего здания театр еще не имел). Если "Лица" подействовали на меня так сильно, то об этом спектале и говорить даже нечего. Я просто сошла по нему с ума! После спектакля я стояла на улице и не могла двинуться с места, так сильно ПОТРЯС меня спектакль!!! Говорят, чтобы не зря прожить жизнь, надо родить сына, посадить дерево, построить дом... А я поняла, что НЕ ЗРЯ прожила жизнь, потому что УВИДЕЛА ЭТОТ СПЕКТАКЛЬ!!! Он был абсолютно МОИМ, словно его взяли из моей души, как будто это я - его автор. До сих пор за всю свою жизнь более сильного впечатления у меня не было. Этот спектакль был моим детищем. И сейчас я скорблю о нем, как о потерянном своем ребенке. У меня записаны некоторые спектакли театра им. Ленсовета на магнитофон, есть и "Лица" и половина творческой встречи с К.Р. (вторую ее часть мой пакостливый ребенок вытащил из кассеты, ему понравилась в ней длинная лента, это, конечно, очень большая для меня потеря)80-х годов, а свой самый любимый спектакль записать не смогла, я тогда не в Москве жила, магнитофона под рукой не имела. Спектакль этот о смысле жизни. Артист размышлял весь спектакль: "Зачем живу, зачем существую?" и показывал нашу жизнь. Сидит, например, Пушкин, в ресторане, кто-то просит его почитать стишки. И даже слушает, но когда появляется в зале Федя Расторгуев, то о Саньке сразу все забывают и бросаются на шею к своему нынешнему кумиру, который может все достать (помните проблемы советских времен с пустыми прилавками и отсутствием возможностей), Санек пытается вновь рассказать о "Чудном мнгновении", а ему закрывают рот и просят помолчать. Детский сад был представлен в спектакле знаменитыми людьми в их детском возрасте. Воспитка на детей не обращала никакого внимания, а занималась собой: "Плесецкая,- говорила она девочке,- перестань вертеться, сиди смирно!", у Галилео Галилея отнимала глобус и заставляла заняться чем-нибудь другим, у художника известного отнимала краски... Т.е. на корню губила в детях индивидуальности, таланты... И весь спектакль был представлен такой жизнью, какой мы жить не должны. И весь спектакль рядом с Артистом шла его Смерть. Все вот это безобразие приближает нас к смерти: нелюбимые, живущие с нами, разрушающие наши души персонажи вроде Ф.Расторгуева и бездушной слепой воспитки и т.п. Был там и Джордано Бруно, которого сам К.Райкин(!!!)играл. И вот все размышления Артиста о жизни, который не мог жить рядом с нелюбимыми, не мог мириться с чуждыми идеалами, не мог смотреть на возвеличенные пороки... (я никак сейчас не могу вспомнить сонет Шекспира, который читал в спектакле К.Райкин, он заканчивался словами: "Измучась всем, не стал бы жить и дня, Но другу трудно будет без меня") привели его на больничную койку. И та Смерть, которая шла с Артистом весь спектакль, предупредила его, что у него осталось несколько минут жизни, он должен проститься со всеми. В таком напряге Артист стал нервно подводить итоги жизни и пытался сформулировать смысл жизни, он позвонил своему сыну и сказал: "Никогда не ври, сынок! Никогда не ври!", т.е. живи по чести, так, чтобы все сказали : "Как, черт возьми, его не достает, как, черт возьми, его нам не хватает!!!" К.Райкин играл в таком НАКАЛЕ, что невозможно было на него смотреть, был реальный страх за его жизнь, потому что он ИГРАЛ НАВЗРЫД!!!!!!! он ВЫРЫВАЛ ИЗ ГРУДИ СЕРДЦЕ, играя этот спектакль! (Сейчас продолжу.) А вот и продолжение... К большому моему сожалению, я не смогла вдоволь насладиться этим спектаклем, т.к. в Москву переехала только в 1989 году. Но я приезжала на каникулы и, имея возможность по своему студенческому ходить в театр бесплатно, использовала эту возможность по полной программе. Я думаю, К.Райкин хорошо помнил мое имя, т.к. я заваливала его письмами (огромными и насыщенными свежими эмоциями, с "разбором полетов" и переплненными щемящим восторгом), которые просовывала через все щели в театре: в окно администратору, кассиру, по почте... В спектакле "Давай, артист" (это обычная творческая встреча так называлась, только на записки К.Р. не отвечал, но брал их)он выходил на сцену и начинал так: "Актерские зарисовки...Что это такое" А я ему писала, что надо для начала поздороваться...Писала убедительно, толково. И какого же было мое удивление, когда он вышел и поздоровался! Спектакль до этого шел уже давно и ни разу у К.Р. не возникло желания сделать это, а тут... Потом он стал здороваться всегда! И ведь еще Аркадий Исаакович был жив! Почему он ему не посоветовал того же? Помню одно лето, когда каждый день, как по заказу, в 18-30, дня 4-6 подряд начинался мощный ливень! КАК ЖЕ Я ЛЮБЛЮ ДОЖДЬ!!! Ливень! Мощнейший!!! Женщины забегали в туалет, окатанные с головы до ног моим любимым ливнем, снимали плятья и сушили их в сушке для рук. Сколько же в их глазах было счастья! Смеха! Спектакль сразу шел на "ура"! А мне было радостнее вдвойне еще по др. причине. КТО-ТО в театре заинтересовался тем, что я каждый день хожу на все спектакли. У меня забрали студенческий и кому-то отнесли. Долго не возвращали, минут 30-40, как минимум, а потом стали уже пускать в театр через дверь администратора!!! Мне говорили, что раз ИДЕТ ДОЖДЬ, то, чтобы я не мокла, меня приглашали пройти через тот вход. Я, как белый человек, заходила во внутренние покои театра и шла в зал! Хотя за мной никто не следил, я могла пойти куда угодно! И так было, ПОКА ШЕЛ ДОЖДЬ!!! Какая я была счастливая! Как счастливы поклонники драматических артистов, которые могут видеть своих любимцев, сколько душе угодно! К.Райкин был очень живым, темпераментным, эмоциональным, а когда умер его отец (увидела я его месяц спустя) - узнать его было невозможно. Он сразу как-то сник, осунулся, пропал его детский смех, такой заливистый. Очень он изменился! Постарел на десятилетие! Сильно любил отца! Царство ему небесное! Конечно, много хороших спектаклей еще было у К.Райкина, но таких живых, непосредственных, как те два, больше не появилось. "Сатирикон"- один из нескольких самых дорогих театров, находящийся на полной самоокупаемости, любим и популярен. Я давно уже не была там, но раньше в зал пускали и без билетов малоимущих, очень вежливо относились к зрителю любому.
Ирината: Неплохо, с фантазией написанная биография Аркадия Райкина.
Ирината: Журнал культурного сопротивления ШО. № 6-2008. Константин Райкин: «Кино — не актерский вид искусства….» Костю Райкина любят все. Или, по крайней мере, делают вид. И при этом большинству его поклонников кажется, что не будь у Константина Аркадьевича великого папы... Ну, вы поняли. Династия — штука нынче привычная, особенно — звездная, театрально-киношная. А вот уникальный талант, согласитесь, по наследству, как правило, не передается. Это свойство совершенно иного, космического порядка, генетически не обусловленное. Только вот по теории вероятности довольно часто происходят самые невероятные вещи. Поэтому гениальных Райкиных двое. Младшему Райкину — не так давно стукнуло аж 55 лет. С чем мы его и поздравляем! У МЕНЯ, В МАРЬИНОЙ РОЩЕ… Константин Аркадьевич, вас все время чем-нибудь награждают. Количество ваших «Золотых масок» уже, по-моему, давно перестало являться мерилом успеха… – Да, я уже подумывал о том, чтобы снять свою кандидатуру, потому что как-то неприлично столько получать. Это становится поводом для бесконечной иронии. Раньше награды не вызывали у вас иронии? – Раньше нет. Потому что когда-то мои премии были материальным подтверждением того, что я хороший, что я молодец. (смеется) "Трехгрошевая опера" Как-то так незаметно получилось, что ваш театр стал едва ли не лучшим в Москве... – Я очень трезво отношусь и к себе, и к нашим общим успехам. Просто мы зрителя меньше разочаровываем, чем где-либо. Не знаю насчет лучшего, но добросовестнее театра нет, это точно. Да и нельзя нам зрителя обманывать. Это во МХАТ к Олегу Павловичу Табакову можно прийти, высидеть хреновый спектакль, посмотреть какую-нить скукобень, но при этом разочарования не испытать и настроения не испортить. По Садовому кольцу погуляли, на артистов знаменитых посмотрели, потом в кафе зашли посидели, красиво... А у меня в Марьиной роще — пока добрался, в петле, в пробке постоял, попал за большие деньги в этот сарай, бывший кинотеатр, да еще плохой спектакль посмотрел?! Да гори оно все — синим пламенем! Люди меня проклянут и никогда ко мне больше не придут! Поэтому и условия работы у меня другие. Я должен очень высоким качеством отблагодарить зрителя за то, что он ко мне приехал. И так отблагодарить, чтобы он захотел приехать еще раз. Значит, нужно очень стараться. А те, кто в центре, стараются не очень. Потому что находятся в фешенебельном месте, рядом с Кремлем... А в Марьиной роще — собаки бездомные да я. Это место всегда было средоточением каких-то воровских малин, притонов, злачных мест. Чтобы туда ездить развлекаться, нужно уж совсем опуститься. (смеется) Поэтому я из кожи вон лезу, чтобы хоть как-то поднять общий уровень Марьиной рощи. Ну в центре не все так уж плохо. Есть, в конце концов, Петр Фоменко, режиссеры интересные молодые, которые что-то периодически ставят. – Да, молодые режиссеры есть. Им, молодым, всем где-то под 50... И к некоторым я присматриваюсь, чтобы к себе пригласить для постановок, но пока не вижу ничего. Есть, конечно, замечательные театры, очень мощные команды — та же студия Фоменко, «Ленком»... Но только у нас вы найдете сочетание добросовестности, энергии и репертуара, состоящего лишь из лучших фамилий мировой драматургии. Это не просто хвастливая лирика: на мой взгляд, сегодня «Сатирикон» — действительно самый профессиональный театр в Москве. Для меня это очень высокая оценка самого себя, но ведь никто так и не работает, как мы. У вас какой-то особый внутренний распорядок? – Для примера. Ни в одном театре у артистов нет обязательной явки за четыре часа до начала спектакля. Пусть не на каждый спектакль, но минимум за два часа до начала артист должен явиться. Понимаете, огромное значение имеет добросовестность подхода к делу. ПОБЕЖДАЮТ НЕ ЗВЕЗДЫ, А СЫГРАННЫЕ КОМАНДЫ Как известно, люди любят «смотреть на звезды». В «Сатириконе» есть звезды, кроме Вас? – Ну, таких звезд! (делает огромные глаза) Таких! Конечно, нет... Но это не имеет никакого значения для настоящего театрального коллектива. Знаете Театр Европы Льва Додина? "Гамлет" Кто ж не знает великого и ужасного Льва Абрамовича… – Так там вообще нет ни одной звезды! Пожалуй, кроме Игоря Скляра, ставшего звездой случайно, в свободное от работы время... Что совершенно не мешает Додину быть лучшим режиссером, а его театру одним из самых интересных театров на свете. Дело ж не в том, сколько у кого звезд. В антрепризе это важно, куда зритель ходит на имя. На ваше имя тоже ведь ходят. – Ну, может, на меня ходят более активно, чем на других. Я такая маленькая пикантная добавочка к блюду. В репертуаре «Сатирикона» есть спектакли, в которых вы не играете? – Да большая часть нашего репертуара идет без меня! При этом у нас не существует проблем со зрителем. Потому что, кроме меня, есть Гриша Сиятвинда, Макс Аверин, Граня Стеклова, Наташа Вдовина, на которых тоже очень интересно посмотреть. И среди настоящих театралов нет людей, которые бы не знали этих актеров. Понимаете, театр — это не кузница славы. Театр — это кузница мастерства. Славу актер приобретает, снимаясь в сериалах. Когда-то во МХАТе, еще до прихода туда Олега Николаевича Ефремова, гений сидел на гении, один великий артист рядом с другим — яблоку негде было упасть... А театр был хуже некуда! В театре, как в футболе — выигрывают сыгранные команды, а не команды звезд. А чем, к примеру, «Ленком» — не команда-звезда? Выигрывает же... – Да, «Ленком» — исключение. Действительно, много звезд и хороший театр. Как актер и режиссер вы не ставите перед собой возвышенные цели, миссионерские задачи — дескать, посмотрят люди ваши спектакли и выйдут просветленными, станут лучше, добрее? – Нет, я в это не верю и никогда не верил. Люди могут стать лучше, пока сидят в зале. А как только выйдут, сразу станут такими же, как были. Театр не должен и не может изменить человека! Всю жизнь ему говорят, что деньги — это самое прекрасное, а тут в течение двух часов пытаются доказать, что существуют вещи поважнее. Ну, на два часа он вам, может быть, и поверит. Если спектакль хороший. Но потом-то опять начнет воровать, взятки брать... Но! Бог запомнит, что на два часа этот человек чуть-чуть потончал душой, а значит, стал чуть-чуть ближе к Богу. Поэтому Бог потом меньше его накажет. Вот в этом смысле просветление возможно. А так, чтобы кто-то вышел после спектакля и под впечатлением от увиденного отдал все деньги в сиротские дома, вряд ли... "Жак и его господин" Значительная часть зрителей помнит и любит вас по киноролям. Мне кажется, вы как-то слишком мало снимаетесь в кино. – Что значит мало?! Я вообще не снимаюсь! Кино не актерский вид искусства. Там — дубляж, монтаж, компьютерная графика, фигли-мигли — сплошной обман. Поэтому в кино даже какая-нибудь бездарь может выглядеть вполне прилично. А в театре артист — как голенький! Все сразу видно: хороший это актер или дерьмо. Только здесь человеческий организм работает на полную катушку — тысячный зал ты себе либо подчиняешь, либо нет. Это очень сильное испытание для всех личностных параметров. В театре можно пробовать, ошибаться, исправлять ошибки... В кино это невозможно. Амбициозным людям в театре, должно быть, тяжело. Мучаешься, мучаешься, а славы как не было, так и нет... – Да, театр — камерное искусство. Молодые очень соблазняются славой и деньгами, и я могу их понять. Но актер должен хорошо усвоить, что, если он будет играть только в театре, его будет знать лишь маленькая группа людей. Если он на это идет, замечательно. Не идет — его право. Вы как-то сказали, что ваша профессия вам нужна для того, чтобы преодолеть стеснительность. Пошутили, да? – Нет, я все время очень стесняюсь. Как это ни покажется странным... Стеснительность — это, может быть, моя самая ярко выраженная черта. Поэтому актерская профессия для меня — своеобразная медицинская профилактика. Я всю жизнь стараюсь создать впечатление очень уверенного в себе человека. А чтобы побороть стеснительность, мне необходимо выходить на публику. ИГРАТЬ НАСТОЯЩУЮ СВОЛОЧЬ — ЭТО ОЧИЩАЕТ… Невыносимо, наверное, глубоко стеснительному человеку играть моноспектакли? – В моноспектаклях есть свои плюсы — отвечаешь только за себя. А когда мой коллега играет плохо, я ужасно мучаюсь. И сам себе играть не даю, и на него злюсь. Партнер тебя всегда может подвести, а ты себя не подведешь. Ну, скажем, я себя нечасто подвожу... Последний Ваш спектакль, который я смотрела, был «Ричард III». И знаете, Константин Аркадьевич, этот хрестоматийный злодей получился у Вас каким-то очень уж отвратительным. Живая настоящая сволочь. Не страшно таких чудовищ играть? Это же все через себя пропускать надо. – Нет, это очень полезно. Если правильно относиться, по системе Станиславского... Ты играешь из себя, в себе эту скверну находишь — в нас же есть все! Но, находя скверну в себе, раздувая ее и исторгая, лепя из этого художественный образ, ты уходишь от опасности быть таким в жизни. Это очищает! Реактивное движение — ты из себя гадости выталкиваешь, а сам движешься в противоположном направлении. Вопреки разговорам всяких церковных и медицинских деятелей (дескать, подобное вредно взращивать) это, безусловно, оздоравливающий процесс. Многие психологи, кстати, так работают — вылечивают своих пациентов, заставляя их проиграть для себя что-либо особенно болезненное. В итоге люди избавляются от очень серьезных комплексов и проблем. Мне показалось, что вы без грима Ричарда играли. – Совершенно не гримировался. Подумал-подумал и решил, что я и так хорош для этой роли. У Вас, по-моему, с избытком несимпатичных персонажей. Тяжело постоянно искать в себе злодея? – Меня действительно несколько настораживает количество моих отрицательных ролей. До Ричарда был синьор Тодеро (этот спекталь не так давно я показывал в Киеве)... Еще та сволочь! Хотя там все решено в достаточно комедийном ключе. А когда я работал над ролью Ричарда, думал, что уже более мерзкого не сыграю. Дальше просто некуда! Но оказалось, это не предел... После этого мы с худруком Театра Пушкина Романом Козаком поставили «Косметику врага», где мне достался персонаж, которого по части мерзости и ужаса, наверное, можно занести в Книгу рекордов Гиннесса. Тем не менее я отношусь к своим страшным ролям без предубеждения. Полезно ведь играть как положительных, так и отрицательных. "Служанки" Вообще-то, деление на положительных и отрицательных — момент весьма спорный. – Да, это советский подход. На самом деле, играешь людей с разными качествами. Жизнь — многожанровое явление, в ней все очень перемешано, особенно сейчас. Рядом с ужасом всегда юмор, не говоря уже о том, что трагедия для одних — это очень часто абсолютное счастье для других. Помните фантастические по своей аморальности кадры, когда трагедия 11 сентября в Америке вызвала бурю радости на другом конце планеты?! Поэтому Ваш Ричард заявлен как трагифарс, а не трагедия, как у Шекспира? – Ну это же все условно! Не существует чистых жанров. Почему Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой, а Пушкин «Евгения Онегина» романом? У Стуруа «Гамлет» тоже поставлен как трагифарс. Где вы сейчас найдете чистую трагедию?! Разве количеством жертв сегодня кого-то удивишь? И потом, если вы считаете, что трагедия — это страшно, а трагифарс — нет, вы ошибаетесь. Трагифарс иногда может быть гораздо ужаснее. И злодей не обязательно трагический персонаж. Злодей не относится к жанру, это моральное определение. Пожалуй, настоящее злодейство по плечу только зрелому актеру. В этом случае немаловажны и жизненный, и профессиональный опыт. – Когда готовишь новую роль, ты все начинаешь с начала. Не имеет значения, что ты делал когда-то. Будто первый раз в театральный институт поступаешь: упражнения на внимание, на сосредоточенность, «я» в предлагаемых обстоятельствах... По новой осваиваешь свою профессию и каждый раз сдаешь экзамен. Самое неприятное, что никакой предыдущий опыт не защищает тебя от провала. А провал — это очень страшно... Знаете, что это такое? – Конечно, знаю. Поэтому и боюсь его. Больше смерти... Юлия Пятецкая фото предоставлены автором
Ирината: Отсюда. Константин Райкин открывает подземный мир Когда все нормальные люди о работе забывают, я из репетиционного зала не вылезаю. Скоро начнется новый театральный сезон, и «Сатирикон» встретит его во всеоружии! Со своими студентами ставлю «Не все коту масленица» по моему любимому Островскому. Надеюсь, выйдет не спектакль, а большая прелесть. Другая громкая премьера – комедия масок «Синее чудовище», ее мы сыграем 12 сентября. Это будет самый настоящий цирк в театре. Сейчас все виды искусства проникают друг в друга, и мне это чудовищно нравится. Нам помогают профессиональные цирковые артисты: мои актеры будут летать на трапециях и падать с них. На сцене мы построим арену и заполним ее водой, так что зрители окажутся в настоящей Венеции. Что до идеи постановки, то Синее чудовище – существо, которое полюбить невозможно, но необходимо, от этого зависит счастье героини. Я думал: кого невозможно полюбить? И понял: телеведущего, изрыгающего с экрана энергию, но препустого внутри. Не стану называть фамилии, но ряд теледеятелей в реальности – полные нули. Я думаю, наша публика сама догадается, кого мы имели в виду. Очень надеюсь, что к концу 2009 года завершится строительство Центра культуры, искусства и досуга им. Аркадия Райкина, которое ведется по соседству с «Сатириконом». Это будет уникальное здание похлеще парижского Центра Жоржа Помпиду или Линкольн-центра в Нью-Йорке: с тремя залами, кафе, супермаркетом, гостиницей и подземной автостоянкой. Но гвоздем сооружения станет… открытая сцена под землей! На время представлений крышу будут раздвигать, а в остальное время она послужит полянкой для прогулок.
Ирината: Фото Павла Маркина
Ирината: Константин Райкин. Фильм "Неудача Пуаро".
Casi: http://www.kp.ru/daily/23540.4/41831/ Здесь интервью, может его нет на форуме.
Ирината: Отсюда. Константин Райкин сыграет Отелло Константин Райкин объявил ближайшие планы своего театра "Сатирикон". Кроме Гольдони, специалистом по которому можно назвать и Райкина и сам театр "Сатирикон", в планах - "Отелло" Шекспира (еще один любимый автор театра). Причем роль мавра сыграет не Григорий Сиятвинда, что можно было бы ожидать, а сам Константин Райкин. Он справится. А режиссером-то не Юрий Николаевич случайно?
Ирината: http://www.mmdm.ru/event-list/view.html?event_id=40609 АБОНЕМЕНТ "Звезды театра в Доме музыки" — Константин Райкин "Самое любимое" 30 октября 2008 года начало в 19.00 (это абонемент... но, может, ради ТАКОГО события его и стОит купить, а?). Sberik: http://www.mmdm.ru/about/season-series/34587.html «Продажа этого абонемента завершена.» :) Administrator/Ирината: Тогда остается одно: прорываться "на лишний билетик".
Casi: 18.11.2003, Россия, Москва Художественный руководитель театра "Сатирикон" Константин Райкин (слева), актриса Людмила Гурченко (в центре) и президент республики Башкортостан Муртаза Рахимов (справа) на церемонии награждения премией "Российский национальный Олимп" в Государственном Кремлевском дворце. Фото: Валерий Мельников
Casi: http://www.newizv.ru/news/2005-02-22/20245/ 22 февраля 2005 г. Константин Райкин «Отрицательные персонажи стали частью моей биографии» ОЛЬГА АНДРЕЙКИНА В конце недели в Москве покажут необычный спектакль «Косметика врага», который принадлежит сразу двум театрам: «Сатирикону» и Театру имени Пушкина. В пьесе играют лишь два человека – художественные руководители этих театров: Константин Райкин и Роман Козак. О том, как появилась идея необычного театрального дуэта, «Новым Известиям» рассказали его главные действующие лица. – Константин Аркадьевич, и как вам уживалось... в столь тесном тандеме? – Мне приятно работать с Романом Ефимовичем. Нам, конечно, трудно друг с другом, потому что мы нервные люди, но в то же время здесь очень важно сохранять гармонию в отношениях на сцене. А потом нас связывают просто мистические вещи, целая цепь так называемых совпадений. Во-первых, мы оба по гороскопу «раки», и потом, если наши имена сократить, то получится К.Р. и Р.К., дальше вообще очень много странного. Внезапно мы обнаруживаем, что едем отдыхать в одно и то же место, как будто нас подталкивает судьба. У нас одинаковые ключи, одинаковые кошельки. Все это словно одобряет нашу встречу. Какая-то режиссура сверху все-таки существует, не все, правда замечают, но она есть. Думаю, то, что мы встретились в этом произведении, – правильное событие в нашей жизни. – Наверное, любому художнику кажется, что его спектакль едва ли не идеален. Но ваш проект точно можно назвать уникальным… – Естественно, хочется сделать как можно лучше, и эта литература действительно вдохновляет. С тех пор как я прочел «Косметику врага» Амели Нотомб, я прочел еще семь ее романов и являюсь большим поклонником ее творчества. Она просто наркотическая писательница – просто «подсаживаешься» на эту литературу. Но все-таки самое сильное ее произведение – «Косметика врага». Этот роман перевернул и потряс меня. Несмотря на то что это шокирующее произведение, где рассматриваются самые темные, черные стороны человеческой натуры, я редко читал еще где-либо столько о самом себе. И это при том, что каждый из нас, безусловно, старается быть хорошим. – Вы и Роман Козак играете в этом спектакле сообщников или противников? – Это специальный вопрос, отвечая на который, открываешь какие-то секреты спектакля. Этот спектакль полон тайн и загадок, раскрытие этих тайн во многом и составляет напряжение спектакля. То есть это детективная пьеса, детективный роман, можно сказать, детективный триллер. Это пьеса с пугающими и жестокими подробностями, страшными откровениями, причем это сделано так, что невозможно читать, но невозможно и не читать. Это ужастик, вместе с тем там много любви, много чувственности. Я не могу говорить об этом более конкретно, потому что весь кайф в том, чтобы это увидеть все из зала, начать эту историю разгадывать и понимать. Я бы предложил тем, кто роман уже читал, давать подписку о неразглашении тайны, а тех, кто не читал, – подписку, что не будут читать «Косметику» до спектакля. Кстати, нечто подобное было в программке спектакля по пьесе Агаты Кристи. Она просила зрителей не рассказывать никому о том, чем кончится спектакль. – Судя по всему, у вашего героя, как и в других ваших спектаклях, снова нелегкий характер? – Да, так случилось, что сильно отрицательные персонажи стали частью моей биографии. Я играл какого-то подлеца и мерзавца в «Современнике», потом сеньора Тодеро, которого хорошим человеком не назовешь – сволочь большая... Ричарда Третьего тоже играл. А вот этот персонаж – Текстор Тексель – в некотором смысле просто уникальный по «страшности» своих человеческих убеждений и позиций, уникальный. Думаю, трудно придумать что-то более омерзительное. Хроника убийств, преступлений, вообще большое количество крови в фильмах, например, всегда привлекают большое внимание. Я говорю это не для того чтобы вызвать «шкурный» интерес к этому спектаклю, а потому, что для меня это большая актерская проблема. Элементарно страшно повториться, с другой стороны, некоторым, может быть, и полезно играть отрицательные роли, но в большом количестве они могут начать приносить вред. Меня это уже беспокоит, честно говоря.
Casi: http://www.kontrakty.com.ua/show/ukr/article/13/1420042329.html Український дiловий тижневик "Контракти" / № 14 вiд 05-04-2004 Костянтин Райкін: «Уміння впливати — головне мистецтво» Розмовляв Вадим ДИШКАНТ Фото Світлани СКРЯБІНОЇ Моя перша спроба зустрітися з Костянтином Райкіним у Москві не увінчалася успіхом. Він саме репетирував «Річарда ІІІ», а з передпрем’єрного життя серйозного актора (який при цьому ще й керує театром «Сатирикон») випадає все, що не пов’язано з майбутньою виставою. Проте під час недавніх гастролей у Києві з моновиставою «Контрабас» Патрика Зюскінда, привезеною сюди продюсерською агенцією «Інтерлекс», актор усе-таки знайшов час для спілкування з «Контрактами». «Безглуздо вважати, що ти — найкращий» Костянтине Аркадійовичу, ви були приречені на те, щоб стати актором? — Середовище, швидше за все, прискорило прийняття рішення піти в актори. Я тривалий час сумнівався, думав, чи це не інерція? Я людина, по-перше, самоїдської будови, по-друге, — самолюбна. Змалку не хотів користуватися послугами батька — мені це здавалося вульгарним, огидним і неможливим. Звісно, з дитинства захоплюючись театром, я якось примірявся до нього. І?водночас намагався зайнятися якимись іншими справами. Серйозно захоплювався не лише спортом, а й наукою. У Ленінграді я навчався у школі при університеті, цікавився біологією і опановував її дуже стрімко. Та потім настав час, коли я інтуїтивно зрозумів: ніщо мене так до глибини душі не захоплює, як театр. І думаю, що я зробив правильний вибір. Бо нічого краще за це робити не міг би. Бути сином знаменитої людини — успіх чи тягар? — Коли вибираєш ту саму професію, що й твій знаменитий батько, доводиться нелегко. Не знаю, може, комусь іншому це не так обтяжливо, але мене порівняння з батьком, м’яко кажучи, не радували. Це дуже заважало. Будь-яка людина з нейтральним прізвищем сама по собі вже підноситься над рівнем моря. А ти, оскільки тебе порівнюють не з рівнем моря, а з Джомолунгмою, від самого початку немов у ямі знаходишся, перебуваєш у стані програшу. Порівняння в мистецтві в принципі ідіотичні. Це річ, припустима у підмайстрів. Майстри змагатися не повинні. Зрозуміти, хто кращий — Рафаель, Мікеланджело чи Тиціан, неможливо. Тому що за їхнього рівня майстерності «краще-гірше» — неправомірні звороти. Я в жодному випадку не порівнюю себе з ними, йдеться про сам підхід до мистецтва. В?яких амперах, метрах чи кілограмах можна виміряти витвори майстрів? У них своя система одиниць, майстер на своїй території унікальний, він кращий за всіх, тому що якусь річ робить так, як ніхто у світі. У цьому й полягає сенс його майстерності. Проте в мистецтві, як у спорті, постійно влаштовують змагання: роздають премії, звання... — Усі зараз змучені цими шаленими «Оскарами», «Глобусами», «Ніками». Найкращий спектакль, найкращий актор року... Безглуздо думати, що твій фільм чи спектакль і справді найкращий. Нерозумно вважати, що «Оскар» отримує насправді найкращий фільм. Не можна до цього ставитися серйозно. Адже це гра, в якій є частка умовності й іронії. Звісно, приємно отримувати премію, це тішить твоє самолюбство, але треба до цього ставитися з іронією. Коли тебе висувають в одну номінацію з такими майстрами, як Євген Миронов, Олег Меньшиков, Інна Чурикова, Сергій Маковецький, безглуздо всерйоз претендувати на перемогу. Кожен з них — неповторна величина, і те, що тебе раптом називають найкращим чи не називають, — це не привід ні для гордості, ні для скорботи. Сам факт, що ти опинився в цьому букеті, доволі приємна звістка. А далі — заспокойся, там своя драматургія. Особисто мені водночас смішно й сумно слухати, коли хтось говорить: «Ви тепер переплюнули тата». Тому що театр — мистецтво теперішнього часу. І середній живий артист завжди буде кращим від померлого геніального. Так глядачі влаштовані. Геніальний артист постаріє, втратить здоров’я й миттєво стане нецікавим публіці, яка віддасть перевагу здоровому, сильному, енергійному. Театральні враження розсмоктуються, затьмарюються новими емоціями. Був час, коли ви з батьком працювали разом. У вас виникали конфлікти? — У нас були непрості стосунки. Ми шість років працювали в одному театрі, причому — в його театрі. У нас траплялися палкі суперечки, але ми любили один одного. Я був йому необхідний, він потребував людини, на яку міг покластися. Різне було. Він бачив, що у мене є сили, й хотів, щоб театр я взяв у свої руки. Хоча розумів, що він після цього буде іншим, бо Театр Аркадія Райкіна піде з його смертю. «Ми брали кредити в банках і вчасно їх віддавали» Ваші менеджерські посади (керівник батьківського театру, потім «Сатирикону») — це якась ваша нереалізована амбіція? — Так складалася ситуація, що я об’єктивно мав узяти на себе керівництво театром. Інша річ, що в якийсь період це стало життєвою необхідністю (йдеться вже про «Сатирикон»). Гадаю, що за своїм покликанням я не лише артист. Тобто певні акторські дані в мене є, але я ніколи не думав про себе, шо я лише актор. Мій організм розрахований на додаткові навантаження. За своєю природою є лідером. Якби я не став керівником театру, що цілком могло б трапитися, то все одно за собою когось вів би. Так я влаштований. Когось вести — значить, за когось і відповідати. Як «Сатирикону» вдається зводити кінці з кінцями? — За канонами світової економіки стаціонарний репертуарний театр, як, наприклад, Шекспірівський театр у Лондоні, заробляє трохи більше ніж 40 відсотків власного бюджету, решта — дотації. Ми підпорядковані Міністерству культури Росії («Сатирикон», на жаль, не московського, а федерального підпорядкування), а це жебрацька організація, яка дає нам копійки. Ми, по суті, знаходимося на госпрозрахунку. Тобто в держави я беру мінімум. Будь-який наш спектакль, зокрема й «Контрабас», коштує не менш як 150 тисяч доларів. Є спектаклі, які коштують мільйон доларів. Оскільки в мене дотація мінімальна, то я почав заробляти від 83 до 87% бюджету. Коли наш адміністратор, який вчився в ГИТИС, почав за нашими викладками здавати екзамен, то його ледь не вигнали, бо таке вважається неможливим. У це справді складно повірити... — У нашому випадку це стало можливим, тому що в нас великий зал і дорогі квитки, які розкуповують. Що ми робили? Ми брали кредити в серйозних банках і вчасно їх віддавали. У нас дуже хороша репутація, нам давали кредити в півмільйона — при цьому ми діяли відкрито, через інтернет, улаштовували публічні презентації майбутніх проектів. Ми спростували скептиків, мовляв, людям мистецтва довіряти не можна. І незважаючи на дефолти й кризи, економічно жили цілком пристойно, підвищували зарплату артистам. Адже нас усіх орієнтували на самостійність, на ринкову економіку, і ми це сприйняли першими. З нашим директором, хорошим театральним економістом, ми розробили систему, як продавати квитки, як вибудовувати рекламну кампанію, як знаходити спонсорів, як з ними вести роботу. І в результаті виявилися одним з найзаможніших колективів країни. При цьому театр наш знаходиться не в центрі Москви. Я тому й опинився у президентській раді, що потрапив у число лідерів, які досягли помітних успіхів у своїй діяльності. І ось тепер раптом завдяки «милій» реформі самостійність стає «крамолою». Про яку реформу йдеться? — Ця тема для мене нині болючий, кривавий мозоль. Йдеться про реформу, з мого погляду, руйнівну не лише для театру, а й для всієї російської культури. Називається ця реформа «Реструктуризація бюджетної сфери». Це означає, що в театрів більше не буде грошей, які вони заробляли на свої позабюджетні рахунки. Буде лише один рахунок, бюджетний. Усі гроші, які ти заробив, надходитимуть на цей рахунок, а далі — до бюджету країни. А Міністерство фінансів саме перерозподілятиме ці гроші й вирішуватиме, скільки воно тобі дасть. Це повернення до часів радянської влади. Своєрідне розкуркулення: «Ага, ви заробляєте багато? Значить, ми у вас віднімемо й розподілимо поміж тими, хто заробляє мало!» Ми все це вже проходили. Звісно, деяким колективам, які не можуть залучити глядача й заробити, це вигідно, вони тепер отримуватимуть гроші за рахунок інших. Але для нашого театру це подібно смерті. Бо в міністерства таких сум на театр, якими ми оперуємо, немає. Вони можуть дати на спектакль 250 тисяч рублів. За таку суму ми можемо поставити спектакль лише на малій сцені. Проте на великій сцені жодного спектаклю я випустити не зможу, це потребує величезних коштів. І жоден спонсор не зможе нічого дати. Бо даватиме він не в панчоху, а на бюджетний рахунок, і в нових умовах фінансуватиме не театр, а Росію. Проте хто захоче давати спонсорські гроші просто державі, не знаючи, як вона ними розпорядиться? Ви пробували якось протистояти цьому? — Мабуть, нічому я протистояти не зможу. Хвиля ця настільки потужна, що не лише одна людина, а й усі театральні діячі навряд чи зможуть її зупинити. Тим більше, що всі ми роз’єднані, підпорядковані різним відомствам. Я вже півтора року входжу в президентську раду з культури й досі вирішую для себе питання, яку користь можу принести, знаходячись там? Єдине, що може в моїх очах виправдати моє перебування в раді, — це протистояння тій тенденції, яка зараз явно переважає. Проте своїми різкими промовами я, вочевидь, порушив там загальну благосну атмосферу приємної бесіди, і, гадаю, мене не зрозуміли. Адже це великий удар не лише по театрах, а й по бібліотеках, музеях, які існували за рахунок позабюджетних коштів. А тепер ніхто навіть в оренду приміщення здати не зможе. Культура позбавиться можливості заробляти. Дивна держава — щойно починаєш жити трохи краще, тебе відразу ж намагаються довести до загального рівня бідності. «Путін нічого не забуває» Вочевидь, усе-таки є якийсь вихід? — У мене один вихід — приватизувати театр. Хоча це непросто зробити. Я звертався до президента, знаючи, що він дуже добре ставився до батька і неодноразово бував у нашому в театрі. Я просив, щоб він у цій ситуації допоміг урятувати театр. Путін — людина, яка робить, реагує відразу. Не беруся говорити про його глибинні людські якості, для мене, як і для всіх, це загадка, але діє він дуже професіонально. У мене великий досвід спілкування з Путіним, і я помітив, що він нічого не забуває. Звичайно, може щось не зробити, але скаже про це. Нині усе ускладнює зміна уряду, але я сподіваюся на допомогу президента. Єдиний реальний вихід — викупити «Сатирикон», який стане приватним репертуарним театром. Ви вхожі до вищих політичних кіл. Наскільки політика, бізнес і театр схожі? — Будь-який хороший актор і режисер — передусім психолог. Він здатний зрозуміти внутрішні процеси, які ведуть до тих чи інших вчинків. Уміння вплинути, викласти ідею красиво, захопливо — це головне мистецтво, яким зобов’язані володіти люди театру. Якщо ти знайомий з психологією, отже, можеш впливати на людей, щоб змусити їх непомітно для них самих діяти у своїх інтересах. Для будь-якого політика чи бізнесмена це, мабуть, найважливіша мета. Бізнесмени, з якими я спілкуюся, говорять, що без особистого шарму жодну проблему вирішити не можна. Від шарму, здібності захопити залежить, чи можеш ти впливати на людину, захопити її своїми ідеями. Тому що все одно все вирішують, зрештою, особисті контакти, людські симпатії й антипатії. Чи є теми, яких журналісти в розмові з вами не мають права торкатися? — Вони мають право порушувати будь-яку тему. Проте я маю право не відповідати на запитання, яких я не те що боюся — просто вони мені нецікаві. Є якісь життєві теми, інтерес до яких, на мою думку, не є цінним. Він для мене не корисний, задоволення цього інтересу відгонить певною дешевизною, опошляє мої інтереси. Тож у вас своє право, а в мене — своє. До речі, про права... Ви прихильник західного духу права, контракту чи все-таки людина російської, слов’янської культури, з її неприйняттям суворої регламентації відносин юридичними законами? — Звичайно ж, російської, слов’янської культури. Проте знову?ж таки — дивлячись що під цією культурою розуміти. Я з тих людей слов’янської культури, до яких належать, приміром, Менделєєв, який створив свою таблицю, чи Станіславський з його системою начебто непізнаваного акторського світу натхнень, почуттів. Я себе з ними зіставляю не за масштабом, а за підходом до життя. Тому що російська душа — це не лише відчайдушність, щедре нехлюйство й бездумність, як деякі вважають. Це не лише відчайдушна Москва з кривими вуличками, а й Пітер, увесь продуманий, «навмисний». Тож я належу до цього «різновиду» російської ментальності, тому що в мене є почуття обов’язку, запас посидючості, терпіння, сумлінності. Не можу себе віднести до людей західного, прагматичного сприйняття життя. Однак я, звичайно, з тих, хто певною мірою й прораховує, і продумує. Без цього неможливо керувати колективом. При цьому, гадаю, маю доволі сильний темперамент. Сподіваюся, що я — людина пристрасна. -------------------------------------------------------------------------------- Досьє Райкін Костянтин Аркадійович народився 8 липня 1950 року в Ленінграді. 1970 року закінчив Московське театральне училище ім. Б. В. Щукіна. З 1970 до 1981 року грав на сцені театру «Современник». У кіно здобув популярність після фільму Нікiти Михалкова «Свій серед чужих, чужий серед своїх» (1974). 1981 року перейшов працювати до Ленінградського театру мініатюр під керівництвом Аркадія Райкіна. 1982 року театр переїхав до Москви, його було перейменовано на Державний театр мініатюр. Після смерті 1987 року Аркадія Райкіна очолив театр, перейменувавши його на «Сатирикон» і сформувавши повноцінний драматичний репертуар. 1992 року удостоєний звання народного артиста Російської Федерації. Володар російських театральних премій «Хрустальная Турандот», «Золотая маска», премії Станіславського, лауреат держпремії РФ. Костянтин Райкін
Катюша: Український дiловий тижневик "Контракти" / № 14 вiд 05-04-2004 Ась? _________________________________________ Звездный бульвар / 2008 Июль http://www.zbulvar.ru/newspaper/streaks/articles/detail.php?STID=16017&phrase_id=218893 НАШИ СОСЕДИ Константин Райкин: Я очень неуверенный в себе человек «Больше всего на свете ненавижу кашель в зрительном зале» Автор: Елена Алексеева Театр «Сатирикон» весь прошедший сезон не давал новых спектаклей, целый год готовится к премьере — «Синему чудовищу» знаменитого венецианского сочинителя Карло Гоцци. Сейчас идут ежедневные напряженные репетиции. И вот после одной из них, закончившейся в десять вечера, мы встретились с художественным руководителем «Сатирикона» и режиссером-постановщиком «Синего чудовища» Константином Райкиным. — Константин Аркадьевич, рассказывают, что в этой премьере зрителей ожидает много чудес. Например, сооруженная на сцене настоящая цирковая арена. — Да, ее барьер будет двигаться на разных скоростях и на какое-то время арена заполнится водой, потом вода уйдет. Вообще, в этом спектакле задействовано много постановочных элементов. Это и хорошо, и плохо. Плохо, потому что это очень трудно все вместе соединить. В одной постановке задействовано столько устройств, механизмов и декораций, что их хватило бы на четыре или пять спектаклей. Потрясающая декорация венецианского моста Реальто, плавающие гондолы, огромная двигающаяся гидра семиглавая... Но я хочу сказать, что это очень актерская пьеса: несмотря на чудеса механики, спектакль будет держаться по-настоящему только на актерах, на их игре. Это замечательная драматургия, которая позволяет разлететься в театральной стихии. По жанру это комедия дель арте (комедия масок). Для нашего зрителя жанр чужой, но если к нему найти русский ход, то появляются огромные возможности прежде всего для актеров. Таким ходом стал цирк. В этой пьесе масса превращений, волшебств, есть острый сюжет, много испытаний и риска для жизни главных героев. Вообще, от них требуется большой героизм. А все это понятия, очень наводящие на цирк, потому что это рискованное искусство сродни театру. Мы завязались с бригадой настоящих цирковых артистов и тренеров, которые нас обучают. И наши актеры делают сложные номера, в том числе и в воздухе. Я хочу сделать спектакль демократичный для театральной публики, но так, чтобы это было интересно. — А вы как-то изучаете зрителя, знаете, кто к вам приходит? — Можно, конечно, какие-то социологические опросы проводить, но я чувствую зрителя. Человек театра зрителя ушами ощущает. Он его не видит со сцены, и слава богу, потому что лица как раз очень отвлекают. Но он слушает его ушами. И вот когда кашляют — это плохо. Больше всего в жизни я ненавижу кашель в зрительном зале. Это означает, что зрители невнимательны. Если зал внимателен, напряжен, хоть они все больны гриппом, коклюшем, пока им интересно, они никогда не закашляют, ни один человек. Как только внимание ушло — все, обязательно. — А хороший признак какой — полная тишина? — Да, тишина меньше нуля. — Это как? — Есть тишина пустого зала, когда просто нет звуков, потому что в зале никого нет. Ночью зайди в зал — там тишина. А есть тишина меньше нуля. Всасывающая тишина туго набитого зрителем зала, который затаил дыхание и ждет чего-то. Все — на натянутых нитках внимания. Это воронка такая. Бывают взрывы какие-то, аплодисменты, случаются слезы в зале, что тоже всегда слышно. — Даже слезы? — Да, конечно, и слезы слышно всегда. Люди, плача, как-то начинают шмыгать. Нет, зал — это такое живое существо. А как зал смеется?! Это же не какие-то отдельные хохоточки, это какой-то общий «а-а-а-а», то есть такое чудовище смеется. — А для чего вы выходите на сцену? — Потому что я не могу без этого, мне это очень по душе, по крови, по кишкам, по животу, по существу по моему. Эта профессия мне не просто нравится, это мой способ жить и мой способ улучшаться. — Даже если злодея играете? — Если злодея играю, то еще лучше становлюсь. Потому что это реактивное движение выплескивания на сцену своей какой-то гадости в художественном виде. Таким образом — движение в противоположную сторону. То есть ты уходишь из опасности быть таким в жизни. Это самоочищение. Это как рассказать о себе, что вот, мол, что могло бы быть, находись я в других обстоятельствах. Может быть, мне эта профессия нужна еще и для того, чтобы обрести уверенность. Я очень неуверенный в себе человек, с детства с этим живу. Меня заставить усомниться в себе ничего не стоит. И как заике порой нужно стать оперным певцом, потому что когда он поет, то не заикается, вот так и мне нужна моя профессия. Когда выхожу на сцену, я вынужден производить впечатление уверенного в себе человека, потому что зритель не прощает неуверенности. — Читала, что вы были отличником в школе… — Нет, отличником я не был никогда. Но я хорошо учился: у меня не было троек в четвертях. — Есть расхожее мнение, что актеру ум необязателен, что он ему может и мешать. — Ну что значит ум? Ясная голова должна быть. Просто умному человеку труднее поверить в предлагаемые обстоятельства, наив ему труднее дается, а дураку легче. Ну, так дурак и не сыграет, как правило, того, что умный сыграет. Но есть, конечно, примеры достаточно необразованных людей, которые стали гениальными артистами, как Николай Олимпиевич Гриценко. Все невежды и средние, серые артисты приводят его в пример, чтобы как-то защитить себя. Но он гениальной одаренности артист был, это уникальный случай, это исключение из правил. К примеру, он замечательно играл князя Мышкина, но не мог прочесть этого произведения, ему «Идиота» своими словами пересказывали. — Ваша дочь Полина окончила Щукинское училище, и сегодня она артистка Театра имени Станиславского. А в «Сатирикон» вы ее не приглашали? — Еще когда она училась на третьем курсе, я звал ее к нам. Мне нравилось, как она работает. Полина отказалась. Но она в «Синем чудовище» с третьим составом репетирует. Я все составы готовлю одинаково. — Что после «Синего чудовища» будет? — У нас еще одна премьера запланирована на открытие сезона — это «Не все коту масленица» Александра Островского на Малой сцене. Я там играю со своими студентами. Дальше я буду снимать кино по пьесе киевского драматурга Маши Ладо. Меня эта пьеса давно очень интересовала. Называется она «Маэстро». Современная история о том, как в абсолютно бескрылой жизни, где ничего не предвещало никакого чуда, вдруг оно случается. Это будет фильм, в котором я сниму и актеров своего театра, и кого-то, может быть, еще, и сам там немножко поиграю. — Кажется, это будет ваш дебют как кинорежиссера? — Да. Я вообще в этом ничего не понимаю, как мне кажется, но меня эта пьеса волнует. Я знаю, как срежиссировать актерскую игру и создать атмосферу. Посмотрим, что получится.
Casi: http://www.nashfilm.ru/stars/3067.html Юбилей Натальи Гундаревой 28 августа ТВ Центр и телеканал Культура покажут два документальных фильма о Гундаревой. На телеканале ТВ Центр об актрисе в фильме «Браво, артист! Наталья Гундарева» расскажут Константин Райкин, Светлана Немоляева, Леонид Ярмольник, Сергей Шакуров.
Ирината: ЗДЕСЬ - серия фотографий. "Петербург. Художественный руководитель театра "Сатирикон" Константин Райкин на пресс-конференции, посвященной началу гастролей театра "Сатирикон" в Санкт-Петербурге".
Ирината: Смотреть на видео о 50-летии К.А.Райкина и о спектакле Контрабас - ЗДЕСЬ.
Ирината: Константин Райкин. Рабочие материалы (интервью) для телепрограммы "Звезды" и Судьбы. Сьемка проходила 30 мая 1996 года в номере отеля "Октябрьский" г.Екатеринбург Автор и ведущая: Оксана Сергеева Режиссер: Андрей Бархатов Оператор: Александр Ярош Продюсеры: Андрей Бархатов и Дмитрий Киприянов Совместное пр-во МАО УО КИНОЦЕНТР и Ассоциация Независимых Теле и Киноработников А.Н.Т.и К. 1996 P.S. Данная программа не монтировалась Видео - ЗДЕСЬ.
Casi: Константин Райкин
Ирината: ЗДЕСЬ много-много фотографий НАСТОЯЩИХ артистов - в том числе и Константина Аркадьевича Райкина. Здесь - 4 фото из подборки. По ссылке их гораздо больше...
Ирината: Отсюда. Горестный оптимист Мария Седых, Александр Иванишин (фото) Константин Райкин: "Я не люблю прямых высказываний, как и фиг в кармане. Объелся ими за свою жизнь. Считаю, что на каком-то этапе творческого развития это очень мешало папе. Ужасно, когда такому гениальному артисту приходилось говорить о шпунтах, гайках и вообще об экономике. Этакий театр при Госплане. Мне это неинтересно" Как это часто бывает на театре: слухи о готовящемся в "Сатириконе" "Синем чудовище" Карло Гоцци в постановке Константина Райкина намного опередили премьеру. Счастливчики, попавшие на весенние просмотры "для пап и мам", рассказывают о небывалом зрелище и виртуозности совсем молодых артистов-дебютантов... На этой неделе художественный руководитель "Сатирикона" Константин Райкин откроет новым спектаклем двадцать первый сезон, приняв в труппу свой выпускной курс, чтобы очередной раз начать все сначала. - Константин Аркадьевич, если попытаться из ваших публичных высказываний составить частотный словарь, то первое место займет слово "успех". Когда его повторяет, ну, к примеру, Табаков, то тут же рапортует о финансовых достижениях и больших зарплатах артистов. Вы тоже хорошо платите? - Олег Павлович, конечно, администратор замечательный. Но я лично ему говорил и прилюдно, потому могу повторить: мне эта его манера бравировать своим материальным достатком не нравится. МХТ - театр, находящийся на особом положении. Одна из главных команд страны. Так уж повелось исторически. Гранты, рестораны... Мы же дотацию получаем гораздо меньшую, чем любой московский театр. У кормушки самые последние. Слава богу, не "академики", что дает нам возможность в дальнейшем поэтапно приватизироваться. Просто Табаков совсем другой человек. Он сыграл и играет в моей жизни очень серьезную роль - старший товарищ. Мы сидели десять лет в одной гримерке, и именно у него я спрашивал когда-то, как избавиться от бесконечных диких сомнений. Я каждую минуту на сцене был не уверен в себе. Он ответил, мол, надо поиметь один внятный успех и понять, что ты интересен. - Помогло? - Для меня его формула вообще не работает. Я по природе, по генотипу совсем не самоуверенный человек. Как это можно, "поимев успех", раз и навсегда понять, что ты интересен? А потом другая роль, и где гарантия сыграть ее столь же успешно? - Вы начали строить свой театр двадцать лет назад, когда публика от театра отвернулась. Вами двигало желание ее вернуть? - Да, конечно. Неполный зал - это всегда унизительно, всегда печально. И когда во время действия уходят - печально. Даже если в туалет. Значит, я проиграл соревнование мочевому пузырю. - Такая зависимость от зала не унизительна? - Такая нет. А вот от зависимости жизненной в буквальном смысле слова, от стоимости билетов, от частоты играемых спектаклей хотелось бы уйти. Отчасти поэтому и затеяли строительство культурного комплекса. Во имя независимости. Чтобы зарабатывание шло не только и не столько за счет театра. - Сейчас принято рассуждать о новых театральных моделях. Если бы с нуля начинали, какую избрали бы? - Я человек старомодный, все равно строил бы театр-дом. Правда, с одной стороны, все время говорю об этом, строю, и в какой-то мере, мне кажется, построил, а с другой - состав труппы постоянно меняется, обновляется... Вон висит на стене фотография из спектакля "Шантеклер". Прошло с той премьеры лет шесть или семь, сейчас только четыре артиста из тех у нас служат. Другим предложил уйти... Кто-то ушел сам. - Прямо не дом, а детдом, во главе с Карабасом Барабасом. - Нет, дом. С крышей над головой. Здесь хорошо тем, кто работает, а не клянется друг другу в вечной верности. Ни я им, ни они мне. И в семье кто-то уезжает, кто-то рождается, кто-то женится, разводится, приводит любовницу. Я понимаю, у нас нужно много вкалывать, и это может расходиться с чьими-то коммерческими интересами. А иногда и творческими, когда я не вижу перспектив. Да, я сам, все время повторяющий одно и то же, могу в конце концов осточертеть. Есть основной костяк, артисты, которых я бы назвал мастерами, - Денис Суханов, Лика Нифонтова, Григорий Сиятвинда... - Когда лет через десять - пятнадцать самому понадобится старушка-партнерша, где возьмете? - Приглашу. Играли же у нас и Стеклов, и Филиппенко, и Фоменко. - Зато никогда не превратитесь в террариум единомышленников. - Не люблю этих ревнивых. Знаю точно, если тебя не хотят, ничем не заставишь. Творчество все-таки дело добровольное, более того - инициативное. Когда вижу, что актер не рад, получив роль, вопрос с ним для меня внутренне уже решен. Он может быть очень хорошим артистом, но если театр нужен ему формально, как порт приписки, я не могу и не хочу его заинтересовывать. Насильно. - И никаких мук совести? - Расскажу честно. У меня погиб студент. Вторая гибель на курсе, на этот раз от передозировки. Когда я очнулся от шока, меня не покидало ощущение вины. Почти до безумия. Он был очень одаренный парень, и в то время я репетировал с ним Гамлета. Большой отрывок, сцену с матерью. Я тогда из-за него не поехал никуда на каникулы, понимал - не успеваем. Мне было интересно. Потом уже вспомнил, как на разборе он несколько раз засыпал, но я думал, что просто не увлекателен, не интересен, элементарен для него, склонного к режиссуре. Я верил ему, считал в завязке. Не сумел отвлечь его работой. Понимаю, невозможно соперничать с физиологией, и все-таки... Я не в силах работать с людьми, которые не чрезвычайно хотят работать. Почему я в принципе люблю репетировать с молодыми? Они очень хотят уметь. - Лелеете комплекс ученичества? - Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы осознать: мы занимаемся делом, до конца непознаваемым. Талантливому режиссеру не нужны твои старые умения. Он их не любит заведомо и готов тебя немедленно уличить в заштампованности, в имитации живого процесса. Ему надо тебя раздеть и заставить сыграть, как природа повелела. - У вашей режиссуры тот же импульс? - Начнем с того, что до сих пор я с трудом называю себя режиссером. Поставив 20 спектаклей, стабильно успешных без моего актерского участия... - В переводе на русский это означает: приглашенный режиссер не может принести театру успех спектаклем без актера Райкина? - Может. Но это бывает нечасто. Наверное, никто, как я, не чувствует этот зал, его энергетику и зрителя, сюда приходящего. Я точно знаю, как здесь нужно строить сцену, чтобы удержать внимание. - Вы начинали вместе с Валерием Фокиным. И в "Щуке", и в "Современнике". Он повлиял на становление режиссера Райкина? - Мне с ним было очень хорошо, и я с большой любовью вспоминаю наши времена. При этом и то, что мы разошлись, - тоже очень хорошо. Не конфликтно, а просто как бы каждый по своим делам. Валера ведь человек жесткий и выжигает поле вокруг себя в смысле надежд на какие-то собственные амбиции. Он такой - единоличник и, может быть, прав в какой-то степени. - Но на что-то опирается ваша режиссура? - Всегда на хорошую драматургию. Актерскую, которая будит мою фантазию. Я ставил Шекспира, Мольера, Гольдони, Островского, Гоцци. Это все очень разные драматурги, но для меня есть в них какой-то глубинный общий знаменатель - мощные характеры, высокий накал страстей, возможность трактовки и образного переосмысления. - И любимый Вами МакДонах из той же компании? - Для меня - да. Драматург, на котором надо учиться в театральной школе. Петелька - крючочек, петелька - крючочек: абсолютно точно психологически все выстроено. Мне он кажется лучшим современным драматургом. У нас так писать сейчас не умеет никто. Глубоко, горько и очень смешно. С настоящим знанием человека и большой сердечной болью за него, порой даже граничащей с сентиментальностью. Мы поставили, по-моему, две его лучших пьесы и, мне кажется, почувствовали. Артисты, во всяком случае, замечательно играют. - Так это для малой сцены, для избранных. - Театральную публику составляет столь малое количество народа, что она уже отобранная, уже элита. К слову, и по этой причине театр всегда будет востребован, даже из соображений моды и чувства престижа. Вы видели? Не попали? А вот я попал. На малой сцене мне тоже интересно ставить. Устаю от своего полигона, от необходимости постоянно ощущать 23-й ряд. Надо иногда с микроскопом работать, с увеличительным стеклом - меленько, подробненько. У Константина Райкина надо брать видеоинтервью: диктофон не может зафиксировать всю гамму чувств, мгновенно отражающихся на его лице - МакДонах, конечно, замечательный автор. Но, по-моему, современному театру не хватает гражданского темперамента, прямого разговора о времени и о нас. - Я не люблю прямых высказываний, как и фиг в кармане. Объелся ими за свою жизнь. Считаю, что на каком-то этапе творческого развития это очень мешало папе. Ужасно, когда такому гениальному артисту приходилось говорить о шпунтах, гайках и вообще об экономике. Этакий театр при Госплане. Мне это неинтересно. - И все же история большинства театров начиналась с открытия своего современного автора: Чехова ли, Розова. - Не всегда. Вахтанговцы ведут летоисчисление от "Принцессы Турандот" Гоцци... - Верно, но они предельно его актуализировали. - Как и мы свое "Синее чудовище". И это, считаю, абсолютно правильно. Комедия дель арте - далекий от нас жанр и совершенно не русский. Великий спектакль Стрелера "Арлекин" с легендарным Ферруччо Солери у нас прогорел бы. Константин Райкин репетирует «Синее чудовище» со своими бывшими учениками, ныне артистами «Сатирикона» - ??? - Уверен. Он для фестивалей, для театральных дегустаторов. Мы не приучены к такому откровенному театру представления. Нам нужно искать свой русский ход. Изобретение Вахтангова - полное погружение в обстоятельства, переживания по системе Станиславского и вдруг неожиданное перечеркивание шуткой. Ныряние и выныривание. Я помню, так играла Адельму Максакова, буря эмоций, до слез доходила и с легкостью шуткой возвращала зрителей в театр. Публика попадалась и с удовольствием это осознавала. Наш русский ход через цирк, в котором традиционные маски - клоуны-коверные. - Плюс репризы. Не получится капустник? - Нет, слишком мучительные страсти. Настоящая любовь и настоящая ненависть - не в жанре капустника. Да и история сама жесткая и во многом мрачная, а цирк дает свободу фантазии (здесь ведь масса чудес-волшебств в отличие от "Турандот") и снимает напряжение и пафос. - Пафосу-то откуда взяться? - Хотелось бы избежать нелюбимого мной слова "сатира", но у этой истории есть адрес. Чудовище - многоголовая гидра, семь телевизионных "журавлей" с камерами, которые возвышаются над нами, то заглядывая в глаза выступающему, то резко разворачиваясь к толпе. У него ни души, ни сердца. Страшное существо, похожее на динозавра. - И страшнее зверя нет? - Так часто бывает. Страшное зло рождается из гениальных изобретений человечества. Телевидение - гениальное изобретение, но, попав в руки безбожников, становится силой дьявольской. - Вот уж действительно не русский ход, а русский код - до слез повеселиться. А казались несокрушимым оптимистом. - Я - горестный оптимист.
полная версия страницы