Форум » Архив форума » ЧАЙКА. ЧАСТЬ 2 » Ответить
ЧАЙКА. ЧАСТЬ 2
Administrator: Материалы на сайте ЧАЙКА. Спектакль Юрия Бутусова Материалы на форуме: ЧАСТЬ 1
Administrator: Твиттер (от зрителя): http://twitter.com/#!/Melisevaiva/statuses/138311050532618240 "Чайка" в "Сатириконе" - невероятно эстетически красивое зрелище. Летающие по черной сцене разноцветные яблоки покорили мое сердце.
Administrator: От зрителя Очень кстати этот бесловесный образ-девушка-Жизнь. Своеобразный парафраз того-же чеховского Черного монаха. Чехов действительно очень герметичен и ему ой как не хватает всегда выхода за кулисы этого мещанского быта-театра. И тут он есть. Вот она танцует, и танец - это тоже что-то чеховское, о котором никто не думал до сих пор, вот она качается как маятник после выстрела Треплева, она как жизнь, которая ходит рядом с героями, живет рядом с ними, иногда с ними взаимодействует, но всегда все равно другая.
Administrator: От зрителя Чайка Бутусова в Сатириконе. Отделение духа от материи или Не огни, а "сон разума" Большого Города Чайка Бутусова - великолепный учебный спектакль, в особенности для театроведов, и в этом не только его достоинство, но и недостаток, к его автору точно так же можно предъявить претензии в излишней "правильности", как и, в своем роде, к Женовачу. Во всяком случае я не увидел подлинного художественного новаторства, Бутусов шел уже проторенной (правда, не так давно) дорогой. Но обо всем по порядку. Чайка решена строго и точно в рамках жанра трагикомедии в его современном понимании, где никто не только не отвечает на вопрос "хорошо это или плохо", но даже не ставит такого вопроса, все относительно, все - и хорошо и плохо одновременно. Любой поворот сюжета не поддается однозначной интерпретации, все происходящее принципиально (а иногда и нарочито) вариативно. Здесь ситуации предстают в непривычном виде, разрушая зрительский стереотип, предлагая не только рассмотрение проблем с различных точек зрения, но и проигрывание кульминационных сцен разными актерами и с разными подтекстами, акцентами, интонациями, смыслами. Кстати, полностью справиться с такой задачей на протяжении всего спектакля удалось, на мой взгляд, только Артему Осипову, играющему Дорна и в одной сцене Треплева. В первом действии все обозначено довольно ясно, каждый из персонажей смотрит на свою жизнь как на сюжет для небольшого рассказа, и именно так преломляется любовь этих людей к искусству. Со второго действия пошло веселее. Здесь мы уже имеем дело с явлением субкультуры мегаполиса, людей, живущих в замкнутом пространстве - метро, автомобиля, офиса, квартиры. Клаустрофобия наоборот - не помню, как называется боязнь открытого пространства. У этих людей связь с природой потеряна, они воспринимают ее в преломленном, нарисованном виде, используют ее так же, как используют друг друга и вряд ли смогут с уверенностью ответить, что булки не растут на деревьях. Дальше еще интереснее. С конца второго действия "сон" превращается в "сон разума", который, как известно, рождает чудовищ - третьего действия. Безнравственность и бездуховность, возведенная в принцип - и готово дело, пошла шизофрения, раздвоение. Четвертое действие все - истерика отчаяния, все - сплошной натянутый нерв. И в нем же вторая великолепная режиссерская удача - саван, который стелили для Сорина, пригодился, чтобы укрыть им в конце еще живого Треплева. Тому просто ничего не оставалось, кроме как застрелиться. (первая удача - блестящий финальный монолог Дорна в первом действии) Экзистенциальный сон разума рождает чудовищ. Образы теснятся, наслаиваются, наскакивают друг на друга, но все это происходит в жестко заданных рамках. Не случайно Юрий Николаевич объявил протяженность каждого действия по минутам:) И все происходит в пределах уже открытого. И то, что Треплев "трепещет", что он все же "капризный самолюбивый мальчик", и что не имея определенных задач на одном впечатлении далеко не уедешь, и что убить чайку еще можно относительно безнаказанно, а вот делать из мечты-символа чучело самоубийственно, и что все персонажи страдают тяжелой формой нервозности, и что образы, навеянные монологом Мировой души, не оставляют их на протяжении двух лет и - всего спектакля, что они поняли и почувствовали тот холод и ужас, который ощущает душа в момент своих странствий. Не нова и трактовка (отношение) к пьесе о Мировой душе как к галлюцинации или видению. Кстати, вот интересно: когда творение Треплева пытаются судить по законам литературы и прочитывают его как стихотворение в прозе, или как пародию на символистов, зашифрованную Чеховым в Чайке, или как скрытую цитату, то происходит удивительная вещь - монолог Мировой души принимает пластически любую угодную форму и остается таким же "внелитературным". Не избежал Бутусов и налета фрейдизма на материнско-сыновних отношениях Аркадиной-Треплева. И Нина в финальном монологе напоминает безумную Офелию. Сидящие рядом со мной лет тридцати переговаривались в антракте: "У доктора, короче, много телок, все в него влюблены короче, у всех проблемы, короче, не понимаю, в чем тут смысл, короче" :)
Innamorata: "Чайка" 19 ноября "Взлетела" первая "Чайка" сезона. У спектакля какой-то особенный запах. Когда входишь в зал, именно по резко меняющемуся запаху понимаешь, что попала куда-то в другое измерение. Можно выделить немного едкий запах пластика, полиэтилена, краски...Казалось бы, искуственные не совсем приятные, но такие запоминающиеся ароматы! "Да, это эффект!" Скучала я без этого запаха, очень. Снова и снова хотелось его ощущать. И вот опять все начинается: "Занавес, потом первая кулиса, потом вторая и дальше пустое пространство". Уже от осознания, что "Чайка" вот-вот начнется внутри поселяется какое-то особо волнение, трепет. Ты ждешь пьесу Константина и надеешься, что, быть может, в этот раз она будет понята и принята зрителями, всеми: как первого, так и последнего ряда. Первый акт задавал тон, уже было понятно, что дальше будет только страшнее и отчаяннее. Очень хочется отметить Марьяну Спивак, разговор Маши с Дорном был сыгран так сильно и просто "как в жизни", что я не смогла сдержать слез. Как это непросто бывает, выплеснуть сильнейшим потоком всю бурю своих, возможно уже ставших навязчивой идеей, переживаний. Сколько лет маша уже любит Костю? Ровно столько же, сколько работает в поместье Сорина семейство Шамраевых. И вот когда уже нет более сил терпеть, когда вместо слов ты способна только выкрикивать свои нескладные признания и угрозы, и вместо вдохов - только задыхаться в собственных слезах, то именно тогда и нужно все выплеснуть - станет легче и назад дороги не будет. Под влиянием этой магнитеческой пьесы Маша уже не в силах сдерживать себя... Очень сильный был диалог. Жаль, что Дорн, как всегда остался безучастным...Мужчина познается делом,а не словом. Еще, сидя в этот раз скраю, я видела как молча сотрясаются от слез Маша и "Девушка, которая танцует" в то время, когда горит декорация, когда наступает конец всему, что так бережно и долго возводилось. Так случилось, что в этот раз я была на "Чайке" с одной из самых впечатлительных своих подруг, так вот, её больше всего за весь спектакль испугало именно это разрушение. Треск поминального костра и "мелькающие сюжеты" - вот, что пугает человека. Да, и еще до дрожи мою спутницу пугала Аркадина в исполнении Полины Райкиной. Вот уж казалось бы, Полина получила самое большее количество критики за свою роль, а какое впечатление производит! Конечно, все это очень субъективно, но "Чайка" мою подругу напугала, разболелась голова, я откровенно стала за неё переживать, но тем не менее сегодня утром получила от неё сообщение: "Хочу на Чайку". Это ли не показатель? Несмотря на переизбыток необъяснимых визуальных эффектов и китча, "Чайка" думающих людей, но любящих классический театр, все равно зацепит. Да, и еще про "пьесу", во время монолога Нины, Маша беззвучно повторяет каждоё сказанное Ниной слово. Маша уже, УЖЕ знает пьесу Кости наизусть, как-будто сама её и надиктовала (во что, конечно, с трудом верится), и то ли повторяет бессознательно за Ниной слова, то ли подсказывает ей текст... но Маша УЖЕ знает пьесу и, возможно, уже знает, чем все закончится... Тригорин в исполнении Дениса Суханова вошел в новый сезон еще более циничным и самовлюбленным. Но, последние слова его монолога, опущенные тоном до шепота ... было тяжело дышать в этой звенящей, внемлющей ему тишине. Как говорит К.А Райкин: "Люди были готовы отдатся ему в рабство". Что еще очень понравилось, это то, что удлиннились фуэтэ! Это же прекрасно! Какие красивые сцены они выводят с Агриппиной Стекловой в дуэте, как-будто китайской тушью по шелку, с лаковым блеском: на ошибку нет права, со стопроцентным взаимопониманием и взамодействием на сцене Суханов и Стеклова вычерчивают свои пересекающиеся параллельные. Браво!!! Мне кажется, Тригорину нужна своя "музыкальная" тема (вот у Антона Кузнецова она есть:) ), его нужно сделать более бросающимся в глаза, вызывающим, хоть он вечно и конфузится, чего не особо, кстати, заметно... Но это уже мои личные прихоти. Суханову, как всегда, самые громкие слова, самые красивые цветы и все наши сердца! Выходные, кстати, получились ну очень сухановскими. Суббота - любовались на сцене, а в воскреснье - на экране. Когда зал молчал в нужных местах - было приятно и радостно, что люди понимают, о Чем это, но когда некоторые зрители, усмотрев в программке слово "комедия", гоготали над Шамраевым, которого беспощадно забрасывали яблоками-помидорами, я была расстроена. Эти сцены для меня самые горькие, самые тяжело переживаемые, а для кого-то это так... яркое вкрапление в канву сложного спектакля, над которым можно посмеяться. Только в этот раз заметила, что Шамраев босыми ногами давит гроздь винограда, когда отказывается давать Аркадиной лошадей. Очередной символ, над которым стоит подумать. Зачем ему этот красивый и странный жест? Повторюсь, от Полины Райкиной бежали мурашки, три раза повторенная фраза "Каждое лето, каждое лето, КАЖДОЕ ЛЕТО" была и вправду очень пугающей, не знаешь чего ждать: она набросится в агонии на измученного управляющего или гордо выпрямив спину, уйдет? Слава Богу, что происходит второе... Сорин Владимира Большого, напоминает мне героя из другой "оперы", он бы отлично вписался в трио ветеранов из Вахтанговского "Ветер шумит в тополях". Человек, который хотел, но ему уже 60, а это значит, что впереди только черное зияние, сил уже нет. Оставшиеся проблески его смутного желания жить окончательно "гасит" и Дорн, отказывающийся лечить, читающий бесполезные нотации, и собственная сестра уже не особо верит в хоть какую-то потенциальную счастливую старость брата. Лика Нифонтова выкладывается на сцене до последней капли крови ... Ни грамма фальши, перед тобой Женщина, нелюбимая. И это ужасно, некому её пожалеть, всегда сама по себе, своя собственная Полина Андреевна. Хотя я и уловила недвусмысленный взгляд Дорна на свою бывшую возлюбленную, в сцене, когда Косте привезли "подарки". Взгляд доктора был отнюдь не ласковым, о котором так мечталось... Но, может, все еще будет? За финальным диалогом Нины и Кости тихонечко наблюдает Муза. Вот её последнее творение - разговор двух отчаявшихся людей, они признаются друг другу и во всем: в угасших, а может и никогда не просыпавшихся чувствах. Нина уходит, волоча за собой своё прошлое на этой металлической кровати с решетками. Костя остаётся, предпринимает попытку взлететь, забыть, смирится с прошлым, с нининым отказом, но увы... Они оба снова перестанут плакать, за них наплачется Муза, которая оберегала их столько времени, да не уберегла под давлением жизненных соблазнов и амбиций , попали они в круговорот... "УЖО" превратилось в "УХО". Если "УЖО" можно было как-то трактовать, то появление надписи "Ухо" надолго озадачит людей впервые пришедших на "Чайку" зрителей. Но в любом случае, видеть на сцене Бутусова и его команду - редкое наслаждение, выпавшее на наш театральный и жизненный путь. Спасибо всем! Да, и отдельная радость - теперь после "Чайки" можно лично дарить артистам цветы, а это только усилит и без того сильнейшие впечатления от этого потрясающего спектакля!
Innamorata: lenа пишет: Антон в этой сцене всегда старается эксперементировать Вот мне и казалось, что я, смотря на всю эту "мешуру" в его руках не обращала внимания, что творится у ног, а оказывается, и это впервые... Что же будет в следующий раз... lenа пишет: На прогоне, помню, Тригорин расстояние от своего стула до стула Нины проделывал вот как раз-таки с помошщью этих фуэте Я хоть и не была тогда на прогонах, но в антракте получила смску от мамы: "Суханов!!! Фуэте!!!" ))
Ирината: Innamorata пишет: "Суханов!!! Фуэте!!!" Совсем из другой темы, просто к слову пришлось... Это когда-то Мирра сотворила из фотографий С.Тупталова. Спектакль "Что подсмотрел дворецкий". Кстати, там было пять фуэте.
Innamorata: Ирината Спасибо!!! Аж гипнотизирует!
Ирината: Чайка. 19.11.2011 В первой «Чайке» сезона было немало мелких, неизбежных после большого перерыва изменений. Чуть быстрее/чуть медленней, чуть смешнее/чуть серьезней, чуть собранней/чуть порасхлябанней… Всё это, в принципе, нормально для такого живого организма, как СПЕКТАКЛЬ – ну, а мы, замыливая взор постоянным смотрением, зачастую эти мелочи пропускаем. Теперь же, после показавшегося огромным разрыва между спектаклями, в глаза бросилось… но ничего глобально не изменило. Ну, скажем, Тригорин был явно более жестким, даже злым в некоторых моментах – зато уравновесил это большей романтичностью полёта на качелях… а уж в ипостаси Треплева он был таким по-детски трогательным, таким милым, послушным, нежным малышом… я даже прослезилась. Ну, вообще-то прослезилась я еще на первой сцене – счастливо совпав «первой слезой» с Марьяной Спивак… или, точнее, с Машей. Ну, и традиционные мои слезы – в конце 3 действия, когда Шамраев выходит с полной пазухой слив… Но, в общем, почти всё как всегда… Только «самоубийство» Бутусова-Треплева было подтверждено кровью – не театрально-клюквенной, а настолько настоящей, что я даже испугалась на мгновение… Еще – полубезумное УЖО заменилось обычным УХО – и непонятно пока, что сие есть: то ли описка, то ли – концепт… Главное же изменение в спектакле напрямую связано с перестройкой зала. Удобство дарения цветов – это, конечно, хорошо… вот только яма, образовавшаяся перед 1 рядом и сценой – это яма в отношениях между сценой и залом, увы… РАНЬШЕ в «Чайки» линии рампы как бы и не было – оттого нормальным (хотя и потрясавшим воображение) были и чашка чая «от гения», и приглашение актера поменяться с ним местами, и то, что мы имели право наблюдать как бы «черновики работы»… Спектакль и правда был О ТЕАТРЕ, как некоем организме, в котором и мы, зрители, имеем право быть частью… Теперь же сцена (замусоренная, залитая водой, потом… кровью залитая) как бы отделена от барствующих в удобных креслах зрителей межой, отчего потерян эффект взаимопроникновения (на каком-то уникальном, молекулярном уровне)… Для меня это было – К СОЖАЛЕНИЮ. К тому же потерялась одна из самых эффектных мизансцен: это когда в монологе Тригорин/Суханов сходил со светлой полосы и шел к залу… Казалось, он идет ПРЯМО В НАС. Да не просто так идет – а по черному небу с мильярдами звезд… Ах, какое там небо… дырка между залом и сценой и здесь подпортила: не небо это… а просто замусоренный пенопластовой крошкой край сцены… хотя идет по нему артист хорошо. Талантливо идет, красиво… Расстроившись, я, тем не менее, подумала, что и это – НИЧЕГО… Мы справимся. Вот просто возьмем иголочки и ниточки наших душ – да и сошьем снова края. Ну, а может (мечта такая) - в эту самую яму подушек набросать для тех, кому близкая энергетика бутусовской «Чайки» необходима. И кому возраст и мироощущение позволяют сидеть «в овраге». Мне, например, они позволяют…
Анастасия: Ирината пишет: Еще – полубезумное УЖО заменилось обычным УХО – и непонятно пока, что сие есть: то ли описка, то ли – концепт… на Чайке 20-ого было снова УЖО...интересно,что может появиться в следующий раз?
Lotta: Innamorata пишет: У спектакля какой-то особенный запах. Я тоже обратила на это внимание. У многих спектаклей есть собственный запах, у "Чайки" он очень приятный. Мне кажется, помимо всего прочего, актрисы пользуются особенными духами - специально подобранными. Насколько могу судить, первые два спектакля сильно отличались друг от друга. Я видела первый, как и большинство форумчан. Но про второй, воскресный, мне уже два человека сказали, что был он одним из сильнейших. По поводу субботнего. Первое действие как-то не сложилось, видимо, долго не играли, не хватило куража и сыгранности. Потому зал (аншлаговый) сидел смирно - без особой радости, но и без возмущения. Второе пошло намного лучше, особенно, ближе к середине, когда началась сцена с Ниной и Треплевым. Ну а Тригорин довершил. Вполне возможно, что агрессивная игра Суханова была вызвана желанием подчинить себе холодный зал, но вышло прекрасно. Очень сильный монолог и полное взаимодействие с Агриппиной. Я бы не назвала такого Тригорина циничным, вот злым - пожалуй. Чётче стала трактовка "сна". Тригорин действительно ПОКАЗЫВАЕТ Нине изнанку искусства: хочешь ТУДА - знай, что тебя ждёт! Но и сам страдает от привычных кошмаров, сопутствующих творческому процессу. Кузнецов несколько фраз произнёс не с той интонацией, какую МНЕ надо . Зато - почти летал на сценой (как "тихий ангел").
GLAFIRA: ...Первая "Чайка" сезона - четыре месяца ожидания... казалось, что 19 ноября уже никогда не наступит))), так хотелось поскорее опять увидеть это чудо. Начало спектакля... очень люблю этот момент предвкушения и незаметного гипнотического погружения в эту магию... Причем именно "Чайку" я люблю смотреть одна, без "сопровождающих лиц", чтобы никто, даже друзья не отвлекали меня от спектакля... Все уже ранее виденные мною "Чайки" (пока в количестве 7))), несомненно в чем-то отличались одна от другой, - настроением, тональностью, какие-то были лиричнее, какие-то жестче... Эта Чайка так же отличалась от предыдущих - я тоже заметила пусть и небольшие,но все-же уловимые изменения, которые произошли за время ее "не игры". Мне тоже показалось, что Тригорин стал как-то суше, отстраненнее, и в какие-то моменты даже не терпимее и жестче в общении с Ниной. И сцена с медальоном мне показалась не такой лиричной, как раньше...(но, возможно, это лишь мое восприятие и не более). Я не могу сказать, что это хуже, чем было - нет, даже более оправданно, по-моему, с точки зрения замученного вечной писательской гонкой и двойной жизнью человека, которому уже ничего и никто так сильно не греет душу - как возможность в уединении посидеть у озера и поудить головлей... И, думаю, он ссамого начала, даже пребывая в восторженном и влюбленном состоянии, уже понимал, что это лишь эпизод, который скоро пройдет. Хотя на Ирину Николаевну за непонимание он был зол и раздражен как никогда = как он выкрикнул резко и гневно =" Не хочет понимать!" Треплев в этот раз, кстати, тоже показался не таким трепетно влюбленным, как раньше... А больше озабоченным своим самовыражением и точащим его изнутри самолюбием," которое вбито в голову как гвоздь..." А вот Шамраев/Кузнецов как всегда опять довел до слез - своим надрывом, ненужностью и одиночеством... И эта музыка...непередаваемо прекрасная и грустная тема безысходности и предопределенности происходящего... И сцена на качелях, когда он мечется между любимыми... и сцена прощания...Браво! Из внешних штрихов и нюансов - также испугала неожиданно появившаяся кровь на лице у Бутусова-Треплева после сцены "самоубийства" и "фирменное" УЖО, ставшее вдруг непонятным УХО (я думаю, что ЮН просто не успел дописать необходимый штрих, как это уже было на одном из спектаклей, когда он торопился перепрыгнуть через стену..и едва не упал). А еще я обратила внимание, что режиссер сменил цвет своей футболки на ало-красный и во время танцев яростно срывает с себя свитер, а затем и ремень..-учитывая, что у этого режиссера не бывает ничего просто так - видимо красный цвет что-то обозначает? или это случайность?) И еще один штрих (звуковой) - в сцене, когда Треплев готовится к спектаклю, появилась какая-то смутно-тревожная музыка (по-моему раньше ее там не было?)... Но это все нюансы, детали и едва уловимые оттенки, которые постоянно видоизменяют, дополняют и делают спектакль живым, незаконченным, развивающимся. Что делает его еще более любимым и непредсказуемым. А что неизменно, как аксиома, не требующая никаких доказательств - это тончайшая, филигранная, завораживающая игра талантливого и неповторимого ансамбля любимейших актеров лучшего из театров...))) А в этот раз мне повезло вдвойне = я видела практически сразу два действа = одно происходило на сцене, а второе буквально в паре метров от меня. Так получилось, что я сидела слева от режиссерского места, за которым "священнодействовал гений"))) и на протяжении четырех часов наблюдала за его реакцией на происходящее на сцене. Как он переживал.., не мог спокойно сидеть на месте, постоянно что-то записывал, то всматривался в зал, то резко надев очки, что-то снова записывал, пересаживался в зрительный зал, задумывался, потом срывался с места и вылетал на сцену... А как он, вытянув шею и подавшись вперед, вслушивался в монологи Тригорина и Треплева (и в какие-то моменты было видно, что он их проговаривает губами)...Это было просто неописуемо интересно наблюдать, не упуская при этом главного - самого спектакля! Любимейшего из всех для меня на данный момент моей жизни. Любимейшего и необходимейшего, как глоток чистого воздуха в замученном гонками и цейтнотами мегаполисе...как встреча по душам с близким другом, а по-большему счету - откровенный разговор с самим собой PS ...Когда в очередном "просветлении" и радостном состоянии, выйдя из Сатирикона, я вернулась "на грешную землю", встретивший меня товарищ осторожно спросил - ну, что, теперь ты наконец успокоилась и УЖО тебе, я, конечно же, сказала нет, и что завтра опять уже хочу снова туда - к этому колдовскому озеру...И он обреченно покрутил у виска)))
Lotta: ЖЖ Льва Семёркина Помещаю сюда, потому что это тема дискуссионная и с "Чайкой" напрямую связанная. Зачем нужна таблица умножения. После обсуждения мирзоевской экранизации «Бориса Годунова» (с воспоминаниями о «Трех сестрах» на Таганке - http://lev-semerkin.livejournal.com/421963.html ) родился сильный аргумент-аналогия в защиту радикальных модернистских постановок классических пьес. Классическая пьеса это таблица умножения. Ставить ее «так как написано» это просто ЗАЧИТЫВАТЬ со сцены таблицу умножения. Я, кстати, вовсе не против такого театра - с выражением, с четким озвучиванием каждой буквы, с аллитерациями, с большими паузами, правильными рифмами ШЕСТЬЮ ШЕСТЬ …? … ?? … (сколько, сколько?) … ТРИДЦАТЬ … ШЕСТЬ (уф, выдохнули, отлегло, с ответом сошлось, мы у видим небо в алмазах!) Можно вот так зачитывать, воспроизводить, добиваясь все бОльшего совершенства. А можно ПРИМЕНЯТЬ таблицу умножения для решения разнообразных математических задач. Вот этим занимаются режиссеры, когда модернизируют пьесу под свою концепцию – меняют место и время действия, сокращают или переставляют сцены местами. А смешивать, сталкивать тексты разных авторов (как делает Богомолов), размножать действующих лиц и сцены (как делает Бутусов), смешивать разные времена и вступать с автором в диалог, как сделал Мирзоев, это уже высшая театральная математика.
Lotta: Профессиональные критики, в основном, писали о "Чайке"... неоднозначно. Откровенное неприятие встречается редко и легко поддаётся объяснению. А вот если брать отзывы обычных зрителей, картина выглядит по-другому. Я никогда не видела сочетания столь полярных мнений - от возмущения с переходом на личности тех, кто спектакль любит, до полного восторга. Начался новый сезон - и снова кипят страсти. На форуме Театральной Афиши можно почитать как восторженные, так и возмущённые отзывы. Бояться этого не стоит, потому что нашу любовь и нашу уверенность ничего поколебать не может. Остаётся только пожалеть тех, у кого не хватило внутренней свободы оценить этот спектакль и впустить его в себя. Тут размещаю последнее из написанного. Не театрал. Да уж... После таких,с позволения сказать, отзывов на ум приходит опять же чеховское: "Ну, публика!" Да... А более семисот человек, аплодирующих стоя, а "браво!", а звенящая тишина перед аплодисментами и не только - не в счёт? Может, не надо так безапелляционно? Может, всё-таки: каждому-своё, сколько людей, столько и мнений, на вкус и цвет... и т.д. и т.п. То же самое про тех, кто смеётся тогда, когда другие плачут. А что касается Чехова... так ведь из писем известно, что ему не нравилось, как ставилась пьеса. Так, может быть, именно такая "Чайка" пришлась бы ему по душе? Кто знает. Но всё-таки отрадно видеть, что зрителей думающих гораздо больше, чем просто зрителей. А спектакль гениальный. Во всех отношениях...
GLAFIRA: ...практически "впондан" к предыдущему посту... Только что в эфире 3 канала (бывшая "Московия") была программа "Треугольник", гость - заслуженный артист РФ, преподаватель, телеведущий Павел Любимцев. Разговор быль очень насыщенный, живой, откровенный - и о ситуации с главными режиссерами (Любимов, Галибин и пр), и про последние его впечатления о новых постановках...И среди прочих вопросов, естественно, была и тема современного, экспериментального, авангардного театра. Единственный "молодой" современный режиссер, о котором Павел Любимцев говорил позитивно и уважительно был Юрий Бутусов! Остальных "молодых первооткрывателей" он назвал просто какой-то бандой необразованных хулиганов, которые думают, что своими якобы "свежими" взглядами они вносят новую струю в современный театр, и самонадеянно думают, что как-будто до них этого никто не знал и не делал. Сказал также, что все их потуги - это в основном позавчерашний день и не более,... А в качестве положительного примера достойнейшего современного талантливого театра и в частности спектакля, была названа виденная им недавно "Чайка"! По его профессиональному "экспертному" мнению, спектакль, конечно, не без излишеств, заморочек и прочих нюансов, не совсем по его субъективному, мнению оправданных. Но что бесспорно - это тот надрыв, искренность и высокая самоотдача, с которыми сделан этот достойный высших отзывов, спектакль... (а в противовес Сатириконовской "Чайке" он также вспомнил недавнюю премьеру в МХТ, и очень негативно отзывался о богомоловской режиссуре и подаче... сказал, что за некоторые моменты ему даже хотелось режиссера бы "убить", что этого нельзя допускать с текстами Чехова...)
Lotta: Справедливости ради стоит отметить, что в сатириконовской "Чайке" играют два выпускника Щуки, как раз мастерской Любимцева - Полина Райкина и Антон Кузнецов. Приятно, что мастер не разочарован их работой.
Божена: «Чайка» 20 ноября была мощнейшим спектаклем из всех, мною виденных. Как будто и не было этих четырех месяцев – спектакль сразу вобрал в себя, сразу, как всегда, освежил, наполнил своим малиновый звоном. Не хочу придаваться воспоминаниям, описывать эмоции. Потому что иной настрой был задан самим спектаклем и невероятной отдачей Ю.Б. и всех, всех, всех. Сразу стало все замечаться, сразу стало думаться. Все в спектакле были прекрасны. Но на чем-то память ставит акцент. У меня перед глазами проносятся Марина Дровосекова, Марьяна, Денис, Граня, Тимофей и Ю.Б. Простите, но опять по частям… Сразу скажу, что единственным происшествием на спектакле была взорвавшаяся над столом лампочка в начале 2го акта – слава Богу, осколки никого не задели. И спектакля не прервали ни на секунду. Владимир Большов сказал: «К счастью», и действо покатилось дальше и действительно к счастью. Наверное, впервые я так остро ощутила вневременность персонажа Марины Дровосековой на воскресном спектакле. Ее Девушка была там, внутри Чехова, вдохновляя, помогая, переживая за Треплева. Но она была при этом связующим звеном со зрительным залом, где за своим столиком сидит Режиссер. И она являлась прежде всего его творческой половинкой, а потом уже частичкой его персонажей и прототипов. И все сомнения отступают, когда на Марину смотришь – Муза капризна? Муза-обуза? «жестче, чем лихорадка, оттреплет, и опять весь год ни гу-гу. »? Но наверное, только Музе этой и известно, почему только раз в год можно лихорадить, и кого когда. Поскольку за всех, к кому она приходит, она переживает и болеет, растит и хоронит. И оплакивает на пустом островке, мечущемся где-то среди черного пространства. Постоянно во время спектакля вспоминались заключительные кадры «Соляриса» Андрея Тарковского: те самые, когда дом отца героя тоже становится порождением неведомого Океана. Говорят, что Образы обитают где-то там, в черной пустоте, где совсем-совсем тихо. «Чайка» наполнена энергией, бешеной энергетикой, болью и счастьем – но она наполнена и этой тишиной, в которой все и рождается, и постоянным предчувствием Взрыва. Взрыва, который вздыбит все, перемешает и создаст нерушимую стену, защищающую от мирской суеты и пошлости.
Elena: Ох уж мне эта "Чайка"... Ох уж мне эта "Чайка"! Вот ведь занимается театр болезнями, актеры рассказывают истории болезни своих героев, - так-то оно так, да только как бы самому не заболеть! Первые спектакли - и это уже даже не очаговая болезнь, это эпидемия, пандемия! Как же символично в конце концов, - ведь Чехов сам проболел практически всю жизнь. Сколько уже было сказано о главном смысле бутусовского детища, - и вдруг натыкаюсь на высказывание об актере Д. Дидро, этого тончайшего ценителя и знатока театра: "Весь его талант состоит не в том, чтобы, как вы полагаете, переживать чувство, а в том, чтобы точнейшим образом передать внешние знаки чувств и тем обмануть вас". Так вот парадокс заключается в том, что подлинный актер никогда не обманывает. Сомневаетесь? Погружаемся в "Чайку". Надо сказать, градус повышается уже с первого спектакля. Кто заводила? Конечно, автор. И причина даже не в непредвиденном раздевании, новоявленных звуках, обилии крови и красном цвете. Очень точное определение от lena: фундаментальность и мощь. Я бы добавила: монументальность. То есть фундамент, основа создают тот монумент, сила которого накрывает с головой. Спивак одуряюще прекрасна. Не поймите меня превратно, но ни одна актриса не производит на меня подобного эффекта, как Спивак в "Чайке". Я хочу ее всю и без остатка! Вот она открывает дверь, вот она лежит и улыбается, раскачивается на качелях, умоляет Дорна о помощи, спорит с Медведенко, горько и безнадежно стягивает с себя парик в ответ на грубость Кости, страдает от предательства Тригорина в конце, - она бесподобна. Она - женщина. Шамраевский виноград: ну, это ведь маленький ребенок, прячущий за спиной игрушку, которую хотят отобрать. На мой взгляд, наиболее болезненный, щемящий и остро переживающий свое внутреннее состояние персонаж. Две острейшие сцены, раскрывающие сущность героя: его сольный "номер" и рассказ о курьезной "западне". И я также не могу принять фруктово-овощное зрительское веселье, - однако, ничего не попишешь, - восприятие, в силу различных причин, у всех разное. Еще отмечу сцены Медведенко и Маши, - Антон превосходен и в них. Еще после первого спектакля я увидела, насколько шедеврален Дорн и то, что это очень "чеховский" доктор. Быть может, с каждым разом улавливаешь новые детали, не замеченные ранее, или меняются сами персонажи, - так и должно быть. На последнем просмотре я обнаружила Дорна-ЧЕЛОВЕКА. Во-первых, эпизод после провала пьесы, когда он советует Треплеву найти свою дорогу, иначе талант погубит его. Это сказано так просто, естественно, и в то же время горячо и убежденно. И второе - прищуренные глаза Дорна. Прищуренные и вглядывающиеся в нас, других людей, - он ищет ответ на вопрос, он спрашивает совета, он пытается понять другого человека. Собственно, это я для тех, кто видит в "Чайке" исключительно "бред сумасшедшего". О любимой Полине. Ее хриплый голос, действительно, местами звучал несколько зловеще. Так это здорово! Водная баталия оказалась более мягкой, чем обычно, зато крик всего ее существа: "Никогда я не играла в таких пьесах!" - буквально сшиб с ног. А ирония-то уже на грани фола, и сквозь нее все отчетливее проглядывают и уязвленное самолюбие, и бесприютная тоска, и чисто женская боязнь остаться одной... Суханов, что ж ты со мной вытворяешь? Человек, возможно, и обыкновенный, но актер - отнюдь! И на колени упал, и прошептал-промурлыкал, и похулиганил в конце, - ну все для меня сделал! Кстати, в один момент мелькнуло подозрение, что он раздумал приближаться к нам вплотную, - задержался у стола, - но, к счастью, обошлось. Присоединюсь к Иринате: конечно, в изменившихся условиях эффект от прохода Тригорина несколько пострадал, но главное, что мизансцена сохранена и Денис все обалденнее в своем монологе раз от раза. А уж со всем остальным, мы, разумеется, справимся. О, действительно, агрессивное, злое, дерзкое, подчиняющее себе фламенко, - полностью согласна с Lotta. Но как же притягивает, накрывает эта харизма-червоточина дьявола-искусителя во плоти, которого, оказывается, так легко пригвоздить к полу. Да, Борис Алексеевич, это нравится женщинам, да еще как! Мелькающие ужасы вплоть до отрубленной ноги предсказывают все беды, которые вскоре обрушатся на Нину. И кто же виновник грядущих несчастий? Конечно, сам предсказатель. Ведь он знает, о чем говорит. Я приведу признание героя Э. Золя из романа "Творчество", показывающее, насколько оно может быть мучительным и уничтожающим самого творца. "...Я рожаю с помощью щипцов, и дитя кажется мне уродом. Неужели есть люди, настолько свободные от сомнений, что они верят в самих себя? Стоит сказать самому себе, что ты отдал свою жизнь творчеству, что ты не ждешь ни немедленного признания, ни даже серьезного отношения к себе, наконец, что ты работаешь без всякой надежды, просто потому, что творчество помимо твоей воли, подобно сердцу, бьется в груди, - и ты умрешь с утешительной иллюзией, что настанет день, когда ты будешь любим... ...А что за отвратительная штука - книга! Любить ее может лишь тот, кто далек от грязной кухни, в которой она изготовляется... Господи! Какие горестные часы наступают для меня с того дня как я задумываю новый роман и какое это облегчение, когда он закончен! Но это не радость творца, который восхищается плодом своего труда, - это проклятие носильщика, сбросившего наземь груз, переломавший ему хребет. И затем все начинается сызнова, и будет начинаться вечно, пока я, наконец, не сдохну, ненавидя себя самого, в отчаянии, что у меня не доставало таланта, в бешенстве оттого, что я не оставил после себя более возвышенного, более совершенного произведения, еще одной книги, и еще одной - целой горы книг! И на смертном одре меня будет мучить страшное сомнение во всем том, что я сделал, я буду спрашивать себя, то ли я делал, что надо, не должен ли был пойти влево, когда шел направо и моим последним словом, последним предсмертным хрипом будет желание все переделать..." Ну чем не тригоринская "каторга" вкупе с треплевской драмой? Классики они везде классики, - и во Франции, и в России. Потому что это правда. И в заключении. Кто же стал основной причиной моего "резко пошатнувшегося" здоровья? Не поверите, - ГРАНЯ и ТИМА. Финальное объяснение на железной кровати, приправленное робкими детскими, но такими твердыми интонациями, довершило свое дело. Они вызвали спазм в моем головном мозге, они понизили мне тромбоциты до критического уровня, но даже несмотря на это я кричу им "БРАВИССИМО", я счастлива! БУТУСОВ, ВИВАТ! БУТУСОВ, FOREVER! P.S. Кстати, Ира, кому достался цикламен? И гранд мерси за балетного Суханова!
Божена: На спектакле 20 ноября как-то по-особенному прозвучали для меня два звоночка: срезанный и «отпущенный» волос в середине 2го и в конце 4го акта. Вычленилась история, отдельно рассказанная Костей. И его смерть в конце обрела еще дополнительный смысл – как будто Костя создал, рассказал, поставил самую главную историю своей жизни. И путь его окончился; окончился в новой попытке взлететь. И там, в этой истории, навсегда запечатлелась нелюбимая, преданная, бесконечно страдающая Маша, которой бы вырвать все свою любовь с корнем из сердца. А может, и удалось бы не вырвать, а хоть немного приглушить боль, если бы дали ее Семену перевод, но только ее жизнь тоже кончится сразу вслед за Костиной… И останутся в пьесе и ее ревность, и вдруг нахлынувшая жалость, женская солидарность к Нине, страдающей уже в самом начале отношений ее с Тригориным, когда даже две минуты ей не хотят дать… Тригорин был жестким, даже жестоким, завистливым, ревнивым и нетерпимым в чужим талантам. Так обычно… так понятно это! Пусть даже тебе сопутствует удача… но ведь твой коллега может выловить огромную жемчужину! А тебе все попадается мелочь… А если и жемчужина – то… не ТА ЖЕ, что и другому. Тригорин был неприятен… и так схож с Аркадиной! Про Костину пьесу, про его характер, не простые отношение в этом треугольнике все уже давным–давно переговорено, переругано- перессорено-перемирино между Борисом Алексееичем и Ириной Николаевной. И их нетерпимость к Косте – общая. Да и вообще все у них общее. Общее мироощущение. Все давно устроено-устаканено. Любовь юная, поэтическая, уносящая в мир грез… «Такого я не испытал еще». Только вот и надо Борис Алексеевичу, что испытать… А что с ней делать дальше – да ничего! Обычно С НИМ делают. И пусть ему и тошно иногда от этого, и мертвеет он от женщины, пожелавшей заполучить писателя (не он один! все мертвеют), и память перешибает... но только она, Аркадина, знает, что с ним делать, «как с ним обращаться» . И никогда и никуда Тригорин от своей Ирины Николаевны не денется. А все испытанное… обратит в свою повесть. Только скорее всего, гораздо более жестокую и насмешливую, чем Костина пьеса. Может быть, от того, что у него, разумеется, есть своя формула творчества – но она так отлична от формулы Кости, в которой «Она меня не любит» равняется «не льется из души». На поклонах актеры были уже подобны бесплотным теням. Все отдали... золотые лучики ушли в зал, в души зрителей.
Ирината: Божена пишет: На поклонах актеры были уже подобны бесплотным теням. Все отдали... Да-да, мне тоже приходилось бывать на таких спектаклях, когда зрители "выпивали" актеров до донышка, до их бесплотных теней и уходили домой довольные, сытые эмоциями... ничего не отдавая взамен, в сторону сцены... Очень хорошо, что многие сатириконовские зрители (из постоянных) сейчас не вампирствуют, а занимаются энергообменом - много берут от актеров, но и отдают им своё не жалея, полными горстями. Но, увы, приходится иной раз актерам играть на зал, полный хорошо, если равнодушными людьми - а то и энергетическими вампирами... К сожалению, бОльшая часть постоянных в воскресенье была в Доме кино. Потому... Вот так - до бесплотных теней их довели... Извините нас, наши ЛЮБИМЫЕ! Больше вас не бросим...
Administrator: И еще одна хорошая статья НАТАЛЬИ КАЗЬМИНОЙ. С Чеховым не соскучишься Юрий Бутусов выпустил спектакль в «Сатириконе», дело было беспроигрышным У этого режиссера с «Сатириконом» – отношения давние. В других театрах у него получается то наполовину, то на треть, словно брак по расчету, а здесь – по любви. До этого были два Шекспира: «Ричард III» и «Король Лир», а также «Макбет» Э. Ионеско. Чеховская «Чайка» – четвертое дитя этого счастливого «брака». Константин Райкин не раз говорил, что не всякому режиссеру доверит свой зал почти на 1000 мест, а Бутусову отдаст, не глядя. И отдал, в четвертый раз, нарушив свои железные правила. Сама от Райкина слышала: что Чехова на этой сцене он представляет плохо. Публика «Чайки» разделилась резко. Одни считают спектакль «декадентским бредом» и уходят в антракте, другие – в финале аплодируют стоя и называют его чуть ли не шедевром. Не знаю, спасет ли спектакль кассу, но народ у нас любопытный и в Марьину Рощу потянется. То, о чем «сарафанное радио» молчит, не стоит внимания, просто не существует – в этом К. Райкин тоже признавался. О бутусовской «Чайке» говорить будут. Вот только кто победит – «рутинеры» или «реформаторы» – непонятно. Спектакль идет 4,5 часа. С тремя антрактами, как и положено в канонической четырехактной пьесе. Акты невелики – по часу, чуть больше или чуть меньше. Соскучиться не выйдет, но смутиться будет от чего. Пьеса будто пишется заново. Режиссер решительно сдирает с нее задубевший переплет. Перед началом сцена изображает суматоху премьеры. На наших глазах достраивают декорации. На заднике рисуют дерево (может быть, даже сам Александр Шишкин, постоянный соавтор Бутусова, и рисует), озеро с волнами, вдоль него человечек в котелке выгуливает собачку; с колосников свисают качели, по периметру зияют пустые рамы дверей. Есть, правда, и настоящие двери, и несколько гримировальных столиков… Тут же мотается (или мается?) режиссер в джинсах и свитере: что-то подскажет, к кому-то присядет. Перед самым началом сделает шаг к публике и извинится, что вышло длинно: «Так получилось». Весь первый акт придется угадывать героев, заглядывая в программ-ку. Почудится, что роли распределены неверно. Потом станет ясно, что так и задумано – отсечь лишние ассоциации. Пьеса сразу начнется с главного монолога Треплева («Нужны новые формы, а если их нет…»), и никакого тебе вопроса: «Отчего вы всегда ходите в черном?». Публика, пришедшая в «Сатирикон» на чеховскую «Чайку», ощутит себя на показе «пьесы сочинения Константина Гавриловича», рядом с его домочадцами, известной актрисой Аркадиной (Полина Райкина), его матерью, известным беллетристом Тригориным (Денис Суханов), ее любовником. «Это что-то декадентское… Серой пахнет. Это так нужно?» – спрашивает мать, терпение сына лопается, и спектакль прерывается. Это у них прерывается, а у нас длится. Мы уже сами то и дело спрашиваем: «Это так нужно?», и растеряны оттого, что не все понимаем и не обо всем с ходу догадываемся. Монолог Мировой Души, написанный Треплевым («Люди, львы, орлы и куропатки…»), тут кажется текстом самым понятным и душераздирающе печальным – о человеческом одиночестве, о том, что все уже было. С иными текстами – да и с сюжетом в целом здесь пересмешничают. Персонажи двоятся, сцены троятся. Обольщают Тригорина сразу две Аркадины. Заречная с Треплевым прощается четырежды. Количество неживых, хотя и безумно красивых цветов и фруктов все увеличивается, их дарят по поводу и без повода, и скоро начинает казаться, что действие происходит на кладбище, а в лото играют и Мопассана читают на поминках. На поминках по пьесе «Чайка», не исключено. Актерская игра напоминает клоунаду. Красных носов и клоунских ботинок нет, но есть встрепанные шевелюры, рыжие и белые, есть парики, черные, и реплики мимо партнера, и всплески страстей, как цирковые истерики, когда навзрыд, со слезами ручьем. «Как все нервны, – ставит диагноз доктор Дорн, – и сколько любви»; пять пудов любви, и каждый влюблен не в того, в кого надо бы. То и дело кто-то картинно встает в позу и патетично шпарит монологи. Страннее всех выходит у Шамраева (Антон Кузнецов). С практичными людьми, которые занимаются абсолютно нетворческим делом (счетами, имениями, вывозом ржи, лошадьми, подсолнечным маслом), такое порой случается. Шамраев постоянно переодевается и в кого-то перевоплощается. Бродит босым и на цыпочках. Склонив голову набок и декламируя, разбрасывает цветы, как безумная Офелия. Впрочем, здесь все немного играют и часто не в свою игру. Играют то грубо, с резкими жестами, то талантливо вскрикивают и талантливо умирают. По залу порхает смех. Публика осознает, что Чехов написал комедию. А Костя Треплев и Юрий Бутусов тоскуют. Мечтают писать свободно, не думая ни о каких формах. Не выходит. Участие режиссера в спектакле не ограничивается затактом. В конце первого акта Бутусов выбегает на сцену, обрывает декорацию «колдовского озера» и в раздражении кричит, словно происходящее давит его мозг, как Эйфелева башня. Кричит, как кажется, от бессилия: оттого, что его не понимают, оттого, что мало что выходит, как задумано. В конце второго акта, снова прорвав «четвертую стену», он тащит актеров со сцены и властно гасит свет. В четвертом акте именно он первым выплевывает в зал треплевский монолог о несчастной судьбе Заречной-актрисы, который потом повторят еще раз. Иногда он весело помогает актерам разбирать реквизит, иногда пускается в дикий отчаянный пляс под «Караван» Эллингтона. Надо ли понимать так, что собака лает, а караван идет? Не уверена. Может быть. «Певец умер. Что он этим доказал?» – говаривал еще обэриут А. Введенский. Что-то все-таки доказал. То, что бедного Чехова задушили штампами и «прочтениями». То, что современная сцена бессильна перед цельными текстами и таким же мироощущением классика. То, что пробиться к существу дела трудно, как и отличить истинное от ложного. То, что прогресса нет. То, что театр – отрава, и это на всю жизнь, и кто бы ни взялся за дело, погрязнет в нем по уши, как в болоте. Может быть, так? Но, может быть, и эдак. То, что Бутусов взял на себя смелость продемонстрировать творческий коллапс, вызывает сочувствие, но и смущает. Иногда полезно смотреть, как играют режиссеры. Они не красят текст голосом, играют скупо по смыслу, точно указывая зрителю цель. Но, когда почти пять часов нам демонстрируют отчаяние художника от невозможности достичь совершенства, а лицо художника при этом ничего не отражает, я перестаю верить в исповедь, она мне кажется позой. При всей своей докторской трезвости, Чехов-писатель жалел людей: они замучились, как Вершинин с женой и двумя девочками. Замучились со своими чувствами и мечтами, любовями и проклятыми вопросами к жизни. Чехов испытывал к ним нежность и глубокое сострадание, ибо знал, что они начинают умирать, едва родившись. Если бы хоть кого-нибудь из героев бутусовской «Чайки» было жалко, впечатление от этой талантливо задуманной вещи было бы совсем другим. Два раза все-таки защемит сердце, когда, как заезженную пластинку, станут играть и играть последнюю встречу Заречной и Треплева. «Барыня на вате» с подбитым глазом (Агриппина Стеклова), скорее, героиня Куприна или Бунина, или даже «новой драмы», но никак не Чехова, пьяно прочтет последний монолог Заречной, и на сцену войдет священный ужас. Через минуту на кровать присядут старенькие дети, Заречная и Треплев (Агриппина Стеклова и Тимофей Трибунцев), и со сцены повеет могильным холодом. Впрочем… Бутусов – человек серьезный и талантливый, только что назначен главным режиссером питерского Театра Ленсовета. Самое время – покончить с кризисом среднего возраста и не только спросить себя, но и ответить: «Кто я? Зачем я?» Самое интересное открытие Бутусова: что бы ни делали с текстом Чехова, как бы ни занимались его «деконструкцией», это его не уничтожает. Порядок слов все еще поражает. Когда Бутусов все-таки дает возможность райкинским актерам сыграть «куском» ключевые парные сцены пьесы, текст звучит так свежо, будто и не было никаких «прочтений», и в зале воцаряется дивная тишина.
полная версия страницы