Форум » Архив форума » ЧАЙКА. ЧАСТЬ 2 » Ответить
ЧАЙКА. ЧАСТЬ 2
Administrator: Материалы на сайте ЧАЙКА. Спектакль Юрия Бутусова Материалы на форуме: ЧАСТЬ 1
Administrator: От зрителя Вчера была на спектакле второй раз. По сравнению с первым разом (была в мае) некоторые изменения произошли. Очень понравилось. Самое сильное впечатление оставила сцена Нины и Тригорина во втором акте. Когда я в мае ходила, немножко по другому играли эту сцену. Агриппина Стеклова и Денис Суханов - замечетельные артисты. Даже повторы отдельных сцен (разные варианты развития событий) - всё к месту, всё логично и понятно. Спектакль о любви, жизни, о нашем месте в этой жизни. Кто-то нашел свой путь, кто-то нет, но живет с этим, а кто-то не нашел - и жить не может. Один из самых сильных спектаклей Юрия Бутусова. В последнее время посетила несколько спектаклей Сатирикона, очень сильная труппа в театре. Раньше для меня был Сатирикон=Райкин,но теперь есть много актеров,которые ничем в мастерстве не уступают Константину Райкину. Рекомендую всем посмотреть Чайку.
Administrator: Анонсирую грядущее обновление форума (возможно, и сайта). С разрешения автора - Маргариты Пажитновой - здесь скоро появится большая подборка фотографий из спектакля.
Ирината: Чайка. 24.07.2011 «Крайний» спектакль сезона практически не «зазеленили» - что и славно, ибо часто то, что идет в радость фанатам, бывает во вред спектаклю. Правда, Треплев, доказывая, что у матери в банке есть деньги, вытащил из тазика не только пригоршни монеток, но и смятый «бакс», чему сам несказанно удивился… но вот это как раз мелкое и очаровательное театральное хулиганство, подобное постоянно изменяемым «весёлым играм» Трезора (вчера, например, он не только лизал, но и звонко чмокал Заречную в колено). Очень радует, что количество исхода людей из зала в антрактах пришло к минимуму (зал был заполнен практически полностью до обвала финальных аплодисментов и заваливания актеров и режиссера цветами). И в то же время исход есть – что тоже не может не радовать: ибо «тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп» (с) – посему хорошо, что спектакль Юрия Николаевича ясен не всем. К тому же сколько людей – столько мнений; помню, как я сама, досидев до финала в «женском» МХАТе только потому, что на сцене маялся мой приятель, уходила из театра под бурные восторги группы товарищей пожилого возраста. Писать о Чайке СВЯЗНО пока по-прежнему не возьмусь. Слишком сложно, многогранно, да и… В общем, тонешь в этой постановке на 4,5 часа, с тоской понимая, что «…дело в том, что Константин Гаврилович застрелился» - это финальная фраза спектакля… Впереди несколько месяцев, которые мы проживем, ВСПОМИНАЯ – может быть, вот тогда и поспособствует тоска тому, что мы начнем анализировать, и придумаем десятки объяснений каждой фразе, мизансцене, интонации… в результате склеим некое сходное с оригиналом чучело спектакля… …которое наверняка рассыплется перьями на первой же Чайке нового сезона. На Чайке обязательно плачешь – горько, но вместе с тем светло и радостно. Причем комок в горле, который можно протолкнуть только слезами, возникает в самые неожиданные моменты. Вот Аркадина, босоногая, неловко сидящая на стуле, с размазанной по лицу косметикой, с отчаянием выкрикивает Тригорину: «Неужели я уже так стара и безобразна, что со мною можно, не стесняясь, говорить о других женщинах?»… Вот Маша, счастливая ПРАВОМ, полученным «от мамы», стоит в гордой и красивой позе, призывая Треплева в дом… и вот она же бьется в истерике, униженная Костиным криком в лицо… Вот Шамраев, который и правда мог бы отдать за Ирину Николаевну десять лет жизни, но – хомуты… рожь… - в отчаяньи непонимания отказывается от места… Ах, куда он денется от этой богемы? Он уже давно вместе с этой богемой в одной тележке – нелюбимый и непризнанный… но неотделимый от нее… А уж финал третьего действия – когда, смертельно тоскуя, сидят рядом Тригорин и Заречная… и его падение на колени в признании (Ну, какая же тут бесхарактерность? Просто – судьба… и абсолютная погруженность в творчество, усталость, в которой нет времени и сил думать о себе, где есть только «облако, похожее на рояль»…). Затем – ужасный и прекрасный финал с Шамраевым, когда разноцветный град ярких яблок барабанит по его неподвижному телу… и отчаянное движение Бутусова, прерывающее это страшное чудо. Действительно непонятно, КАК Юрий Николаевич вытаскивает ЭТО из артистов? Впрочем, только сатириконовские артисты (да еще те, что были его командой в прежнем Ленсовете) так остро чувствуют и так точно передают то, что хочет от них режиссер. И получаются спектакли, в которых нет ни единой неточности, ни секунды вранья. Такие, как Макбетт, Ричард, Лир. Такие, как ЧАЙКА.
Божена: Ну, обидно, что и говорить, когда солнышко маленькое никак не спит; и приходится срываться с такого важного, венчающего весь спектакль четвертого действия. Да что ж поделаешь? Увы, посмотрела только три действия. Но «Чайки», хрустальной, гениальной, ни на что не похожей. ЯВЛЕНИЯ… в котором так гениально, непостижимо высоко существуют все актеры без исключения. Невероятные ощущение накатываются, когда совершенно «детская» сцена Костиного объяснения в любви к Нине, сопровождаемая такой безысходной болью Машеньки перетекает уже в страдание Медведенки и рождает комок в горле. Абсолютно гениально сыгранная Тимом сцена во втором акте, «женщины не прощают неуспеха» сменяется сценой Дениса и его монологом, не менее гениальным. И уже не сравниваешь – просто нанизываешь великолепные жемчужины на ниточку памяти одну за другой… Кураж, замешанный на невероятной боли, у Грани, блеск ее глаз, так точно чувствуемый и подхватываемый Денисом … И кураж и боль кинжальная, проносимая через весь спектакль Артемом и Ликой. Страдания влюбленного и молящегося на театр Шамраева, его вечная «старая» история, которая год от года ждет своего воплощения в кармане штанов – голифе, уже протертая до дыр. Но другой он не знает… И так любит их всех, и актеров и писателей; и как же ему хоть немножко не подыграть, даже если и «пошипеть», как Полина; не пожалеть, не ободрить, не наградить аплодисментами… И слезы Музы… которая так чутка, которая всегда будет рядом… Но бессмертна, и после смерти художника, после слез обречена жить и искать и найти другого верного рыцаря искусства… «Без театра нельзя»… Нельзя без театра! Хотя бы потому, что именно в этих стенах гораздо быстрей понимаешь, что надо нести свой крест и верить.
Administrator: От зрителя Я привязалась к Чайке. Выходя из театра с этого спектакля уже второй раз,думала,что в третий уже не пойду. Но дома вдруг как молнией - я пойду, пойду еще и не один раз. Это как любимый фильм,который с удовольствием смотришь неоднократно и каждый раз словно в первый. Чайка как наркотик. Затягивает, буря эмоций и не можешь оторваться.
Ирината: "...Общая мировая душа - это я... я... Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я понмю все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь". А ведь это ничто иное, как монолог актера. Ведь, например, в одном и том же актере - и душа слепого Глостера, и петушка Шантеклера, и старушки Мэг, и "истого царедворца" Бэкингема, и "русского Гобсека" Крутицкого, и юного правдолюбца Жадова, и его же дядюшки Вышневского... Сознания людей в актере слились с инстинктами животных... а души их всех слились в одну. Общая мировая душа - это он... он...
Lotta: Да, Ира, так и есть! Только я бы добавила, гениального актёра, в котором живёт коллективное бессознательное, накопленное веками, сознания и инстинкты не только предков-людей, но и их ПРАпредков, вплоть до каких-нибудь инфузорий. И это ЗНАНИЕ, недоступное остальным, хоть и в меньшей степени, живёт в каждом НАСТОЯЩЕМ АКТЁРЕ, даже если он "маленький" - частицей общей мировой души. Несколько по-другому, но та же мировая душа проявляется в гениальном писателе и вообще в творческом человеке, в ХУДОЖНИКЕ, это то, что напрямую может даже не быть связано с обычным житейским опытом, так как восходит к опыту предков.
Ирината: ... Они почти как Боги. Но они не Боги... (с) Режиссер М.З.Левитин об актерах
Administrator: От зрителя С благодарностью за вИдение и чувствование лучшему автору дружественного сайта. 22 июля. Чайка. День до вечера прошел в догадках какую Чайку мы увидим. И вот, шоколадного цвета томик Чехова остался лежать на столе, а мы отправились в Сатирикон. Текст. Текст был аккуратно вынут, разрезан на фразы и роздан участникам. В итоге получился абстрактный коллаж без контуров, но настолько выверенный, что когда уже ночью открыла пьесу - отчетливо вспомнила, кто и как произносил ту или иную реплику. Спекталь похож сразу на многое: на гирлянду, мемо-игру, волшебный фонарь. Очень, очень много деталей из других спектаклей собрались в одном. Внимательным зрителям это сразу бросается в глаза и, как ни странно, является комплиментарным фактором. Остается только мечтать увидеть Чайку глазами зрителя, посмотревшего все или почти все постановки Ю.Бутусова. Возможно, именно это сыграло злую шутку с теми, кто пришел не подготовленным просмотрами предыдущих работ. Многие в зале снимали с поверхности и хихикали без конца, поддаваясь наносной каламбурности и не стремясь взглянуть внимательней сквозь витражные картинки. А на сцене, как по цепной реакции, одна за другой, разворачивались драмы каждого из персонажей. Так как режиссер строго следует наличию излюбленных приемов, уже сейчас могу выделить для себя вещи, которые привлекают в его спектаклях. Чистые краски, музыка, ссылки на различные произведения искусства, множество символов и знаков, которые можно разгадывать до бесконечности, а лучше принять, как есть. Особенно после первого просмотра. Для такого набора нужен прочный каркас - обычно это классика. Разумно. Или все развалится. Зрители - жутко любопытный народ и, когда прямо во время спектакля их пускают (в прямом и переносном смысле) по ту сторону рампы, испытывают чувство благодарности. Здесь немного и ненадолго приоткрывается тайна театрального цеха. Процесс создания образа, поиска нужных интонаций и пожалуйста - кое-где даже можно для себя определиться, какая из Заречных, Аркадиных, какой из Треплевых ближе к твоему личному видению. Подарок. Такое зазеркалье. Пьеса не играется в обратную сторону, но спектакль вывернут наизнанку - вот они, все швы, узелки и неприглядные ткани подкладки. так... множество восклицательных знаков постаралась израсходовать в рассказах домашним. под восклицательностью обнаружилось немало вопросов. все оформится в менее сумбурное повествование с точкой. не теперь, а после второго или третьего просмотра эдак через год-два. сейчас - много, но очень поверхностно. Тимофей Трибунцев В общем-то, с самого начала выбрала Треплева ключевым действующим лицом и уже смотрела, как вокруг него разворачиваются события. Местами получался почти моноспектакль. Хотя, на самом деле главная находка в том, что у каждого из персонажей есть соло. Что-то жуткое было в этом спокойствии. но глаза выдавали Треплева с головой. гнев, выросший из непонятости, отвергнутости, непризнанности, находит выход в странных, жестоких, символичных поступках (все-таки художник!) в 4-м действии текст Треплева проговаривается до запятой и на разные голоса, интонации, жесты. от этого мотивы, причины трактуются в каждом случае иначе. Марина Дровосекова Её персонаж молчалив и является внутренней линией происходящего (при внешней линии режиссерских выходов). Она - зритель изнутри, который в итоге оказывается втянутым в действие и остается замкнутым в этом стеклянном иллюзий шаре навсегда. Невозможно красивая пластика и выразительность жестов. Агриппина Стеклова Вот это да! Мощно. Вызвала искреннее восхищение. Озерная чайка Нина напрасно отказывается от самой себя, перенимая неестественные жесты Аркадиной (Полина Райкина). Опасное стремление быть похожей на "звезду" уничтожает настоящесть сценического дара Заречной. Дуэты Заречной и Тригорина (Денис Суханов) бесподобны. Подбор нужных интонаций вылился в почти музыкальные рефрены. Казалось, вариаций - бесконечное множество и хотелось смотреть, смотреть... Наверное, мне бы и 5-го действия было мало... Денис Суханов Тригорин - заложник своего навыка облачать эмоции и впечатления в слова. Когда автор так и не находит мало мальски гармоничные с самим собой решения, всё это писательство обращается в чистое ремесло. не-искусство. Тоже трагедия. Но все же ему удается создать сильное по своему драматизму произведение. Сюжет, мелькнувший в голове, воплощается в реальной жизни и начинается для Заречной страшным сном. сон да не сон. В руку. Чайка - очень геометричное произведение. тут, как минимум, 4 треугольника, а вместе с личностными конфликтами, и больше. Точками отстоят разве что Шамраев (Антон Кузнецов) с его, безусловно, печальным стремлением казаться артистичным среди этой публики и Яков (Сергей Бубнов), словно кот, безмятежно дремлющий среди декораций. Потрясли до глубины души - Заречная, играющая в пьесе Треплева -сцена со сжиганием декораций -первый выход Сорина (Владимир Большов) -актеры, превратившиеся на миг в манекены, в реквизит. -японская песня. хочу перевод... -сцена с душем, когда у Аркадиной - много сущностей и она становится чуть ли не гидрой, обвившей Тригорина. Не буду об этом подробно - нужно смотреть. Я чуть ли не впервые увидела, что значит резонанс: зал, вопреки ожиданиям, оставался до последнего в почти полном составе. Честно признаюсь, не была впечатлена тем, что наподобие оркестру, актеры настраивались перед спектаклем, пока зрители рассаживались. А, вообще в этот момент думала о неслучайности совпадений - увидели в зале Сергея Барковского - замечательного и любимого мною питерского актера. Уже второй раз встречаю его на интересных московских постановках. Почти все догадки , выстроенные Ириной и мной по поводу предстоящего просмотра, пошли прахом. Зато уже на поклонах проявился вывод. Хорошо, что есть вещи, посвященные непростому актерскому ремеслу. Здорово, что нашелся режиссер, сумевший показать обратную сторону театральных масок. Нужно быть семижильным, чтобы работать в этой сфере. Рекомендую всем зрителям, впервые идущим на этот спектакль прочитать в программке предисловие постановщика и краткую биографическую справку о Валентине Караваевой, повторившей печальную судьбу многих тысяч талантливых и гениальных.
Innamorata: «Чайка» 24 июля. Я закрывала свой сатириконовский сезон этой «Чайкой». Она стала неотвратимой точкой значимого для меня года, года «прихода» в этот потрясающий театр. Хочется сказать, что некоторым людям нужно давать запрет на посещение театров. Когда ты сидишь, сердце бьётся в нервном возбуждении, ты предвкушаешь своё последнее в этом сезоне «Без театра нельзя…», как вдруг сосед по креслу начинает не стесняясь в выражениях сообщать своей спутнице, что он думает по поводу происходящего на сцене. А то, что этот товарищ абсолютно хамским образом запрыгнул на сцену, чтобы беспрепятственно перебраться на другую сторону зала, получив от Ю.Б. строгое замечание, я вообще молчу. Ну неужели их внутреннее содержание им позволяет ТАК себя вести: вседозволенно и развязно? Но я не об этом… Вот Медведенко (или кем является Кузнецов в начале, выводя на сцену Нину?) бережно выводит на сцену Заречную, а Треплев выходит к рампе. Его круглые очки напомнили мне о других знаковых круглых очках, как бы не уместно это не звучало, но об очках Гарри Поттера. Только Треплев, это мальчик, который НЕ выжил. На него не возлагали надежд, не замечали «огня» и души поэта, не принимали его видения вещей. Как же можно выжить в таких условиях? Не жить, а выжить? Да и капризами своими он сам того не ведая, отворожил от себя Музу, улетела его фея-крестная, которая заставляла жить, давала возможность иумение писать, подливала спирта в огонь. Тимофей играл очень вдохновенно, то озорно, то угрюмо. В этом калейдоскопе эмоций смешивались в горький коктейль всего его грани – писателя, сына, влюбленного юноши, племянника. Я задумалась: ведь каждому человеку никогда не наскучит говорить и писать лишь об одном предмете – о себе. Писал ли Треплев о себе, имея в виду Мировую душу? Какой масштаб важности в мировой истории вложил он в себя, правильную ли отвел себе роль в пьесе под названием «Жизнь»? Во всяком случае, он не побоялся этого. Да, и еще один ньюанс напомнил мне Волшебный мир. Каждое действие заканчивается поистине колдовским звуком взмаха волшебной палочки. Трррынь! Поколдовал, Бутусов, ох, поколдовал! Женщины спектакля - удивительные создания, всегда предпочитают недоступных и отвергают нежных, по-настоящему любящих мужчин. Натурам сильным всегда интересно бороться, добиваться, «полюбить, так королеву, проиграть, так миллион», страдать и корчиться от боли. Это ближе их мазохическим натурам, чем, например, пить чай, разговаривать с мужем и смотреть на играющих котят. Это скучно. Нине не нужна была такая скука с Треплевым. Он любил её больше себя, а значит был доступен и открыт, как книга. Он, скорее, подходил бы лучше на роль верного поклонника Нины, а не её спутника жизни. Под конец, конечно, как это всегда бывает, Нина-таки понимает, что чувства как нежные цветы гораздо лучше жалящих роз… Но всё равно она любит другого страстно, до отчаянья. Важным она считает умение терпеть, а значит принимает свои страдания, как должное. Смотреть за метаморфозами Агриппины Стекловой – особое театральное наслаждение. От этой нелепой глупышки в чем-то несусветном, что и платьем-то нельзя назвать до тихой, неслышной черной тени, которая как мольбу небу выкрикивает такие безразличные когда-то «Молчаливые рыбы, гуси, пауки»… Музыкальная тема «Шамраева» опять не даёт мне покоя, это самая трогающая меня мелодия. Если обычно я сдерживаю слезы, то в этот раз уже в первом акте я сидела с платком. Прекрасный, прекрасный Антон Кузнецов! Почему-то глядя на его чудного управляющего, я представляю огромное поле с табуном лошадей, неистово мчащихся куда-то, но невидимые хомуты их останавливают, удерживают и впиваются в сильные мускулистые шеи гнедых коней режущей леской. Крики за сценой во втором акте… Я всегда боялась этого момента, боялась, не зная, кто их издаёт, да мне это было и неважно, мне просто было страшно, холодно и дико интересно: смотреть на улыбчивую Нину, поедающую яблоко и слышать эти неистовые вопли. Я их считала: один, второй, третий… Скорей бы заканчивались! Но, четвертый, пятый, шестой… все сильнее и отчаяннее. А вчера я прислушалась. Узнала их обладателя. … Денис Суханов. Какая же в нем скрыта Вселенная, какой внутренней мощью нужно обладать, чтобы находить в себе все это… Выворачиваться наизнанку, сражаться с собственным «Я». Как всегда прекрасный монолог Тригорина, завершающийся мелькающими сюжетами, когда ты, пораженная, как Нина Заречная удивляешься с каждым разом все больше и больше, ерзаешь на кресле, как во сне, пытаясь проснуться и избавиться от этого «потрясающего» кошмара. Переменившийся, влюбленный в Нину Тригорин еще более мягок, даже по-детски наивен и подвержен влиянию своей Дамы, Ирины Николаевны, еще сильнее. Вышедший на край сцены, буквально светящийся Борис Алексеич произносит «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её». Он приятно удивлен, в ощущении первого шока, даже в эйфории он счастлив, но, недолго… Ему нельзя быть счастливым, не разрешает Аркадина. Кстати, Полина в роли Аркадиной в этот раз была оооочень убедительна. Как мне показалось, она сорвала голос, отчего её интонации стали еще более безжалостными и пугающими. Визг, щипение, крики как у настоящей фурии, которая когтями впивается в своего Тригорина и уносит его в своё логово, обвив и сковав ему руки и свободу. Она как бы, строя из себя Само Благородство, даёт ему последнее, чисто формальное право выбора, так как уже заранее знает ответ: «Впрочем, если хочешь, ты можешь остаться». Какой там остаться? Стоит только согласиться, как эти химеры вопьются тебе в шею своими отравленными клыками. Но Аркадина впивается в губы, отравляя его поцелуем…навсегда. Браво, Браво всем! До безумия красиво смотрится сцена «бури» перед первым пред-прощанием Нины и Тригорина. Когда мелькают лампы, канаты скручиваются в причудливые смерчи, дым пленочной пеленой сбивается в вихри и с разных сторон сцены идут навстречу друг другу Он и Она… Безумно красивая сцена! Я смотрела из самой середины партера, этот срывающийся ветер, вспышки и шелест неистовых крыльев просто манит, притягивает к себе и не отпускает. Такой же по силе сценой была игра в лото… Как отчаянно, как страстно. Сверху этот стол показался мне огромной раскаленной сковородой, на которой корчатся герои, и своими гривенниками платят за грехи. Каждый за свои… Танцы Марины Дровосековой это нечто, это вишенка на этом огромном торте. То это просто едва заметные воздушные и нежные колыхания цветастой юбки, то истерически отчаянные танцы с невидимым кинжалом. Из крайности в крайность, от светлого - к темному, от жизни – к смерти. Хотя я заметила, что Девушка, которая танцует не совсем молчалива, она произносит «Костя играет, тоскует, бедный». Она его то ли жалеет, то ли отпускает, понимая, что он приближается к краю и от неё, Музы, Феи Крестной, уже ничего не зависит. Итальяно веро, Доктор Дорн красив и безупречен как никогда. Не берет на себя ответственности за судьбу дочери, не подвергает любовным превратностям Полину Андреевну, лишь разведя руки в стороны, вопрошает: «Что я могу сделать?». Маша, которая, всегда ходит в черном… Личной жизни нет у бедняжки. Что тут можно сказать, Браво Марьяне, Браво Владимиру Большову, ведь в каждом из нас живет тот самый l'homme, qui а voulu. И, конечно, Самому-Самому, Юрию Николаевичу Бутусову, который «главный актер, я - сценарист в нем, я – режиссер». Всем спасибо, кто проходит по строго вычерченному квадрату из глубины – к краю сцену, поворачиваясь к залу в луче света и отворачиваясь в темноту… Это был потрясающий сезон, ведь в нем взлетела «Чайка»! Спасибо 1000 раз!!!
Administrator: От зрителя «Чайка», театр «Сатирикон», режиссер Юрий Бутусов Вот и добралась я, наконец, до бутусовской «Чайки». Не знаю, как про нее написать, потому что писать про нее бесполезно, ее нужно смотреть и пересматривать, она до сих пор во мне живет и как-то варится. Спектакль, как все уже написали, о театре. Он очень своевременный и современный. Заигранная пьеса заигрывается до предела… и сверкает новыми гранями. Спектакль – о муках режиссера. Многие сцены играются по нескольку раз, режиссер как бы размышляет прямо на сцене, как поставить тот или иной эпизод. Иногда мы видим повторяющиеся сцены, да с разными актерами, режиссер как бы пробует, кто бы еще мог сыграть ту или иную роль. Спектакль очень живой и сложившийся. Как же ему не быть живым – режиссер вот он, здесь (Бутусов сам играет в постановке). Наверняка спектакль будет еще меняться, тем интереснее будет пересмотреть его через некоторое время. Спектакль шел почти пять часов и не утомил совершенно, даже зарядил энергией. Актеры хороши все. Особенно отмечу Агриппину Стеклову (Заречная), Тимофея Трибунцева (Треплев), Антона Кузнецова (Дорн), Марьяну Спивак (Маша). Четвертый акт – полный улет. И конечно же, музыка Фаустаса Латенаса, она мне нравится везде. В общем, браво Юрию Бутусову, актерам, композитору, художнику и всем-всем-всем. А зал в воскресенье был удивительно адекватен, видимо, когда на дворе 32 градуса жары, в театр идут только настоящие маньяки (в хорошем смысле). Пост получился сумбурным, спектакль во мне пока еще переваривается, поэтому прохладно-отстраненно я бы не смогла написать.
Administrator: От зрителя ( _arlekin_) шапито-шоу: "Чайка" А.Чехова в "Сатириконе", реж. Юрий Бутусов Фактически театральный сезон в Москве продолжается круглый год, Малая Бронная и Школа современной пьесы открываются раньше, чем закрывается "Современник". Но я для себя закрыл сезон вторым походом на "Чайку" - самый, теперь уже можно сказать уверенно, замечательный спектакль за условный "отчетный период", кстати, как никогда урожайный если не на постановки-откровения, то уж во всяком случае на удачные и просто хорошие работы. Два раза для бутусовской "Чайки" - это, на самом деле, не достижение. В зале я встретил ту же знакомую, которая попалась мне в вагоне метро, когда я возвращался из "Сатирикона" в апреле: http://users.livejournal.com/_arlekin_/1986410.html?nc=1 В третьем антракте не утерпел, поинтересовался - она-то в который раз? Засмущалась: в шестой... Ну и это, наверное, не рекорд. Однако в зале - полно зрителей случайных, с улицы, проездом с Казанского на Курский, купивших билеты с расчетом на раскрученный бренд "Сатирикона" и никогда в жизни не только не видевших другие постановки "Чайки", но и ничего не знающих о пьесе - оттого с шамраевским апломбом рассуждающих: что за "безобразие", как можно так "издеваться над классикой". У меня за спиной сидели такие вот хряпы, общим количеством до полудюжины голов. По ходу действия и особенно в антракте они устраивали импровизированный коллоквиум на тему увиденного и что-то вроде мозгового штурма - это без капли мозга в голове - по поводу того, что же на сцене может случиться дальше. Каждый после очередного признания, что ничего не понимает, считал своим долгом поговорить о Чехове. Тот, что оказался у них за председательствующего, заметил: "Одно понятно - надо Чехова почитать". Ему тут же возразили - не надо, наверняка у Чехова все по-другому, не стоит и время тратить. Хряпа более продвинутая, чем остальные, пыталась объяснить братьям по разуму, что монологи персонажей в первом акте скомпилированы из отдельных реплик, взятых из диалогов, но тут же была заподозрена и едва не уличена в том, что ночью под подушкой тайком читала пьесу - к счастью, она легко опровергла это нелепое утверждение, сославшись на интернет, откуда и почерпнула информацию о спектакле, не припадая к первоисточнику. Оправдавшись, она присоединилась к остальным в их праведном негодовании по поводу режиссерской вольницы. Постановили единогласно: Чехова не читать. Попутно вспомнили, что видели когда-то еще и "Вишневый сад", тоже длинный, с тремя антрактами, тоже скучный, непонятный и совсем не по Чехову, которого они не читали. По обрывочным описаниям можно было сделать вывод, что речь идет о "Вишневом саде" Някрошюса. Но если очевидно, что Някрошюсу с такого сорта публикой говорить не о чем, то с Бутусовым история более сложная. В то же время у "Чайки" сложился уже своего рода "пул" фанатов, едва ли не пропускающих ни одного представления. До сих пор подходят и спецы, и мэтры - на этот раз присутствовали Бартошевич и Шах-Азизова, Вержбицкий и Филиппенко. Но три месяца назад мне подумалось, что опус Бутусова требует напряженной работы даже не интеллекта, но памяти, поскольку играет на зрительских ассоциациях, и чем больше твое ассоциативное поле, тем сильнее радость от этой игры. Теперь мне показалось, что наоборот: "Чайка" Бутусова больше нуждается в хряпах, а не в профессорах-театроведах, точно так же, как Шамраев в известном смысле оказывается идеальным зрителем для пьесы Треплева: чем знаешь меньше и не по делу - тем ты в своих ассоциациях свободнее. Это, вероятно, и объясняет главный феномен спектакля: с него, продолжительностью больше четырех с половиной часов, с тремя антрактами и без участия актеров-суперзвезд, практически никто не уходит! Особенно при начале в шесть вечера и летом - к одиннадцати вечера в зале по-прежнему нет свободных мест, а поскольку играли последний раз в сезоне, кажется, еще и не всех студентов смогли пустить (обычно, говорят, без проблем по удостоверению - но вот, пожалуйста, аншлаг). Ничего не понимают, но сидят вылупившись, как бандерлоги, и до упора высиживают. Причем как раз те, кто и пьесу знают, и сравнивать с другими постановками готовы, нередко остаются в растерянности и начинают задавать риторические вопросы по поводу спектакля. А мои хряпы, переговариваясь уже на поклонах, между обсуждением, ехать лучше по Садовому или по Третьему, пришли к выводу: ну, под конец что-то прояснилось. Что там для них прояснилось - это уже их дело, я не знаю и не хочу знать. Для меня "Чайка" - вторая за последние годы наряду с "Горе от ума" Туминаса репертуарная московская постановка, к которой хочется возвращаться снова и снова. Но "Горе от ума" я смотрел четыре раза, и каждый раз это мне что-то добавляло к уже сложившемуся образу. Не могу то же сказать про "Чайку" - не потому, что второй раз мне было не так интересно или что-то не получилось у актеров - нет, все замечательно. Просто бутусовская "Чайка" - особое пространство, в которое попадаешь раз и уже не выходишь обратно, для чего не требуется непосредственного физического с ним соприкосновения. Как необязательно пересматривать "Твин Пикс" Линча или, чтоб далеко за примером не ходить, "Меланхолию" Триера (я не поленился, отправился смотреть второй раз - с середины ушел, понял, что зря теряю время, потому что сам уже стал частью фильма, а изнутри интереснее, чем со стороны), а из более близких образцов - "Шапито-шоу" Лобана, прогремевшее как фестивальное кино и имеющее достаточно смутные прокатные перспективы, но для тех, кто его уже видел, остающееся "праздником, который всегда с тобой". У Бутусова, правда, это "праздник со слезами на глазах", и гнусавый марш Фаустаса Латенаса звучит скорее как траурный, но коль скоро это театр, и самый настоящий театр, после каждого следующего выстрела погибший герой возвращается снова, либо в том же самом обличье, либо в другом, либо, в крайнем случае, на поклоны. И снова можно сказать: Константин Гаврилович застрелился. Скоро начнется спектакль.
Administrator: От зрителя Для меня эта постановка - сон Художника, а вокруг тишина взятая за основу. Все персонажи в одночасье стали детьми и живут на острове, который находится в голове Художника.
Administrator: От зрителя Не подозревая о том, чем может оказаться постановка Чехова в весьма уважаемом театре и хорошей (ожидаемо) режиссуры Юрия Бутусова, пригласила на спектакль подругу. Первый из четырех актов я силилась понять структуру и смысл происходившего на сцене, понять аплодирующего каждому среднему акробатическому трюку и выкрикнутой реплике "актером" зрителя. В перерыве между действиями на сцене неистово бился в конвульсиях сам Юрий Бутусов... Эффектный, видимо, способ снять напряжение, понизить творческий накал. Дальше я уже перестала смотреть на сцену, лишь изредка отвлекаясь на особенно убийственные эпизоды, а наблюдала только за зрителем - зритель в общей массе был безудержно счастлив. Подруга, словно читая мои мысли, сказала, что, не дождавшись хотя бы одной сцены разврата на фоне общего безумия, зал не покинет. Однако сцена поцелуя Нины и Тригорина - и последующая за ней дьяволиада в духе не Булгакова даже, но скорее собирательного образа народных рассказов об экзорцизме и японского хоррора - развеяли наши сомнения. И с чистой совестью мы с подругой отправились в близ расположенный (как раз-таки японский) ресторан. Выпив и закусив, мы ещё какое-то время сомневались, стоит ли возвращаться и досматривать акт 4-ый, но честно ответили себе на этот вопрос... Лучше, знаете ли, иной раз вкусно поесть, чем потратить время на бред, приправленный безвкусицей. Administrator/Ирината: Почему-то представила, как некие "образованные купцы", пришедшие на спектакль "Царь Федор Иоанович", тщетно пытаются понять смысл происходящего на сцене. Затем, вдоволь насмотревшись на довольного в общей массе зрителя, в антракте принимают решение: в кабак, там водка и кислая капуста - "лучше, знаете ли, иной раз вкусно поесть, чем потратить время на бред, приправленный безвкусицей". Ну, а блажь Кости Алексеева - она и есть блажь. Вместо того, чтобы за своими мануфактурами следить, что-то невнятное ставит: "ни одной сцены разврата на фоне общего безумия". Значит - на театре показывают чушь и ерунду, недостойную ИХ внимания... ...Ну, в общем-то, кто нынче мнением этих купцов, их жизнью и доходами поинтересуется? Да никто... А то, что в тот вечер родился МХТ - помнить будут всегда. Ну, вот и дамочку, публикующую на сайте знакомств отзыв о ей непонятном , никто и никогда не вспомнит. А вот "Чайка"... Она и сейчас летит далёко-высоко, на радость влюбленным (в общей массе) в спектакль зрителям. Дай Бог ей полёта долгого и счастливого.
a.e.r.: Просто суперский спектакль, завидую москвичам, что можете его регулярно смотреть. Я в Москве проездом, посмотрел «Чайку» случайно. Если бы много театров работало, то и не попал бы. Даже не думал, что такое в театре возможно. Придется след. отпуск планировать, чтобы снова попасть на «Чайку», потому что тут правильно сказали, что этот спектакль как молния, обжог и расколол на части. В следующий раз или части склеятся, либо уже пускай в пыль рассыпешься, уже не жалко. Спасибо всем артистам и режиссеру за этот спектакль. Еще спасибо всем, кто здесь о спектакле пишет, потому что я, наверно, половину не разглядел, хоть все равно постановка потрясающая. Может, когда к нам спектакль приедет, будем рады. Я из Минска, работаю в аптечном бизнесе, по делам фирмы был в Москве. Спасибо.
a.e.r.: Суханов ваш колоссальный актер, пусть в кино почаще снимается. Administrator/Ирината: Спасибо за добрые слова! В ближайшие месяцы гастроли Сатирикона с "Чайкой" в Минск не планируются. Так что придется Вам - сюда. Приезжайте! В Сатириконе всегда рады хорошим зрителям!
Administrator: от зрителя Смотрел три дня назад, эмоции улеглись, впечатления разложились по полочкам. В сухом остатке: спектакль - театральный балаган на тему "Чайки", с вкраплениями драмы и притчей о жизни. Треть времени он тебя захватывает, "ведет", "цепляет", треть времени - раздражает, треть времени - ни того ни другого. Если режиссер хотел показать, что театр - смесь балагана, трагедии и нервной рутины - браво, ему удалось! Эмоции и впечатления после "Чайки" смешанные и неоднозначные. Вроде бы и местами очень захватывает, местами очень раздражает, цельности нет. По актерской игре - великолепен Трибунцев, каждый раз когда он на сцене - ему веришь (это высшее актерское достижение), очень хорош Осипов в роли Врача, потрясающе танцует Марина Дровосекова. Спивак и Большов - тоже хороши. Да честно говоря - плохо не играл никто, но если режиссер "задал" актерам играть балаган - то тут выделиться сложно. В целом - любителям театра и театральных аллегорий рекомендую посмотреть, любителям классики - нет. Лично я второй раз не пошел бы, лучше из Бутусова пересмотреть "Гамлета" в МХТ.
Administrator: от зрителя Комедия Чехова Чайка в Сатириконе - авангардная постановка Юрия Бутусова. Высококонцентрированная экспрессия, неоднозначная, но чертовски завораживающая. Здесь разыграны все людские сюжеты: любовь и страсть, ревность и отчаяние, дни и ночи, самолюбие и самовлюбленность, отцы и дети, талант и фальш. Брызги красок, пронизывающая до костей музыка, постоянно меняющийся градус восприятия в звуках плача, собачьего лая, смеха и визга. Свежо, сочно и неординарно.
ls: Сорин в спектакле, перед тем, как выйти на сцену, чтобы смотреть постановку Костиной пьесы, появляется в зале, спрашивает у зрителей первых рядов, как им нравится увиденное, и обещает, что будет ещё лучше. 26 июня я это услышала, хотя до того один раз тоже сидела не очень далеко в левой части зала, но, возможно, пропустила этот диалог. А также 26 услышала, а 24 июля более точно запомнила - что Сорин как будто начинает рассказывать о записи в дневнике, которую сделал Чехов, когда был на Сахалине, но его торопят со сцены, и содержание записи остаётся неизвестным. И вот чуть ли не на следующий день после завершающей в стае "Чаек" этого лета мне попадается номер The Moscow Times за 25 июля, где на первой странице вижу фото памятника Чехову, что меня и заинтересовало. Оказалось, соответствующая статья посвящена Томску, где и стоит этот очень своеобразный памятник.А главное, своим неоднозначным видом памятник обязан записи из дневника Чехова, которую он сделал по пути на Сахалин, так что при чтении этой записи в статье у меня было чувство, что корреспондент накануне была в театре, сидела где-то с краю, и Сорин успел ей нашептать на ушко то, что не поведал остальным зрителям. Tomsk: Forget Chekhov. People Smile Here Переводить кусочек статьи нет смысла, есть много заметок на эту тему на русском, с "родным" текстом писателя. Вот аналогичный текст из русской газеты. (И добавлю - по разным источникам, Чехов хотел посетить в Томске университет из-за его единственного, медицинского, факультета, был уже серьёзно болен, что, конечно, не добавляло весёлости, а от того, что промочил ноги, простудился, дело было в 1890 году, а позже он написал о городе нелестные слова в письме Суворину; памятник из бронзы, его высота 2 метра, установлен у ресторана "Славянский базар", где Чехов побывал ) Чехов в Томске университет бы не открыл "Чехову Томск не понравился. По памятнику видно, что Томску Чехов -- тоже Антону Чехову, побывавшему в городе по дороге на Сахалин, Томск не понравился: "Томск гроша медного не стоит. Скучнейший город, и люди здесь прескучнейшие. Город нетрезвый, бесправие азиатское. Грязь невылазная, но возникают и зачатки цивилизации — на постоялом дворе горничная, подавая мне ложку, вытерла ее о зад. Обеды здесь отменные, в отличие от женщин, жестких на ощупь. Я жалел, что университет открыт в Томске, а не тут, в Красноярске". К 400-летию города обиженные томичи (скульптор Леонтий Усов, деньги народные) поставили недобрый памятник с надписью: "Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и ни разу не читавшего Каштанки". Проезжая через реку Томь, у Чехова слетела калоша. Памятник поэтому босой. Босые ноги, нос и зонт блестят — их натерли студенты. По примете, это помогает перед экзаменом. Считается, что лучше всего утереть классику нос, но до него не всякий дотянется. " Фото отсюда (фото Андрея Савельева) Остёр и беспощаден на язык был Чехов. Какую же всё-таки историю хотел рассказать Сорин? Надо бы почитать записи Чехова и "Остров Сахалин".
ls: За статью Доманского о вариативности драматургии Чехова спасибо незарегистрированному пользователю Tatiana, которая ещё в первой части этой темы статью упомянула, и Иринате, которая нашла ссылку на статью. А ещё за одну ссылку, в теме мерцающих разумов, спасибо Филифьонке, "Яйца чайки", Александр Минкин, "МК" (напечатана в конце прошлого года). Я не раз вспоминала эту статью, думая о спектакле и пьесе, и недавно перечитала её ещё раз. Статья большая, но даже не хочется ничего сокращать, лишних слов практически нет, каждая строчка служит раскрытию позиции автора, и статья легко читается. Так что я бы разместила здесь её целиком, в несколько приёмов. Если кто ещё не читал, то стоит её почитать. -------------------------------------------------------------------- 115 лет назад, 18 ноября 1895-го, Чехов закончил “Чайку” Чехов прочел “Чайку” труппе Художественного театра. Третий слева: Треплев — Мейерхольд. В центре: Аркадина — Книппер. Слева от нее: Тригорин — Станиславский. Чехов прочел “Чайку” труппе Художественного театра. Третий слева: Треплев — Мейерхольд. В центре: Аркадина — Книппер. Слева от нее: Тригорин — Станиславский. фото: ИТАР-ТАСС — Кто он такой, а? — Актер. — Актер? Ах, черт его возьми! Браво, браво! Хорошо говорит, благородно. Это такая редкость у нас. Островский. Лес Чайка не вьет гнезда; ни дупла у нее, ни норки в обрыве (как у ласточки-береговушки). Чайка кладет яйца просто на берегу, прямо на камни; действует, можно сказать, открыто, откровенно. А яйца-то и не видны! Они такие серые, неброские; с виду — камушки. А люди идут, смотрят, но не замечают. Вдруг под ногой — хрусть! Оглядываешься: желток растёкся. И жалко — напрасно погубил. И досадно — я же не хотел губить, я просто не видел — я не виноват. Но почему-то совестно. А совесть никогда не ошибается. Значит, виноват. По берегу “Чайки” уже 115 лет ходят люди. Смотрят на облака, на луну, на седьмое небо. Все драматургические яйца передавили. Пойдем собирать скорлупу. ЧАСТЬ I. Вот тебе и театр Вдруг из гардеропа Высунулась… Шарлотта. Рецензия на модный спектакль “Вишневый сад”. “Чайка” начинается с театра. А театр, поверьте, начинается с автора, режиссера, актеров. Потом приходят зрители — начинается спектакль. Забудьте эту хозяйственную пошлость, будто театр начинается с вешалки. 2500 лет назад уже был великий театр, гениальные драматурги — Эсхил, Софокл, Еврипид… а вешалок не было; греки даже не поняли бы, о чем речь. Никаких вешалок, никакого гардеропа в “Чайке” нету. А театр есть. С самого начала! Молодой интеллектуал Треплев сочинил пьесу и сам ее поставил, и даже сцену сам построил. ТРЕПЛЕВ. Вот тебе и театр. Занавес, и дальше пустое пространство. Декораций никаких. Открывается вид прямо на озеро и на горизонт. Поднимем занавес ровно в половине девятого, когда взойдет луна. Скоро на самодельной сцене замашет руками (да-да, не крыльями) юная провинциалка Нина Заречная (за спиной озеро, луна) и понесет ахинею: “Люди, львы, орлы и куропатки…” — ахинею, которую вроде бы знает наизусть весь цивилизованный мир. НИНА. Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, — словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли... и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно. Космос, Космос, Космос! Но за минуту до этого космического бреда произойдут очень тихие земные скандалы, а потом — очень громкий, с криками, с топаньем ногами… Сюжет Сперва надо напомнить сюжет; многие “Чайку” читали давно, в памяти какие-то обрывки. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Ирина Николаевна Аркадина (по мужу Треплева), актриса. Константин Треплев, ее сын. Петр Николаевич Сорин, ее брат. Нина Заречная, молодая девушка, дочь богатого помещика. Шамраев, управляющий у Сорина. Полина Андреевна, его жена. Маша, его дочь. Борис Алексеевич Тригорин, беллетрист. Евгений Сергеевич Дорн, врач. Семен Медведенко, учитель. Работник. Повар. Горничная. Действие происходит в усадьбе Сорина. Между третьим и четвертым действиями проходит два года. Простая история. В русской провинции, в усадьбе старика Сорина, живет его племянник Костя Треплев, 25 лет. У Кости есть любимая мама, любимая девушка Нина и любимое занятие (страсть) — литература. Мама Кости (актриса Аркадина) приезжает в усадьбу с любовником-писателем по фамилии Тригорин. Девушка Нина вскоре разлюбляет Костю и отдается (за кулисами) этому Тригорину. Любимая литература Косте не дается, а Тригорин — знаменитый столичный беллетрист, выходит, увел у Кости и маму, и девушку, и некоторым образом музу. Костя дважды стреляется (оба раза за кулисами, нам не видно). Первый раз — вообще в антракте! — неудачно (легкое ранение в голову). Второй раз — в финале — удачно (наповал). Всё. О.Л.КНИППЕР-ЧЕХОВА. Воспоминания. Зимой 1897/98 года мы ходили неразлучно с желтым томиком Чехова, и читали, и перечитывали, и не понимали, как можно играть эту пьесу. Все мы любили Чехова-писателя, но, читая “Чайку”, мы, повторяю, недоумевали: возможно ли ее играть? Они же не знали, что он великий драматург. Никто не знал. Думали, он вообще не драматург. Хороший беллетрист, взялся не за свое дело. Теперь мы живем в мире, где Чехов — гений, а тогда… Им не с чужих слов, не из школьной хрестоматии, а самим надо было понять и почувствовать это. Но даже теперь, несмотря на всемирное признание, большинство не понимает. “Скучно”. А играть там и правда совершенно нечего. Но вот уже 115 лет эту историю ставят в театрах всего мира. И за 115 лет, кажется, ни разу не прочли внимательно. ЧЕХОВ — О.Л.КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ Немирович и Станиславский в моей пьесе видят положительно не то, что я написал, и я готов дать какое угодно слово, что они ни разу не прочли внимательно моей пьесы. Ну это Чехов сам виноват — внешне всё так примитивно, так банально, проще пареной репы. А театру хочется высот, и он пихает в “Чайку” символизм и прочие измы. Но, уважаемые дамы и господа, символы по улицам не ходят, не целуются, не стреляются. Символы живут в наших умах. На сцене покажите человека, а уж потом (если очень повезет) он станет символом. Шекспир и Сервантес не подозревали, что Гамлет и Дон Кихот станут символами. Это потом случилось. А попробуй великие авторы изначально сочинять (конструировать) символ — ничего бы не вышло. Вышла бы схема. А Чехов писал комедию. Комедия ЧЕХОВ — СУВОРИНУ 21 октября 1895. Мелихово Можете себе представить, пишу пьесу… Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены. Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви. (Так могло бы выглядеть письмо Пушкина приятелю: “Можешь себе представить, пишу роман, хотя страшно вру против правил. Роман в стихах, очень много разговоров о литературе, мало действия, сто пудов любви”.) ...Итак, комедия! Первые персонажи (в порядке появления на сцене) — абсолютно театральные, условные, служебные. Клоуны. Какое-то Бернардо, Франсиско, Медведенко. — Кто здесь?! Почему вы всегда ходите в черном?! Ах, простите, ошибка. Слиплись первые реплики. “Кто здесь?” — это некий никому не нужный Бернардо, это первая фраза “Гамлета”. А “Почему вы всегда ходите в черном?” — это некий никому не нужный Медведенко, это первая фраза “Чайки”. И никому не нужная Маша ответит дико, театрально и капризно: — Это траур по моей жизни. Я несчастна. Небось воображает себя героиней какого-нибудь Мопассана. Скандалы до спектакля На Костин спектакль про угасших пауков приходят зрители. Впереди — главные: актриса Аркадина (мама Кости) и ее любовник — известный беллетрист Тригорин. Все ощущают неловкость, все скованны. Привела хахаля в семейное гнездо — на глазах у родного брата и родного сына — тяжелое (даже сейчас) нарушение приличий. Да еще мужика взяла младше себя. …Как хотите, а женщина испытывает ужасный дискомфорт. С Тригориным она романтичная (конечно, молодящаяся), привычно лгущая каждую минуту; бровки, реснички, губки, голосок, грим, пудра, словечки, игривость… А тут — сын, здоровый лоб; и видно, что ему уже 25; а значит, ей не может быть 30; и даже 35 не может быть, а за сорок, господа, за сорок. Напрасно думать, будто мы это понимаем, а персонажи — нет. И она это понимает, и все это понимают. А если некоторые зрители еще не поняли, то Чехов им быстро и грубо объяснит. И не устами какого-нибудь лакея-хама. О мамаше выскажется родной сын — умный, тонко чувствующий, интеллигентный: ТРЕПЛЕВ. Она скупа. У нее в Одессе в банке семьдесят тысяч* . А попроси у нее взаймы, она станет плакать. Ей хочется жить, любить, носить светлые кофточки, а мне уже двадцать пять лет, и я постоянно напоминаю ей, что она уже не молода. Когда меня нет, ей только тридцать два года, при мне же сорок три, и за это она меня ненавидит. Беспощадные слова. До чего он ожесточен, если такое говорит. Костя очень откровенен; ему не до приличий, у него тормоза не работают. Состояние молодого автора за 15 минут до премьеры первой пьесы… Его непрерывно трясёт. Но все сценические Кости говорят это спокойно, как затверженный урок из древней истории. Потому что это древняя пьеса, классика; там давно всё утряслось: Агамемнон умер, Цезарь умер, царевич Димитрий умер (точнее, все убиты, давно зарезаны)… Но чтобы с правильными эмоциями сыграть Рим 15 марта 44 года до Р.Х., вообразите свои чувства, если по радио скажут: “Сейчас при входе в Государственную думу убит президент!” Молодой человек (умный, тонко чувствующий, интеллигентный) показывает спектакль маме и ее любовнику. Что-то чудится знакомое в этой ситуации, в этом молодом, тонко чувствующем сыне, столь жестоком по отношению к родной матери… Фотография. 1895 г. …Возраст для женщины — больной вопрос. А для актрисы — страшный. Вот в 500-й раз она играет 13-летнюю Джульетту, а самой-то уже за пятьдесят. Спросите про год рождения — будет истерика. В “Театральном романе” Булгакова это одно из ярких мест. Медицинское точное описание, анамнез. Не забудем: пишет врач (Булгаков — коллега доктора Чехова). Актрису знаменитого театра просят заполнить анкету. Веселье Людмилы Сильвестровны прекратилось сразу. — Какую еще анкету? Ах, боже мой! Боже мой! Только что я радовалась солнышку, сосредоточилась в себе, что-то только что нажила, вырастила зерно, чуть запели струны, я шла, как в храм... Ну, Пряхина, Пряхина, — нервно вскрикивала Людмила Сильвестровна, — ну, Людмила Сильвестровна! И все это знают, и ничего я не скрываю! Торопецкая вписала три слова в анкету и спросила: — Когда вы родились? Этот вопрос произвел на Пряхину удивительное действие: на скулах у нее выступили красные пятна, и она вдруг заговорила шепотом: — Пресвятая Богоматерь! Что же это такое? Я не понимаю, кому это нужно знать, зачем? Почему? Ну, хорошо, хорошо. Я родилась в мае, в мае! Что еще нужно от меня? Что? — Год нужен, — тихо сказала Торопецкая. Глаза Пряхиной скосились к носу, и плечи стали вздрагивать. — Ох, как бы я хотела, — зашептала она, — чтобы Иван Васильевич видел, как артистку истязают перед репетицией!.. Булгаков долго смакует сцену; видно, что натерпелся. К актрисам прилипают роли; привычка “изображать”, притворство в крови. На сцене это — талант, но дома — ад. Они хохочут, рыдают, говорят цитатами, ненавидят чужой успех, даже если успех имела не конкурентка из ее труппы или из соседнего театра, а кто-то на другом конце света. ТРЕПЛЕВ. Психологический курьез — моя мать… Попробуй похвалить при ней Дузе! Ого-го! Нужно хвалить только ее одну, нужно писать о ней, кричать, восторгаться ее необыкновенною игрой в “La dame aux camelias” или в “Чад жизни”, но так как здесь, в деревне, нет этого дурмана, то вот она скучает и злится, и все мы — ее враги, все мы виноваты. Она говорит театральным голосом, а домашние стискивают зубы. СОРИН. У меня ноги болят. АРКАДИНА. Они у тебя как деревянные, едва ходят. Ну, пойдем, старик злосчастный. Последние три слова — цитата из “Короля Лира”. Даже с родным братом она говорит как актриса. …На спектакль, который Костя поставил по своей пьесе, приходят зрители — весь список действующих лиц. Нина за кулисами ждет, когда откроется занавес. Остальные рассаживаются, и у Кости с мамой происходит такой разговор: АРКАДИНА. Мой милый сын, когда ж начало? ТРЕПЛЕВ. Через минуту. Прошу терпения. АРКАДИНА. Мой сын! Ты очи обратил мне внутрь души, и я увидела ее в таких кровавых, в таких смертельных язвах — нет спасенья! ТРЕПЛЕВ. И для чего ж ты поддалась пороку, любви искала в бездне преступленья? Господа, начало! Прошу внимания! Я начинаю. (Стучит палочкой и говорит громко.) О вы, почтенные, старые тени, которые носитесь в ночную пору над этим озером, усыпите нас, и пусть нам приснится то, что будет через двести тысяч лет! СОРИН. Через двести тысяч лет ничего не будет. ТРЕПЛЕВ. Так вот пусть изобразят нам это ничего. АРКАДИНА. Пусть. Мы спим. Тут на самодельной сцене появляется Нина — начинается Костин спектакль. Десяткам людей я показывал листок с этим отрывком из “Чайки” и спрашивал: почему Треплев говорит с матерью так грубо — “поддалась пороку”, “бездна преступленья” и т.д.? И почему на публично прозвучавшие оскорбления — никакой реакции? Ни мать его не одернула, ни дядя: мол, опомнись. Ответы были самые разные: “Треплев говорит так грубо, потому что плохо воспитан”. “Они его не одергивают, потому что они хорошо воспитаны”. “Треплев — писатель, поэтому он позволяет себе так хамить”. (Пожилая дама была абсолютно уверена, что у литераторов особые права.) “Треплев сердится на маму, потому что она пришла с бойфрендом”. (Сказала молодая барышня.) Конечно, Костя ненавидит Тригорина. Но публично оскорблять мать… “Понимаете, — сказала барышня, — они из театральной семьи”. Вышло, что и у театральных семей свои права, отдельная мораль... Наши представления о морали и воспитанности основаны на нашем опыте и воспитании, на мифах о правилах приличия; матом кроем почем зря, но даму в лифт пропустим. Сейчас на грубость не обратят внимания. Но в XIX веке ругать родителей было неприлично и даже опасно. За грубое слово, сказанное отцу или матери, можно было в тюрьму попасть. И не за мат, а всего лишь за то, что повысил голос. Пушкин один-единственный раз в жизни был в панике. ПУШКИН — ЖУКОВСКОМУ 31 октября 1824. Михайловское …Голова моя закипела. Иду к отцу… и высказываю всё, что имел на сердце целых три месяца. Отец мой, воспользуясь отсутствием свидетелей, всему дому объявляет, что я замахнулся… Чего же он хочет для меня с уголовным своим обвинением? рудников сибирских и лишения чести? спаси меня хоть крепостью, хоть Соловецким монастырем. Да уж, лучше в монастырь, чем в каторгу. Паника продолжалась несколько недель: ПУШКИН — ЖУКОВСКОМУ 29 ноября 1824. Михайловское …что было бы, если правительство узнало бы обвинение отца? Это пахнет палачом и каторгою. Отец говорил после: “Да как он осмелился, говоря с отцом, непристойно размахивать руками?” К концу XIX века стало мягче. В Уложении о наказаниях (аналог нашего УК) говорилось: “За оскорбление чести родителей дети подвергаются, при нанесении обиды на словах или на письме, аресту до трех месяцев. Публичность оскорбления увеличивает вину и ужесточает наказание”. Почему же Костя так груб и почему его не одергивают? Десятки опрошенных пожимали плечами: нет ответа. А ловушка в том, что в отрывке намеренно пропущены две ремарки Чехова. Вот как правильно: АРКАДИНА (читает из “Гамлета”). “Мой сын! Ты очи обратил мне внутрь души, и я увидела ее в таких кровавых, в таких смертельных язвах — нет спасенья!” ТРЕПЛЕВ (из “Гамлета”). “И для чего ж ты поддалась пороку, любви искала в бездне преступленья?” Господа, начало!.. Оказывается, это цитаты, чужие слова. Нельзя же наказать Треплева за то, что он цитирует Шекспира. Он — Гамлет, она — Гертруда, а Тригорин (любовник матери) — значит, Клавдий, а Нина Заречная — значит, Офелия, и она предаст, обязательно предаст, а потом, как положено Офелии, сойдет с ума и будет до самого финала вскрикивать “я — чайка!”. Но это потом; а сейчас начнется спектакль, который сочинил молодой, умный, тонко чувствующий. Когда-то он спрашивал Актера: “Вы могли бы выучить монолог в каких-нибудь двенадцать или шестнадцать строк, которые я сочинил?” И в Эльсиноре начался спектакль, который обнажил все отношения, сорвал все маски и был прерван на полуслове бешеным криком: “Прекратить представление!” ТРЕПЛЕВ (вспылив, громко). Пьеса кончена! Довольно! Занавес! Довольно! Подавай занавес! (Топнув ногой.) Занавес!!! ...В “Чайке” есть еще сходство с “Гамлетом”, никем, кажется, не отмеченное: девушка — одна! Как это случилось, что в Эльсиноре нет ни одной фрейлины, ни одной субретки, Лаэрту некого взять за попку. И Клавдию, и Полонию некого потискать, ущипнуть. И в “Чайке” ни одной барышни, только Нина. Никто не пришел на спектакль, никто не пришел в гости с дочками поглядеть на Тригорина, хотя визит столичной знаменитости — событие в глуши, во мраке заточенья. Куда делись? Одиночество! Ни одного друга, даже такого скучного, как Горацио (чтоб отравить минуту отдохновения). Даже предателя Гильденстерна нет, с которым, во всяком случае, можно ругаться. А почему? Кругом поместья, и не так уж далеко; слышно — поют, гитары. Он сидит как в тюрьме. Говорить вообще не с кем. И он поносит мать в разговоре со стариком-дядей, ее родным братом. ТРЕПЛЕВ. Психологический курьез — моя мать… ...“Чайка” не копия “Гамлета”, это было бы глупо. И не пародия — пародия должна быть краткой, а длинные скучны ужасно. Нет, это мотивы, это вечные темы, знакомая боль (кто ж из нас не Гамлет?). Первая в мире Чайка — Вера Комиссаржевская. Офелия-Заречная изменит, да как! — с Клавдием, да еще ребенка от него родит. Гамлет сперва попытается вызвать Тригорина на дуэль (восстать, вооружиться, победить), а потом, мучаясь своим вечным вопросом “быть или не быть”, решит его иначе, чем шекспировский. Застрелится (со второй попытки). Ах да, у нас комедия. Это очень смешно: чеховский персонаж цитирует шекспировского. Выдумка цитирует выдумку. Чужие слова Слова имеют разный вес. Могут различаться в миллиарды раз. Если вы знаете значение слова — оно что-то весит. Если не знаете — оно пустота. Скажи взрослому в России “22 июня 1941 года” — и это будет значить невыразимо много. Скажи эти слова дикарю в Африке — он пожмет плечами: просто старая дата. “Много разговоров о литературе”, — пишет Чехов про свою “Чайку”. А с кем можно говорить о литературе? Только с тем, кто читает. Ням-ням, пи-пи, чмок-чмок — понятны всем. А говорить о литературе… С неграмотным нельзя, с полковником Скалозубом — невозможно, с Молчалиным — бессмысленно, с читательницей глянца — глупо. Однажды я диктовал текст и, сказав “Освенцим”, задумался. Какие слова найти о концлагере, где уничтожили миллион человек? Поглядел на экран компьютера, а там “асвенцы”. “Ох, — говорю машинистке, — первая буква “о”. Она спокойно исправила, получились “освенцы”. “Вместо “ы”, — говорю, — надо “и”. Она поправила. “На конце “м”, — говорю. Она вписала. “Пожалуйста, — говорю, — “о” прописное”. Стало “Освенцим”, девушка спокойно ждет следующих команд. — Вам сколько? — 22. — А вы откуда? — Из Москвы. А что? А ничего. Ее “асвенцы” были, видимо (у нее в голове), как чеченцы — то есть какой-то горный народ. А Освенцим не значил ни-че-го. И в дебрях Суматры, и в джунглях Амазонки он тоже скорее всего ничего не значит. С персонажами “Чайки” такого не случится. Это русская интеллигенция: они читают толстые журналы (тогдашние: без картинок, без инструкций по рукоблудию; только стихи, проза, критика), они легко цитируют Шекспира, знают современную иностранную литературу, имена писателей у них на слуху. Треплев, ругая театр, ни с того ни с сего вплетает в свою речь Мопассана. ТРЕПЛЕВ. Современный театр — это рутина, предрассудок. Когда в тысяче вариаций мне подносят всё одно и то же, одно и то же, одно и то же — то я бегу и бегу, как Мопассан бежал от Эйфелевой башни, которая давила ему мозг своей пошлостью. Он говорит это Сорину — своему дяде. И дядя не спрашивает, кто такой Мопассан, что за Эйфелева башня. Понимает, значит. Это мы, может быть, не совсем понимаем, что и почему они говорят. Хотя… Странное, смешное (чтобы не сказать дурацкое) выражение “бегу, как Мопассан”. Богема Стоп! А где смеяться? На афише — “комедия”, а тут унылая Маша носит траур по своей жизни, а Костя брюзжит. Стоп! А где публика? Любительские спектакли собирают всю округу, а тут никого. XIX век, скушно, людям хочется зрелищ. Домашние концерты, живые картины, спектакли — веселая толкотня, развлечение, желанный случай принарядиться… На спектакле Треплева только домашние. Где же окрестные девушки, юноши? Где соседи? Телевизора не было; люди ходили в гости не только жрать, но и разговаривать. Когда говоришь — мозг работает, ищет аргументы. Именно в беседе приходят озарения (Сократ, Платон — диалоги). Гостей в этой пьесе нет. Никого. Дом трех сестер с утра до ночи набит гостями — офицеры, учителя… К владельцам вишневого сада постоянно заезжает Лопахин, вламывается добродушный Пищик с вечным приветом от дочки Дашеньки. В “Иванове” толкотня. А в “Чайке” гости не появятся ни разу. Случайно? Гостей нет, а объяснение, кажется, есть. Мы всё еще в самом начале. Треплев волнуется перед премьерой. ТРЕПЛЕВ. Если Заречная опоздает, то, конечно, пропадет весь эффект* (луна зайдет. — А.М.). Пора бы уж ей быть. Отец и мачеха стерегут ее, и вырваться ей из дому так же трудно, как из тюрьмы. Как написано — так и играют. У Нины Заречной родители — сволочи, самодуры, феодалы, бедная девушка. А вот наконец и она — потная, запыхалась. НИНА. Весь день я беспокоилась, мне было так страшно! Я боялась, что отец не пустит меня. Но он сейчас уехал с мачехой. Красное небо, уже начинает восходить луна, и я гнала лошадь, гнала. Видите, как мне тяжело дышать. Через полчаса я уеду, надо спешить. Нельзя, нельзя, бога ради не удерживайте. Отец не знает, что я здесь. Сейчас никто не понимает, почему ей так страшно, чем она рискует. В Уложении о наказаниях сказано: “Упорное неповиновение родительской власти влечёт за собой заключение в тюрьме от двух до четырех месяцев”. Вдобавок отец может проклясть, лишить наследства (а он богат, а она единственная дочь). Жестокий отец, самодур, скотина; бедная девушка. Как написано — так и играют. Но пока дядя Сорин пошел звать публику, Нина, оставшись с Треплевым наедине, объясняет ему (нам!): НИНА. Меня тянет сюда к озеру, как чайку... мое сердце полно вами. (Оглядывается.) Отец и его жена не пускают меня сюда. Говорят, что здесь богема... Вот и ответ. Она, конечно, смягчила, потому что её отец и мачеха, наверное, говорят совсем другие слова: позор, разврат, грязь. А Нина сдуру, сгоряча, начала было цитировать: “отец и мачеха говорят, что здесь…”, но не посмела повторить и, запнувшись, подыскала “богему”. Но Треплев понял. Дома у Нины говорят о разврате. О разврате его матери. Вот когда начал зреть скандал; еще до маминой реплики “из Гамлета”. И вот почему здесь нет ни одной другой девушки, ни одного соседа. Сюда неприлично ходить. (Заметим в скобках, что царскую цензуру не смутило наличие любовника у актрисы, цензура и не такое пропускала. Цензор сделал Чехову замечание, что Треплев недопустимо спокойно относится к поведению своей матери. Где-то в гостинице — пожалуйста, но дома, на глазах у сына — невозможно.) Семейные люди не придут и детей не пустят. Богема — беспутный, осуждаемый в обществе образ жизни. А кто тут беспутен: Шамраев? Медведенко? Дядя Сорин? Костя? Нет, только она — Аркадина, мамочка родная. …Нина гнала лошадь, ей надо скорее вернуться, пока не узнали. Но, значит, лошадь у Нины есть, она ездит куда угодно, ее не держат взаперти. Родители не пускают ее только сюда. Это не она в тюрьме, это Треплев, выходит, живет в чумном бараке. Бедная, влюбленная в Треплева Нина, стесняясь, говорит: “Меня тянет сюда, — и поспешно добавляет, — к озеру, как чайку…”. Но ведь у озера есть и другие берега. АРКАДИНА. Вечер такой славный! Слышите, господа, поют? Тут на берегу шесть помещичьих усадеб. Помню, смех, шум, стрельба, и всё романы, романы... Да, они не в глуши, не в тайге. На берегах полно соседей, могла б и к ним — купаться, петь под гитару. Но Чайку тянет не к воде, а именно сюда: “Мое сердце полно вами”, — признается она Треплеву. Значит, любит. Значит, больше ни для кого в наполненном сердце места нет. Скоро будет. Житейские пошлые (банальные) обстоятельства можно долго расковыривать, но Аркадина и Тригорин уже появились на берегу озера, возле самодельной сцены. Аркадина — скорее всего от неловкости — вместо того чтобы просто спросить, скоро ли начнется (а еще бы лучше спокойно ждать, не дергая волнующегося автора-режиссера-сына), произносит нарочито театрально: АРКАДИНА. Мой милый сын, когда ж начало? ТРЕПЛЕВ. Через минуту. Прошу терпения. Он услышал слишком хорошо знакомый сценический голос, но сдержался. А она не унялась. АРКАДИНА (читает из “Гамлета”). “Мой сын! Ты очи обратил мне внутрь души, и я увидела ее в таких кровавых, в таких смертельных язвах — нет спасенья!” ТРЕПЛЕВ (из “Гамлета”). “И для чего ж ты поддалась пороку, любви искала в бездне преступленья?” Чехов прямо указывает в ремарке “читает из “Гамлета”. Читает не по книжке, конечно, а произносит как чтец-декламатор — сценическим неестественным голосом. В то время не знали, что можно со сцены говорить по-человечески, не завывая, не тараща глаза. Важнейшей частью актерского дара считался голос, по-тогдашнему орган. В пьесе “Лес” Островского герой-трагик басом выносит приговор новаторским постановкам. НЕСЧАСТЛИВЦЕВ. А как пьесы ставят, хоть бы и в столицах-то. Канитель, братец. Я сам видел: любовник — тенор, резонер — тенор и комик — тенор; основания-то в пьесе и нет. И смотреть не стал, ушел. Это XIX век. Но и потом… Послушайте записи великих мхатовских спектаклей середины ХХ века; как завывают великие народные артистки СССР — ужас; а публика задыхалась от восторга. Читает из “Гамлета” — это яркая броская вывеска над дверью. Она обозначена в тексте, режиссер и актеры ее прочли (не вникая!), но для публики она не слышна, не видна. Зритель должен сам, без подсказки, опознать не только некую инородную цитату, но именно Гамлета. Должен знать “Гамлета” настолько, чтобы мгновенно понять всю тяжесть сцены, ибо на этих репликах тяжкий груз сродни эдипову комплексу. Это самая страстная и яростная сцена в “Гамлете”. С Клавдием принц вежлив или насмешлив, с Лаэртом — враждебен или сдержан… Только с Гертрудой ярость до потери сознания (тень Отца бросается на выручку), убит Полоний, ибо Гамлет в бешенстве и хочет убить (кого-нибудь). Актеры в “Чайке” этого никогда не играют. Даже если бы и хотели — очень трудно вложить ярость огромной сцены в две короткие, внешне проходные реплики. Публика тем паче не замечает, не сознает — всё мило, всё мимо… А ведь на этой двери вывеска-ремарка! Что же там, где нет вывески? Там, где двери заподлицо? — длинный тусклый коридор. — Ах, как там было скучно! — Скучно?! Это потому, что вы слепы и у вас нет ключей от комнаты, где груды золота и собака с глазами как башни. …Аркадина просто хотела спросить, долго ли ждать, но — жеманство актерское, вечное кокетство — черт дернул “читать из “Гамлета”. И какое место!!! Но прежде напомним, что она известная провинциальная актриса и не вчера ею стала. Сынок, понятное дело, дитя кулис, рос в уборной; вот мама гримируется, вот мама учит ролю, вот репетиции… Он давно знает наизусть ее интонации, ее классический репертуар. И услышав слова Гертруды, он мгновенно превратился в Гамлета. И спрятавшись за принцем, как за маской, врезал маме по роже без всякой пощады: “И для чего ж ты поддалась пороку, любви искала в бездне преступленья?” Если эту фразу произносить с верной эмоцией, то раза два или даже три само вставится короткое словечко на букву “б”. Вот они и провалились в ситуацию, знакомую им до слез, до прожилок, до детских припухлых желёз. И Костя, и Аркадина знают, что дальше у Шекспира “сало продавленной кровати”. Старая болячка — только задень корку — сразу кровь и голое мясо. У нее и до Тригорина были любовники, понятная вещь. А вот мама у Треплева одна. И с детства он видел их, этих. “Костя, познакомься, это дядя Вова… Это дядя Дима… Это дядя Толя… Дядя Ваня, Коля, Петя…” Она старела, они молодели. И он ненавидит ее и всех этих.
полная версия страницы