Форум » Архив форума » Хорошие стихи. ЧАСТЬ 10 » Ответить

Хорошие стихи. ЧАСТЬ 10

Administrator: Хорошие стихи. Часть1 Хорошие стихи. Часть 2 Хорошие стихи. Часть 3 Хорошие стихи. Часть 4 Хорошие стихи. Часть 5 Хорошие стихи. Часть 6 Хорошие стихи. Часть 7 Хорошие стихи. Часть 8 Хорошие стихи. Часть 9 Одна из самых популярных из тем форума в очередной раз начата "с нуля". А снова повторяю прежний текст... заменяя только текст стихов Гумилева: Есть темы, который из-за обилия в них информации "закрываются" на этом форуме стремительно... Например, Хорошие стихи. Ибо хорошей поэзии - российской и зарубежной, классической и современной - много. И мы находим в ее строчках созвучие нашим настроениям... Уже традиционно новую/старую темку начинаю со стихов Николая Гумилева. СЛОНЕНОК Моя любовь к тебе сейчас - слоненок, Родившийся в Берлине иль Париже И топающий ватными ступнями По комнатам хозяина зверинца. Не предлагай ему французских булок, Не предлагай ему кочней капустных - Он может съесть лишь дольку мандарина, Кусочек сахару или конфету. Не плачь, о нежная, что в тесной клетке Он сделается посмеяньем черни, Чтоб в нос ему пускали дым сигары Приказчики под хохот мидинеток. Не думай, милая, что день настанет, Когда, взбесившись, разорвет он цепи И побежит по улицам, и будет, Как автобус, давить людей вопящих. Нет, пусть тебе приснится он под утро В парче и меди, в страусовых перьях, Как тот, Великолепный, что когда-то Нес к трепетному Риму Ганнибала.

Ответов - 301, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 All

Lotta: Павел Кашин ЛЮБОВЬ Упала ночь, и мир уже не тот. Ночной полет над крышами юнцов. Глаза отцов, не знавших про нее. Любовь. Кому-то жаль душевной тишины. Кому-то мало скомканного тела. Ты не сумел, она не захотела. Любовь. И если жить, то верно для нее. И если быть, то верно уж не с телом. Мы не сумели быть вдвоем. Какая смелость..

стихия: Любовь Когда без страсти и без дела Бесцветно дни мои текли, Она как буря налетела И унесла меня с земли. Она меня лишила веры И вдохновение зажгла, Дала мне счастие без меры И слезы, слезы без числа... Сухими , жесткими словами Терзала сердце мне порой, И хохотала над слезами, И издевалась над тоской; А иногда горячим словом И взором ласковых очей Гнала печаль, - и в блеске новом В душе светилася моей! Я все забыл, дышу лишь ею, Всю жизнь я отдал ей во власть, Благословить ее не смею И не могу ее проклясть. © Алексей Апухтин. 1872 год

Ирината: Юнна Мориц МАЛИНОВАЯ КОШКА У Марфы на кухне Стояло лукошко, В котором дремала Домашняя кошка. Лукошко стояло, А кошка дремала, Дремала на дне, Улыбаясь во сне. Марфута спросонок Пошла к леснику С лукошком, Где кошка спала на боку. Марфута не знала, Что кошка в лукошке Дремала на дне, Улыбаясь во сне... Лесник, насыпая Малину в лукошко, С болтливой Марфутой Отвлёкся немножко. Лесник не заметил, Что кошка в лукошке Дремала на дне, Улыбаясь во сне... А кошка проснулась И выгнула спину, И пробовать стала Лесную малину. Никто не заметил, Что кошка в лукошке Хихикает тихо И чмокает лихо! Лесник Сковородку с грибами приносит, Марфуту любезно Позавтракать просит. Над ними хихикает Кошка в лукошке- В своё удовольствие Ест продовольствие! Марфута наелась Маслятами на год, А кошка Малиновой стала от ягод. Малиновый зверь На малиновых лапах,- Какой благородный Малиновый запах! Подходит Марфута И видит в лукошке Улыбку усатой Малиновой кошки. - Таких не бывает!- Марфута сказала. - Такие бывают!- Ей кошка сказала И гордо Малиновый бант завязала!


hi!: Виктория Райхер Одноклассники Жениться нужно было на той, изящной, без косметики, без каблуков. Теперь ты понял, дубина? Вон как она выглядит, через двадцать лет. А Кирюха уехал в Америку, уехал и был таков, а у Андрея машина, впрочем, машины у кого теперь только нет. Мальчики растолстели, девочки вышли замуж, девочки демонстрируют кольца и вырезы модных кофт. Кто-то родил тогда еще, а ведь кто-то еще тогда уже надеялся, что бездетен. Особенно из мужиков. Половина родили девочек, половина не ладят с соседями, половина ушли в религию, хорошо хоть, не все в одну. Но даже и захотели бы, все равно не дружили бы семьями, мы ж не можем выбрать одну на всех - ладно школу, а то страну. В переодетых мадоннах пойди узнай девочек в белых фартуках. Какого черта ты тогда не женился на той, изящной? Какая была синица в руках! Стой теперь, рот разевай на чужой каравай, простая задача для школьника. А не ходил бы ты в школьниках - ходил бы в дворниках. Бывший очкастый мальчик, ты лучше взбирайся в горы, или проветривай темя в автомобиле длинном, но не пересекайся с теми, кто помнит тебя летящего по школьному коридору цвета убитой глины. Тебя не позвали в кино в воскресенье, натравили собаку в субботу, в среду скинули без разрешенья в очень холодный сугроб, и ты бежишь, отплевываясь от собственного сопенья, откашливая терпение с жалобной рвотой взахлёб. И прошло уже столько времени, ты осилил науку нежности, ты осилил науку странности и немного науку старости, а в том коридоре по-прежнему ты бежишь как дурак от горести, освещая дорогу пламенем оглушительной детской ярости. А тебя приглашают, радушные, не помня, что переброшены обиды горючие самые через твое плечо - и они ведь правы, послушай, они, да и та, хорошенькая, что вышла в итоге замуж за кого-то еще. Половина родили мальчиков, половина гуляют за полночь, половина жалуется на горе: статистика теплых тел. И никто не может тебе помочь, потому что тебе уже не помочь, ты же умер в том коридоре, умер, пока летел. И сегодняшнее хотение, и сегодняшние сплетения согревают тебя настоящего, он-то вполне живой. А вот если бы та, хорошенькая, без каблуков, изящная, стала твоей тогда еще - была бы теперь вдовой. А теперь и она не вдова никак, и тебе хорошо, ты давно не враг ни своих друзей, ни чужих собак, и не прячешь дневник на своем столе и не плачешь с утра "доколе". Только носишь под майкой товарный знак, как глубокий ожог, как командный флаг, как зрачок в глазу, как шрам на скуле, как сердечко, испачканное в золе, как татуировку "возьмем Рейхстаг", как коронный удар для дворовых драк: "я когда-то учился в школе".

стихия: Еще в ушах стоит и звон и гром, У, как трезвонил вагоновожатый! Туда ходил трамвай, и там была Неспешная и мелкая река, Вся в камыше и ряске. Я и Валя Сидим верхом на пушках у ворот В Казенный сад, где двухсотлетний дуб, Мороженщики, будка с лимонадом И в синей раковине музыканты. Июнь сияет над Казенным садом. Труба бубнит, бьют в барабан, и флейта Свистит, но слышно, как из-под подушки - В полбарабана, в полтрубы, в полфлейты И в четверть сна, в одну восьмую жизни. Мы оба (в летних шляпах на резинке, В сандалиях, в матросках с якорями) Еще не знаем, кто из нас в живых Останется, кого из нас убьют. О судьбах наших нет еще и речи, Нас дома ждет парное молоко, И бабочки садятся нам на плечи, И ласточки летают высоко. © Арсений Тарковский

hi!: Светлана Епифанова Волосы у него пахнут детством и табаком, Думаю, по утрам он балуется молоком. К вечеру ему пишет девочка, с которой он незнаком. Я ухожу на кухню - не хочу мешать. Слышно, как кнопочки клацают, даже издалека, У него проворная, тоненькая рука. Но видимо, он торопится и поэтому ритм слегка Прерывается. Что не может не раздражать. Потом он приходит, застенчив и молчалив. Приобнимает меня, вызывая прилив Глупенькой нежности. I want to believe, Что и ему сейчас тоже под грудью больно. Но он врет мне на ухо про партнеров и креатив, Пьет свой кофе, насвистывая мотив Из какого-то фильма, и камеру прихватив, Ускользает за дверь, полагая, что я довольна. Я беру телефон и тупо гляжу в экран. Я давно не считаю ни наших ночей, ни ран, Я готовлю побег в Монтенегро и Тегеран, За пределы Вселенной, в раздолбанный Сектор Газа... Запахнув халат и убрав телефон в карман, Я сажусь за стол, наливаю вино в стакан, Открываю ноутбук и решаю писать роман. Но потом откладываю до следующего раза...

hi!: Елена Касьян Будь, говорит, со мной, будь и не отпускай, Пусть вся эта пытка изысканная и есть наш с тобой рай, Если уж взялись дойти до края, то я рискну и за край, Только хватки не ослабляй. Она кивает - глупый мой, я не держу, смотри, Просто ко мне все нити твои протянуты изнутри, Это твои печали, детский твой страх, твой стыд, Это ко мне из тебя тянется всё то, что в тебе болит. Он говорит – ты космос, и я пугаюсь твоих орбит... А время сквозь них летит. И кость обрастает мякотью, и в мякоть врастает кость, Они почти одинаковые, но только когда не врозь. Она дышит в трубку и думает – ты мой невроз. Но вслух говорит, что, наверное, всё идёт вкривь и вкось. И не знает, что уже срослось... А у него воспаление сердца, и плавится нервная плоть, И он до того обескоженный, что некуда уколоть. Я смогу, говорит, увидишь, я выживу без проблем, Только не отпускай меня, слышишь, и я тебе стану всем. А она думает – зачем?..

hi!: яшка каzанова чайная симфония кто-то в гости. не ко мне. я сегодня занят, занят! я из горсточки камней возвожу японский садик. с тупиком. с кольцом на дне неглубокого колодца. кто-то в гости. не ко мне. не о мой звонок колоться. не мою ласкать рукой пятидневную щетину. в горле - осень, в горле - ком. повзрослевшая тортилла что-то шепчет. на спине или крылья, или ставни. я из горсточки камней возвожу японский садик.

Lotta: Фёдор Тютчев Она сидела на полу И груду писем разбирала, И, как остывшую золу, Брала их в руки и бросала. Брала знакомые листы И чудно так на них глядела, Как души смотрят с высоты На ими брошенное тело... О, сколько жизни было тут, Невозвратимо пережитой! О, сколько горестных минут, Любви и радости убитой!.. Стоял я молча в стороне И пасть готов был на колени,- И страшно грустно стало мне, Как от присущей милой тени.

hi!: Артюр Рембо Первый вечер Она была полураздета, И со двора нескромный вяз В окно стучался без ответа Вблизи от нас, вблизи от нас. На стул высокий сев небрежно, Она сплетала пальцы рук, И легкий трепет ножки нежной Я видел вдруг, я видел вдруг. И видел, как шальной и зыбкий Луч кружит, кружит мотыльком В ее глазах, в ее улыбке, На грудь садится к ней тайком. Тут на ее лодыжке тонкой Я поцелуй запечатлел, В ответ мне рассмеялась звонко, И смех был резок и несмел. Пугливо ноги под рубашку Укрылись: "Как это назвать?" И словно за свою промашку Хотела смехом наказать. Припас другую я уловку: Губами чуть коснулся глаз; Назад откинула головку: "Так, сударь, лучше... Но сейчас Тебе сказать мне что-то надо..." Я в грудь ее поцеловал, И тихий смех мне был наградой, Добра мне этот смех желал... Она была полураздета, И со двора нескромный вяз В окно стучался без ответа Вблизи от нас, вблизи от нас.

hi!: Вероника Тушнова Не пришел ты. Я ждала напрасно. Ночь проходит... День на рубеже... В окна смотрит притстально и ясно небо, розоватое уже. Кошки бродят у пожарных лестниц, птица сонно голос подает. На антенне спит ущербный месяц, с краешка обтаявший, как лед. Ты назавтра скажешь мне при встрече: - Милая, пожалуйста, прости! Я зашел с товарищем на вечер, задержался и не смог прийти. Ты не очень сердишься? - Не очень,- И уйду, попреков не любя. ...Все таки мне жалко этой ночи, что ее ты отнял у себя.

Ирината: Алька Кудряшова (Изюбрь) Повторяю, как мантру, каждый день, каждый день, надо слушать команды, надо верить в людей, надо голову выше, надо пальцы в зажим, по сверкающей крыше, полетим, побежим, надо выехать в гости, надо выпить вина, но от боли и злости я сегодня пьяна, сердце сердится остро, и работать пора, на Васильевский остров я приду умирать. Я зеркальный осколок из кривого стекла, я закончила школу и из дома ушла, выйду к осени в сени: "Не печалься, не верь", я собака на Сене, я хомяк на Неве. Не себе и не людям, ни туда, ни сюда, раз такую не любят - прощевайте тогда. Хоть ромашек нарвите, ешьте - суп на плите. Зеркала ненавидят отражать свою тень. Я бы всё разметала по собачим чертям, расплавляя металлы, голову очертя, я бы спряталась в почву, под бетонный настил, я уверена точно, что Зевес бы простил. Только капли стекают по замерзшим рукам, я совсем не такая, я подвластна векам. И звенит колокольно из давнишней мольбы: "...быть бы мне поспокойней. Не казаться. А быть."

hi!: Андрей Макаревич Будет день горести, Может быть вскорости, Дай мне бог дождаться встречи с ним. В этот день горести Я воздам почести Всем врагам, противникам своим. Пусть они злобные - Станут вдруг добрые, Пусть забудут про свою беду. Пусть забудут обо всем И идут своим путем, А я без них уж как-нибудь дойду. Будет день радости, Дай мне, бог, до старости Как-нибудь дождаться встречи с ним. Чтоб забыв о гордости, Я простил подлости Всем друзьям, товарищам своим. Пусть они нервные - Будут мне верные, Пусть один нам будет дальний путь. Дай пройти нам этот путь И дойти когда-нибудь И не дай друг друга обмануть. Кончен день вечером, Мне терять нечего, Сяду я и отдохну от дел. И скажу каждому - Был день однажды мой, И я достиг того, чего хотел.

стихия: Мадам, уже падают листья На солнечном пляже в июне В своих голубых пижама Девчонка — звезда и шалунья — Она меня сводит с ума. Под синий berceuse океана На желто-лимонном песке Настойчиво, нежно и рьяно Я ей напеваю в тоске: «Мадам, уже песни пропеты! Мне нечего больше сказать! В такое волшебное лето Не надо так долго терзать! Я жду Вас, как сна голубого! Я гибну в любовном огне! Когда же Вы скажете слово, Когда Вы придете ко мне?» И, взглядом играя лукаво, Роняет она на ходу: «Вас слишком испортила слава. А впрочем... Вы ждите... приду!..» Потом опустели террасы, И с пляжа кабинки свезли. И даже рыбачьи баркасы В далекое море ушли. А птицы так грустно и нежно Прощались со мной на заре. И вот уж совсем безнадежно Я ей говорил в октябре: «Мадам, уже падают листья, И осень в смертельном бреду! Уже виноградные кисти Желтеют в забытом саду! Я жду Вас, как сна голубого! Я гибну в осеннем огне! Когда же Вы скажете слово? Когда Вы придете ко мне?!» И, взгляд опуская устало, Шепнула она, как в бреду: «Я Вас слишком долго желала. Я к Вам... никогда не приду». © Александр Вертинский 1930

Ирината: И.А.Снегова Любовь – любви не ровня, не родня. Любовь с любовью, Боже, как не схожи! Та светит, эта жжет сильней огня, А от иной досель мороз по коже. Одной ты обольщен и улещен, Как милостью надменного монарха, Другая душно дышит за плечом Тяжелой страстью грешного монаха. А та, иезуитские глаза Вверх возводя, под вас колодки ищет… А эти?.. Самозванки! К ним – нельзя! Разденут, оберут и пустят нищим… Любовь – любови рознь. Иди к любой… И лишь одной я что-то не встречала – Веселой, той, какую нес с собой Античный мальчик в прорези колчана.

hi!: Робер Деснос Был лист зеленый. На нем были линии: Линия жизни, Линия счастья, линия сердца, И ветка была на конце листка; Была эта ветка меткою жизни, Меткою счастья, Меткою сердца, И дерево было на кончике ветки. Достойное жизни, Достойное счастья, Достойное сердца, стрелою пронзенного. Сердца, вырезанного на древесной коре И дерево это никто не видел, И на конце его были корни: Истоки жизни, Истоки счастья, Истоки сердца, И, наконец, Была Земля, Просто наша Земля, Такая круглая, неповторимая, В целой Вселенной Одна Земля.

стихия: Небо — как будто летящий мрамор с белыми глыбами облаков, словно обломки какого-то храма, ниспровергнутого в бездну веков! Это, наверно, был храм поэзии: яркое чувство, дерзкая мысль; только его над землею подвесили в недосягаемо дальнюю высь. Небо — как будто летящий мрамор с белыми глыбами облаков, только пустая воздушная яма для неразборчивых знатоков! © Николай Асеев, 1956

hi!: Леонид Филатов В пятнадцать лет, продутый на ветру Газетных и товарищеских мнений, Я думал: "Окажись, что я не гений, — Я в тот же миг от ужаса умру!.." Садясь за стол, я чувствовал в себе Святую безоглядную отвагу, И я марал чернилами бумагу, Как будто побеждал ее в борьбе! Когда судьба пробила тридцать семь. И брезжило бесславных тридцать восемь, Мне чудилось — трагическая осень Мне на чело накладывает тень. Но точно вызов в суд или собес, К стеклу прижался желтый лист осенний, И я прочел па бланке: "Ты не гений!" — Коротенькую весточку с небес. Я выглянул в окошко — ну нельзя ж, Чтобы в этот час, чтоб в этот миг ухода Нисколько не испортилась погода, Ничуть не перестроился пейзаж! Все было прежним. Лужа на крыльце. Привычный контур мусорного бака. И у забора писала собака С застенчивой улыбкой на лице. Все так же тупо пялился в окно Знакомый голубь, важный и жеманный.. И жизнь не перестала быть желанной От страшного прозренья моего...

стихия: Синий вечер. Ветры кротко стихли, Яркий свет зовет меня домой. Я гадаю: кто там? - не жених ли, Не жених ли это мой?.. На террасе силуэт знакомый, Еле слышен тихий разговор. О, такой пленительной истомы Я не знала до сих пор. Тополя тревожно прошуршали, Нежные их посетили сны. Небо цвета вороненой стали, Звезды матово-бледны. Я несу букет левкоев белых. Для того в них тайный скрыт огонь, Кто, беря цветы из рук несмелых, Тронет теплую ладонь. © Анна Ахматова 1910

Джоник: Олег Ладыженский ПОДРАЖАНИЕ ВИЙОНУ Я знаю мир -- он стар и полон дряни, Я знаю птиц, летящих на манок, Я знаю, как звенит деньга в кармане И как звенит отточенный клинок. Я знаю, как поют на эшафоте, Я знаю, как целуют, не любя, Я знаю тех, кто "за" и тех, кто "против", Я знаю все, но только не себя. Я знаю шлюх -- они горды, как дамы, Я знаю дам -- они дешевле шлюх, Я знаю то, о чем молчат годами, Я знаю то, что произносят вслух, Я знаю, как зерно клюют павлины И как вороны трупы теребят, Я знаю жизнь -- она не будет длинной, Я знаю все, но только не себя. Я знаю мир -- его судить легко нам, Ведь всем до совершенства далеко, Я знаю, как молчат перед законом, И знаю, как порой молчит закон. Я знаю, как за хвост ловить удачу, Всех растолкав и каждому грубя, Я знаю -- только так, а не иначе... Я знаю все, но только не себя.



полная версия страницы