Форум » Архив форума » ЧАЙКА. ЧАСТЬ 2 » Ответить
ЧАЙКА. ЧАСТЬ 2
Administrator: Материалы на сайте ЧАЙКА. Спектакль Юрия Бутусова Материалы на форуме: ЧАСТЬ 1
Administrator: От зрителя Сатирикон. Чехов. Чайка. Комедия Странное сочетание, правда? Сатирикон и комедия - нормально, Чехов и Чайка тем более, но вместе? Надо оговориться, что театровед из меня так себе, Чайку я видела до бутусовской всего раз у горячо любимого мною Римаса Туминаса в театре Вахтангова. Во многом Туминас - режиссер для мазохистов. То как говорят, движутся, живут актеры в его сумрачных спектаклях, позволяет зрителю испить всю горечь чеховского мира до последней капли, прочувствовать агонию героев с третьего звонка до финального поклона. Долгих оваций здесь я обычно не выдерживаю и бегу, бегу по промозглому слякотному Арбату, чтобы спрятаться где-то в тепле и свете (обычно, правда, получается, что в метро). Но, не смотря на все это, я иду на Туминаса снова, чтобы духовно вырасти на его спектаклях, чтобы серые будни стали ярче (после несколькодневного отходняка). Бутусов в Сатириконе своей премьерой открыл для меня новый театр. Я всегда не очень положительно относилась к явному авангарду в классике, но не в этот раз. Нужно отметить, что Бутусов не поменял чеховского текста (насколько я могу судить об этом), он даже не поменял основной морали пьесы, но по-новому расставил акценты. Его актеры заперты в своей реальности, им скучно. Они все до сумасшествия и попытки изнасилования любят кого-то чужого в этом замкнутом круге, от того у Маши и Аркадиной наступает раздвоение личности, а в конце очередного акта (всего их 4!) во время попытки самоубийства Треплева становится совершенно понятно, что это "зомби-ленд". Окровавленные твари ищут новую жертву и находят ее - это Нина. Она сама идет к ним, они притягивают ее своей известностью. Их известность как золотистый фантик просроченной конфеты с червяками. И вот, казалось бы, она с ними... Проходит несколько лет, в отличие от остальных Нине не достался фантик, а что же с Треплевым? Он известен, наслаждается своей статьей в газете, мучается от неровности стиля: его "трепещущий свет" и "тихое мерцание звезд" бездарны. Сцена диалога Треплева и Нины показывается несколько раз, в разных вариациях: то как в блокбастерах, где Нина из винтовки стреляет в Константина, то как в дешевых мыльных операх, где заплаканная Нина в обличие проститутки ползает по полу, боясь быть задушенной им. Становится понятно, то не всегда важно, ЧТО говорят актеры, важно КАК! Понимаешь, что в последнем, внешне самом спокойном из этой череды диалогов (когда Нину и Треплева играют основные исполнители), вся гамма чувств из предыдущих, они просто наложились как спектр видимого света и дали в результате просто белый цвет. И каков же финал? Нина как будто бы морально выздоровела, она говорит: "Я теперь знаю, понимаю. Костя, что в нашем деле...главное...- уменье терпеть". А Треплев? Он довершил начатое, он застрелился! Понимаешь, что морально он умер еще в прошлую попытку, это он стал жертвой "зомби-ленда". Мой пересказ абсолютно не может передать того накала, в котором пребывали зрители четырехчасового спектакля. Они выбегали в антракте, нервно курили и пытались опомниться от этого "бреда". Для думающего зрителя каждая сцена может иметь миллион трактовок, каждый выберет близкую себе. Я бы сказала, что это самый эмоциональный спектакль, который мне посчастливилось увидеть. P.S. В этот раз я не бежала из театра, а медленно шла по теплой московской ночи и думала о том, что обязательно вернусь снова, может, с другими людьми, может, в другом настроении, но обязательно узнаю что-то новое о себе через понимание увиденного.
Administrator: Страстной бульвар № 10-2011 Фрагмент. Полностью читать по ссылке. В отсутствии любви и смерти / "Чайка" ("Сатирикон", театр п/р О.Табакова) ...У Бутусова по части разрушения канонов тоже все в порядке. Нина (Агриппина Стеклова) катастрофически старше Аркадиной (Полина Райкина, специально приглашенная на эту роль из Театра им. К.С.Станиславского), худосочный, хлипкий Треплев (Тимофей Трибунцев) по всем статьям проигрывает (в глазах любой нормальной женщины, но только не Маши, естественно) Медведенко (Антон Кузнецов), цыганщина соседствует с Сальваторе Адамо и залихватскими переливами аккордеона. И это можно было бы отбросить за «несущественностью». Но... Юрий Бутусов, назначенный в феврале главным режиссером питерского Театра им. Ленсовета, возводил свою «Чайку» в лучших традициях карнавала: прощай, бесшабашная бездомная вольница, пришла пора остепениться. Но, видимо, не хочется. Очень не хочется. Ибо облеченный отныне немалой ответственностью худрук намерен приезжать в Москву на каждый спектакль, где он проводит на сцене не меньше времени, чем сами актеры: танцует, рвет ватман, на котором намалевано колдовское озеро, и даже от собственного имени произносит знаменитый треплевский монолог о новых формах, а затем и стреляется на глазах у изумленной публики. Гримировальные столики, бутафорский снег, пластиковые цветы, яблоки из папье-маше, и среди всего этого актеры, короли и изгои, доводящие себя в этом мишурном мире до полной гибели всерьез. Изнанка театра, жестокая до кровавости, известна и режиссеру, и актерам, так что трактовка вроде бы правомерна. Но искушенных театралов, которым она тоже в какой-то мере знакома, в зале подавляющее меньшинство. Остальная же публика воспринимает этот лихо закрученный карнавал как театральный, то есть несколько облагороженный, аналог нынешнего КВНа. И все эти многоразовые повторы ключевых сцен в разных трактовках и со сменой «составов играющих команд» (прощание Нины с Треплевым, к примеру, помимо их самих, играют еще трижды - сначала Маша и Медведенко, потом Нина и Тригорин, а затем еще и Полина Андреевна с Дорном!) для них так и остаются аттракционами, только затягивающими действие - спектакль идет почти пять часов, при заявленных в программке четырех с минутами...
Lotta: Автор пишет: худосочный, хлипкий Треплев (Тимофей Трибунцев) по всем статьям проигрывает... Медведенко Меня всегда забавляет эта манера (часто встречающаяся) говорить от имени "всех нормальных женщин".
Lotta: Пожалуй, продолжу. Конечно же, "разрушение канонов" не было задачей режиссёра (хотя понятно, что момент неожиданности очень важен для восприятия искусства). Треплев-Трибунцев - интеллектуал, маргинал, "неврастеник" - принадлежит к определённому типу мужчин, не менее привлекательному для женщин, чем Медведенко, наделённый животной чувственностью. Если бы "нормальные" женщины во всех случаях предпочитали медведенок, мир был бы слишком однообразен. Но женщины - разные, как и мужчины. Потому нет ничего странного в том, что сам Треплев влюблён не в роскошную сексуальную Машу-Спивак, а в наивную, неуклюжую, но талантливую Нину. И это не произвол режиссёра, а отражение противоречивости жизни. "Подавляющее меньшинство" зрителей, о котором пишет автор, как раз готово видеть за сложностью формы спектакля сложность и многослойность а) пьесы Чехова, б) самой жизни. Для остальных ПОКА многие моменты действительно кажутся набором аттракционов, призванных развлекать зрителя или эпатировать его. Но это именно ПОКА, потому что произведения такой силы обладают способностью воздействовать на людей и развивать их, даже если сами люди этого не понимают или не чувствуют.
Administrator: Страстной бульвар В направлении любви... /"Чайка" (театр "Сатирикон") Когда все кончается и в зале зажигается свет, чувствуешь безумный прилив нежности, с которым просто не знаешь, куда деваться. Ну, что-то близкое - от концерта Стинга в англиканском соборе на Рождество, от музыки «Beatles», от поцелуев в траве... Словами это - невозможно! Я бы расстреляла из чеховского ружья любого, кто попробовал бы в такую минуту препарировать эту постановку Юрия Бутусова в «Сатириконе»... Композитор Фаустас Латенас смог определить это состояние через фортепианные пиццикато, какие-то капельные арпеджио, которые в конце вытекают в очень трогательную, но совершенно божественную мелодию, она стоит где-то у сердца еще несколько дней, мерещится в метро, и это - нежность к Жизни, к неуловимому... И все, что грезилось когда-либо за диалогами «Чайки», в ее соотнесении с нашей частной жизнью, во всех инвариантах ролевых ожиданий и интонаций, в желании распутать «узлы», переиграть жизнь заново, а потом еще, еще, еще - пока не наступит полное осознание сути происходившего и полное раскаяние за все «косяки» под прикрытием каких-то жизненных занятий, разговоров, ношением пиджаков, едой... - все - в этой «Чайке»! И зритель при такой искренности режиссера не может не испытывать аналогичные чувства. «Как исповедник с духовником»... Потому что, наверное, по жанру «Чайка» Бутусова - это исповедь или месса - любви и раскаяния. И с каким градусником подходить к нему, когда он перед вторым действием стоит у входа в зрительный зал, когда с сумасшедшими, невидящими глазами выскакивает на сцену прямо из зала и рвет руками белый ватман с рисунком декорации первого акта под нестерпимый гул и завывание огня; а потом пинает «сгоревшую» раму. Когда он катается по полу от предвкушения или устраивает чумовую «дискотеку» на развалинах невысказанного, несбывшегося театра у озера... Когда пред последним действием (состоящим из прощального диалога Нины и Треплева, но пропетого всеми и прожитого всеми влюбленными парами этой пьесы) «лирический герой» Бутусова вдрызг бессвязными движениями рук и сердца измордовывает и наотмашь швыряет треногий серебряный микрофон, при этом поперек грохочущей музыки, на фоне разнузданно-сиротливой железной койки хрипло выкрикивая последний монолог Кости Треплева, в котором нет ни одного узнаваемого слова, а распознаваемы только паузы!.. Когда он судорожно рисует баллончиком красную кардиограмму на длинной белой стене, которая вдруг заканчивается в его собственной обнаженной груди... Как это все можно анализировать? Когда постилающие постель Маша (Марьяна Спивак) и Полина Андреевна (Лика Нифонтова) незаметно и гипнотично удваиваются, и простыни превращаются в огромные, тонкие, прекрасные, мягкие ковры, простой эпизод (под туманный армянской дудук!) превращается в томную восточную песню о невысказанных женских желаниях, в которых нет логики, где плетется одна косичка с двух голов, а «крыша едет» у всех... Когда босой контуженный «афганец» Шамраев (Антон Кузнецов), вдрызг пьяный от неразделенной любви, боли, нежности, с бутылкой какой-то бормотухи в руке и нежно прижимаемым к голому телу мешочком яблок вдруг падает на ровном месте - и яблоки, яблоки, яблоки бесконечно летят на сцену отовсюду... - разве такое можно «анализировать»?! Это можно только выплакать или унести в сердце... И два невозможно нежных диалога Нины (Агриппина Стеклова) и Тригорина (Денис Суханов), бесконечно проигранные во всех возможных ожиданиях и последующих отношениях ими обоими с равной добровольной мерой «проигрыша», доведенный до комического гротеска, до морального ужаса и почти изнасилования Нины (в фантазиях, конечно... а в сущности... чем фантазии отличаются от?) Ну, разумеется, в любом зале найдутся слабонервные, которые этой условности не поймут. Просто по причине нехватки жизненного опыта... И Нину Заречную в какой-то дерюге, в растоптанных кроссовках, рыжую, толстенькую, с низким грудным голосом и лошадиной грацией, в венке из крупных красных и желтых астр, скачущую под почти цирковой марш на гребенке, - не каждый пустит в свой стереотипный мир. И не поймет кто-то, зачем две женщины ей волосы рыжие вздыбливают и моделируют в течение всего монолога, когда она кокетничает перед Тригориным. Лежащим перед ней на белом столе... И эту сцену «Мама, перемени мне повязку...», которая у Бутусова превращается в высокую «комнату с белым потолком, с правом на надежду...», в которой безраздельно «сходят с ума» по очереди все влюбленные пары, включая совершенно неожиданного, нервного, страдающего, бедного, влюбленного в Нину Тригорина. И фантасмагорическое, кошмарное «лото» «свиных рыл» за черным столом на фоне ледяного осеннего пространства, в котором карточки летят, как осенние бесполезные листья, а пальцы играющих стучат по столешне, как железные ломы по струнам фортепиано. Кого-то раздражает эта ассоциативная амбивалентность, эмоциональная насыщенность, инвариантность действия и акцентов режиссерского языка Юрия Бутусова. Кто-то увидит в ней «хипповство», «рокерство» и черт знает что еще. Мне она кажется закономерной, уместной. И необходимой - для личного ПРОЖИВАНИЯ и ПЕРЕЖИВАНИЯ и осознания ситуации зрителем: а как же еще можно достигнуть в театре такого молитвенного замедления и остановки сознания?! А ради чего? - Ради того, чтобы наконец-то жить по-другому... Как-то в направлении любви... Копылова Марина
Administrator: Российская газета о планах московских театров на новый сезон. ..."Сатирикон", в конце прошлого сезона растревоживший всех своей "Чайкой" в постановке Юрия Бутусова с феерической работой Агрипины Стекловой в роли Нины... И далее, по ссылке, несколько слов о грядущих в Сатириконе "Маленьких трагедиях Пушкина"... и о других театрах - тоже.
Лея: Статья из журнала "Кинопарк" №6 2011 Прошу прощения, если уже было.
Administrator: Лея пишет: Прошу прощения, если уже было. Не было, Лея! Спасибо Вам!
Катюша:
Administrator: ЭКРАН и СЦЕНА «Чайки» этого года Автор: Татьяна ШАХ-АЗИЗОВА 07.10.2011 Театровед Татьяна Шах-Азизова за исследование творчества Антона Чехова удостоена премии Станиславского за этот год. (фрагменты) “Вы даже не представляете себе что можно выжать из этой пьесы Чехова”. А.В.Эфрос Миновал Год Чехова, насыщенный до того, что уже раздаются голоса: дайте отдохнуть человеку! Отдыха все же не предвидится, особенно на театре. Продолжают выходить премьеры, неожиданные, задающие нам загадки. Отчего, к примеру, такое скопление “Чаек” на московском театральном небосклоне, столь различных, что возникает вопрос: одна ли это пьеса? Один ли автор ее писал? И почему режиссеры трех поколений – Александр Бурдонский, Юрий Бутусов и Константин Богомолов – разом выбрали ее для себя? Нынешние московские “Чайки” явились подряд, одна за другой – этакий залп “Чаек” под занавес сезона – и еще раз напомнили, сколько же в этой странной пьесе возможностей, какую опасную и упоительную свободу дал Чехов театру. Опасную, потому что есть здесь свои правила и свои запрятанные табу. Спектакли откровенны до исповедальности: режиссеры что-то выплескивают из себя, не заботясь об авторском праве, о зрительском комфорте, о реакциях критики. Простую фразу Бурдонского – “Я поставил спектакль про всех нас и про себя лично” – мог бы повторить каждый. Ведь “Чайка” есть некий тест, оставленный автором впрок: тест для времени, для театра – и постановщиков, прежде всего. Это – главное, что их роднит, а далее все различно. У каждого – своя натура, свой опыт, своя театральная вера и своя опора в традициях, то собственных, то театральных, а то опоры и нет. Каждый дал свое кредо и постарался его исполнить. “Сатирикон” “Смысл жизни для людей, населяющих вымышленный мир чеховской “Чайки”, – Театр, который больше жизни, больше любви, который замещает все, принося боль, одиночество, уничтожая и калеча души”. Юрий Бутусов “Чайка” – первый чеховский спектакль в “Сатириконе”, хотя не первый у Бутусова, но до того была лишь пробная “Чайка” за рубежом, да недавний “Иванов” в МХТ – странный, какой-то выморочный спектакль, словно и не бутусовский. Словом, почвы традиций не было. И вдруг – взрыв, безумный и увлекательный карнавал, на фоне которого спектакль в Театре Армии кажется строгим академизмом. Вместо доверительной интимности – сплошной прессинг, фейерверк выдумки, калейдоскоп превращений. Вместо горстки зрителей – полный большой зал, и немалое испытание для публики: перенасыщенное зрелище на четыре часа с тремя антрактами выдержать нелегко, но что-то не отпускает, не дает оторваться – и не только изобретательность режиссуры, а нечто большее, идущее изнутри. Бутусов поставил спектакль о театре как некой второй реальности, другом мире, беззаконном и властном, где все возможно, все вне правил и вне морали. Это только кажется, будто он, режиссер, здесь правит бал, – он такой же заложник мира-театра, его пленник, хотя и хорохорится порой, вырываясь на волю. Он начинает спектакль, объясняется с публикой, бродит по сцене, что-то там поправляя; потом идет в зал, к режиссерскому столику, но в любой момент может сорваться – выскочить на сцену, сбить огонь в горящем театрике Кости, пуститься в отчаянную пляску или так же отчаянно прокричать в микрофон треплевский монолог. И этот свой добровольный, мучительный и радостный плен он проецирует в спектакль, заодно порабощая зрителя. Попытки определить стиль спектакля бесполезны. Здесь и театр абсурда, и Брехт, и Шекспир, и современные фэнтези. Намеренная, откровенная эклектика, которая давно уже не бранное слово, а просто обозначение метода. В ткань пьесы врезаны современные мелодии, джаз, сладостный Адамо. Помимо текста бушует стихия эстрады, и у каждого здесь – свой “номер”, даже Дорну и Сорину (вне образа, вне ситуации) даны вокальные номера. В пределах одного акта может сочетаться несочетаемое. Второй акт поначалу торжественен и красив: стол, заваленный цветами и фруктами, люди в венках, тихое общение, тайная вечеря, круг посвященных. Потом сюда ворвется китч – явится Треплев в рубашке с малиновыми пятнами, и вспомнится блоковский “Балаганчик”: “Истекаю клюквенным соком”… Все это – театр с его многоликостью, склонностью к бесконечным метаморфозам. Но Бутусов фантазирует, оставляя при этом каркас пьесы Чехова и нанизывая калейдоскоп придумок на тему Театра, скрепляя ею все. В этом – его спасение, секрет цельности спектакля, напоминающего джазовую импровизацию. Наигравшись вдоволь и до предела (еще немного – и зритель не выдержит), джазмен внезапно и резко возвращает нас к истокам. Как сказано в умной статье о джазе: “Джазовый музыкант импровизирует, опираясь на заданную гармоническую основу”, украшая, “орнаментируя” мелодию. Резкие контрасты, вариации и повторы. “Сюжет для небольшого рассказа” повторен раз пять – равные варианты возможного. Актеры меняются ролями; роль отдается разным актерам. Антон Кузнецов явится псом Трезором, потом – Медведенко, потом – контуженным агрессивным Шамраевым. Аркадину представят Полина Райкина и Лика Нифонтова, но та же Нифонтова будет еще и Полиной Андреевной и даже Ниной Заречной. Денис Суханов, отыграв монологи Тригорина, ненадолго окажется Треплевым. И так далее. Заигравшись, легко потерять идентичность – или она станет неуловимой. Но есть в этой “Чайке” главные люди и главные исполнители. Это – Треплев (Тимофей Трибунцев), не второе “Я” режиссера, но человек и художник, понятный ему и близкий, и Нина (Агриппина Стеклова) с ее витальной силой, мощной душевной энергией. В финале, после шквала метаморфоз, в наступившем вдруг кратком покое, они сядут рядом и поговорят негромко, просто, всерьез. Итог вновь примиряет с излишествами.
Божена: Чем дальше самый последний спектакль "Чайка" прошедшего сезона отодвигается и близятся спектакли уже этого сезона, тем чаще вспоминается последняя сцена спектакля. Почти голая сцена. Уже нет Кости, уже нет никого,ничего. Только девушка и собака. А потом просто девушка; на качелях... Вот именно это качание у меня в подсознании прочно закрепилось с монологом Нины Заречной в самом начале "Люди, львы, орлы и куропатки..." Она рассказывала о том, что все уйдет, все угаснет. Наступит безвременье... И оно и наступает, на голой сцене,как на голой опустошенной ВСЕЙ земле. Потому что умер человек Созидающий, человек Творящий. Все остальные человеки - от них остались бледные тени, растворились в воздухе, сгинули... И осталась только Мировая Душа... в образе девушки на качелях...
Irisha_s: http://ptj.spb.ru/blog/konstantin-rajkin-gastroli-satirikona-i-premiya-tovstonogova/ Юрий Бутусов — режиссёр номер один в своём поколении 50-летних. И я даже не скажу, кто режиссёр номер два. О значении Бутусова для Петербурга, для Москвы, для театра «Сатирикон» и для моей актёрской судьбы, я уверен, ещё будут написаны исследования. Он может заниматься театром 24 часа в сутки. Вот вчера у нас перед «Лиром» началась репетиция в 10 утра и длилась до 6 вечера. Потом был спектакль. А потом — полтора часа мы все получали от него замечания. И я наряду со всеми. Это при том, что спектакль уже сыгран больше ста раз. Его «Чайка» — это грандиозно. Я — фанат спектакля. Я горжусь, что у меня хватило мозга разрешить это в своём театре. Я ведь могу вам с полной ответственностью сказать, что «Чайка» — самая некассовая пьеса. Она уже, бедняга, так измята-затаскана, что зрителя заставить на неё прийти архисложно. А Юра сделал спектакль-вопль, спектакль-крик, с перехваченным горлом и разрывающимся сердцем его смотрят люди. При том, что в нём три антракта, и заканчивается он в нашей Марьиной роще без пятнадцати двенадцать. А потом ещё — разбор. Моя дочка в нём участвует, приходит домой обычно где-то около двух ночи. А что он сам на сцене вытворяет! В финале зрители просто орут стоя. Если вы не видели эту «Чайку» — вы просто не знаете, что такое успех, я вам так скажу.
evita: "Экран и сцена" - критики подводят итоги сезона Ирина ХОЛМОГОРОВА Сегодня лицедейство – не только свойство профессии актера, но и черта времени. В том же “Сатириконе” – “Чайка” Юрия Бутусова. Первые полтора акта кажется: забавно, неожиданно звучат реплики, небанально распределение ролей, много “приколов”, на которые откликается молодой и отнюдь не премьерный зал. Приколов так много, что даже утомительно. А потом вдруг – при всей яростной эксцентрике – становится ясно, что все это очень серьезно, лирично и грустно... Лицедейство, ерничанье и настоящая боль. Татьяна ШАХ-АЗИЗОВА Словно отбиваясь от обвинений в распаде, репертуарный театр напрягся и выдал целый букет спектаклей такого свойства, что выбрать среди них один лучший было бы затруднительно. Скорее, здесь есть лучшие в своем роде. Феерические – как “Чайка” Бутусова, победившая в этом разряде всех. В палитре чеховских ролей сезона – Ирина Прозорова у Елизаветы Боярской, соб-ранная и волевая, сыгранная четко и жестко; две Нины в московских “Чайках”: безыскусная, беззащитная у Татьяны Морозовой в Театре Армии и мощная, почти брутальная, как валькирия, у Агриппины Стекловой в “Сатириконе”.
Administrator: Страстной бульвар, 10 Про это", или В садах постмодернизма / "Чайка" (театр Сатирикон) Выпуск № 2-142/2011, Реплика В прошлом номере «СБ, 10» - № 1-141 - мы опубликовали два мнения о спектакле Юрия Бутусова «Чайка» в театре «Сатирикон». Мы не меняли авторских названий - в обоих использовалось одно и то же слово, но по-разному окрашенное. Первая рецензия, посвященная еще и «Чайке» Театра-студии п/р О.Табакова, называлась «В отсутствии любви и смерти», вторая - «В направлении любви...». Administrator/Ирината: На форуме эти материалы тоже есть. Названия говорят сами за себя: В.Пешкова и М.Копылова, читая текст спектакля схоже, восприняли его по-разному, сделали противоположные выводы. Первому автору «Чайка» Бутусова представилась лишенной живого чувства, эмоционально холодной, второму - прежде всего спектаклем-состоянием, мощно воздействующим на эмоциональную сферу зрителя. Мне же чрезвычайно важным показалось поговорить в связи с этим спектаклем и такими реакциями на него о постмодернизме. По мнению В.Пешковой, «постмодернизм - гимн расчеловечиванию человека как можно быстрее и эффективнее». Многие критики сегодня используют слово «постмодернизм» как ругательство, не слишком хорошо зная, что же это за направление в искусстве. Поэтому я и обратилась за комментарием к Галине Коваленко, театральному критику, кандидату искусствоведения, доценту СПбГАТИ, предметом изучения которой являются зарубежный театр и зарубежная литература, подарившая миру великий и ужасный постмодернизм. Александра Лаврова Чеховская «Чайка» Юрия Бутусова в «Сатириконе», поставленная в эстетике постмодернизма без малейшей примеси соцарта, не может не вызывать споров. Она представляет многоуровневую метафору, над разгадкой которой приходится поломать голову. Один из теоретиков постмодернизма Ролан Барт в известной статье «Удовольствие от текста» называет читателя антигероем, получающим или не получающим удовольствие от текста. В первом случае «древний библейский миф вновь возвращается к нам: отныне смешение языков уже не является наказанием, субъект обретает возможность наслаждаться самим фактом сосуществования различных языков, работающих бок о бок: текст-удовольствие - это счастливый Вавилон». Зритель (по терминологии Барта антигерой), к категории которого относится критик, имеет дело со сценическим текстом, прочтение которого принимается или не принимается. Это зависит от того, насколько удается разгадать коды, в том числе и культурные, заложенные режиссером в сценический текст, и насколько, по мнению зрителя/ критика, коды и их интерпретация совпадают с прочтением тех, кто смотрит спектакль. Бутусов заложил в спектакль огромное количество кодов, зашифрованных самым изощренным способом. Некоторые из них не поддаются расшифровке. Сначала многое кажется произвольным и надуманным. В спектакле четыре Треплевых, три Нины Заречных, две Аркадиных. Загадочно и почти постоянное пребывание режиссера на сцене. Весь четырехчасовой спектакль мысль пребывает в действии, но эмоции рождаются не сразу. Примерно к середине действия приходит осознание, что это в высшей степени эмоциональный спектакль, более того, несмотря на множество персонажей, включая танцующую девушку (Марина Дровосекова), это монодрама художника. Рискнем предположить, что это монодрама самого создателя спектакля, ипостаси духовной и творческой жизни которого, с удачами и неудачами, в разные моменты выражают Треплев, Тригорин и Нина. Нина (Агриппина Стеклова) чрезвычайно гротескна, ее можно принять за какого-нибудь персонажа Феллини. В спектакле она главный партнер Бутусова, его оппонент, его единомышленник и даже его двойник. Эта Нина очень разная, глупенькая и вдумчивая, талантливая и бездарная, метафорически выражающая сомнения, безверие в свое призвание и талант. Одна из ключевых сцен спектакля - сцена перед самоубийством Треплева, в лихорадочном мозгу которого появляются три Нины: клоунесса-убийца с ружьем, Нина-истеричка и Нина, какой якобы ей положено быть в пьесе Чехова. Но дело не в Нине, даже не в безответной любви, а в творчестве, которым постоянно неудовлетворен художник. «Чайка» - пьеса о театре и людях театра. Бутусов не первый, кто прибегнул к откровенной театрализации, но у него театрализация не ради самой театрализации. Она необходима для воплощения главной мысли, которую художники воплощали в картинах и скульптурах, поэты - в стихах, композиторы - в музыке. Это удалось лаконично выразить Блоку: «Искусство - ноша на плечах». Чтобы выразить эту мысль, в распоряжении Бутусова была эстетика, создаваемая веками и переосмысленная ХХ и ХХI веком. Уже упомянут Феллини, чьи визуальные и невизуальные образы сознательно или подсознательно отразились в спектакле. Имея дело с новаторской, но ставшей уже классической «Чайкой», Бутусов использует весь спектр театра абсурда. Так постоянно актерствующий Шамраев (Антон Кузнецов) напоминает бродяг Беккета из «В ожидании Годо», некогда блистательно поставленного Бутусовым. Один из самых впечатляющих моментов спектакля - монолог Треплева (Тимофей Трибунцев), во время которого Бутусов, позиционирующий себя в этой сцене как Треплев, издает мучительно-болезненные звуки нерожденного слова, выражающего муки творчества приемом дадаистов и Маяковского периода «Облака в штанах»: «Пока выкипячивают, рифмами пиликая,// из любовей и соловьев какое-то варево,// улица корчится безъязыкая -// ей нечем кричать и разговаривать». Эти культурные коды - вавилонское смешение языков - и расшифровка хотя бы части их доставляют удовольствие от сценического текста, иногда поддающегося прочтению, а иногда и нет. Прогулки по садам постмодернизма интересны только в одном случае - режиссеру должно быть, что поведать не только из собственного опыта, но и из переплавленного в его сознании культурного наследия, ставшего частью его собственной, неповторимой эстетики. Американский теоретик постмодернизма И.Хасан в известном труде «Расчленение Орфея. Вперед к постмодернизму» приводит легенду об Орфее, растерзанном менадами. Его голова плыла и продолжала петь. Постмодернистский спектакль является таковым, если «поет». Нельзя пройти мимо предуведомления Бутусова, помещенного в программке, о том, что спектакль посвящен актрисе Валентине Караваевой, Машеньке из одноименного фильма Ю.Райзмана. После трагической аварии она оказалась в забвении и нищете. До последнего часа перед любительской камерой она играла Нину Заречную. К этой скупой информации Бутусов добавил: «Театр калечит души, но он больше жизни и любви». Это уже исповедь. Постмодернистский спектакль Бутусова «поет», это исповедь зрелого художника, бесстрашно и доверчиво поведавшего о себе и своем творчестве. Коваленко Галина
Administrator: Российская газета Из интервью Марины Брусникиной ...Для меня колоссальное театральное событие "Чайка" Юрия Бутусова. Он открыл мне такие смыслы в том, что знаешь наизусть, там такая внутренняя свобода!..
Administrator: ...и еще один театралдьный критик "Чайку" посмотрел... но ничего не понял. Но такое - уже традиционно для "профессионалов"... Известия Перья дыбом, рык в микрофон Радикальная версия чеховской «Чайки» в «Сатириконе» получилась сумбурной, но подкупающе личной Питерский режиссер Юрий Бутусов уже не раз работал в «Сатириконе»: здесь идут его авангардные «Ричард III» и «Король Лир». Но на этот раз он поставил свой самый радикальный и одновременно интимный спектакль. Его «Чайка» - это признание в любви и ненависти чудовищу под названием «театр». Режиссер хорошенько встряхнул пьесу, перемешал все сцены и реплики и выплеснул смесь на сцену хаотичными экспрессионистскими мазками. Действие происходит не в старинной усадьбе на берегу колдовского озера, а на театральных подмостках, где люди не живут, а без конца репетируют одну и ту же пьесу. Некоторые сцены повторяют дважды или трижды, меняясь ролями, пробуя новые интонации и доводя происходящее до абсурда. Тригорин (Денис Суханов) несколько раз прокручивает в голове «сюжет для небольшого рассказа», пока он не превратится в чудовищный хорор со звериными масками и отрубленной ногой. Юрий Бутусов предлагает зрителям экскурсию по воспаленному сознанию режиссера, который ставит главную в своей жизни пьесу, лихорадочно перебирая варианты и выворачивая душу наизнанку. Он и сам выскакивает на сцену в конце каждого акта: рвет декорации треплевского театра, пишет баллончиком на стенах, отплясывает какие-то безумные танцы и, как заправский рокер, рычит в микрофон последний монолог Треплева. Треплев (Тимофей Трибунцев) здесь похож на диссидента-шестидесятника - в клетчатой рубахе и круглых очках читает стихи Бродского. Неожиданна и Нина в исполнении Агриппины Стекловой – дородная рыжекудрая бестия, не похожая ни на одну из тысячи Заречных русского театра. Выход каждого персонажа превращен в эффектный номер: то песню споют, то фокус покажут, то еще какой-нибудь фортель выкинут. В общем, бутусовская «Чайка» получилась сумбурной, перенасыщенной аттракционами, буксующей на поворотах, но живой, энергичной и подкупающе личной. Только запаситесь бутербродами - спектакль идет больше четырех часов с тремя антрактами.
Irisha_s: Да, главное "запастись бутербродами".:( Может быть у людей глаза и души повернуты куда-то в другую сторону? Посмотрим, на что Золотая Маска расшедрится, с номинациями пока все нормально:)
Божена: Старая афиша "Чайки" 1901 год А "Чайка"... уже сегодня))) и завтра)))
ls: Новая афиша "Чайки" 2011 год
Administrator: С ПЕРВОЙ "ЧАЙКОЙ" СЕЗОНА ВСЕХ!!!! От зрителя ходили в сатирикон...во репертуар..глядели чайку...вроде всё чинно достойно...а в самом спектакле кучка картин в повторе и различные варианты дествия и жить то оказалось можно..по разному....но живём-то. как хочет бог
полная версия страницы